ему предстояло стать диковинным пополнением коллекции редких птиц, зверей и гадов, которую содержала в своем замке королева Моргана. За ними следовал вооруженный эскорт, состоящий из собственных ратников королевы Моргаузы, а замыкал процессию — с виду почетный караул, который слишком уж явно напоминал стражу, — один из отрядов Верховного короля, прибывших на “Морском драконе”.
Даже в безжалостном утреннем свете королева смотрелась истинной красавицей. Ее косы, промытые сладкими эссенциями и переплетенные золотыми лентами, сверкали и переливались на солнце. Глаза под подведенными веками сияли. В обычные дни она предпочитала яркие одежды, но сегодня облачилась во все черное, и это темное одеяние как будто возвратило ее стану, раздавшемуся после рожденья стольких сыновей, почти что былую стройную гибкость юности и оттенило блеск самоцветных камней и сливочную кожу. Королева выступала величественно, с высоко поднятой головой, и весь облик ее излучал уверенность. По обе стороны дороги столпились жители островов, выкрикивая приветствия и добрые пожеланья. С самого первого дня своего изгнания на эти дальние берега их любящая комфорт королева не часто баловала их своим появлением на люди, но теперь она явила им истинное зрелище: королевская процессия, королева, принцы, вооруженный и переливающийся драгоценностями эскорт, и в довершение ко всему — собственный корабль короля Артура с развевающимся на его мачте стягом-драконом, который только и ждет, чтобы сопроводить “Орк” в Верховное королевство.
На “Орке” наконец подняли парус, и вот корабль уже вышел в пролив между королевским островом и его соседом. За кормой у него на самом краешке вспененной “Орком” волны покачивался на волнах “Морской дракон”, будто пес, загоняющий олениху и пятерых ее детенышей на юг, в сети, раскинутые для них Верховным королем Артуром.
Как только корабли покинули Оркнейские острова, благополучно унося на юг королеву и ее семью, капитан “Морского дракона” перестал тревожиться из-за скорости плаванья. Верховный король еще гостил в Малой Британии, до тех пор, пока он не вернется в Камелот, никто не станет требовать присутствия там Моргаузы. Но капитан предусмотрительно отвел дополнительное время в пути на случай, если корабли застанет непогода, что вскоре и случилось. Когда они проходили через Мьюир Орк — узкий пролив Оркнейского моря, лежащий меж большой землей и внешними островами, ветры, силой не уступавшие штормовым, разметали корабли и заставили искать укрытия внизу даже самых выносливых пассажиров. Наконец после нескольких дней штормовой погоды ураганные ветры утихли, и оркнейский корабль добрался до укрытых от бурь вод устья Итуны и стал там на якорь. “Морской дракон” с трудом вошел в ту же гавань парой часов позднее. Выяснилось, что королева и ее оркнейская свита все еще на борту, но как раз завершают приготовления к тому, чтобы сойти на берег и по суше совершить путешествие в Лугуваллиум, столицу Регеда, где посетят короля Урбгена и его супругу королеву Моргану.
Капитан “Морского дракона”, хоть он и прекрасно сознавал, что его поставили скорее охранять узницу, чем с почетом провожать августейшую гостью, не видел причин препятствовать этому путешествию. Король Урбген, пусть его супруга и заметно согрешила против своего брата Артура, всегда был верным слугой Верховного короля; он, без сомненья, проследит за тем, чтобы Моргаузе и ее выводку не причинили вреда, но будет также держать их под надзором, пока корабли починят после оркнейской бури.
Моргауза, которая не нуждалась в том, чтобы испрашивать соизволения на путешествие, уже отправила к сестре гонца с письмом, сообщая о своем скором прибытии. Теперь же и капитан “Морского дракона” отправил курьера к королю Регеда, и в конце концов кортеж, охраняемый с тем же тщанием, как и раньше, выехал по дороге к замку короля Урбгена.
Мордреду это путешествие показалось безжалостно кратким. Как только кортеж свернул от побережья и углубился в холмы, юноша оказался в земле, совсем не похожей на ту, что он видел, или даже на ту, что когда-либо рисовалась в его воображении.
