Неоднократно отмечалось, что когда разговор заходил о его сестрах, король становился раздражен, или гневен, или попросту скучал, и потому при дворе избегали упоминать о них, и вскоре обе королевы были почти позабыты.
В конечном итоге Моргаузу так и не отправили на север к ее сестре Моргане. Та сама прибыла на юг.
Когда король Урбген после мрачной и продолжительной беседы с Верховным королем наконец отослал от себя Моргану и вернул на попечение Артура, ее недолгое время держали в Каэр Эйдин, но по прошествии нескольких месяцев она добилась от своего брата данного без охоты дозволения вернуться на юг в собственный замок, среди холмов к северу от Каэрлеона, который пожаловал ей сам Артур в более счастливые дни. Обосновавшись там под охраной, набранной, из доверенных Артуровых стражников, и с немногими женщинами, согласившимися разделить с ней неволю, она завела там малое подобие королевского двора и снова взялась (как говорили слухи, и на сей раз эти слухи были правдивы) вынашивать мелочные и полные ненависти заговоры против своих супруга и брата и делала это столь же деловито и почти так же уютно, как наседка высиживает своих цыплят.
Время от времени она осаждала короля — через королевских курьеров — мольбами о различных милостях. В ее посланиях раз за разом повторялась просьба позволить ее “любимой сестре” воссоединиться с ней в Замке Аур. При этом было прекрасно известно, что две вельможные дамы не питают особой любви друг к другу, и Артур, когда ему вообще удавалось заставить себя подумать об этом, подозревал, что желание Морганы воссоединиться с Моргаузой на деле было продиктовано надеждой заключить союз со сводной сестрой или же удвоить погибельную силу доступного ей колдовства. И здесь тоже не обошлось без злословья и слухов: говорили, что королева Моргана намного превзошла Моргаузу силой и что волшебство ее обращено отнюдь не на добрые дела. А потому Артур оставлял без внимания просьбы Морганы — подобно мужам меньшего ума и звания, одолеваемым надоедливыми женщинами, Верховный король предпочитал затыкать уши. Он просто передал это дело главному своему советнику: у него достало здравого смысла предоставить женщине улаживать просьбы и склоки женщин.
Совет Нимуэ был ясен и прост: содержать обеих под стражей и содержать их раздельно. Так что королевы оставались пленницами, одна в Уэльсе, другая все еще в Эймсбери, но — и вновь по совету Нимуэ — заточенье их не было слишком жестоким.
“Оставь им их двор и их титулы, их красивые платья и их любовников, — предложила она, а когда король недоуменно поднял брови, объяснила: — Люди вскоре позабудут о том, что случилось, а хорошенькая женщина, заточенная против воли, легко становится центром заговоров и недовольства. Не делай из них мучениц. Через несколько лет твои молодые рыцари или рыцари любого малого короля уже не будут знать, что Моргауза отравила Мерлина, да и вообще не гнушалась убийством для достижения собственных целей. Они уже позабыли о том, что они с Лотом повинны в умерщвлении младенцев в Дунпельдире. Дай злодейке год-другой наказания, и найдется какой-нибудь глупец, готовый размахивать знаменем и кричать: “Жестокосердые, отпустите ее!” Оставь им то, что не имеет значенья, но держи их поблизости и всегда следи за ними”.
И потому королева Моргана держала небольшой двор в Замке Аур и частые свои посланья отправляла с курьерами в Камелот, а королева Моргауза оставалась в монастыре в Эймсбери. Ей увеличили содержание, но все же ее плен был, вероятно, не настолько приволен, как у ее сестры, так как требовал соблюдения монастырского устава, хотя бы на словах. Но у Моргаузы имелись свои приемы. Аббату она представилась той несчастной, которая, будучи так долго отрезана на языческих островах от истинной веры, жаждет теперь узнать все, что возможно, о “новой религии” христиан. Прислуживавшие ей женщины посещали богослужения вместе с монахинями-затворницами и проводили долгие часы, помогая сестрам в шитье и других более низких занятиях. Следует заметить, что сама королева удовлетворилась тем, что предоставила другим отправлять эту сторону обрядов, но с аббатисой она была сама любезность, и, греясь в лучах ее внимания, эта престарелая и невинная дама без труда была обманута той, что, какие бы предполагаемые злодеяния она ни совершила, все же приходилась сводной сестрой самому Верховному королю.
