И вот она ждала целую неделю, а потом к ней приходит креольская делегация:
— Ну, доктор Пеннингер, у нас для вас новости — одна плохая и одна хорошая.
— Давайте сначала плохую.
— Ну, мы нашли вашего дружка, генетического уродца, но, к сожалению, он уже утонул.
— Ох, это очень плохая новость. Это ужасно. Это самое худшее, что могло быть.
— Ну, это не так ужасно, потому что когда мы вытаскивали его из болота, то нашли две огромные корзины крабов!
— Ладно, по крайней мере, вы отыскали тело бедняги… Куда вы его отвезли?
— Ну, вы уж нас простите, мэм, но раньше мы никогда не находили таких хороших крабов, так что его мы оставили пока что полежать на дне».
Это был очень хороший анекдот для того небольшого сообщества, особенно если учесть скрытый подтекст.
Подобно множеству других политических анекдотов, он, естественно, перенаправлял агрессию, и это была агрессия против него, оставленного на съедение крабам. Притча была популярна, и это было показательно. А смешная сторона была еще более ясной — он прощен за все. Народ не боится его и не ненавидит, как боится и ненавидит Хью. Он был политиком и генетическим уродцем, однако народ странным образом ему симпатизировал.
Общественная репутация Оскара достигла своей вершины. Доказательством этого послужил ответ Президента, когда его спросили, что он думает о сексуальном скандале и о работе Оскара в СНБ. Это был момент, когда Президент мог бы сбросить его вниз и дать молча сожрать его тело маленьким болотным крабам. Но Президент избрал другой путь. Он подчеркнул — вполне справедливо, — что человек не может ничего сделать с тем обстоятельством, что он является генетическим изделием нелегальной южноамериканской лаборатории. Президент сказал, что было бы лицемерием требовать от такого человека корректного соблюдения сексуальных ограничений, принятых в обществе, особенно тогда, когда другие общественные деятели и вовсе сознательно деформируют собственную мозговую ткань. Далее Президент заявил, что он сам «человеческое существо». И следовательно, у него «как человеческого существа» при виде того, как преследуются любящие сердца, «в горле застревает ком».
Тогда пресса вернулась к обсуждению животрепещущих вопросов войны с Голландией, однако выступление Президента в связи с Оскаром было выдержано в совершенно правильной тональности. Определенные слои населения были встревожены тем, что Президент все время ведет жесткую политику по отношению к внутренним оппонентам. Это внезапное проявление человеческих чувств стало блестящим тактическим ходом.
Оскар достиг наивысшего пика своей карьеры. Президент публично разыграл карту. Обдумывая это, Оскар понял, что именно означает для него эта ситуация. Она означает конец. Он выиграл этот круг на столе, покрытом зеленым сукном, он был младшим козырем, и в этом раунде Президент удачно разыграл его козырь. Если он выступит опять, на него спустят собак. Пора возвращаться на свое место в карточную колоду.
Итак: у тебя есть свое место, но не выше. Вот в чем заключался смертельный подтекст президентского выступления. Оскар был полезен, он был умен, но где-то на подсознательном уровне ему все равно не доверяли. Он никогда не станет во главе американского государства.
В Буне Оскар тоже все более отстранялся от дел. Он мог быть агитатором, он был серым кардиналом, но ему никогда не стать королем.
Грета сейчас могла полностью пользоваться славой. Она выступила с просьбой о помощи, и этот ее призыв получил широчайший отклик на национальном уровне. Бомбы или не бомбы, Хью или не Хью, Президент или не Президент, а Буна начала превращаться в «тепличную» метрополию. Она притягивала, как магнитом, самых разнообразных сумасшедших, изобретателей, мечтателей, провалившихся на экзаменах студентов всякого рода гуру, безумных теоретиков, собирателей жучков, любителей строительного моделирования, помешанных на программировании хакеров, архитектурных проектировщиков, короче говоря, всех, кто где-либо недооценивался, отвергался, был исключен из социума, поскольку их чудовищные идеи не имели коммерческого спроса.
