У него сейчас большое
наступление на химическом фронте. Деньги лопатой загребает. В том-то все
и дело, что я с минуты на минуту жду пулю в окно или яд в соуснике. Он
меня все-таки пришьет, конечно...
- Что же вы молчите?.. Немедленно нужно дать знать шефу полиции.
- Товарищ дорогой, вы с ума сошли! Я и жив-то до сих пор только пото-
му, что молчу.
- Итак, Шельга, вы своими глазами видели действие аппарата?
- Видел и теперь знаю: пушки, газы, аэропланы - все это детская заба-
ва. Вы не забывайте, тут не один Гарин... Гарин и Роллинг. Смертоносная
машина и миллиарды. Всего можно ждать.
Хлынов поднял штору и долго стоял у окна, глядя на изумрудную зелень,
на старого садовника, с трудом перетаскивающего металлические суставча-
тые трубы в теневую сторону сада, на черных дроздов, - они деловито и
озабоченно бегали под кустами вербены, вытаскивали из чернозема дождевых
червяков. Небо, синее и прелестное, вечным покоем расстилалось над са-
дом.
- А то предоставить их самим себе, пусть развернутся во всем велико-
лепии - Роллинг и Гарин, и конец будет ближе, - проговорил Хлынов. -
Этот мир погибнет неминуемо... Здесь одни дрозды живут разумно. - Хлынов
отвернулся от окна. - Человек каменного века был значительнее, несомнен-
но... Бесплатно, только из внутренней потребности, разрисовывал пещеры,
думал, сидя у огня, о мамонтах, о грозах, о странном вращении жизни и
смерти и о самом себе. Черт знает, как это было почтенно!.. Мозг еще ма-
ленький, череп толстый, но духовная энергия молниями лучилась из его го-
ловы... А эти, нынешние, на кой черт им летательные машины? Посадить бы
какого-нибудь франта с бульвара в пещеру напротив палеолитического чело-
века. Тот бы, волосатый дядя, его спросил: "Рассказывай, сын больной су-
ки, до чего ты додумался за эти сто тысяч лет?.. - "Ах, ах, - завертелся
бы франт, - я, знаете ли, не столько думаю, сколько наслаждаюсь плодами
цивилизации, господин пращур... Если бы не опасность революций со сторо-
ны черни, то наш мир был бы поистине прекрасен. Женщины, рестораны, нем-
ножко волнения за картами в казино, немножко спорта... Но, вот беда, -
эти постоянные кризисы и революции - это становится утомительным..." -
"Ух ты, - сказал бы на это пращур, впиваясь в франта горящими глазами, -
а мне вот нравится Ду-у-у-умать, я вот сижу и уважаю мой гениальный
мозг... Мне бы хотелось проткнуть им вселенную..." Хлынов замолчал. Ус-
мехаясь, всматривался в сумрак палеолитической пещеры. Тряхнул головой:
- Чего добиваются Гарин и Роллинг? Щекотки. Пусть они ее называют
властью над миром. Все же это не больше, чем щекотка. В прошлую войну
погибло тридцать миллионов. Они постараются убить триста. Духовная энер-
гия в глубочайшем обмороке. Профессор Рейхер обедает только по воскре-
сеньям. В остальные дни он кушает два бутерброда с повидлом и с маргари-
ном - на завтрак и отварной картофель с солью - к обеду. Такова плата за
мозговой труд... И так будет, покуда мы не взорвем всю эту ихнюю "циви-
лизацию", Гарина посадим в сумасшедший дом, а Роллинга отправим завхозом
куда-нибудь на остров Врангеля... Вы правы, нужно бороться... Что же, -
я готов. Аппаратом Гарина должен владеть СССР...
- Аппарат будет у нас, - закрыв глаза, проговорил Шельга.
- С какого конца приступить к делу?
- С разведки, как полагается.
- В каком направлении?
- Гарин сейчас, по всей вероятности, бешеным ходом строит аппараты. В
Вилль Давре у него была только модель. Если он успеет построить боевой
аппарат, - тогда его взять будет очень трудно. Первое, - нужно узнать,
где он строит аппараты.
- Понадобятся деньги.