“Предполагаемые злодеяния” — Нимуэ была права. По мере того как шло время, тускнела память о преступлениях, в которых обвиняли Моргаузу, а тщательно взлелеянное самой дамой впечатление о нежной печальной пленнице, преданной своему брату, оторванной от сыновей, заключенной вдали от своих земель, росло и распространялось за стены монастыря. Ни для кого не было секретом, что старший “племянник” короля имеет близкое и если уж на то пошло скандальное отношение к трону — что ж, это случилось давным-давно, во времена смутные и темные, когда Артур и Моргауза были совсем юны, и даже сейчас можно догадаться, как хороша собой была она в те годы… как она все еще хороша…
Так шли годы. Мальчики стали молодыми людьми и заняли свое место при дворе, темные дела Моргаузы отошли в область легенды, а сама Моргауза с удобствами и сравнительно привольно жила в Эймсбери, притом удобства эти были много большие, чем в полном сквозняков замке в Дунпельдире или в ветреной твердыне Оркнейских островов. Недоставало ей лишь власти — большей, чем была у нее над ее небольшим личным двором, и эта нехватка разъедала ее изнутри. По мере того как шло время и становилось ясно, что она никогда не покинет Эймсбери, что, на деле, о ней почти позабыли, она вновь обратилась к своим волшебным искусствам, убедив себя в том, что в них кроются зачатки влияния и истинного могущества. У нее остался один отточенный годами дар: будь то растения, тщательно взращиваемые в монастырском саду, или заклятья, с которыми их собирали и приготавливали, мази и притирания Моргаузы до сих пор творили свое ароматное волшебство. При ней осталась красота, а с ней — ее власть над мужчинами.
У нее были любовники. К примеру, молодой садовник, который ухаживал за растениями и травами для ее отваров, красивый юноша, надеявшийся со временем вступить в ряды братьев. Можно сказать, королева оказала ему услугу. Четыре месяца ночей на ее ложе научили его, что в мире немало прелестей, от которых он в свои шестнадцать лет не готов отречься: когда со временем, одарив его золотом, она отослала его от себя, он бросил монастырь и уехал в Акве Сулис, где встретил дочь богатого торговца, после чего весьма и весьма преуспел. После него были и другие. Еще больше возможностей появилось, когда на Великой равнине был поставлен на учения гарнизон и у командиров вошло в обыкновение приезжать после дневных трудов в Эймсбери, чтобы отведать того, что могли предложить из яств и увеселений местные таверны. И еще больше, когда командовать гарнизоном был назначен Ламорак, который давным-давно привозил мальчиков посетить королеву в монастыре. Он осмелился справиться в монастыре о здоровье плененной королевы. Она приняла его и была само очарованье. Месяц спустя они уже стали любовниками, и Ламорак клялся, что это любовь с первого взгляда, и горько сетовал на упущенные годы, прошедшие с их первой встречи на лесной прогулке.
Дважды за эти годы Артур останавливался неподалеку, первый раз — в гарнизоне, второй — в самом Эймсбери, в доме городского главы.
В первый его приезд, несмотря на все усилия Моргаузы, он отказался видеться с ней, удовлетворившись тем, что послал придворного к настоятельнице, чтобы со всей придворной церемонностью осведомиться о здоровье и благополучии узницы, и отправил своих представителей — Бедуира и, по насмешке судьбы, Ламорака — побеседовать с самой королевой. Второй его приезд случился года два спустя. Артур предпочел бы вновь провести ночь в лагере, но это могло показаться пренебреженьем гостеприимству городского главы, так что он остановился в городе. Он отдал приказ не выпускать Моргаузу за стены монастыря, пока он пребывает в округе, и этот приказ был исполнен. Но однажды вечером, когда он с полудюжиной своих Соратников сидел за ужином, который давали в его честь аббат и старшины города, к дверям явились две дамы Моргаузы с рассказом о недуге плененной королевы и жалобно молили короля явиться к одру больной. Она жаждет лишь получить перед смертью прощенье брата, сказали женщины. Или, если он все еще настроен против нее, она молила — и претрогательно, если верить посланницам, — чтобы он по меньшей мере исполнил одно ее предсмертное желанье. А именно, позволить ей в последний раз повидать сыновей.
