В итоге древние гоглесканцы одержали победу, но уплатили за нее дорогой ценой.
Для того чтобы окружить и закусать до смерти одного из этих гигантских хищников, требовалось физическое и телепатическое соединение сотен древних ФОКТ. При каждом таком маневре множество гоглесканцев гибло, раздиралось на куски и поедалось. Муки и агония умирающих ощущались каждым, кто участвовал в телепатическом союзе. В результате у ФОКТ развился природный механизм, позволявший несколько облегчить эти страдания, способный уменьшить ощущающуюся при групповой телепатии боль за счет выработки бессмысленной жажды разрушений всего, что только попадалось на глаза, кроме, правда, самих ФОКТ. И хотя гоглесканцы в конце концов ушли гораздо дальше примитивного рыболовства и земледелия, но раны, нанесенные их разуму в доисторические времена, так и не зажили.
Звуковой сигнал высокой частоты, издаваемый гоглесканцами в миг опасности, нельзя было игнорировать ни на сознательном, ни на подсознательном уровне. Этот призыв к объединению во все времена обозначал единственное: угрозу страшной опасности. И даже теперь, когда угроза могла быть только незначительной или вообще мнимой, ничего не изменилось. Соединение неизбежно заканчивалось тем, что гоглесканцы, обезумев, крушили все вокруг – жилища, транспорт, посадки культурных растений, домашних животных, механизмы, книги, произведения искусства, – все, что они были способны создать поодиночке.
Вот почему нынешние гоглесканцы не позволяли – за исключением случаев, уже упомянутых Коун, – никому приближаться к себе, прикасаться и даже обращаться, разве что в обезличенной форме. Сами же они беспомощно и, вплоть до недавнего посещения Гоглеска диагностом Конвеем, безнадежно сражались с традицией, которую им передала по наследству эволюция.
– Конвей намеревается побороть гоглесканские расовые предрассудки, – продолжала рассказ Коун, – за счет того, что у родительницы и малыша появится возможность постепенно знакомиться с разнообразными формами жизни – разумными, цивилизованными и явно не представляющими опасности. Особенно большие надежды возлагаются на то, что ребенок-гоглесканец так привыкнет к новой атмосфере, что и его сознание, и его подсознание сумеют управлять слепым порывом, вызывавшим ранее паническую реакцию и приводящим к соединению. Кроме того, в госпитале разработаны устройства, настолько искажающие звук сигнала тревоги, что этот звук становится неузнаваемым, и стимул включения реакции страха и последующей жажды разрушения может ограничиться рамками одной особи. Существует и еще одно решение этой проблемы – оно наверняка уже пришло на ум практиканту: произвести удаление выростов, обеспечивающих контактную телепатию, тогда соединение станет физически невозможным. Однако такое решение не представляется верным, так как упомянутые выросты необходимы для самоуспокоения, а также для обучения детей. Кроме того, они нужны и для того, чтобы процесс спаривания протекал более приятно. Гоглесканцы и так страдают от ограничения в общении и могут превратиться в эмоциональных инвалидов.
Конвей ожидает, а мы надеемся, – завершила свою повесть Коун, – что подобный двусторонний подход к решению проблемы позволит гоглесканцам достичь уверенно и достаточно быстро уровня цивилизации, соответствующего их разуму.
Обычно Лиорен с трудом улавливал взрывы чувств в переведенной речи, однако на этот раз он не сомневался: разум его собеседницы ощущает глубокую неуверенность, но не выражает эту неуверенность словесно.
– Практикант, вероятно, ошибается, – осторожно проговорил Лиорен, – но он чувствует, что гоглесканская целительница чем-то озабочена. Может быть, она недовольна получаемым лечением? Может быть, она сомневается в способностях Конвоя и оправданности его ожиданий.