- Поезжайте сегодня же на улицу Гренелль, переговорите с нашим пос-
лом, я его кое о чем уже осведомил. Деньги будут. Теперь второе, - нужно
разыскать Зою Монроз. Это очень важно. Это баба умная, жестокая, с
большой фантазией. Она Гарина и Роллинга связала насмерть. В ней вся
пружина их махинации.
- Простите, бороться с женщинами отказываюсь.
- Алексей Семенович, она посильнее нас с вами... Она еще много крови
прольет.
Зоя вышла из круглой и низкой ванны, подставила спину, - горничная
накинула на нее мохнатый халат. Зоя, вся еще покрытая пузырьками морской
воды, села на мраморную скамью.
Сквозь иллюминаторы скользили текучие отблески солнца, зеленоватый
свет играл на мраморных стенах, ванная комната слегка покачивалась. Гор-
ничная осторожно вытирала, как драгоценность, ноги Зои, натянула чулки и
белые туфли.
- Белье, мадам.
Зоя лениво поднялась, на нее надели почти не существующее белье. Она
глядела мимо зеркала, заломив брови. Ее одели в белую юбку и белый,
морского покроя, пиджачок с золотыми пуговицами, - как это и полагалось
для владелицы трехсоттонной яхты в Средиземном море.
- Грим, мадам?
- Вы с ума сошли, - ответила Зоя, медленно взглянула на горничную и
пошла наверх, на палубу, где с теневой стороны на низком камышовом сто-
лике был накрыт завтрак.
Зоя села у стола. Разломила кусочек хлеба и загляделась. Белый узкий
корпус моторной яхты скользил по зеркальной воде, - море было ясно-голу-
бое, немного темнее безоблачного неба. Пахло свежестью чисто вымытой па-
лубы. Подувал теплый ветерок, лаская ноги под платьем.
На слегка выгнутой, из узких досок, точно замшевой палубе стояли у
бортов плетеные кресла, посредине лежал серебристый анатолийский ковер с
разбросанными парчовыми подушками. От капитанского мостика до кормы на-
тянут тент из синего шелка с бахромой и кистями.
Зоя вздохнула и начала завтракать. Мягко ступая, улыбаясь, подошел
капитан Янсен, норвежец, - выбритый, румяный, похожий на взрослого ре-
бенка. Неторопливо приложил два пальца к фуражке, надвинутой глубоко на
одно ухо.
- С добрым утром, мадам Ламоль. (Зоя плавала под этим именем и под
французским флагом.)
Капитан был весь белоснежный, выглаженный, - косолапо, по-морски,
изящный. Зоя оглянула его от золотых дубовых листьев на козырьке фуражки
до белых туфель с веревочными подошвами. Осталась удовлетворена.
- Доброе утро, Янсен.
- Имею честь доложить, курс - норд-вест-вест, широта и долгота (та-
кие-то), на горизонте курится Везувий. Неаполь покажется меньше чем че-
рез час.
- Садитесь, Янсен.
Движением руки она пригласила его принять участие в завтраке. Янсен
сел на заскрипевшую под сильным его телом камышовую банкетку. От завтра-
ка отказался, - он уже ел в девять утра. Из вежливости взял чашечку ко-
фе.
Зоя рассматривала его загорелое лицо со светлыми ресницами, - оно по-
немногу залилось краской. Не отхлебнув, он поставил чашечку на скатерть.
- Нужно переменить пресную воду и взять бензин для моторов, - сказал
он, не поднимая глаз.
- Как, заходить в Неаполь? Какая тоска! Мы встанем на внешнем рейде,
если вам так уже нужны вода и бензин.
- Есть встать на внешнем рейде, - тихо проговорил капитан.
- Янсен, ваши предки были морскими пиратами?
- Да, мадам.
- Как это было интересно? Приключения, опасности, отчаянные кутежи,
похищение красивых женщин... Вам жалко, что вы не морской пират?
Янсен молчал. Рыжие ресницы его моргали. По лбу пошли складки.
- Ну?
- Я получил хорошее воспитание, мадам.
- Верю.
- Разве что-нибудь во мне дает повод думать, что я способен на проти-
возаконные и нелояльные поступки?