Сыновей Лота с Артуром не было. Гахерис был в лагере гарнизона на Равнине; а Гавейн и остальные двое братьев — в Камелоте. Единственный из пяти приехал Мордред, который, как всегда теперь, был подле своего отца.
Махнув женщинам так, чтобы они отошли подальше и не слышали его слов, к Мордреду Артур и обратился вполголоса:
— Умирает? Как, по-твоему, это правда?
— Три дня назад она отправилась на прогулку верхом.
— Да? Кто это сказал?
— Свинопас из березовой рощи. Я остановился поговорить с ним. Однажды она бросила ему монету, и с тех пор он ее высматривает. Он называет ее “красивая королева”.
Артур, хмурясь, забарабанил пальцами по столу.
— Всю неделю дул холодный ветер. Думаю, она вполне могла простудиться. Но пусть даже так… — Он помедлил. — Думаю, надо будет все же завтра кого-нибудь послать. А если рассказ женщин окажется правдой, полагаю, мне придется самому поехать.
— И к завтрашнему дню все будет должным образом подготовлено.
Король проницательно поглядел на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Когда она посылала за мной в прошлый раз, — сухо ответил Мордред, — я застал ее одну в холодной комнате безо всяких украшений или удобств. А их я заметил, когда приоткрылась дверь в соседний покой, куда их поспешно свалили.
Складка меж бровями Артура стала глубже.
— Так ты полагаешь, здесь какое-то надувательство? Но как? Что она может сделать?
Мордред поежился словно от холода.
— Кто знает? Как она не раз мне напоминала, она ведьма. Держись от нее подальше, государь. Или… позволь пойти мне и самому убедиться, есть ли хоть доля правды в этой байке о смертельном недуге.
— Ты не боишься ее колдовства?
— Она просила повидаться с сыновьями, — ответил Мордред, — а я единственный, кто сейчас в Эймсбери.
Он не стал прибавлять, что хотя его дух, который сама Моргауза пичкала страхом, отшатывался от нее, он знал, что ему ничто не угрожает. Он должен стать погибелью своего отца — в его ушах все еще стояло гневное шипенье ведьмы. Ради этого она сохранит его от напастей, как делала она все эти долгие годы.
Вместо этого он сказал:
— Если ты, государь, пошлешь меня сейчас передать, что увидишься с ней завтра, вот когда — если речь и впрямь идет об обмане — она совершит свои приготовления. Я сам схожу сегодня вечером.
Артур возражал, и они еще немного поговорили об этом, но в конце концов король согласился и прежде, чем с благодарностью вернуться к своим гостям, послал одного из своих Соратников, чтобы известить королеву Моргаузу о том, что завтра посетит ее.
Как и прежде, он послал Ламорака.
Под стеной сада стоял на привязи стреноженный конь. Стена здесь была ниже, чем в других местах. Сук разросшейся яблони так долго упирался в кирпичи, что они наконец поддались и выпали наружу, образовав провал, через который при некоторой ловкости и став на седло лошади можно было залезть на стену.
Ночь выдалась безлунная, но звезды усыпали небосвод, частые и яркие, словно маргаритки на лугу. Мордред остановился и оглядел лошадь. Звезда во лбу и белый носок на правой ноге показались ему знакомыми. Присмотревшись внимательней, он увидел на шлейке серебряного оркнейского вепря и узнал чалого Гахериса. Плечо коня под ладонью Мордреда было жарким и влажным на ощупь.
С минуту Мордред стоял в размышлении. Если известие о недуге Моргаузы распространилось в округе, как обычно расходятся подобные вести, и дошла до ставки гарнизона, Гахерис, должно быть, немедля выехал, чтобы посетить королеву. Или, возможно, получив отказ на просьбу сопровождать Артура и Мордреда в Эймсбери, он приехал сюда тайком, настроившись во что бы то ни стало повидаться с матерью. В любом случае его визит был тайным, иначе он подъехал бы к воротам.
И в любом случае, думал Мордред с налетом веселья, Моргауза никак не ждет этого визита, а потому, вероятно, еще не лишила себя — да еще в такую прохладную холодную ночь — привычного комфорта. Когда Мордред станет докладывать королю, Гахерису, кому бы ни принадлежала его верность, придется засвидетельствовать, что мать его пребывает в добром здравии и что содержат ее в подобающих ее званию условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
В конечном итоге Моргаузу так и не отправили на север к ее сестре Моргане. Та сама прибыла на юг.