– Нет! – воскликнула Коун. – Во время посещения Конвеем Гоглеска имело место кратковременное, случайное объединение разумов с диагностом. Его способности и намерения известны и критике не подлежат. Однако в его разуме было полным-полно других разумов – с опытом и мыслями, настолько чужеродными, что гоглесканке хотелось издать сигнал бедствия. Разум Конвея снабдил гоглесканку определенными сведениями, и хотя многое пока остается непонятным, однако ясно, что часть разума диагноста, доступная пониманию гоглесканки, чрезвычайно мала. Когда впервые были высказаны сомнения такого рода, диагност выслушал их и выразил уверенность, утешение и спокойствие. Между тем Конвей может и не до конца понимать немедицинские аспекты проблемы. Он не может или не хочет поверить, что из всех разумных видов, населяющих Федерацию, одни только гоглесканцы прокляты и навеки осуждены на самоубийственное варварство той Властью, которая правит Всем Сущим.
Лиорен некоторое время не отзывался – он гадал, уж не столкнулся ли он снова с задачей скорее философской, нежели клинической. Он не был уверен, что ему, неверующему тарланину, стоит вступать в дебаты на тему чужой теологии.
– Но если имело место телепатическое касание, – наконец заговорил он, – следовательно, диагност должен был увидеть и почувствовать, что происходит в сознании целительницы, а раз так, то ее сомнения необоснованны. Между тем практикант – полный невежа в этой сфере. Если целительница желает, практикант выслушает ее сомнения и не отмахнется от них. Ранее были высказаны опасения по поводу того, что положение дел на Гоглеске никогда не переменится к лучшему. Нельзя ли более полно изложить причину этих опасений.
– Можно, – более или менее спокойно отозвалась Коун. – Опасения основаны на том, что одному существу не под силу изменить течение эволюции. При контакте с разумом Конвея, при постижении мыслей и верований тех существ, которые населяли разум Конвея, стало ясно, что положение на Гоглеске ненормально. На других планетах Федерации также идет борьба между разрушительными силами окружающей среды, инстинктивным, животным поведением – с одной стороны, и думающими, дружелюбными существами – с другой. Некоторые существа называют такое положение вещей непрерывной битвой порядка с хаосом, некоторые – войной Добра и Зла, другие – сражением Бога с Темными Силами. И на всех этих планетах верят в то, что Добро – порой путем значительных усилий – в конце концов побеждает. Но на Гоглеске нет Бога. Там правит только древний, но по-прежнему могущественный Демон.
Овальное тельце гоглесканки дрожало, шерстинки торчали, словно стебельки разноцветной травы, на концах тонких жал набухли капельки яда. Коун явно воочию видела образы, запечатленные в ее расовой памяти, – ужасные картины, полные агонии предков, погибающих в пасти кровожадных хищников. Лиорен подумал, что, если бы гоглесканка сейчас не управляла своими инстинктами, она бы непременно издала сигнал тревоги – призыв к объединению. Издала бы, если бы не знала, что единственным ближайшим гоглесканцем является ее собственный отпрыск.
Мало-помалу дрожь Коун унялась, и когда ее шерсть и жала улеглись, она вновь заговорила:
– Ощущается великий страх и еще более великое отчаяние. Гоглесканке кажется, что помощи землянина-диагноста, располагающего всеми возможностями этого великолепного госпиталя и движимого самыми добрыми намерениями, этой помощи недостаточно для того, чтобы изменить судьбу планеты. Если целитель думает иначе, то это глупый самообман. Между тем выражение Конвею этих сомнений было бы актом величайшей неблагодарности. Повсюду в Федерации царит равновесие порядка и хаоса, Добра и Зла, но все же немыслимо одной гоглесканке и ее малышу изменить судьбу, традиции, мышление и чувства населения целой планеты.
Лиорен жестом изобразил несогласие, но тут же понял, что его жестикуляция гоглесканке совершенно непонятна.
– Целительница ошибается, – возразил тарланин. – Есть немало случаев в истории многих планет, когда такое становилось подвластно отдельной личности. Правда, нужно признать, что таковая личность представляла собой существо, наделенное особыми чертами, – это был великий Учитель, всепрощающее существо или философ, и многие из его последователей верили в то, что он воплотившийся Бог. Вероятность того, что целительница и ее дитя с помощью Конвея совершат глобальные перемены в гоглесканской истории, невелика, однако полностью это не исключается.
Коун издала короткий хриплый звук. Транслятор не стал его переводить.
– Подобных незаслуженных и экстравагантных комплиментов целительница не получала со времени, предшествовавшего ее первому спариванию. Безусловно, тарланину-практиканту известно, что гоглесканская целительница – не Учитель и не лидер, и вообще не личность, наделенная выдающимися качествами. Предположение практиканта просто нелепо!
