Она снова протянула перед собою руку, ладонью вверх. Почти тотчас же
Лось и Гусев увидели в углублении ее ладони бело-зеленоватый, туманный
шарик, с большое яблоко величиной. Внутри своей сферы он весь двигался и
переливался.
Теперь оба гостя и Аэлита внимательно глядели на это облачное,
опаловое яблоко. Вдруг, струи в нем остановились, проступили темные пятна.
Вглядевшись, Лось вскрикнул: на ладони Аэлиты лежал земной шар.
- Талцетл, - сказала она, указывая на него пальцем.
Шар медленно начал крутиться. Проплыли очертания Америки,
Тихоокеанский берег Азии. Гусев заволновался:
- Это - мы, мы - русские, это - наше, - сказал он, тыча ногтем в
Сибирь. Извилистой тенью проплыла гряда Урала, ниточка нижнего течения
Волги. Очертились берега Белого моря.
- Здесь, - сказал Лось и указал на Финский залив. Аэлита удивленно
подняла на него глаза. Вращение шара остановилось. Лось сосредоточился, в
памяти возник кусок географической карты, - и сейчас же, словно отпечаток
его воображения, появились на поверхности туманного шара - черная клякса,
расходящиеся от нее ниточки железных дорог, надпись на зеленоватом поле -
"Петербург" и с боку - большая красная буква начала слова "Россия".
Аэлита всмотрелась и заслонила шар, - он теперь просвечивал сквозь ее
пальцы. Взглянув на Лося, она покачала головой:
- Оцео хо суа, - сказала она, и он понял: - "Сосредоточьтесь и
вспоминайте".
Тогда он стал вспоминать очертание Петербурга, - гранитную
набережную, студеные, синие волны Невы, ныряющую в них лодочку с каким-то
чахоточным чиновником, повиснувшие в тумане длинные арки Николаевского
моста, густые дымы заводов, дымы и тучи тусклого заката, мокрую улицу,
вывеску мелочной лавочки - "чай, сахар, кофе", старенького извозчика на
углу.
Аэлита, подперев подбородок, тихо глядела на шар. В нем проплывали
воспоминания Лося, то отчетливые, то, словно, сдвинутые, стертые.
Выдвинулась колонада и тусклый купол Исаакиевского собора, и уже на месте
его поступала гранитная лестница у воды, полукруг скамьи, печально сидящая
какая-то барышня с зонтиком, а над нею - два сфинкса в тиарах. Поплыли
колонки цифр, рисунок чертежа, появился пылающий горн, угрюмый Хохлов,
раздувающий угли.
Долго глядела Аэлита на странную жизнь, проходящую перед ней в
туманных струях шара. Но вот, изображения начали путаться: в них
настойчиво вторгались какие-то, совсем иного очертания, картины, - полосы
дыма, зарево, скачущие лошади, какие-то бегущие, падающие люди. Вот,
заслоняя все, выплыло бородатое, залитое кровью, страшное лицо. Гусев
шумно вздохнул. Аэлита с тревогой обернулась к нему, и сейчас же
перевернула ладонь. Шар исчез.
Аэлита сидела несколько минут, облокотившись, закрыв рукою глаза.
Встала, взяла с полки один из цилиндров, вынула из него костяной валик и
вложила в читальный, с экраном, столик. Затем, она потянула за шнур, и
верхние окна в библиотеке задернулись синими шторами. Она придвинула
столик к скамье и повернула включатель.
Зеркало экрана осветилось, сверху вниз поплыли по нему фигурки
марсиан, животных, дома, деревья, утварь. Аэлита называла каждую фигурку
именем. Когда фигурки двигались и совмещались - она называла глагол.
Иногда изображения перемежались цветными, как в поющей книге, знаками и
раздавалась, едва уловимая, музыкальная фраза, - Аэлита называла понятие.
Она говорила тихим голосом. Не спеша плыли изображения предметов этой
странной азбуки. В тишине, в голубоватом сумраке библиотеки, глядели на
Лося пепельные глаза, голос Аэлиты сильными и мягкими чарами проникал в
сознание. Кружилась голова.
Лось чувствовал, - мозг его яснеет, будто поднимается туманная
пелена, и новые слова и понятия отпечатлеваются в памяти. Так продолжалось
долго. Аэлита провела рукой по лбу, вздохнула и погасила экран. Лось и
Гусев сидели, как в тумане.
- Идите и лягте спать, - сказала Аэлита гостям на том языке, звуки
которого были еще странными, но смысл уже сквозил во мгле сознания.

НА ЛЕСТНИЦЕ

Прошло семь дней.