- фу, - сказала Зоя, - такой сильный, смелый, отличный человек, пото-
мок пиратов - и все это, чтобы возить вздорную бабу по теплой скучной
луже. Фу!
- Но, мадам...
- Устройте какую-нибудь глупость, Янсен. Мне скучно...
- Есть устроить глупость.
- Когда будет страшная буря, посадите яхту на камень.
- Есть посадить яхту на камни...
- Вы серьезно это намерены сделать?
- Если вы приказываете...
Он взглянул на Зою. В глазах его были обида и сдерживаемое восхище-
ние. Зоя потянулась и положила руку ему на белый рукав:
- Я не шучу с вами, Янсен. Я знаю вас всего три недели, но мне кажет-
ся, что вы из тех, кто может быть предан (у него сжались челюсти). Мне
кажется, вы способны на поступки, выходящие из пределов лояльности, ес-
ли, если...
В это время на лакированной, сверкающей бронзою лестнице с капитанс-
кого мостика показались сбегающие ноги. Янсен сказал поспешно:
- Время, мадам...
Вниз сошел помощник капитана. Отдал честь:
- Мадам Ламоль, без трех минут двенадцать, сейчас будут вызывать по
радио...
Ветер парусил белую юбку. Зоя поднялась на верхнюю палубу к рубке ра-
диотелеграфа. Прищурясь, вдохнула соленый воздух. Сверху, с капитанского
мостика, необъятным казался солнечный свет, падающий на стеклянно-рябое
море.
Зоя глядела и загляделась, взявшись за перила. Узкий корпус яхты с
приподнятым бушпритом летел среди ветерков в этом водянистом свете.
Сердце билось от счастья. Казалось, оторви руки от перил, и полетишь.
Чудесное создание - человек. Какими числами измерить неожиданности его
превращений? Злые излучения воли, текучий яд вожделений, душа, казалось,
разбитая в осколки, - все мучительное темное прошлое Зои отодвинулось,
растворилось в этом солнечном свете...
"Я молода, молода, - так казалось ей на палубе корабля, с поднятым к
солнцу бушпритом, - я красива, я добра".
Ветер ласкал шею, лицо. Зоя восторженно желала счастья себе. Все еще
не в силах оторваться от света, неба, моря, она повернула холодную ручку
дверцы, вошла в хрустальную будку, где с солнечной стороны были задерну-
ты шторки. Взяла слуховые трубки. Положила локти на стол, прикрыла глаза
пальцами, - сердцу все еще было горячо. Зоя сказала помощнику капитана:
- Идите.
Он вышел, покосившись на мадам Ламоль. Мало того, что она была чер-
товски красива, стройна, тонка, "шикарна", - от нее неизъяснимое волне-
ние.
Двойные удары хронометра, как склянки, прозвонили двенадцать. Зоя
улыбнулась, - прошло всего три минуты с тех пор, как она поднялась с
кресла под тентом.
"Нужно научиться чувствовать, раздвигать каждую минуту в вечность, -
подумалось ей, - знать: впереди миллионы минут, миллионы вечностей".
Она положила пальцы на рычажок и, пододвинув его влево, настроила ап-
парат на волну сто тридцать семь с половиной метров. Тогда из черной
пустоты трубки раздался медленный и жесткий голос Роллинга:
- ...Мадам Ламоль, мадам Ламоль, мадам Ламоль... Слушайте, слушайте,
слушайте...
- Да слушаю я, успокойся, - прошептала Зоя.
- ...Все ли у вас благополучно? Не терпите ли бедствия? В чем-либо
недостатка? Сегодня в тот же час, как обычно, буду счастлив слышать ваш
голос... Волну посылайте той же длины, как обычно... Мадам Ламоль, не
удаляйтесь слишком далеко от десяти градусов восточной долготы, сорока
градусов северной широты. Не исключена возможность скорой встречи. У нас
все в порядке. Дела блестящи. Тот, кому нужно молчать, молчит. Будьте
спокойны, счастливы, - безоблачный путь.