– Практикант знает, – отозвался Лиорен, – что целительница – единственная представительница своего вида, которая не побоялась взглянуть в лицо Демона, которая отказалась от расовых предрассудков настолько, что решилась отправиться в Главный Госпиталь Сектора – место, кишащее ужасными, но добрыми страшилищами, большинство из которых внешне еще страшнее Темного Духа, правящего памятью гоглесканцев с доисторических времен. У практиканта не вызывает сомнений наличие у целительницы выдающихся качеств.
Ибо она, безусловно, эти качества демонстрирует, – продолжал Лиорен, не дав Коун вмешаться, – и показывает, что одной гоглесканке, которая всегда боялась приближения даже себе подобных, возможно понять – а с накоплением опыта и при подключении силы воли – даже подружиться с существами из ночных кошмаров, обитающими здесь. Если так, то разве так уж невероятно, что гоглесканка сумеет привить свои взгляды и другим своим сородичам? А те со временем могли бы распространить ее учение по всей планете. Тогда в конце концов Темный Дух утратит власть над гоглесканским разумом.
– Именно в это и верит Конвей, – тихо проговорила Коун. – Но разве так уж невероятно, что сородичи гоглесканки подумают, что она сошла с ума, что они побоятся тех колоссальных перемен, какие им нужно будет проделать в традициях и устоявшемся мышлении? Если Учитель станет упорствовать в насаждении своего учения, его могут прогнать, нанести ему тяжкие телесные повреждения, а то и того хуже.
– К несчастью, – констатировал Лиорен, – у подобного поведения имеются прецеденты, однако учение только тогда хорошо, когда переживает Учителя. А гоглесканцы в целом мягки и добры. Потенциальной просветительнице не стоит бояться и отчаиваться.
Коун не ответила, и Лиорен продолжил свою мысль:
– Общепринятая истина гласит: в любой лечебнице любой больной может найти других больных, которые чувствуют себя гораздо хуже, чем он сам. От этого он получает пусть небольшое, но все же утешение. То же самое можно сказать и о несчастных планетах. Следовательно, целительница ошибается, думая, что только Гоглеск проклят злыми силами.
Существуют кромзагарцы, – продолжал Лиорен, стараясь сохранять спокойствие, невзирая на целую бурю страшных воспоминаний, нахлынувших на него при произнесении этого слова, – которые были осуждены на нескончаемую болезнь и нескончаемую войну – из-за того, что, только воюя, они временно излечивались от болезни. Существуют Защитники Нерожденных, которые всю свою взрослую жизнь сражаются, охотятся и бессмысленно убивают. В сравнении с ними померк бы Демон Гоглеска. Между тем внутри этих ужасных живых орудий убийства живут, хотя и недолго, телепаты-Нерожденные, чей разум нежен, чувствителен и во всех своих проявлениях цивилизован. Диагност Торннастор разрешил кромзагарскую проблему, в основе которой лежали эндокринные механизмы, и теперь оставшиеся в живых обитатели Кромзага не будут больше обречены на бесконечную войну, опостылевшую им самим. Диагност Конвей взял на себя ответственность за освобождение Защитников Нерожденных из капкана, поставленного эволюцией, но всем кажется, что как раз гоглесканскую проблему будет разрешить легче, чем...
– Вышеуказанные проблемы уже обсуждались, – нетерпеливо перебила Лиорена Коун, и ее свистящий голос по мере разговора стал выше. – Их решения, какими бы сложными они ни были, касаются медицинских или хирургических состояний, поддающихся физическому лечению. На Гоглеске все иначе. У нашей проблемы нет физического решения. Речь идет о важнейшем компоненте наследственности, позволившем выжить целому виду с доисторических времен. Этот компонент нельзя ликвидировать. Зло, толкающее расу на разрушение и сознательное одиночество, было, есть и будет. На Гоглеске никогда не будет Бога, там будет только Демон.