Когда, впоследствии, Лось вспоминал это время, - оно представлялось
ему синим сумраком, удивительным покоем, где на яву проходили вереницы
чудесных сновидений.
Лось и Гусев просыпались рано поутру. После ванной и легкой еды шли в
библиотеку. Внимательные, ласковые глаза Аэлиты встречали их на пороге.
Она говорила почти уже понятные слова. Было чувство невыразимого покоя в
тишине и полумраке этой комнаты, в тихих словах Аэлиты, - влага ее глаз
переливалась, глаза раздвигались в сферу, и там шли сновидения. Бежали
тени по экрану. Слова, вне воли, проникали в сознание.
Совершалось чудо: слова, сначала только только звуки, затем
сквозящие, как из тумана, понятия, - понемногу наливались соком жизни.
Теперь, когда Лось произносил имя - Аэлита - оно волновало его двойным
чувством: печалью первого слога АЭ, что означало - "видимый в последний
раз", и ощущением серебристого света - ЛИТА, что означало свет звезды.
Так, язык нового мира тончайшей материей вливался в сознание, и оно
тяжелело.
Семь дней продолжалось это обогащение. Уроки были - утром и после
заката - до полуночи. Наконец, Аэлита, видимо, утомилась. На восьмой день
гостей не пришли будить и они спали до вечера.
Когда Лось поднялся с постели, - в окно были видны длинные тени от
деревьев. Хрустальным, однообразным голосом посвистывала какая-то птичка.
Кружилась слегка голова. Было чувство переполненности неизлитой радостью.
Лось быстро оделся и, не будя Гусева, пошел в библиотеку, но на стук никто
не ответил. Тогда Лось вышел на двор, первый раз за эти семь дней.
Поляна полого опускалась к роще, к красноватым и низким постройкам.
Туда, с унылым перевыванием, шло стадо неуклюжих, длинношерстых животных,
- хаши, - полумедведей, полукоров. Косое солнце золотило кудрявую траву, -
весь луг пылал влажным золотом. Пролетели на озеро изумрудные журавли.
Вдали выступил, залитый закатом, снежный конус горной вершины. Здесь тоже
был покой, чудесная печаль уходящего в мире и золоте дня.
Лось пошел к озеру по знакомой дорожке. Те же стояли с обеих сторон
плакучие, лазурные деревья, те же увидел он развалины за пятнистыми
стволами, тот же был воздух - тонкий, холодеющий. Но Лосю казалось, что
только сейчас он увидел эту чудесную природу, - раскрылись глаза и уши, он
узнал имена вещей.
Пылающими пятнами сквозило озеро сквозь ветви. Но, когда Лось подошел
к воде, - солнце уже закатилось, огненные перья заката, языки легкого
пламени побежали, охватили полнеба таким неистовым золотом, что сердце на
минуту стало. Быстро, быстро огонь покрывался пеплом, небо очищалось,
темнело, и вот уже зажглись звезды. Странный рисунок созвездий отразился в
воде. В излучине озера, у лестницы, возвышались черными очертаниями два
каменные гиганта, сторожа тысячелетий, - сидели, обращенные лицами к
созвездиям.
Лось подошел к лестнице. Глаза еще не привыкли к быстро наступившей
темноте. Он облокотился о подножие статуи и вдыхал сыроватую влагу озера,
- горьковатый запах болотных цветов. Отражения звезд расплывались, - над
водою закурился тончайший туман. А созвездия горели все ярче, и теперь
ясно были видны заснувшие ветви, поблескивающие камушки и улыбающееся во
сне лицо сидящего Магацитла.
Лось глядел и стоял так долго, покуда не затекла рука, лежавшая на
камне. Тогда он отошел от статуи, и сейчас же увидел внизу, на лестнице,
Аэлиту. Она сидела, опустив локти на колени, подперев подбородок.
- Аиу ту ира хасхе Аэлита, - проговорил Лось, с изумлением
прислушиваясь к странным звукам своих слов. Он выговорил их, как на
морозе, с трудом. Его желание, - могу ли я быть с вами, Аэлита? - само
претворилось в эти чужие звуки.
Аэлита медленно обернула голову, сказала: - Да, - и снова опустила
подбородок в стиснутые кисти рук. Лось сел рядом на ступень. Волосы Аэлиты
были покрыты черным колпачком, - капюшоном плаща. Лицо хорошо различимо в
свете звезд, но глаз не видно, - лишь большие тени в глазных впадинах.
Холодноватым голосом, спокойно, она спросила:
- Вы были счастливы там, на земле?
Лось ответил не сразу, - всматривался: ее лицо было неподвижно, рот
печально сложен.
- Да, - ответил он, и почувствовал холодок в сердце, - да, я был
счастлив.
