Столб ослепительного пламени поднялся над горном.
Пришлось отойти в глубь сарая, - так нестерпимы были свет и жар.
- Превосходно, - сказал Гарин, - надеюсь, - никакой копоти?
- Сгорание полное, при этой страшной температуре. Материалы химически
очищены.
- Хорошо. На этих днях вы увидите чудеса, - сказал Гарин, - идем обе-
дать. За вещами в гостиницу пошлем посыльного. Переночуем на левом бере-
гу. А завтра в Париже окажется двое Гариных... У вас имеется второй ключ
от сарая?
Здесь не было ни блестящего потока автомобилей, ни праздных людей,
свертывающих себе шею, глядя на окна магазинов, ни головокружительных
женщин, ни индустриальных королей.
Штабели свежих досок, горы булыжника, посреди улицы отвалы синей гли-
ны и, разложенные сбоку тротуара, как разрезанный гигантский червяк,
звенья канализационных труб.
Спартаковец Тарашкин шел не спеша на острова, в клуб. Он находился в
самом приятном расположении духа. Внешнему наблюдателю он показался бы
даже мрачным на первый взгляд, но это происходило оттого, что Тарашкин
был человек основательный, уравновешенный и веселое настроение у него не
выражалось каким-либо внешним признаком, если не считать легкого посвис-
тывания да спокойной походочки.
Не доходя шагов ста до трамвая, он услышал возню и писк между штабе-
лями торцов. Все происходящее в городе, разумеется, непосредственно ка-
салось Тарашкина.
Он заглянул за штабели и увидел трех мальчиков, в штанах клешем и в
толстых куртках: они, сердито сопя, колотили четвертого мальчика, меньше
их ростом, - босого, без шапки, одетого в ватную кофту, такую рваную,
что можно было удивиться. Он молча защищался. Худенькое лицо его было
исцарапано, маленький рот плотно сжат, карие глаза - как у волчонка.
Тарашкин сейчас же схватил двух мальчишек и за шиворот поднял на воз-
дух, третьему дал ногой леща, - мальчишка взвыл и скрылся за торцами.
Другие двое, болтаясь в воздухе, начали грозиться ужасными словами.
Но Тарашкин тряхнул их посильней, и они успокоились.
- Это я не раз вижу на улице, - сказал Тарашкин, заглядывая в их со-
пящие рыльца, - маленьких обижать, шкеты? Чтобы этого у меня больше не
было. Поняли?
Вынужденные ответить в положительном смысле, мальчишки сказали угрю-
мо.
- Поняли.
Тогда он их отпустил, и они, ворча, что, мол, попадись нам теперь,
удалились, - руки в карманы.
Избитый маленький мальчик тоже попытался было скрыться, но только по-
вертелся на одном месте, слабо застонал и сел, уйдя с головой в рваную
кофту.
Тарашкин наклонился над ним. Мальчик плакал.
- Эх, ты, - сказал Тарашкин, - ты где живешь-то?
- Нигде, - из-под кофты ответил мальчик.
- То есть как это - нигде? Мамка у тебя есть?
- Нету.
- И отца нет? Так. Беспризорный ребенок. Очень хорошо.
Тарашкин стоял некоторое время, распустив морщины на носу. Мальчик,
как муха, жужжал под кофтой.
- Есть хочешь? - спросил Тарашкин сердито.
- Хочу.
- Ну ладно, пойдем со мной в клуб.
Мальчик попытался было встать, но не держали ноги. Тарашкин взял его
на руки, - в мальчишке не было и пуда весу, - и понес к трамваю. Ехали
долго. Во время пересадки Тарашкин купил булку, мальчишка с судорогой
вонзил в нее зубы. До гребной школы дошли пешком. Впуская мальчика за
калитку, Тарашкин сказал:
- Смотри только, чтобы не воровать.
- Не, я хлеб только ворую.
Мальчик сонно глядел на воду, играющую солнечными зайчиками на лаки-
рованных лодках, на серебристозеленую иву, опрокинувшую в реке свою кра-
су, на двухвесельные, четырехвесельные гички с мускулистыми и загорелыми
гребцами. Худенькое личико его было равнодушное и усталое. Когда Тараш-
кин отвернулся, он залез под деревянный помост, соединяющий широкие во-
рота клуба с бонами, и, должно быть, сейчас же уснул, свернувшись.