– И все же, – упорствовал Лиорен, – целительница может заблуждаться. Практикант в растерянности. Он не понимает, не обижает ли он целительницу своим полным невежеством в вопросах религиозных верований гоглесканцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Для того чтобы окружить и закусать до смерти одного из этих гигантских хищников, требовалось физическое и телепатическое соединение сотен древних ФОКТ. При каждом таком маневре множество гоглесканцев гибло, раздиралось на куски и поедалось. Муки и агония умирающих ощущались каждым, кто участвовал в телепатическом союзе. В результате у ФОКТ развился природный механизм, позволявший несколько облегчить эти страдания, способный уменьшить ощущающуюся при групповой телепатии боль за счет выработки бессмысленной жажды разрушений всего, что только попадалось на глаза, кроме, правда, самих ФОКТ. И хотя гоглесканцы в конце концов ушли гораздо дальше примитивного рыболовства и земледелия, но раны, нанесенные их разуму в доисторические времена, так и не зажили.
Звуковой сигнал высокой частоты, издаваемый гоглесканцами в миг опасности, нельзя было игнорировать ни на сознательном, ни на подсознательном уровне. Этот призыв к объединению во все времена обозначал единственное: угрозу страшной опасности. И даже теперь, когда угроза могла быть только незначительной или вообще мнимой, ничего не изменилось. Соединение неизбежно заканчивалось тем, что гоглесканцы, обезумев, крушили все вокруг – жилища, транспорт, посадки культурных растений, домашних животных, механизмы, книги, произведения искусства, – все, что они были способны создать поодиночке.
Вот почему нынешние гоглесканцы не позволяли – за исключением случаев, уже упомянутых Коун, – никому приближаться к себе, прикасаться и даже обращаться, разве что в обезличенной форме. Сами же они беспомощно и, вплоть до недавнего посещения Гоглеска диагностом Конвеем, безнадежно сражались с традицией, которую им передала по наследству эволюция.
– Конвей намеревается побороть гоглесканские расовые предрассудки, – продолжала рассказ Коун, – за счет того, что у родительницы и малыша появится возможность постепенно знакомиться с разнообразными формами жизни – разумными, цивилизованными и явно не представляющими опасности. Особенно большие надежды возлагаются на то, что ребенок-гоглесканец так привыкнет к новой атмосфере, что и его сознание, и его подсознание сумеют управлять слепым порывом, вызывавшим ранее паническую реакцию и приводящим к соединению. Кроме того, в госпитале разработаны устройства, настолько искажающие звук сигнала тревоги, что этот звук становится неузнаваемым, и стимул включения реакции страха и последующей жажды разрушения может ограничиться рамками одной особи. Существует и еще одно решение этой проблемы – оно наверняка уже пришло на ум практиканту: произвести удаление выростов, обеспечивающих контактную телепатию, тогда соединение станет физически невозможным. Однако такое решение не представляется верным, так как упомянутые выросты необходимы для самоуспокоения, а также для обучения детей. Кроме того, они нужны и для того, чтобы процесс спаривания протекал более приятно. Гоглесканцы и так страдают от ограничения в общении и могут превратиться в эмоциональных инвалидов.
Конвей ожидает, а мы надеемся, – завершила свою повесть Коун, – что подобный двусторонний подход к решению проблемы позволит гоглесканцам достичь уверенно и достаточно быстро уровня цивилизации, соответствующего их разуму.
Обычно Лиорен с трудом улавливал взрывы чувств в переведенной речи, однако на этот раз он не сомневался: разум его собеседницы ощущает глубокую неуверенность, но не выражает эту неуверенность словесно.
– Практикант, вероятно, ошибается, – осторожно проговорил Лиорен, – но он чувствует, что гоглесканская целительница чем-то озабочена. Может быть, она недовольна получаемым лечением? Может быть, она сомневается в способностях Конвоя и оправданности его ожиданий.
– Нет! – воскликнула Коун. – Во время посещения Конвеем Гоглеска имело место кратковременное, случайное объединение разумов с диагностом. Его способности и намерения известны и критике не подлежат. Однако в его разуме было полным-полно других разумов – с опытом и мыслями, настолько чужеродными, что гоглесканке хотелось издать сигнал бедствия. Разум Конвея снабдил гоглесканку определенными сведениями, и хотя многое пока остается непонятным, однако ясно, что часть разума диагноста, доступная пониманию гоглесканки, чрезвычайно мала. Когда впервые были высказаны сомнения такого рода, диагност выслушал их и выразил уверенность, утешение и спокойствие. Между тем Конвей может и не до конца понимать немедицинские аспекты проблемы. Он не может или не хочет поверить, что из всех разумных видов, населяющих Федерацию, одни только гоглесканцы прокляты и навеки осуждены на самоубийственное варварство той Властью, которая правит Всем Сущим.