- В чем счастье у вас на земле?
Лось опять всмотрелся. Опустил голову.
- Должно быть в том счастье у нас на земле, чтобы забыть самого себя.
Тот счастлив, в ком - полнота, согласие, радость и жажда жить для того,
кто дает эту полноту, согласие, радость.
Теперь Аэлита обернулась к нему. Стали видны ее огромные глаза, с
изумлением глядящие на этого беловолосого великана, человека.
- Такое счастье приходит в любви к женщине, - сказал Лось. Аэлита
отвернулась. Задрожал острый колпачок на ее голове. Не то она смеялась, -
нет. Не то заплакала, - нет. Лось тревожно заворочался на мшистой ступени,
потер переносицу. Аэлита сказала чуть дрогнувшим голосом:
- Зачем вы покинули землю?
- Та, кого я любил - умерла, - сказал Лось. - Жизнь для меня стала
ужасна. Я остался один, сам с собой. Не было силы побороть отчаяние, не
было охоты - жить. Нужно много мужества, чтобы жить, так на земле все
отравлено ненавистью. Я - беглец и трус.
Аэлита выпростала руку из-под плаща и положила ее на большую руку
Лося, - коснулась и снова убрала руку под плащ:
- Я знала, что в моей жизни произойдет это, - проговорила она, словно
в раздумьи. - Еще девочкой я видела странные сны. Снились высокие, зеленые
горы. Светлые, не наши, реки. Облака, облака, огромные, белые, и - дожди,
- потоки воды. И люди - великаны. Я думала, что схожу с ума. Впоследствии
мой учитель говорил, что это - АШХЕ, второе зрение. В нас, потомках
Магацитлов, живет память об иной жизни, дремлет ашхе, как непроросшее
зерно. Ашхе - страшная сила, великая мудрость. Но я не знаю что - счастье?
Аэлита выпростала из-под плаща обе руки, всплеснула ими, как ребенок.
Колпачок ее опять задрожал:
- Уж много лет, по ночам, я прихожу на эту лестницу, гляжу на звезды.
Я много знаю. Уверяю вас - я знаю такое, что вам никогда нельзя и не нужно
знать. Но счастлива я была, когда в детстве снились облака, облака, потоки
дождя, зеленые горы, великаны. Учитель предостерегал меня: он сказал, что
я погибну. - Она обернула к Лосю лицо, и вдруг усмехнулась. Лосю стало
жутко: так чудесно красива была Аэлита, такой опасный, горьковато-сладкий
запах шел от воды, от плаща с капюшоном, от рук, от лица, от дыхания, от
ее платья.
- Учитель сказал: "ХАО погубит тебя". Это слово означает нисхождение.
Аэлита отвернулась и надвинула колпачок плаща ниже, на глаза. После
молчания Лось сказал:
- Аэлита, расскажите мне о вашем знании.
- Это тайна, - ответила она важно, - но вы человек, я должна буду вам
рассказать многое.
Она подняла лицо. Большие созвездия, по обе стороны млечного пути,
сияли и мерцали так, будто ветерок вечности проходил по их огням. Аэлита
вздохнула:
- Слушайте, - сказала она, - слушайте меня внимательно и покойно.

ПЕРВЫЙ РАССКАЗ АЭЛИТЫ

Тума, то есть Марс, двадцать тысячелетий тому назад был населен
Аолами - оранжевой расой. Дикие племена Аолов, - охотники и пожиратели
гигантских пауков, - жили в экваторьяльных лесах и болотах. Только
несколько слов в нашем языке осталось от этих племен. Другая часть Аолов
населяла южные заливы большого материка. Там есть вулканические пещеры с
солеными и пресными озерами. Население ловило рыбу и уносило ее под землю,
сваливало в соленые озера. В глубине пещер они спасались от зимних стуж.
До сих пор там еще видны холмы из рыбьих костей.
Третья часть Аолов селилась близ экватора у подножья гор, всюду, где
из-под земли били гейзеры питьевой воды. Эти племена умели строить жилища,
разводили длинношерстых хаши, воевали с пожирателями пауков и поклонялись
кровавой звезде Талцетл.
Среди одного из племен, населявшего блаженную страну Азора, появился
необыкновенный шохо. Он был сыном пастуха, вырос в горах Лизиазира, и,
когда ему минуло тринадцать лет, спустился в селения Азоры, ходил из
города в город и говорил так:
"Я видел сон, раскрылось небо и упала звезда. Я погнал моих хаши к
тому месту, куда упала звезда. Там я увидел лежащего в траве сына неба. Он
был велик ростом, его лицо было, как снег на вершинах. Он поднял голову, и
я увидел, что из глаз его выходят свет и безумие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24