Вечером Тарашкин вытащил его из-под мостков, велел вымыть в речке ли-
цо и руки и повел ужинать. Мальчика посадили за стол с гребцами. Тараш-
кин сказал товарищам:
- Этого ребенка можно даже при клубе оставить, не объест, к воде при-
учим, нам расторопный мальчонка нужен.
Товарищи согласились: пускай живет. Мальчик спокойно все это слушал,
степенно ел. Поужинав, молча полез с лавки. Его ничто не удивляло, - ви-
дел и не такие виды.
Тарашкин повел его на боны, велел сесть и начал разговор.
- Как тебя зовут?
- Иваном.
- Ты откуда?
- Из Сибири. С Амура, с верху.
- Давно оттуда?
- Вчера приехал.
- Как же ты приехал?
- Где пешком плелся, где под вагоном в ящиках.
- Зачем тебя в Ленинград занесло?
- Ну, это мое дело, - ответил мальчик и отвернулся, - значит, надо,
если приехал.
- Расскажи, я тебе ничего не сделаю.
Мальчик не ответил и опять понемногу стал уходить головой в кофту. В
этот вечер Тарашкин ничего от него не добился.
Двойка - двухвесельная распашная гичка из красного дерева, изящная,
как скрипка, - узкой полоской едва двигалась по зеркальной реке. Обе па-
ры весел плашмя скользили по воде. Шельга и Тарашкин в белых трусиках,
по пояс голые, с шершавыми от солнца спинами и плечами, сидели неподвиж-
но, подняв колени.
Рулевой, серьезный парень в морском картузе и в шарфе, обмотанном
вокруг шеи, глядел на секундомер.
- Гроза будет, - сказал Шельга.
На реке было жарко, ни один лист не шевелился на пышно-лесистом бере-
гу. Деревья казались преувеличенно вытянутыми. Небо до того насыщено
солнцем, что голубовато-хрустальный свет его словно валился грудами
кристаллов. Ломило глаза, сжимало виски.
- Весла на воду! - скомандовал рулевой.
Гребцы разом пригнулись к раздвинутым коленям и, закинув, погрузив
весла, откинулись, почти легли, вытянув ноги, откатываясь на сидениях.
- Ать-два!..
Весла выгнулись, гичка, как лезвие, скользнула по реке.
- Ать-два, ать-два, ать-два! - командовал рулевой.
Мерно и быстро, в такт ударам сердца - вдыханию и выдыханию - сжима-
лись, нависая над коленями, тела гребцов, распрямлялись, как пружины.
Мерно, в ритм потоку крови, в горячем напряжении работали мускулы.
Гичка летела мимо прогулочных лодок, где люди в подтяжках беспомощно
барахтали веслами. Гребя, Шельга и Тарашкин прямо глядели перед собой, -
на переносицу рулевого, держа глазами линию равновесия С прогулочных ло-
док успевали только крикнуть вслед:
- Ишь, черти!.. Вот дунули!..
Вышли на взморье. Опять на одну минуту неподвижно легли на воде. Вы-
терли пот с лица. "Ать-два!" Повернули обратно мимо яхт-клуба, где мерт-
выми полотнищами в хрустальном зное висели огромные паруса гоночных яхт
ленинградских профсоюзов. Играла музыка на веранде яхт-клуба. Не колыха-
лись протянутые вдоль берега легкие пестрые значки и флаги. Со шлюпок в
середину реки бросались коричневые люди, взметая брызги.
Проскользнув между купальщиками, гичка пошла по Невке, пролетела под
мостом, несколько секунд висела на руле у четырехвесельного аутригера из
клуба "Стрела", обогнала его (рулевой через плечо спросил: "Может, на
буксир хотите? "), вошла в узкую, с пышными берегами, Крестовку, где в
зеленой тени серебристых ив скользили красные платочки и голые колени
женской учебной команды, и стала у бонов гребной школы.