Лиорен некоторое время не отзывался – он гадал, уж не столкнулся ли он снова с задачей скорее философской, нежели клинической. Он не был уверен, что ему, неверующему тарланину, стоит вступать в дебаты на тему чужой теологии.
– Но если имело место телепатическое касание, – наконец заговорил он, – следовательно, диагност должен был увидеть и почувствовать, что происходит в сознании целительницы, а раз так, то ее сомнения необоснованны. Между тем практикант – полный невежа в этой сфере. Если целительница желает, практикант выслушает ее сомнения и не отмахнется от них. Ранее были высказаны опасения по поводу того, что положение дел на Гоглеске никогда не переменится к лучшему. Нельзя ли более полно изложить причину этих опасений.
– Можно, – более или менее спокойно отозвалась Коун. – Опасения основаны на том, что одному существу не под силу изменить течение эволюции. При контакте с разумом Конвея, при постижении мыслей и верований тех существ, которые населяли разум Конвея, стало ясно, что положение на Гоглеске ненормально. На других планетах Федерации также идет борьба между разрушительными силами окружающей среды, инстинктивным, животным поведением – с одной стороны, и думающими, дружелюбными существами – с другой. Некоторые существа называют такое положение вещей непрерывной битвой порядка с хаосом, некоторые – войной Добра и Зла, другие – сражением Бога с Темными Силами. И на всех этих планетах верят в то, что Добро – порой путем значительных усилий – в конце концов побеждает. Но на Гоглеске нет Бога. Там правит только древний, но по-прежнему могущественный Демон.
Овальное тельце гоглесканки дрожало, шерстинки торчали, словно стебельки разноцветной травы, на концах тонких жал набухли капельки яда. Коун явно воочию видела образы, запечатленные в ее расовой памяти, – ужасные картины, полные агонии предков, погибающих в пасти кровожадных хищников. Лиорен подумал, что, если бы гоглесканка сейчас не управляла своими инстинктами, она бы непременно издала сигнал тревоги – призыв к объединению. Издала бы, если бы не знала, что единственным ближайшим гоглесканцем является ее собственный отпрыск.
Мало-помалу дрожь Коун унялась, и когда ее шерсть и жала улеглись, она вновь заговорила:
– Ощущается великий страх и еще более великое отчаяние. Гоглесканке кажется, что помощи землянина-диагноста, располагающего всеми возможностями этого великолепного госпиталя и движимого самыми добрыми намерениями, этой помощи недостаточно для того, чтобы изменить судьбу планеты. Если целитель думает иначе, то это глупый самообман. Между тем выражение Конвею этих сомнений было бы актом величайшей неблагодарности. Повсюду в Федерации царит равновесие порядка и хаоса, Добра и Зла, но все же немыслимо одной гоглесканке и ее малышу изменить судьбу, традиции, мышление и чувства населения целой планеты.
Лиорен жестом изобразил несогласие, но тут же понял, что его жестикуляция гоглесканке совершенно непонятна.
– Целительница ошибается, – возразил тарланин. – Есть немало случаев в истории многих планет, когда такое становилось подвластно отдельной личности. Правда, нужно признать, что таковая личность представляла собой существо, наделенное особыми чертами, – это был великий Учитель, всепрощающее существо или философ, и многие из его последователей верили в то, что он воплотившийся Бог. Вероятность того, что целительница и ее дитя с помощью Конвея совершат глобальные перемены в гоглесканской истории, невелика, однако полностью это не исключается.
Коун издала короткий хриплый звук. Транслятор не стал его переводить.
– Подобных незаслуженных и экстравагантных комплиментов целительница не получала со времени, предшествовавшего ее первому спариванию. Безусловно, тарланину-практиканту известно, что гоглесканская целительница – не Учитель и не лидер, и вообще не личность, наделенная выдающимися качествами. Предположение практиканта просто нелепо!