Когда король Урбген после мрачной и продолжительной беседы с Верховным королем наконец отослал от себя Моргану и вернул на попечение Артура, ее недолгое время держали в Каэр Эйдин, но по прошествии нескольких месяцев она добилась от своего брата данного без охоты дозволения вернуться на юг в собственный замок, среди холмов к северу от Каэрлеона, который пожаловал ей сам Артур в более счастливые дни. Обосновавшись там под охраной, набранной, из доверенных Артуровых стражников, и с немногими женщинами, согласившимися разделить с ней неволю, она завела там малое подобие королевского двора и снова взялась (как говорили слухи, и на сей раз эти слухи были правдивы) вынашивать мелочные и полные ненависти заговоры против своих супруга и брата и делала это столь же деловито и почти так же уютно, как наседка высиживает своих цыплят.
Время от времени она осаждала короля — через королевских курьеров — мольбами о различных милостях. В ее посланиях раз за разом повторялась просьба позволить ее “любимой сестре” воссоединиться с ней в Замке Аур. При этом было прекрасно известно, что две вельможные дамы не питают особой любви друг к другу, и Артур, когда ему вообще удавалось заставить себя подумать об этом, подозревал, что желание Морганы воссоединиться с Моргаузой на деле было продиктовано надеждой заключить союз со сводной сестрой или же удвоить погибельную силу доступного ей колдовства. И здесь тоже не обошлось без злословья и слухов: говорили, что королева Моргана намного превзошла Моргаузу силой и что волшебство ее обращено отнюдь не на добрые дела. А потому Артур оставлял без внимания просьбы Морганы — подобно мужам меньшего ума и звания, одолеваемым надоедливыми женщинами, Верховный король предпочитал затыкать уши. Он просто передал это дело главному своему советнику: у него достало здравого смысла предоставить женщине улаживать просьбы и склоки женщин.
Совет Нимуэ был ясен и прост: содержать обеих под стражей и содержать их раздельно. Так что королевы оставались пленницами, одна в Уэльсе, другая все еще в Эймсбери, но — и вновь по совету Нимуэ — заточенье их не было слишком жестоким.
“Оставь им их двор и их титулы, их красивые платья и их любовников, — предложила она, а когда король недоуменно поднял брови, объяснила: — Люди вскоре позабудут о том, что случилось, а хорошенькая женщина, заточенная против воли, легко становится центром заговоров и недовольства. Не делай из них мучениц. Через несколько лет твои молодые рыцари или рыцари любого малого короля уже не будут знать, что Моргауза отравила Мерлина, да и вообще не гнушалась убийством для достижения собственных целей. Они уже позабыли о том, что они с Лотом повинны в умерщвлении младенцев в Дунпельдире. Дай злодейке год-другой наказания, и найдется какой-нибудь глупец, готовый размахивать знаменем и кричать: “Жестокосердые, отпустите ее!” Оставь им то, что не имеет значенья, но держи их поблизости и всегда следи за ними”.
И потому королева Моргана держала небольшой двор в Замке Аур и частые свои посланья отправляла с курьерами в Камелот, а королева Моргауза оставалась в монастыре в Эймсбери. Ей увеличили содержание, но все же ее плен был, вероятно, не настолько приволен, как у ее сестры, так как требовал соблюдения монастырского устава, хотя бы на словах. Но у Моргаузы имелись свои приемы. Аббату она представилась той несчастной, которая, будучи так долго отрезана на языческих островах от истинной веры, жаждет теперь узнать все, что возможно, о “новой религии” христиан. Прислуживавшие ей женщины посещали богослужения вместе с монахинями-затворницами и проводили долгие часы, помогая сестрам в шитье и других более низких занятиях. Следует заметить, что сама королева удовлетворилась тем, что предоставила другим отправлять эту сторону обрядов, но с аббатисой она была сама любезность, и, греясь в лучах ее внимания, эта престарелая и невинная дама без труда была обманута той, что, какие бы предполагаемые злодеяния она ни совершила, все же приходилась сводной сестрой самому Верховному королю.