Более всего поразило его изобилие деревьев. Единственными деревьями, которые он встречал на Оркнейских островах, были немногие чахлые ольхи и березы и истерзанный ветром терновник, жавшийся в скудном убежище долин. Здесь же деревья были повсюду: огромные раскидистые великаны, стоявшие каждый в своем островке тени и окруженные подвластными исполину “поселениями” кустов, мхов и плющей. Обширные дубовые леса, одевавшие подножия гор, по мере того как дорога поднималась все выше, уступали место соснам, беспрепятственно вставшим почти до самых вершин высоких утесов. А в каждой лощине меж этими утесами теснились все новые деревья: рябина, и остролист, и береза; поросшие густым лесом расщелины тянулись вниз с серебристых вершин, будто веревки с крыши хижины его родителей. Ольха и ива затеняли все до единого ручьи и речушки, а вдоль дороги и на склонах, спускавшихся к вересковым равнинам, вставали в ложбинках и укрывали каждое жилище — деревья и вновь деревья, и все в багрянце, и золоте, и сочной осенней меди, на фоне черненого блеска остролиста и темно-зеленых росчерков елей. Лещина сыпала из бархатистых чашечек спелыми орехами на дорогу, которой они ехали, и под серебряной паутиной осени словно гранаты поблескивали ягоды поздней ежевики. Гарет в волнении указывал на похожую на начищенный клинок слепозмейку, утекшую из-под копыт лошадей в заросли папоротника-орляка, а Мордред заметил маленькую косулю, наблюдавшую за ними из кустов многорядника, такую же неподвижную и пятнистую, как ковер опавших иголок и листьев, на котором она застыла.
Однажды, когда дорога проходила через высокий перевал, где меж гребней двух гор долина открывалась в голубую даль, Мордред натянул поводья, останавливая лошадь. Впервые в жизни глядел он вдаль и нигде не видел пред собою моря. Миля за милей колыхалась перед ним листва, и единственной водой, какую можно было разглядеть, были крохотные карновые озера в нависших долинах и сбегавшие к ним по серым валунам белые от пены ручьи. Одна за другой сизые холмы перекатами уходили вдаль, поднимались к огромной гряде гор, завершавшейся единой, коронованной квадратной белой вершиной. Гора это или облако? Все едино. Это — большая земля, королевство всех королевств, земля, из которой рождаются мечты.
Подъехал один из солдат — с быстрой улыбкой и любезным словом, — и Мордред вернулся на свое место в кортеже.
После у него осталось лишь самое смутное воспоминанье о первом пребывании в Регеде. Замок был громадный, переполненный народом и величественный, и застали они его в смятении и тревоге. Мальчиков сразу же передали на попечение сыновей короля; у них сложилось отчетливое впечатление, что их поспешно убирают с глаз долой, пока в замке улаживают какой-то кризис, суть которого никто не потрудился им разъяснить. Король Урбген повел себя с изысканной учтивостью, но был тем не менее рассеян и краток; королева Моргана не появилась вовсе. Сводилось все к тому, что в последнее время к ней как будто никого не допускали, и это уединение граничило почти что с заточеньем.
— Что-то, связанное с мечом, — сказал Гавейн, которому удалось подслушать беседу в помещении для стражи у ворот. — С мечом Верховного короля. Она увезла его из Камелота, пока король был за морем, а на его место положила поддельный.
— Не просто меч, — добавил Гахерис. — Она взяла себе любовника и меч отдала ему. Но Верховный король все равно его убил, а теперь король Урбген хочет ее отослать от себя.
— Кто тебе такое сказал? Конечно, ваш дядя ни за что не позволит так обойтись с его сестрой, что бы она ни сотворила.
— Да нет же, так оно и будет. Это из-за того, что она взяла меч, что равно измене. И поэтому Верховный король позволит Урбгену ее отослать, — горячо настаивал на своем Гахерис. — А любовник…
Тут во двор к ним вышел Габран передать приказ явиться к конюшням, и даже Гахерис, вовсе не славившийся своим тактом, счел за лучшее до поры отложить обсужденье.
Чуть больше, но самую малость, они узнали от двух сыновей Урбгена. Это были взрослые мужи, сыновья от первой жены короля, бывалые бойцы, которые сперва преисполнились гордости от того, что их отец заключил брачный союз с сестрой Артура, но теперь желали, чтоб и ноги ее не было в Регеде, и готовы были поддержать петицию Урбгена о расторжении этого союза.