– Практикант знает, – отозвался Лиорен, – что целительница – единственная представительница своего вида, которая не побоялась взглянуть в лицо Демона, которая отказалась от расовых предрассудков настолько, что решилась отправиться в Главный Госпиталь Сектора – место, кишащее ужасными, но добрыми страшилищами, большинство из которых внешне еще страшнее Темного Духа, правящего памятью гоглесканцев с доисторических времен. У практиканта не вызывает сомнений наличие у целительницы выдающихся качеств.
Ибо она, безусловно, эти качества демонстрирует, – продолжал Лиорен, не дав Коун вмешаться, – и показывает, что одной гоглесканке, которая всегда боялась приближения даже себе подобных, возможно понять – а с накоплением опыта и при подключении силы воли – даже подружиться с существами из ночных кошмаров, обитающими здесь. Если так, то разве так уж невероятно, что гоглесканка сумеет привить свои взгляды и другим своим сородичам? А те со временем могли бы распространить ее учение по всей планете. Тогда в конце концов Темный Дух утратит власть над гоглесканским разумом.
– Именно в это и верит Конвей, – тихо проговорила Коун. – Но разве так уж невероятно, что сородичи гоглесканки подумают, что она сошла с ума, что они побоятся тех колоссальных перемен, какие им нужно будет проделать в традициях и устоявшемся мышлении? Если Учитель станет упорствовать в насаждении своего учения, его могут прогнать, нанести ему тяжкие телесные повреждения, а то и того хуже.
– К несчастью, – констатировал Лиорен, – у подобного поведения имеются прецеденты, однако учение только тогда хорошо, когда переживает Учителя. А гоглесканцы в целом мягки и добры. Потенциальной просветительнице не стоит бояться и отчаиваться.
Коун не ответила, и Лиорен продолжил свою мысль:
– Общепринятая истина гласит: в любой лечебнице любой больной может найти других больных, которые чувствуют себя гораздо хуже, чем он сам. От этого он получает пусть небольшое, но все же утешение. То же самое можно сказать и о несчастных планетах. Следовательно, целительница ошибается, думая, что только Гоглеск проклят злыми силами.
Существуют кромзагарцы, – продолжал Лиорен, стараясь сохранять спокойствие, невзирая на целую бурю страшных воспоминаний, нахлынувших на него при произнесении этого слова, – которые были осуждены на нескончаемую болезнь и нескончаемую войну – из-за того, что, только воюя, они временно излечивались от болезни. Существуют Защитники Нерожденных, которые всю свою взрослую жизнь сражаются, охотятся и бессмысленно убивают. В сравнении с ними померк бы Демон Гоглеска. Между тем внутри этих ужасных живых орудий убийства живут, хотя и недолго, телепаты-Нерожденные, чей разум нежен, чувствителен и во всех своих проявлениях цивилизован. Диагност Торннастор разрешил кромзагарскую проблему, в основе которой лежали эндокринные механизмы, и теперь оставшиеся в живых обитатели Кромзага не будут больше обречены на бесконечную войну, опостылевшую им самим. Диагност Конвей взял на себя ответственность за освобождение Защитников Нерожденных из капкана, поставленного эволюцией, но всем кажется, что как раз гоглесканскую проблему будет разрешить легче, чем...
– Вышеуказанные проблемы уже обсуждались, – нетерпеливо перебила Лиорена Коун, и ее свистящий голос по мере разговора стал выше. – Их решения, какими бы сложными они ни были, касаются медицинских или хирургических состояний, поддающихся физическому лечению. На Гоглеске все иначе. У нашей проблемы нет физического решения. Речь идет о важнейшем компоненте наследственности, позволившем выжить целому виду с доисторических времен. Этот компонент нельзя ликвидировать. Зло, толкающее расу на разрушение и сознательное одиночество, было, есть и будет. На Гоглеске никогда не будет Бога, там будет только Демон.
– И все же, – упорствовал Лиорен, – целительница может заблуждаться. Практикант в растерянности. Он не понимает, не обижает ли он целительницу своим полным невежеством в вопросах религиозных верований гоглесканцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42