Зоя сняла наушные трубки. Морщина прорезала ее лоб. Глядя на стрелку
хронометра, она проговорила сквозь зубы: "Надоело!" Эти ежедневные ради-
опризнания в любви ужасно сердили ее. Роллинг не может, не хочет оста-
вить ее в покое... Пойдет на какое угодно преступление в конце концов,
только бы позволила ему каждый день хрипеть в микрофон: "... Будьте спо-
койны, счастливы, - безоблачный путь".
После убийств в Билль Давре и Фонтенебло и затем бешеной езды с Гари-
ным по залитым лунным светом пустынным шоссейным дорогам в Гавр Зоя и
Роллинг больше не встречались. Он стрелял в нее в ту ночь, пытался ос-
корбить и затих. Кажется, он даже молча плакал тогда, согнувшись в авто-
мобиле.
В Гавре она села на его яхту "Аризона" и на рассвете вышла в Бискайс-
кий залив. В Лиссабоне Зоя получила документы и бумаги на имя мадам Ла-
моль - она становилась владелицей одной их самых роскошных на Западе
яхт. Из Лиссабона пошли в Средиземное море, и там "Аризона" крейсировала
у берегов Италии, держась десяти градусов восточной долготы, сорока гра-
дусов северной широты.
Немедленно была установлена связь между яхтой и частной радиостанцией
Роллинга в Медоне под Парижем. Капитан Янсен докладывал Роллингу обо
всех подробностях путешествия. Роллинг ежедневно вызывал Зою. Она каждый
вечер докладывала ему о своих "настроениях". В этом однообразии прошло
дней десять, и вот аппараты "Аризоны", щупавшие пространство, приняли
короткие волны на непонятном языке. Дали знать Зое, и она услыхала го-
лос, от которого остановилось сердце.
- ...Зоя, Зоя, Зоя, Зоя...
Точно огромная муха о стекло, звенел в наушниках голос Гарина. Он
повторял ее имя и затем через некоторые промежутки:
- ...Отвечай от часа до трех ночи...
И опять:
- ...Зоя, Зоя, Зоя... Будь осторожна, будь осторожна...
В ту же ночь над темным морем, над спящей Европой, над древними пепе-
лищами Малой Азии, над равнинами Африки, покрытыми иглами и пылью высох-
ших растений, летели волны женского голоса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
наступление на химическом фронте. Деньги лопатой загребает. В том-то все
и дело, что я с минуты на минуту жду пулю в окно или яд в соуснике. Он
меня все-таки пришьет, конечно...
- Что же вы молчите?.. Немедленно нужно дать знать шефу полиции.
- Товарищ дорогой, вы с ума сошли! Я и жив-то до сих пор только пото-
му, что молчу.
- Итак, Шельга, вы своими глазами видели действие аппарата?
- Видел и теперь знаю: пушки, газы, аэропланы - все это детская заба-
ва. Вы не забывайте, тут не один Гарин... Гарин и Роллинг. Смертоносная
машина и миллиарды. Всего можно ждать.
Хлынов поднял штору и долго стоял у окна, глядя на изумрудную зелень,
на старого садовника, с трудом перетаскивающего металлические суставча-
тые трубы в теневую сторону сада, на черных дроздов, - они деловито и
озабоченно бегали под кустами вербены, вытаскивали из чернозема дождевых
червяков. Небо, синее и прелестное, вечным покоем расстилалось над са-
дом.