Шельга и Тарашкин выскочили на боны, осторожно положили на покатый
помост длинные весла, нагнулись над гичкой и по команде рулевого выдер-
нули ее из воды, подняли на руках и внесли в широкие ворота, в сарай.
Затем пошли под душ. Растерлись докрасна и, как полагается, выпили по
стакану чаю с лимоном. После этого они почувствовали себя только что
рожденными в этом прекрасном мире, который стоит того, чтобы принялись
наконец за его благоустройство.
На открытой веранде, на высоте этажа (где пили чай), Тарашкин расска-
зал про вчерашнего мальчика.
- Расторопный, умница, ну, прелесть. - Он перегнулся через перила и
крикнул: - Иван, поди-ка сюда.
Сейчас же по лестнице затопали босые ноги. Иван появился на веранде.
Рваную кофту он снял (По санитарным соображениям ее сожгли на кухне.) На
нем были гребные трусики и на голом теле суконный жилет, невероятно вет-
хий, весь перевязанный веревочками.
- Вот, - сказал Тарашкин, указывая пальцем на мальчика, - сколько его
ни уговариваю снять жилетку - нипочем не хочет. Как ты купаться будешь,
я тебя спрашиваю? И была бы жилетка хорошая, а то - грязь.
- Я купаться не могу, - сказал Иван.
- Тебя в бане надо мыть, ты весь черный, чумазый.
- Не могу я в бане мыться. Во, по сих пор - могу, - Иван показал на
пупок, помялся и придвинулся поближе к двери.
Тарашкин, деря ногтями икры, на которых по загару оставались белые
следы, крякнул с досады:
- Что хочешь с ним, то и делай.
- Ты что же, - спросил Шельга, - воды боишься?
Мальчик посмотрел на него без улыбки:
- Нет, не боюсь.
- Чего же не хочешь купаться?
Мальчик опустил голову, упрямо поджал губы.
- Боишься жилетку снимать, боишься - украдут? - спросил Шельга.
Мальчик дернул плечиком, усмехнулся.
- Ну, вот что, Иван, не хочешь купаться - дело твое. Но жилетку мы
допустить не можем. Берем мою жилетку, раздевайся.
Шельга начал расстегивать на себе жилет. Иван попятился. Зрачки его
беспокойно забегали. Один раз, умоляя, он взглянул на Тарашкина и все
придвигался бочком к стеклянной двери, раскрытой на внутреннюю темную
лестницу.
- Э, так мы играть не уговаривались. - Шельга встал, запер дверь, вы-
нул ключ и сел прямо против двери. - Ну, снимай.
Мальчик оглядывался, как зверек. Стоял он теперь у самой двери - спи-
ной к стеклам. Брови у него сдвинулись. Вдруг решительно он сбросил с
себя лохмотья и протянул Шельге:
- На, давай свою.
Но Шельга с величайшим удивлением глядел уже не на мальчика, а на не-
го, подпирающего плечами дверные стекла.
- Давайте, - сердито повторил Иван, - чего смеетесь? - не маленькие.
- Ну и чудак! - Шельга громко рассмеялся. - Повернись-ка спиной.
(Мальчик, точно от толчка, ударился затылком в стекло.) Повернись, все
равно вижу, что у тебя на спине написано.
Тарашкин вскочил. Мальчик легким комочком перелетел через веранду,
перекатился через перила. Тарашкин на лету едва успел схватить его. Ост-
рыми зубами Иван впился ему в руку.
- Вот дурной. Брось кусаться!
Тарашкин крепко прижал его к себе. Гладил по сизой обритой голове.
- Дикий совсем мальчишка. Как мышь, дрожит. Будет тебе, не обидим.
Мальчик затих в руках у него, только сердце билось. Вдруг он прошеп-
тал ему в ухо:
- Не велите ему, нельзя у меня на спине читать. Никому не велено.
Убьют меня за это.