Правда, по всей видимости, была такова. Моргана, связанная браком с человеком на много лет ее старше, взяла в любовники одного из соратников Артура, рыцаря по имени Акколон, человека храброго, честолюбивого и горячего. Его она уговорила, пока Артур был в отъезде, украсть из Камелота меч Калибурн, который называли еще Мечом Британии, и привезти его в Регед, оставив на месте королевского меча подмену, втайне изготовленную на севере каким-то прихлебателем Морганы.
Чего именно добивалась королева, так и не было к полному удовлетворению разъяснено. Едва ли она могла считать, что юный Акколон, даже устрани он Урбгена, обладай он Мечом Британии и женись он на Моргане, был бы в силах занять место Артура на троне Верховного короля. Более вероятным представлялось, что Моргана использовала любовника в угоду собственным честолюбивым замыслам и что байка, которую она в конечном итоге изложила Урбгену, была в основных чертах правдива. Ей были видения, сказала она, которые дали ей повод ожидать, что Артур за морем внезапно умрет. И потому, чтобы предупредить хаос, который последует за смертью Верховного короля, она осмелилась достать символический Меч Британии для короля Урбгена, испытанного и талантливого ветерана дюжин сражений и супруга единственной законной сестры Артура. Верно, что сам Артур провозгласил своим наследником герцога Корнуэльского, но герцог Кадор мертв, а его сын Константин — еще дитя…
Такова была повесть королевы. Что до подмены королевского меча никчемной копией, это, как утверждала Моргана, было лишь уловкой, облегчившей кражу. Меч по обыкновению висел над местом короля в Круглом зале в Камелоте, и ныне его снимали лишь во время празднеств или для битвы. Копию повесили там лишь для отвода глаз. Но из этого могла проистечь трагедия. Артур вернулся из своих странствий цел и невредим, и Акколон, боясь за самого себя и Моргану в случае, если вскроется кража, вызвал короля на бой, и со своим собственным добрым мечом напал на Артура, вооруженного лишь хрупкой копией Калибурна. Исход этого поединка уже стал частью все растущей легенды о великом короле. Несмотря на завоеванное изменой преимущество, Акколон был убит, а Моргана, страшась гнева и мщения и брата, и супруга, заявляла всем и каждому, кто соглашался ее выслушать, что поединок был делом не ее рук, а одного только Акколона; поскольку последний был мертв, то возразить ей было некому. Если она оплакивала своего мертвого любовника, то делала это тайно. Перед каждым слушателем она сожалела о его неразумии и громко заявляла о своей преданности — пусть полной ошибок, признавала она, но искренней и глубокой — своему брату Артуру и своему супругу и повелителю
Отсюда и смятение в замке. Пока никакого решенья еще не было принято. Дама Нимуэ, унаследовавшая от Мерлина место советника при Артуре и (как говорили) Мерлинову силу, явилась на север, дабы вернуть Меч в Камелот. Ее речи не допускали компромиссов. Артур не готов простить сестре поступок, который считает изменой; и ежели Урбген пожелает отметить за преступленье, совершенное против его ложа, он получает дозволенье Верховного короля поступить со своей неверной супругой, как сочтет должным.
До сего времени король Регеда едва находил в себе твердость, чтобы говорить с женой, не говоря уже о том, чтобы судить ее. Дама Нимуэ еще не покинула город, хотя жила и не в самом замке; к немалому облегчению Урбгена, она отклонила его гостеприимство и нашла себе жилье в городе. Урбген (как он доверительно признавался своим сыновьям) по горло сыт был женщинами и их неумелой возней со снами и волшебством. Он охотно отказался бы принять Моргаузу, но не видел оснований для такого отказа, к тому же ему было любопытно поглядеть на “Оркнейскую ведьму” и ее сыновей. И потому могучий король Урбген настороженно лавировал меж Нимуэ и Моргаузой, позволив последней явиться с визитом и беспрепятственно переговорить с сестрой и вознося молитвы, чтобы королевская советчица теперь, когда ее дело на севере завершено, покинула Лугуваллиум без слишком уж неловкого столкновенья со своим старым врагом Моргаузой.