- А то предоставить их самим себе, пусть развернутся во всем велико-
лепии - Роллинг и Гарин, и конец будет ближе, - проговорил Хлынов. -
Этот мир погибнет неминуемо... Здесь одни дрозды живут разумно. - Хлынов
отвернулся от окна. - Человек каменного века был значительнее, несомнен-
но... Бесплатно, только из внутренней потребности, разрисовывал пещеры,
думал, сидя у огня, о мамонтах, о грозах, о странном вращении жизни и
смерти и о самом себе. Черт знает, как это было почтенно!.. Мозг еще ма-
ленький, череп толстый, но духовная энергия молниями лучилась из его го-
ловы... А эти, нынешние, на кой черт им летательные машины? Посадить бы
какого-нибудь франта с бульвара в пещеру напротив палеолитического чело-
века. Тот бы, волосатый дядя, его спросил: "Рассказывай, сын больной су-
ки, до чего ты додумался за эти сто тысяч лет?.. - "Ах, ах, - завертелся
бы франт, - я, знаете ли, не столько думаю, сколько наслаждаюсь плодами
цивилизации, господин пращур... Если бы не опасность революций со сторо-
ны черни, то наш мир был бы поистине прекрасен. Женщины, рестораны, нем-
ножко волнения за картами в казино, немножко спорта... Но, вот беда, -
эти постоянные кризисы и революции - это становится утомительным..." -
"Ух ты, - сказал бы на это пращур, впиваясь в франта горящими глазами, -
а мне вот нравится Ду-у-у-умать, я вот сижу и уважаю мой гениальный
мозг... Мне бы хотелось проткнуть им вселенную..." Хлынов замолчал. Ус-
мехаясь, всматривался в сумрак палеолитической пещеры. Тряхнул головой:
- Чего добиваются Гарин и Роллинг? Щекотки. Пусть они ее называют
властью над миром. Все же это не больше, чем щекотка. В прошлую войну
погибло тридцать миллионов. Они постараются убить триста. Духовная энер-
гия в глубочайшем обмороке. Профессор Рейхер обедает только по воскре-
сеньям. В остальные дни он кушает два бутерброда с повидлом и с маргари-
ном - на завтрак и отварной картофель с солью - к обеду. Такова плата за
мозговой труд... И так будет, покуда мы не взорвем всю эту ихнюю "циви-
лизацию", Гарина посадим в сумасшедший дом, а Роллинга отправим завхозом
куда-нибудь на остров Врангеля... Вы правы, нужно бороться... Что же, -
я готов. Аппаратом Гарина должен владеть СССР...
- Аппарат будет у нас, - закрыв глаза, проговорил Шельга.
- С какого конца приступить к делу?
- С разведки, как полагается.
- В каком направлении?
- Гарин сейчас, по всей вероятности, бешеным ходом строит аппараты. В
Вилль Давре у него была только модель. Если он успеет построить боевой
аппарат, - тогда его взять будет очень трудно. Первое, - нужно узнать,
где он строит аппараты.
- Понадобятся деньги.
- Поезжайте сегодня же на улицу Гренелль, переговорите с нашим пос-
лом, я его кое о чем уже осведомил. Деньги будут. Теперь второе, - нужно
разыскать Зою Монроз. Это очень важно. Это баба умная, жестокая, с
большой фантазией. Она Гарина и Роллинга связала насмерть. В ней вся
пружина их махинации.
- Простите, бороться с женщинами отказываюсь.
- Алексей Семенович, она посильнее нас с вами... Она еще много крови
прольет.
Зоя вышла из круглой и низкой ванны, подставила спину, - горничная
накинула на нее мохнатый халат. Зоя, вся еще покрытая пузырьками морской
воды, села на мраморную скамью.
Сквозь иллюминаторы скользили текучие отблески солнца, зеленоватый
свет играл на мраморных стенах, ванная комната слегка покачивалась. Гор-
ничная осторожно вытирала, как драгоценность, ноги Зои, натянула чулки и
белые туфли.
- Белье, мадам.
Зоя лениво поднялась, на нее надели почти не существующее белье. Она
глядела мимо зеркала, заломив брови. Ее одели в белую юбку и белый,
морского покроя, пиджачок с золотыми пуговицами, - как это и полагалось
для владелицы трехсоттонной яхты в Средиземном море.
- Грим, мадам?
- Вы с ума сошли, - ответила Зоя, медленно взглянула на горничную и
пошла наверх, на палубу, где с теневой стороны на низком камышовом сто-
лике был накрыт завтрак.
Зоя села у стола. Разломила кусочек хлеба и загляделась. Белый узкий
корпус моторной яхты скользил по зеркальной воде, - море было ясно-голу-
бое, немного темнее безоблачного неба. Пахло свежестью чисто вымытой па-
лубы. Подувал теплый ветерок, лаская ноги под платьем.
На слегка выгнутой, из узких досок, точно замшевой палубе стояли у
бортов плетеные кресла, посредине лежал серебристый анатолийский ковер с
разбросанными парчовыми подушками. От капитанского мостика до кормы на-
тянут тент из синего шелка с бахромой и кистями.