С такими людьми, собравшимися вместе, можно было перевернуть землю. Некоторые из вновь прибывших оказались врагами идеи. Злоумышленники подожгли зеленые насаждения. Сосны пылали, как римские свечи, и удушливый слой дыма заволок Техасскую равнину на многие километры. Однако когда огонь был потушен, жители двинулись на почерневшие поля. Поля были засеяны и использованы. Во многих технологиях по измельчению почвы для биохакеров она должна была быть чуть прожаренной. Зола содержала жизненно необходимые минералы. Выгоревшие лесные чащи оказались естественным гнездом феникса для первого в мире общества «эпохи теплиц».
12.
Военно-морские силы США прибыли к берегам Нидерландов. Война достигла критической точки. Было необходимо что-то делать. Американская армада объявила о морской блокаде портов Роттердама и Амстердама. Поскольку большая часть этих городов находилась под водой, это был скорее демонстрационный жест, чем реальная экономическая угроза.
Похоже, больше военному флоту делать было нечего. Не имелось достаточного количества сухопутных войск или танков, чтобы предпринять высадку на голландский берег. На кораблях стояли дальнобойные орудия, мощности которых хватило бы, чтобы разрушить крупный город, но для Соединенных Штатов предпринять обстрел мирных городов, не оказывающих им военного сопротивления, было немыслимо.
Так что после громких фанфар и шума в прессе война с Голландией оказалась подделкой. Президент довел народ до неистовства, укрепил свое положение и покончил с чрезвычайными комитетами. Он превратил ручных пролов, рассыпанных по стране, в сотовые ячейки мини-Робеспьеров. Это был внушительный список достижений. Таким образом, был получен аванс, чтобы войну поскорее свернули и закончили.
Эти отступные затрагивали самую неподходящую, казалось бы, фигуру — Элиота Бамбакиаса. Молодой сенатор от штата Массачусетс избрал этот момент, чтобы провести давно ожидаемую поездку в Бунский национальный коллабораторий.
Душевное здоровье сенатора намного улучшилось. Целая серия различных нейросредств наконец принесла результаты — была найдена та спектральная эмоциональная зона, в которой сенатор мог зафиксироваться и прийти в себя. Он стал совсем другим человеком. Более сумрачным, озабоченным и намного более циничным. Он считал свое нынешнее состояние «реалистическим». Он звонил всем, кому следовало, для получения кворума, выполнял другие поручения Комитета. Он гораздо меньше говорил и гораздо больше времени проводил с лоббистами.
Оскар взял на себя хлопоты по устройству персонального визита четы Бамбакиас в Буну. В связи с остановкой военных действий казалось маловероятным, чтобы Хью начал швырять свои бомбы с краской.
Тем временем бешеная страсть к строительству в Буне не утихла. Напротив, отмена ракетной тревоги освободила людей от оговорок, что они занимаются этим, чтобы оградить себя от газовой атаки. Тысячи людей работали на строительстве, имея гарантированное питание, и крышу над головой, и всю возможную поддержку, какую можно было найти в Сети. В городе был строительный бум. Одна группа энтузиастов строила гигантскую пластиковую конструкцию размером с Эйфелеву башню. Они называли это сооружение «Маяк космической истины». Другие любители довели до логического конца идеи геодезических конструкций и воздушных перекрытий и строили аэростаты. Это были огромные саморасширяющиеся герметичные пузыри, и если удавалось подсоединить к ним по кабелям пьезоэлектрическую мускулатуру, то они могли отрываться от земли и зависать в воздухе.
Оскар не мог сдержать свое восхищение этими чудесами. Он чувствовал, что Лорена и сенатор также получают удовольствие. Бамбакиас выглядел намного лучше — он буквально светился, хотя, возможно, еще принимал лекарства, — однако пережитый стресс наложил неизгладимый отпечаток на Лорену. Она отяжелела, с трудом передвигалась, выглядела замкнутой и в присутствии мужа обменялась с Оскаром только несколькими восклицаниями.