11
На третий вечер их пребывания в замке Мордред, избегая общества остальных мальчиков, после ужина в одиночку вышел из главной залы, чтобы отправиться в отведенные принцам покои. Дорожка привела его на пологий склон, лежащий между основными строеньями замка и берегом реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Даже в безжалостном утреннем свете королева смотрелась истинной красавицей. Ее косы, промытые сладкими эссенциями и переплетенные золотыми лентами, сверкали и переливались на солнце. Глаза под подведенными веками сияли. В обычные дни она предпочитала яркие одежды, но сегодня облачилась во все черное, и это темное одеяние как будто возвратило ее стану, раздавшемуся после рожденья стольких сыновей, почти что былую стройную гибкость юности и оттенило блеск самоцветных камней и сливочную кожу. Королева выступала величественно, с высоко поднятой головой, и весь облик ее излучал уверенность. По обе стороны дороги столпились жители островов, выкрикивая приветствия и добрые пожеланья. С самого первого дня своего изгнания на эти дальние берега их любящая комфорт королева не часто баловала их своим появлением на люди, но теперь она явила им истинное зрелище: королевская процессия, королева, принцы, вооруженный и переливающийся драгоценностями эскорт, и в довершение ко всему — собственный корабль короля Артура с развевающимся на его мачте стягом-драконом, который только и ждет, чтобы сопроводить “Орк” в Верховное королевство.
На “Орке” наконец подняли парус, и вот корабль уже вышел в пролив между королевским островом и его соседом. За кормой у него на самом краешке вспененной “Орком” волны покачивался на волнах “Морской дракон”, будто пес, загоняющий олениху и пятерых ее детенышей на юг, в сети, раскинутые для них Верховным королем Артуром.
Как только корабли покинули Оркнейские острова, благополучно унося на юг королеву и ее семью, капитан “Морского дракона” перестал тревожиться из-за скорости плаванья. Верховный король еще гостил в Малой Британии, до тех пор, пока он не вернется в Камелот, никто не станет требовать присутствия там Моргаузы. Но капитан предусмотрительно отвел дополнительное время в пути на случай, если корабли застанет непогода, что вскоре и случилось. Когда они проходили через Мьюир Орк — узкий пролив Оркнейского моря, лежащий меж большой землей и внешними островами, ветры, силой не уступавшие штормовым, разметали корабли и заставили искать укрытия внизу даже самых выносливых пассажиров. Наконец после нескольких дней штормовой погоды ураганные ветры утихли, и оркнейский корабль добрался до укрытых от бурь вод устья Итуны и стал там на якорь. “Морской дракон” с трудом вошел в ту же гавань парой часов позднее. Выяснилось, что королева и ее оркнейская свита все еще на борту, но как раз завершают приготовления к тому, чтобы сойти на берег и по суше совершить путешествие в Лугуваллиум, столицу Регеда, где посетят короля Урбгена и его супругу королеву Моргану.
Капитан “Морского дракона”, хоть он и прекрасно сознавал, что его поставили скорее охранять узницу, чем с почетом провожать августейшую гостью, не видел причин препятствовать этому путешествию. Король Урбген, пусть его супруга и заметно согрешила против своего брата Артура, всегда был верным слугой Верховного короля; он, без сомненья, проследит за тем, чтобы Моргаузе и ее выводку не причинили вреда, но будет также держать их под надзором, пока корабли починят после оркнейской бури.
Моргауза, которая не нуждалась в том, чтобы испрашивать соизволения на путешествие, уже отправила к сестре гонца с письмом, сообщая о своем скором прибытии. Теперь же и капитан “Морского дракона” отправил курьера к королю Регеда, и в конце концов кортеж, охраняемый с тем же тщанием, как и раньше, выехал по дороге к замку короля Урбгена.
Мордреду это путешествие показалось безжалостно кратким. Как только кортеж свернул от побережья и углубился в холмы, юноша оказался в земле, совсем не похожей на ту, что он видел, или даже на ту, что когда-либо рисовалась в его воображении.