Зоя вздохнула и начала завтракать. Мягко ступая, улыбаясь, подошел
капитан Янсен, норвежец, - выбритый, румяный, похожий на взрослого ре-
бенка. Неторопливо приложил два пальца к фуражке, надвинутой глубоко на
одно ухо.
- С добрым утром, мадам Ламоль. (Зоя плавала под этим именем и под
французским флагом.)
Капитан был весь белоснежный, выглаженный, - косолапо, по-морски,
изящный. Зоя оглянула его от золотых дубовых листьев на козырьке фуражки
до белых туфель с веревочными подошвами. Осталась удовлетворена.
- Доброе утро, Янсен.
- Имею честь доложить, курс - норд-вест-вест, широта и долгота (та-
кие-то), на горизонте курится Везувий. Неаполь покажется меньше чем че-
рез час.
- Садитесь, Янсен.
Движением руки она пригласила его принять участие в завтраке. Янсен
сел на заскрипевшую под сильным его телом камышовую банкетку. От завтра-
ка отказался, - он уже ел в девять утра. Из вежливости взял чашечку ко-
фе.
Зоя рассматривала его загорелое лицо со светлыми ресницами, - оно по-
немногу залилось краской. Не отхлебнув, он поставил чашечку на скатерть.
- Нужно переменить пресную воду и взять бензин для моторов, - сказал
он, не поднимая глаз.
- Как, заходить в Неаполь? Какая тоска! Мы встанем на внешнем рейде,
если вам так уже нужны вода и бензин.
- Есть встать на внешнем рейде, - тихо проговорил капитан.
- Янсен, ваши предки были морскими пиратами?
- Да, мадам.
- Как это было интересно? Приключения, опасности, отчаянные кутежи,
похищение красивых женщин... Вам жалко, что вы не морской пират?
Янсен молчал. Рыжие ресницы его моргали. По лбу пошли складки.
- Ну?
- Я получил хорошее воспитание, мадам.
- Верю.
- Разве что-нибудь во мне дает повод думать, что я способен на проти-
возаконные и нелояльные поступки?
- фу, - сказала Зоя, - такой сильный, смелый, отличный человек, пото-
мок пиратов - и все это, чтобы возить вздорную бабу по теплой скучной
луже. Фу!
- Но, мадам...
- Устройте какую-нибудь глупость, Янсен. Мне скучно...
- Есть устроить глупость.
- Когда будет страшная буря, посадите яхту на камень.
- Есть посадить яхту на камни...
- Вы серьезно это намерены сделать?
- Если вы приказываете...
Он взглянул на Зою. В глазах его были обида и сдерживаемое восхище-
ние. Зоя потянулась и положила руку ему на белый рукав:
- Я не шучу с вами, Янсен. Я знаю вас всего три недели, но мне кажет-
ся, что вы из тех, кто может быть предан (у него сжались челюсти). Мне
кажется, вы способны на поступки, выходящие из пределов лояльности, ес-
ли, если...
В это время на лакированной, сверкающей бронзою лестнице с капитанс-
кого мостика показались сбегающие ноги. Янсен сказал поспешно:
- Время, мадам...
Вниз сошел помощник капитана. Отдал честь:
- Мадам Ламоль, без трех минут двенадцать, сейчас будут вызывать по
радио...
Ветер парусил белую юбку. Зоя поднялась на верхнюю палубу к рубке ра-
диотелеграфа. Прищурясь, вдохнула соленый воздух. Сверху, с капитанского
мостика, необъятным казался солнечный свет, падающий на стеклянно-рябое
море.
Зоя глядела и загляделась, взявшись за перила. Узкий корпус яхты с
приподнятым бушпритом летел среди ветерков в этом водянистом свете.
Сердце билось от счастья. Казалось, оторви руки от перил, и полетишь.
Чудесное создание - человек. Какими числами измерить неожиданности его
превращений? Злые излучения воли, текучий яд вожделений, душа, казалось,
разбитая в осколки, - все мучительное темное прошлое Зои отодвинулось,
растворилось в этом солнечном свете...
"Я молода, молода, - так казалось ей на палубе корабля, с поднятым к
солнцу бушпритом, - я красива, я добра".