Из них двоих говорил только Бамбакиас, однако это не было похоже на его обычную пространную риторику.
— Отель хорош, — заметил он. — Вы отлично справились с отелем. Учитывая местные ограничения.
— О, мы все в восторге от отеля. Я до сих пор в основном ночую там. Но его нельзя сравнить с тем, что сейчас строится в городе.
— Они строят неправильно, — поджал губы сенатор.
— Ну, они ведь любители.
— Это хуже, чем любители. Они не следуют спецификациям. Используют не сертифицированные и не тестированные материалы. Все эти тенты и пилоны в комбинациях, не прошедших испытания, — большая часть их просто разрушится.
— Ну конечно, сенатор, — но они возвели их всего за несколько дней! Позже они научатся строить и построят что-нибудь еще.
— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я приму на себя ответственность за это. Я послал тебе эти схемы, но я никак не ожидал, что они будут реализованы. Раз я утратил свою интеллектуальную собственность, то я не несу ответственность за то, как ее эксплуатируют другие люди.
— Конечно же нет, сенатор! Была война, чрезвычайное положение… Знаете, тут есть одна хорошая сторона. Это, конечно, временные постройки, и все сделано не в классических формах, но они пользуются чрезвычайной популярностью!
Бамбакиас немного посветлел лицом.
— Вот как.
— Людям, которые живут в этих сооружениях, нет никакого дела до архитектурных изысков. Большая часть из них много лет попросту не имела крыши над головой. На них произвело огромное впечатление, что архитектура кочевников может быть такой замысловатой.
— Это не архитектура кочевников. Это мультимас-штабные сооружения для чрезвычайных ситуаций.
— Очень интересное уточнение, Элкотт, но позвольте мне называть это именно так: архитектура кочевников.
— Ты бы прислушался к нему, дорогой, — слабо прошептала Лорена. — У Оскара инстинктивное чутье на такие вещи.
— Чутье! — недовольно сказал Бамбакиас. — На инстинктах можно прожить всю жизнь, если не собираешься жить долго. А как долго здесь все это останется, Оскар?
— Это? — деликатно переспросил Оскар.
— Ну, все, что здесь творится. Что это вообще такое? Политическое движение или просто большой уличный комитет? Это явно не город.
— Ну… трудно сказать точно, сколько зто продлится…
— Возможно, тебе следует более тщательно это обдумать, — заметил сенатор. Было видно, что ему не хочется все это обсуждать, скорее он выполняет печальный долг. — Ты же понимаешь, я важный член
Сенатского комитета по науке. И мне довольно трудно объяснять коллегам, что здесь происходит.
— О, я так скучаю по Сенатскому комитету, — соврал Оскар.
— Видишь ли, ход вещей здесь напоминает мне развитие Интернета. Это старая компьютерная сеть, возникшая в американской научной среде. Все было очень просто и распространялось повсеместно — не было никакого централизованного контроля. И обернулось все это самой большой в мире машиной по нелегальному копированию. Китай обожал Интернет, они использовали его против нас. Они разрушили наше экономическое благосостояние. И даже тогда Сеть не исчезла — она просто стала подпитывать все эти бродячие группы — кочевников и диссидентов. Неожиданно они сумели вновь создать мощную структуру, и наконец, когда Президент также принял их сторону… кто знает. Ты улавливаешь параллели? Это тебе что-то говорит?
Оскар чувствовал себя все более и более неловко.
— Ну, я никогда не утверждал, что все здесь происходящее не имело прецедентов в прошлом. Самый большой секрет креативности — это понять, как вы сами скрываете свои источники.
— Ты украл эти идеи у Хью. Ты хочешь выступить под маской Хью?
— Элкотт, такая тактика проверена веками!