- Да не будем читать, нам не интересно, - повторял Тарашкин, плача от
смеха. Шельга все это время стоял в другом конце террасы, - кусал ногти,
щурился, как человек, отгадывающий загадку. Вдруг он подскочил и, нес-
мотря на сопротивление Тарашкина, повернул мальчика к себе спиной. Изум-
ление, почти ужас изобразились на его лице. Чернильным карандашом ниже
лопаток на худой спине у мальчишки было написано расплывшимися от пота
полустертыми буквами:
"... Петру Гар... Резуль...ы самые утешит... глубину оливина предпо-
лагаю на пяти киломе. - ах, продолж... изыскания, необх... помощь... Го-
лод... - торопись экспедиц..."
- Гарин, это - Гарин! - закричал Шельга.
В это время на двор клуба, треща и стреляя, влетел мотоциклет уголов-
ного розыска, и голос агента крикнул снизу:
- Товарищ Шельга, вам - срочная...
Это была телеграмма Гарина из Парижа. Золотой карандашик коснулся
блокнота:
- Ваша фамилия, сударь?
- Пьянков-Питкевич.
- Цель вашего посещения?..
- Передайте мистеру Роллингу, - сказал Гарин, - что мне поручено вес-
ти переговоры об известном ему аппарате инженера Гарина.
Секретарь мгновенно исчез. Через минуту Гарин входил через ореховую
дверь в кабинет химического короля. Роллинг писал. Не поднимая глаз,
предложил сесть. Затем - не поднимая глаз:
- Мелкие денежные операции проходят через моего секретаря, - слабой
рукой он схватил пресс-папье и стукнул по написанному, - тем не менее я
готов слушать вас. Даю две минуты. Что нового об инженере Гарине?
Положив ногу на ногу, сильно вытянутые руки - на колено, Гарин ска-
зал:
- Инженер Гарин хочет знать, известно ли вам в точности назначение
его аппарата?
- Да, - ответил Роллинг, - для промышленных целей, насколько мне из-
вестно, аппарат представляет некоторый интерес. Я говорил кое с кем из
членов правления нашего концерна, - они согласны приобрести патент.
- Аппарат не предназначен для промышленных целей, - резко ответил Га-
рин, - это аппарат для разрушения. Он с успехом, правда, может служить
для металлургической и горной промышленности. Но в настоящее время у ин-
женера Гарина замыслы иного порядка.
- Политические?
- Э... Политика мало интересует инженера Гарина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Пришлось отойти в глубь сарая, - так нестерпимы были свет и жар.
- Превосходно, - сказал Гарин, - надеюсь, - никакой копоти?
- Сгорание полное, при этой страшной температуре. Материалы химически
очищены.
- Хорошо. На этих днях вы увидите чудеса, - сказал Гарин, - идем обе-
дать. За вещами в гостиницу пошлем посыльного. Переночуем на левом бере-
гу. А завтра в Париже окажется двое Гариных... У вас имеется второй ключ
от сарая?
Здесь не было ни блестящего потока автомобилей, ни праздных людей,
свертывающих себе шею, глядя на окна магазинов, ни головокружительных
женщин, ни индустриальных королей.
Штабели свежих досок, горы булыжника, посреди улицы отвалы синей гли-
ны и, разложенные сбоку тротуара, как разрезанный гигантский червяк,
звенья канализационных труб.
Спартаковец Тарашкин шел не спеша на острова, в клуб. Он находился в
самом приятном расположении духа. Внешнему наблюдателю он показался бы
даже мрачным на первый взгляд, но это происходило оттого, что Тарашкин
был человек основательный, уравновешенный и веселое настроение у него не
выражалось каким-либо внешним признаком, если не считать легкого посвис-
тывания да спокойной походочки.
Не доходя шагов ста до трамвая, он услышал возню и писк между штабе-
лями торцов. Все происходящее в городе, разумеется, непосредственно ка-
салось Тарашкина.
Он заглянул за штабели и увидел трех мальчиков, в штанах клешем и в
толстых куртках: они, сердито сопя, колотили четвертого мальчика, меньше
их ростом, - босого, без шапки, одетого в ватную кофту, такую рваную,
что можно было удивиться. Он молча защищался. Худенькое лицо его было
исцарапано, маленький рот плотно сжат, карие глаза - как у волчонка.
Тарашкин сейчас же схватил двух мальчишек и за шиворот поднял на воз-
дух, третьему дал ногой леща, - мальчишка взвыл и скрылся за торцами.