Ветер ласкал шею, лицо. Зоя восторженно желала счастья себе. Все еще
не в силах оторваться от света, неба, моря, она повернула холодную ручку
дверцы, вошла в хрустальную будку, где с солнечной стороны были задерну-
ты шторки. Взяла слуховые трубки. Положила локти на стол, прикрыла глаза
пальцами, - сердцу все еще было горячо. Зоя сказала помощнику капитана:
- Идите.
Он вышел, покосившись на мадам Ламоль. Мало того, что она была чер-
товски красива, стройна, тонка, "шикарна", - от нее неизъяснимое волне-
ние.
Двойные удары хронометра, как склянки, прозвонили двенадцать. Зоя
улыбнулась, - прошло всего три минуты с тех пор, как она поднялась с
кресла под тентом.
"Нужно научиться чувствовать, раздвигать каждую минуту в вечность, -
подумалось ей, - знать: впереди миллионы минут, миллионы вечностей".
Она положила пальцы на рычажок и, пододвинув его влево, настроила ап-
парат на волну сто тридцать семь с половиной метров. Тогда из черной
пустоты трубки раздался медленный и жесткий голос Роллинга:
- ...Мадам Ламоль, мадам Ламоль, мадам Ламоль... Слушайте, слушайте,
слушайте...
- Да слушаю я, успокойся, - прошептала Зоя.
- ...Все ли у вас благополучно? Не терпите ли бедствия? В чем-либо
недостатка? Сегодня в тот же час, как обычно, буду счастлив слышать ваш
голос... Волну посылайте той же длины, как обычно... Мадам Ламоль, не
удаляйтесь слишком далеко от десяти градусов восточной долготы, сорока
градусов северной широты. Не исключена возможность скорой встречи. У нас
все в порядке. Дела блестящи. Тот, кому нужно молчать, молчит. Будьте
спокойны, счастливы, - безоблачный путь.
Зоя сняла наушные трубки. Морщина прорезала ее лоб. Глядя на стрелку
хронометра, она проговорила сквозь зубы: "Надоело!" Эти ежедневные ради-
опризнания в любви ужасно сердили ее. Роллинг не может, не хочет оста-
вить ее в покое... Пойдет на какое угодно преступление в конце концов,
только бы позволила ему каждый день хрипеть в микрофон: "... Будьте спо-
койны, счастливы, - безоблачный путь".
После убийств в Билль Давре и Фонтенебло и затем бешеной езды с Гари-
ным по залитым лунным светом пустынным шоссейным дорогам в Гавр Зоя и
Роллинг больше не встречались. Он стрелял в нее в ту ночь, пытался ос-
корбить и затих. Кажется, он даже молча плакал тогда, согнувшись в авто-
мобиле.
В Гавре она села на его яхту "Аризона" и на рассвете вышла в Бискайс-
кий залив. В Лиссабоне Зоя получила документы и бумаги на имя мадам Ла-
моль - она становилась владелицей одной их самых роскошных на Западе
яхт. Из Лиссабона пошли в Средиземное море, и там "Аризона" крейсировала
у берегов Италии, держась десяти градусов восточной долготы, сорока гра-
дусов северной широты.
Немедленно была установлена связь между яхтой и частной радиостанцией
Роллинга в Медоне под Парижем. Капитан Янсен докладывал Роллингу обо
всех подробностях путешествия. Роллинг ежедневно вызывал Зою. Она каждый
вечер докладывала ему о своих "настроениях". В этом однообразии прошло
дней десять, и вот аппараты "Аризоны", щупавшие пространство, приняли
короткие волны на непонятном языке. Дали знать Зое, и она услыхала го-
лос, от которого остановилось сердце.
- ...Зоя, Зоя, Зоя, Зоя...
Точно огромная муха о стекло, звенел в наушниках голос Гарина. Он
повторял ее имя и затем через некоторые промежутки:
- ...Отвечай от часа до трех ночи...
И опять:
- ...Зоя, Зоя, Зоя... Будь осторожна, будь осторожна...
В ту же ночь над темным морем, над спящей Европой, над древними пепе-
лищами Малой Азии, над равнинами Африки, покрытыми иглами и пылью высох-
ших растений, летели волны женского голоса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42