— Оскар, Хью — диктатор. Разве не понятно, что такое «экономика престижа»? Это когда все опирается в основном на инстинкт. Они проводят все свое время оказывая друг другу маленькие добровольные услуги. И за это друг друга уважают. А потом кто-то выскакивает из этой среды и становится большим племенным вождем. Тогда они вынуждены выполнять то, что он прикажет.
— Ну… это сложно. Но да, в целом так.
— И им нет никакого дела до остальной Америки. Совершенно.
— Ну, в общем, для этого все и задумывалось.
— Я имею в виду, что у них нет никакого способа общаться с остальным американским обществом. Они не умеют общаться даже друг с другом. У них нет никаких законов. Никакой конституции. Никаких легальных установлений. Никакого Билля о правах. У них нет никакого способа общения с другими, кроме устрашения либо опустошения. Когда один из них в Сети натыкается на другого, из другого клана, то они начинают смертельно враждовать и убивать.
— Иногда.
— А сейчас ты создал им условия, когда две группы осознали свой взаимный интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Ну, доктор Пеннингер, у нас для вас новости — одна плохая и одна хорошая.
— Давайте сначала плохую.
— Ну, мы нашли вашего дружка, генетического уродца, но, к сожалению, он уже утонул.
— Ох, это очень плохая новость. Это ужасно. Это самое худшее, что могло быть.
— Ну, это не так ужасно, потому что когда мы вытаскивали его из болота, то нашли две огромные корзины крабов!
— Ладно, по крайней мере, вы отыскали тело бедняги… Куда вы его отвезли?
— Ну, вы уж нас простите, мэм, но раньше мы никогда не находили таких хороших крабов, так что его мы оставили пока что полежать на дне».
Это был очень хороший анекдот для того небольшого сообщества, особенно если учесть скрытый подтекст.
Подобно множеству других политических анекдотов, он, естественно, перенаправлял агрессию, и это была агрессия против него, оставленного на съедение крабам. Притча была популярна, и это было показательно. А смешная сторона была еще более ясной — он прощен за все. Народ не боится его и не ненавидит, как боится и ненавидит Хью. Он был политиком и генетическим уродцем, однако народ странным образом ему симпатизировал.
Общественная репутация Оскара достигла своей вершины. Доказательством этого послужил ответ Президента, когда его спросили, что он думает о сексуальном скандале и о работе Оскара в СНБ. Это был момент, когда Президент мог бы сбросить его вниз и дать молча сожрать его тело маленьким болотным крабам. Но Президент избрал другой путь. Он подчеркнул — вполне справедливо, — что человек не может ничего сделать с тем обстоятельством, что он является генетическим изделием нелегальной южноамериканской лаборатории. Президент сказал, что было бы лицемерием требовать от такого человека корректного соблюдения сексуальных ограничений, принятых в обществе, особенно тогда, когда другие общественные деятели и вовсе сознательно деформируют собственную мозговую ткань. Далее Президент заявил, что он сам «человеческое существо». И следовательно, у него «как человеческого существа» при виде того, как преследуются любящие сердца, «в горле застревает ком».
Тогда пресса вернулась к обсуждению животрепещущих вопросов войны с Голландией, однако выступление Президента в связи с Оскаром было выдержано в совершенно правильной тональности. Определенные слои населения были встревожены тем, что Президент все время ведет жесткую политику по отношению к внутренним оппонентам. Это внезапное проявление человеческих чувств стало блестящим тактическим ходом.
Оскар достиг наивысшего пика своей карьеры. Президент публично разыграл карту. Обдумывая это, Оскар понял, что именно означает для него эта ситуация. Она означает конец. Он выиграл этот круг на столе, покрытом зеленым сукном, он был младшим козырем, и в этом раунде Президент удачно разыграл его козырь. Если он выступит опять, на него спустят собак. Пора возвращаться на свое место в карточную колоду.