Другие двое, болтаясь в воздухе, начали грозиться ужасными словами.
Но Тарашкин тряхнул их посильней, и они успокоились.
- Это я не раз вижу на улице, - сказал Тарашкин, заглядывая в их со-
пящие рыльца, - маленьких обижать, шкеты? Чтобы этого у меня больше не
было. Поняли?
Вынужденные ответить в положительном смысле, мальчишки сказали угрю-
мо.
- Поняли.
Тогда он их отпустил, и они, ворча, что, мол, попадись нам теперь,
удалились, - руки в карманы.
Избитый маленький мальчик тоже попытался было скрыться, но только по-
вертелся на одном месте, слабо застонал и сел, уйдя с головой в рваную
кофту.
Тарашкин наклонился над ним. Мальчик плакал.
- Эх, ты, - сказал Тарашкин, - ты где живешь-то?
- Нигде, - из-под кофты ответил мальчик.
- То есть как это - нигде? Мамка у тебя есть?
- Нету.
- И отца нет? Так. Беспризорный ребенок. Очень хорошо.
Тарашкин стоял некоторое время, распустив морщины на носу. Мальчик,
как муха, жужжал под кофтой.
- Есть хочешь? - спросил Тарашкин сердито.
- Хочу.
- Ну ладно, пойдем со мной в клуб.
Мальчик попытался было встать, но не держали ноги. Тарашкин взял его
на руки, - в мальчишке не было и пуда весу, - и понес к трамваю. Ехали
долго. Во время пересадки Тарашкин купил булку, мальчишка с судорогой
вонзил в нее зубы. До гребной школы дошли пешком. Впуская мальчика за
калитку, Тарашкин сказал:
- Смотри только, чтобы не воровать.
- Не, я хлеб только ворую.
Мальчик сонно глядел на воду, играющую солнечными зайчиками на лаки-
рованных лодках, на серебристозеленую иву, опрокинувшую в реке свою кра-
су, на двухвесельные, четырехвесельные гички с мускулистыми и загорелыми
гребцами. Худенькое личико его было равнодушное и усталое. Когда Тараш-
кин отвернулся, он залез под деревянный помост, соединяющий широкие во-
рота клуба с бонами, и, должно быть, сейчас же уснул, свернувшись.
Вечером Тарашкин вытащил его из-под мостков, велел вымыть в речке ли-
цо и руки и повел ужинать. Мальчика посадили за стол с гребцами. Тараш-
кин сказал товарищам:
- Этого ребенка можно даже при клубе оставить, не объест, к воде при-
учим, нам расторопный мальчонка нужен.
Товарищи согласились: пускай живет. Мальчик спокойно все это слушал,
степенно ел. Поужинав, молча полез с лавки. Его ничто не удивляло, - ви-
дел и не такие виды.
Тарашкин повел его на боны, велел сесть и начал разговор.
- Как тебя зовут?
- Иваном.
- Ты откуда?
- Из Сибири. С Амура, с верху.
- Давно оттуда?
- Вчера приехал.
- Как же ты приехал?
- Где пешком плелся, где под вагоном в ящиках.
- Зачем тебя в Ленинград занесло?
- Ну, это мое дело, - ответил мальчик и отвернулся, - значит, надо,
если приехал.
- Расскажи, я тебе ничего не сделаю.
Мальчик не ответил и опять понемногу стал уходить головой в кофту. В
этот вечер Тарашкин ничего от него не добился.
Двойка - двухвесельная распашная гичка из красного дерева, изящная,
как скрипка, - узкой полоской едва двигалась по зеркальной реке. Обе па-
ры весел плашмя скользили по воде. Шельга и Тарашкин в белых трусиках,
по пояс голые, с шершавыми от солнца спинами и плечами, сидели неподвиж-
но, подняв колени.
Рулевой, серьезный парень в морском картузе и в шарфе, обмотанном
вокруг шеи, глядел на секундомер.
- Гроза будет, - сказал Шельга.
На реке было жарко, ни один лист не шевелился на пышно-лесистом бере-
гу. Деревья казались преувеличенно вытянутыми. Небо до того насыщено
солнцем, что голубовато-хрустальный свет его словно валился грудами
кристаллов. Ломило глаза, сжимало виски.