“Предполагаемые злодеяния” — Нимуэ была права. По мере того как шло время, тускнела память о преступлениях, в которых обвиняли Моргаузу, а тщательно взлелеянное самой дамой впечатление о нежной печальной пленнице, преданной своему брату, оторванной от сыновей, заключенной вдали от своих земель, росло и распространялось за стены монастыря. Ни для кого не было секретом, что старший “племянник” короля имеет близкое и если уж на то пошло скандальное отношение к трону — что ж, это случилось давным-давно, во времена смутные и темные, когда Артур и Моргауза были совсем юны, и даже сейчас можно догадаться, как хороша собой была она в те годы… как она все еще хороша…
Так шли годы. Мальчики стали молодыми людьми и заняли свое место при дворе, темные дела Моргаузы отошли в область легенды, а сама Моргауза с удобствами и сравнительно привольно жила в Эймсбери, притом удобства эти были много большие, чем в полном сквозняков замке в Дунпельдире или в ветреной твердыне Оркнейских островов. Недоставало ей лишь власти — большей, чем была у нее над ее небольшим личным двором, и эта нехватка разъедала ее изнутри. По мере того как шло время и становилось ясно, что она никогда не покинет Эймсбери, что, на деле, о ней почти позабыли, она вновь обратилась к своим волшебным искусствам, убедив себя в том, что в них кроются зачатки влияния и истинного могущества. У нее остался один отточенный годами дар: будь то растения, тщательно взращиваемые в монастырском саду, или заклятья, с которыми их собирали и приготавливали, мази и притирания Моргаузы до сих пор творили свое ароматное волшебство. При ней осталась красота, а с ней — ее власть над мужчинами.
У нее были любовники. К примеру, молодой садовник, который ухаживал за растениями и травами для ее отваров, красивый юноша, надеявшийся со временем вступить в ряды братьев. Можно сказать, королева оказала ему услугу. Четыре месяца ночей на ее ложе научили его, что в мире немало прелестей, от которых он в свои шестнадцать лет не готов отречься: когда со временем, одарив его золотом, она отослала его от себя, он бросил монастырь и уехал в Акве Сулис, где встретил дочь богатого торговца, после чего весьма и весьма преуспел. После него были и другие. Еще больше возможностей появилось, когда на Великой равнине был поставлен на учения гарнизон и у командиров вошло в обыкновение приезжать после дневных трудов в Эймсбери, чтобы отведать того, что могли предложить из яств и увеселений местные таверны. И еще больше, когда командовать гарнизоном был назначен Ламорак, который давным-давно привозил мальчиков посетить королеву в монастыре. Он осмелился справиться в монастыре о здоровье плененной королевы. Она приняла его и была само очарованье. Месяц спустя они уже стали любовниками, и Ламорак клялся, что это любовь с первого взгляда, и горько сетовал на упущенные годы, прошедшие с их первой встречи на лесной прогулке.
Дважды за эти годы Артур останавливался неподалеку, первый раз — в гарнизоне, второй — в самом Эймсбери, в доме городского главы.
В первый его приезд, несмотря на все усилия Моргаузы, он отказался видеться с ней, удовлетворившись тем, что послал придворного к настоятельнице, чтобы со всей придворной церемонностью осведомиться о здоровье и благополучии узницы, и отправил своих представителей — Бедуира и, по насмешке судьбы, Ламорака — побеседовать с самой королевой. Второй его приезд случился года два спустя. Артур предпочел бы вновь провести ночь в лагере, но это могло показаться пренебреженьем гостеприимству городского главы, так что он остановился в городе. Он отдал приказ не выпускать Моргаузу за стены монастыря, пока он пребывает в округе, и этот приказ был исполнен. Но однажды вечером, когда он с полудюжиной своих Соратников сидел за ужином, который давали в его честь аббат и старшины города, к дверям явились две дамы Моргаузы с рассказом о недуге плененной королевы и жалобно молили короля явиться к одру больной. Она жаждет лишь получить перед смертью прощенье брата, сказали женщины. Или, если он все еще настроен против нее, она молила — и претрогательно, если верить посланницам, — чтобы он по меньшей мере исполнил одно ее предсмертное желанье. А именно, позволить ей в последний раз повидать сыновей.