Более всего поразило его изобилие деревьев. Единственными деревьями, которые он встречал на Оркнейских островах, были немногие чахлые ольхи и березы и истерзанный ветром терновник, жавшийся в скудном убежище долин. Здесь же деревья были повсюду: огромные раскидистые великаны, стоявшие каждый в своем островке тени и окруженные подвластными исполину “поселениями” кустов, мхов и плющей. Обширные дубовые леса, одевавшие подножия гор, по мере того как дорога поднималась все выше, уступали место соснам, беспрепятственно вставшим почти до самых вершин высоких утесов. А в каждой лощине меж этими утесами теснились все новые деревья: рябина, и остролист, и береза; поросшие густым лесом расщелины тянулись вниз с серебристых вершин, будто веревки с крыши хижины его родителей. Ольха и ива затеняли все до единого ручьи и речушки, а вдоль дороги и на склонах, спускавшихся к вересковым равнинам, вставали в ложбинках и укрывали каждое жилище — деревья и вновь деревья, и все в багрянце, и золоте, и сочной осенней меди, на фоне черненого блеска остролиста и темно-зеленых росчерков елей. Лещина сыпала из бархатистых чашечек спелыми орехами на дорогу, которой они ехали, и под серебряной паутиной осени словно гранаты поблескивали ягоды поздней ежевики. Гарет в волнении указывал на похожую на начищенный клинок слепозмейку, утекшую из-под копыт лошадей в заросли папоротника-орляка, а Мордред заметил маленькую косулю, наблюдавшую за ними из кустов многорядника, такую же неподвижную и пятнистую, как ковер опавших иголок и листьев, на котором она застыла.
Однажды, когда дорога проходила через высокий перевал, где меж гребней двух гор долина открывалась в голубую даль, Мордред натянул поводья, останавливая лошадь. Впервые в жизни глядел он вдаль и нигде не видел пред собою моря. Миля за милей колыхалась перед ним листва, и единственной водой, какую можно было разглядеть, были крохотные карновые озера в нависших долинах и сбегавшие к ним по серым валунам белые от пены ручьи. Одна за другой сизые холмы перекатами уходили вдаль, поднимались к огромной гряде гор, завершавшейся единой, коронованной квадратной белой вершиной. Гора это или облако? Все едино. Это — большая земля, королевство всех королевств, земля, из которой рождаются мечты.
Подъехал один из солдат — с быстрой улыбкой и любезным словом, — и Мордред вернулся на свое место в кортеже.
После у него осталось лишь самое смутное воспоминанье о первом пребывании в Регеде. Замок был громадный, переполненный народом и величественный, и застали они его в смятении и тревоге. Мальчиков сразу же передали на попечение сыновей короля; у них сложилось отчетливое впечатление, что их поспешно убирают с глаз долой, пока в замке улаживают какой-то кризис, суть которого никто не потрудился им разъяснить. Король Урбген повел себя с изысканной учтивостью, но был тем не менее рассеян и краток; королева Моргана не появилась вовсе. Сводилось все к тому, что в последнее время к ней как будто никого не допускали, и это уединение граничило почти что с заточеньем.
— Что-то, связанное с мечом, — сказал Гавейн, которому удалось подслушать беседу в помещении для стражи у ворот. — С мечом Верховного короля. Она увезла его из Камелота, пока король был за морем, а на его место положила поддельный.
— Не просто меч, — добавил Гахерис. — Она взяла себе любовника и меч отдала ему. Но Верховный король все равно его убил, а теперь король Урбген хочет ее отослать от себя.
— Кто тебе такое сказал? Конечно, ваш дядя ни за что не позволит так обойтись с его сестрой, что бы она ни сотворила.
— Да нет же, так оно и будет. Это из-за того, что она взяла меч, что равно измене. И поэтому Верховный король позволит Урбгену ее отослать, — горячо настаивал на своем Гахерис. — А любовник…
Тут во двор к ним вышел Габран передать приказ явиться к конюшням, и даже Гахерис, вовсе не славившийся своим тактом, счел за лучшее до поры отложить обсужденье.
Чуть больше, но самую малость, они узнали от двух сыновей Урбгена. Это были взрослые мужи, сыновья от первой жены короля, бывалые бойцы, которые сперва преисполнились гордости от того, что их отец заключил брачный союз с сестрой Артура, но теперь желали, чтоб и ноги ее не было в Регеде, и готовы были поддержать петицию Урбгена о расторжении этого союза.