- Весла на воду! - скомандовал рулевой.
Гребцы разом пригнулись к раздвинутым коленям и, закинув, погрузив
весла, откинулись, почти легли, вытянув ноги, откатываясь на сидениях.
- Ать-два!..
Весла выгнулись, гичка, как лезвие, скользнула по реке.
- Ать-два, ать-два, ать-два! - командовал рулевой.
Мерно и быстро, в такт ударам сердца - вдыханию и выдыханию - сжима-
лись, нависая над коленями, тела гребцов, распрямлялись, как пружины.
Мерно, в ритм потоку крови, в горячем напряжении работали мускулы.
Гичка летела мимо прогулочных лодок, где люди в подтяжках беспомощно
барахтали веслами. Гребя, Шельга и Тарашкин прямо глядели перед собой, -
на переносицу рулевого, держа глазами линию равновесия С прогулочных ло-
док успевали только крикнуть вслед:
- Ишь, черти!.. Вот дунули!..
Вышли на взморье. Опять на одну минуту неподвижно легли на воде. Вы-
терли пот с лица. "Ать-два!" Повернули обратно мимо яхт-клуба, где мерт-
выми полотнищами в хрустальном зное висели огромные паруса гоночных яхт
ленинградских профсоюзов. Играла музыка на веранде яхт-клуба. Не колыха-
лись протянутые вдоль берега легкие пестрые значки и флаги. Со шлюпок в
середину реки бросались коричневые люди, взметая брызги.
Проскользнув между купальщиками, гичка пошла по Невке, пролетела под
мостом, несколько секунд висела на руле у четырехвесельного аутригера из
клуба "Стрела", обогнала его (рулевой через плечо спросил: "Может, на
буксир хотите? "), вошла в узкую, с пышными берегами, Крестовку, где в
зеленой тени серебристых ив скользили красные платочки и голые колени
женской учебной команды, и стала у бонов гребной школы.
Шельга и Тарашкин выскочили на боны, осторожно положили на покатый
помост длинные весла, нагнулись над гичкой и по команде рулевого выдер-
нули ее из воды, подняли на руках и внесли в широкие ворота, в сарай.
Затем пошли под душ. Растерлись докрасна и, как полагается, выпили по
стакану чаю с лимоном. После этого они почувствовали себя только что
рожденными в этом прекрасном мире, который стоит того, чтобы принялись
наконец за его благоустройство.
На открытой веранде, на высоте этажа (где пили чай), Тарашкин расска-
зал про вчерашнего мальчика.
- Расторопный, умница, ну, прелесть. - Он перегнулся через перила и
крикнул: - Иван, поди-ка сюда.
Сейчас же по лестнице затопали босые ноги. Иван появился на веранде.
Рваную кофту он снял (По санитарным соображениям ее сожгли на кухне.) На
нем были гребные трусики и на голом теле суконный жилет, невероятно вет-
хий, весь перевязанный веревочками.
- Вот, - сказал Тарашкин, указывая пальцем на мальчика, - сколько его
ни уговариваю снять жилетку - нипочем не хочет. Как ты купаться будешь,
я тебя спрашиваю? И была бы жилетка хорошая, а то - грязь.
- Я купаться не могу, - сказал Иван.
- Тебя в бане надо мыть, ты весь черный, чумазый.
- Не могу я в бане мыться. Во, по сих пор - могу, - Иван показал на
пупок, помялся и придвинулся поближе к двери.
Тарашкин, деря ногтями икры, на которых по загару оставались белые
следы, крякнул с досады:
- Что хочешь с ним, то и делай.
- Ты что же, - спросил Шельга, - воды боишься?
Мальчик посмотрел на него без улыбки:
- Нет, не боюсь.
- Чего же не хочешь купаться?
Мальчик опустил голову, упрямо поджал губы.
- Боишься жилетку снимать, боишься - украдут? - спросил Шельга.
Мальчик дернул плечиком, усмехнулся.
- Ну, вот что, Иван, не хочешь купаться - дело твое. Но жилетку мы
допустить не можем. Берем мою жилетку, раздевайся.