Сыновей Лота с Артуром не было. Гахерис был в лагере гарнизона на Равнине; а Гавейн и остальные двое братьев — в Камелоте. Единственный из пяти приехал Мордред, который, как всегда теперь, был подле своего отца.
Махнув женщинам так, чтобы они отошли подальше и не слышали его слов, к Мордреду Артур и обратился вполголоса:
— Умирает? Как, по-твоему, это правда?
— Три дня назад она отправилась на прогулку верхом.
— Да? Кто это сказал?
— Свинопас из березовой рощи. Я остановился поговорить с ним. Однажды она бросила ему монету, и с тех пор он ее высматривает. Он называет ее “красивая королева”.
Артур, хмурясь, забарабанил пальцами по столу.
— Всю неделю дул холодный ветер. Думаю, она вполне могла простудиться. Но пусть даже так… — Он помедлил. — Думаю, надо будет все же завтра кого-нибудь послать. А если рассказ женщин окажется правдой, полагаю, мне придется самому поехать.
— И к завтрашнему дню все будет должным образом подготовлено.
Король проницательно поглядел на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Когда она посылала за мной в прошлый раз, — сухо ответил Мордред, — я застал ее одну в холодной комнате безо всяких украшений или удобств. А их я заметил, когда приоткрылась дверь в соседний покой, куда их поспешно свалили.
Складка меж бровями Артура стала глубже.
— Так ты полагаешь, здесь какое-то надувательство? Но как? Что она может сделать?
Мордред поежился словно от холода.
— Кто знает? Как она не раз мне напоминала, она ведьма. Держись от нее подальше, государь. Или… позволь пойти мне и самому убедиться, есть ли хоть доля правды в этой байке о смертельном недуге.
— Ты не боишься ее колдовства?
— Она просила повидаться с сыновьями, — ответил Мордред, — а я единственный, кто сейчас в Эймсбери.
Он не стал прибавлять, что хотя его дух, который сама Моргауза пичкала страхом, отшатывался от нее, он знал, что ему ничто не угрожает. Он должен стать погибелью своего отца — в его ушах все еще стояло гневное шипенье ведьмы. Ради этого она сохранит его от напастей, как делала она все эти долгие годы.
Вместо этого он сказал:
— Если ты, государь, пошлешь меня сейчас передать, что увидишься с ней завтра, вот когда — если речь и впрямь идет об обмане — она совершит свои приготовления. Я сам схожу сегодня вечером.
Артур возражал, и они еще немного поговорили об этом, но в конце концов король согласился и прежде, чем с благодарностью вернуться к своим гостям, послал одного из своих Соратников, чтобы известить королеву Моргаузу о том, что завтра посетит ее.
Как и прежде, он послал Ламорака.
Под стеной сада стоял на привязи стреноженный конь. Стена здесь была ниже, чем в других местах. Сук разросшейся яблони так долго упирался в кирпичи, что они наконец поддались и выпали наружу, образовав провал, через который при некоторой ловкости и став на седло лошади можно было залезть на стену.
Ночь выдалась безлунная, но звезды усыпали небосвод, частые и яркие, словно маргаритки на лугу. Мордред остановился и оглядел лошадь. Звезда во лбу и белый носок на правой ноге показались ему знакомыми. Присмотревшись внимательней, он увидел на шлейке серебряного оркнейского вепря и узнал чалого Гахериса. Плечо коня под ладонью Мордреда было жарким и влажным на ощупь.
С минуту Мордред стоял в размышлении. Если известие о недуге Моргаузы распространилось в округе, как обычно расходятся подобные вести, и дошла до ставки гарнизона, Гахерис, должно быть, немедля выехал, чтобы посетить королеву. Или, возможно, получив отказ на просьбу сопровождать Артура и Мордреда в Эймсбери, он приехал сюда тайком, настроившись во что бы то ни стало повидаться с матерью. В любом случае его визит был тайным, иначе он подъехал бы к воротам.
И в любом случае, думал Мордред с налетом веселья, Моргауза никак не ждет этого визита, а потому, вероятно, еще не лишила себя — да еще в такую прохладную холодную ночь — привычного комфорта. Когда Мордред станет докладывать королю, Гахерису, кому бы ни принадлежала его верность, придется засвидетельствовать, что мать его пребывает в добром здравии и что содержат ее в подобающих ее званию условиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63