Правда, по всей видимости, была такова. Моргана, связанная браком с человеком на много лет ее старше, взяла в любовники одного из соратников Артура, рыцаря по имени Акколон, человека храброго, честолюбивого и горячего. Его она уговорила, пока Артур был в отъезде, украсть из Камелота меч Калибурн, который называли еще Мечом Британии, и привезти его в Регед, оставив на месте королевского меча подмену, втайне изготовленную на севере каким-то прихлебателем Морганы.
Чего именно добивалась королева, так и не было к полному удовлетворению разъяснено. Едва ли она могла считать, что юный Акколон, даже устрани он Урбгена, обладай он Мечом Британии и женись он на Моргане, был бы в силах занять место Артура на троне Верховного короля. Более вероятным представлялось, что Моргана использовала любовника в угоду собственным честолюбивым замыслам и что байка, которую она в конечном итоге изложила Урбгену, была в основных чертах правдива. Ей были видения, сказала она, которые дали ей повод ожидать, что Артур за морем внезапно умрет. И потому, чтобы предупредить хаос, который последует за смертью Верховного короля, она осмелилась достать символический Меч Британии для короля Урбгена, испытанного и талантливого ветерана дюжин сражений и супруга единственной законной сестры Артура. Верно, что сам Артур провозгласил своим наследником герцога Корнуэльского, но герцог Кадор мертв, а его сын Константин — еще дитя…
Такова была повесть королевы. Что до подмены королевского меча никчемной копией, это, как утверждала Моргана, было лишь уловкой, облегчившей кражу. Меч по обыкновению висел над местом короля в Круглом зале в Камелоте, и ныне его снимали лишь во время празднеств или для битвы. Копию повесили там лишь для отвода глаз. Но из этого могла проистечь трагедия. Артур вернулся из своих странствий цел и невредим, и Акколон, боясь за самого себя и Моргану в случае, если вскроется кража, вызвал короля на бой, и со своим собственным добрым мечом напал на Артура, вооруженного лишь хрупкой копией Калибурна. Исход этого поединка уже стал частью все растущей легенды о великом короле. Несмотря на завоеванное изменой преимущество, Акколон был убит, а Моргана, страшась гнева и мщения и брата, и супруга, заявляла всем и каждому, кто соглашался ее выслушать, что поединок был делом не ее рук, а одного только Акколона; поскольку последний был мертв, то возразить ей было некому. Если она оплакивала своего мертвого любовника, то делала это тайно. Перед каждым слушателем она сожалела о его неразумии и громко заявляла о своей преданности — пусть полной ошибок, признавала она, но искренней и глубокой — своему брату Артуру и своему супругу и повелителю
Отсюда и смятение в замке. Пока никакого решенья еще не было принято. Дама Нимуэ, унаследовавшая от Мерлина место советника при Артуре и (как говорили) Мерлинову силу, явилась на север, дабы вернуть Меч в Камелот. Ее речи не допускали компромиссов. Артур не готов простить сестре поступок, который считает изменой; и ежели Урбген пожелает отметить за преступленье, совершенное против его ложа, он получает дозволенье Верховного короля поступить со своей неверной супругой, как сочтет должным.
До сего времени король Регеда едва находил в себе твердость, чтобы говорить с женой, не говоря уже о том, чтобы судить ее. Дама Нимуэ еще не покинула город, хотя жила и не в самом замке; к немалому облегчению Урбгена, она отклонила его гостеприимство и нашла себе жилье в городе. Урбген (как он доверительно признавался своим сыновьям) по горло сыт был женщинами и их неумелой возней со снами и волшебством. Он охотно отказался бы принять Моргаузу, но не видел оснований для такого отказа, к тому же ему было любопытно поглядеть на “Оркнейскую ведьму” и ее сыновей. И потому могучий король Урбген настороженно лавировал меж Нимуэ и Моргаузой, позволив последней явиться с визитом и беспрепятственно переговорить с сестрой и вознося молитвы, чтобы королевская советчица теперь, когда ее дело на севере завершено, покинула Лугуваллиум без слишком уж неловкого столкновенья со своим старым врагом Моргаузой.
11
На третий вечер их пребывания в замке Мордред, избегая общества остальных мальчиков, после ужина в одиночку вышел из главной залы, чтобы отправиться в отведенные принцам покои. Дорожка привела его на пологий склон, лежащий между основными строеньями замка и берегом реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63