Шельга начал расстегивать на себе жилет. Иван попятился. Зрачки его
беспокойно забегали. Один раз, умоляя, он взглянул на Тарашкина и все
придвигался бочком к стеклянной двери, раскрытой на внутреннюю темную
лестницу.
- Э, так мы играть не уговаривались. - Шельга встал, запер дверь, вы-
нул ключ и сел прямо против двери. - Ну, снимай.
Мальчик оглядывался, как зверек. Стоял он теперь у самой двери - спи-
ной к стеклам. Брови у него сдвинулись. Вдруг решительно он сбросил с
себя лохмотья и протянул Шельге:
- На, давай свою.
Но Шельга с величайшим удивлением глядел уже не на мальчика, а на не-
го, подпирающего плечами дверные стекла.
- Давайте, - сердито повторил Иван, - чего смеетесь? - не маленькие.
- Ну и чудак! - Шельга громко рассмеялся. - Повернись-ка спиной.
(Мальчик, точно от толчка, ударился затылком в стекло.) Повернись, все
равно вижу, что у тебя на спине написано.
Тарашкин вскочил. Мальчик легким комочком перелетел через веранду,
перекатился через перила. Тарашкин на лету едва успел схватить его. Ост-
рыми зубами Иван впился ему в руку.
- Вот дурной. Брось кусаться!
Тарашкин крепко прижал его к себе. Гладил по сизой обритой голове.
- Дикий совсем мальчишка. Как мышь, дрожит. Будет тебе, не обидим.
Мальчик затих в руках у него, только сердце билось. Вдруг он прошеп-
тал ему в ухо:
- Не велите ему, нельзя у меня на спине читать. Никому не велено.
Убьют меня за это.
- Да не будем читать, нам не интересно, - повторял Тарашкин, плача от
смеха. Шельга все это время стоял в другом конце террасы, - кусал ногти,
щурился, как человек, отгадывающий загадку. Вдруг он подскочил и, нес-
мотря на сопротивление Тарашкина, повернул мальчика к себе спиной. Изум-
ление, почти ужас изобразились на его лице. Чернильным карандашом ниже
лопаток на худой спине у мальчишки было написано расплывшимися от пота
полустертыми буквами:
"... Петру Гар... Резуль...ы самые утешит... глубину оливина предпо-
лагаю на пяти киломе. - ах, продолж... изыскания, необх... помощь... Го-
лод... - торопись экспедиц..."
- Гарин, это - Гарин! - закричал Шельга.
В это время на двор клуба, треща и стреляя, влетел мотоциклет уголов-
ного розыска, и голос агента крикнул снизу:
- Товарищ Шельга, вам - срочная...
Это была телеграмма Гарина из Парижа. Золотой карандашик коснулся
блокнота:
- Ваша фамилия, сударь?
- Пьянков-Питкевич.
- Цель вашего посещения?..
- Передайте мистеру Роллингу, - сказал Гарин, - что мне поручено вес-
ти переговоры об известном ему аппарате инженера Гарина.
Секретарь мгновенно исчез. Через минуту Гарин входил через ореховую
дверь в кабинет химического короля. Роллинг писал. Не поднимая глаз,
предложил сесть. Затем - не поднимая глаз:
- Мелкие денежные операции проходят через моего секретаря, - слабой
рукой он схватил пресс-папье и стукнул по написанному, - тем не менее я
готов слушать вас. Даю две минуты. Что нового об инженере Гарине?
Положив ногу на ногу, сильно вытянутые руки - на колено, Гарин ска-
зал:
- Инженер Гарин хочет знать, известно ли вам в точности назначение
его аппарата?
- Да, - ответил Роллинг, - для промышленных целей, насколько мне из-
вестно, аппарат представляет некоторый интерес. Я говорил кое с кем из
членов правления нашего концерна, - они согласны приобрести патент.
- Аппарат не предназначен для промышленных целей, - резко ответил Га-
рин, - это аппарат для разрушения. Он с успехом, правда, может служить
для металлургической и горной промышленности. Но в настоящее время у ин-
женера Гарина замыслы иного порядка.
- Политические?
- Э... Политика мало интересует инженера Гарина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42