Итак: у тебя есть свое место, но не выше. Вот в чем заключался смертельный подтекст президентского выступления. Оскар был полезен, он был умен, но где-то на подсознательном уровне ему все равно не доверяли. Он никогда не станет во главе американского государства.
В Буне Оскар тоже все более отстранялся от дел. Он мог быть агитатором, он был серым кардиналом, но ему никогда не стать королем.
Грета сейчас могла полностью пользоваться славой. Она выступила с просьбой о помощи, и этот ее призыв получил широчайший отклик на национальном уровне. Бомбы или не бомбы, Хью или не Хью, Президент или не Президент, а Буна начала превращаться в «тепличную» метрополию. Она притягивала, как магнитом, самых разнообразных сумасшедших, изобретателей, мечтателей, провалившихся на экзаменах студентов всякого рода гуру, безумных теоретиков, собирателей жучков, любителей строительного моделирования, помешанных на программировании хакеров, архитектурных проектировщиков, короче говоря, всех, кто где-либо недооценивался, отвергался, был исключен из социума, поскольку их чудовищные идеи не имели коммерческого спроса.
С такими людьми, собравшимися вместе, можно было перевернуть землю. Некоторые из вновь прибывших оказались врагами идеи. Злоумышленники подожгли зеленые насаждения. Сосны пылали, как римские свечи, и удушливый слой дыма заволок Техасскую равнину на многие километры. Однако когда огонь был потушен, жители двинулись на почерневшие поля. Поля были засеяны и использованы. Во многих технологиях по измельчению почвы для биохакеров она должна была быть чуть прожаренной. Зола содержала жизненно необходимые минералы. Выгоревшие лесные чащи оказались естественным гнездом феникса для первого в мире общества «эпохи теплиц».
12.
Военно-морские силы США прибыли к берегам Нидерландов. Война достигла критической точки. Было необходимо что-то делать. Американская армада объявила о морской блокаде портов Роттердама и Амстердама. Поскольку большая часть этих городов находилась под водой, это был скорее демонстрационный жест, чем реальная экономическая угроза.
Похоже, больше военному флоту делать было нечего. Не имелось достаточного количества сухопутных войск или танков, чтобы предпринять высадку на голландский берег. На кораблях стояли дальнобойные орудия, мощности которых хватило бы, чтобы разрушить крупный город, но для Соединенных Штатов предпринять обстрел мирных городов, не оказывающих им военного сопротивления, было немыслимо.
Так что после громких фанфар и шума в прессе война с Голландией оказалась подделкой. Президент довел народ до неистовства, укрепил свое положение и покончил с чрезвычайными комитетами. Он превратил ручных пролов, рассыпанных по стране, в сотовые ячейки мини-Робеспьеров. Это был внушительный список достижений. Таким образом, был получен аванс, чтобы войну поскорее свернули и закончили.
Эти отступные затрагивали самую неподходящую, казалось бы, фигуру — Элиота Бамбакиаса. Молодой сенатор от штата Массачусетс избрал этот момент, чтобы провести давно ожидаемую поездку в Бунский национальный коллабораторий.
Душевное здоровье сенатора намного улучшилось. Целая серия различных нейросредств наконец принесла результаты — была найдена та спектральная эмоциональная зона, в которой сенатор мог зафиксироваться и прийти в себя. Он стал совсем другим человеком. Более сумрачным, озабоченным и намного более циничным. Он считал свое нынешнее состояние «реалистическим». Он звонил всем, кому следовало, для получения кворума, выполнял другие поручения Комитета. Он гораздо меньше говорил и гораздо больше времени проводил с лоббистами.
Оскар взял на себя хлопоты по устройству персонального визита четы Бамбакиас в Буну. В связи с остановкой военных действий казалось маловероятным, чтобы Хью начал швырять свои бомбы с краской.
Тем временем бешеная страсть к строительству в Буне не утихла. Напротив, отмена ракетной тревоги освободила людей от оговорок, что они занимаются этим, чтобы оградить себя от газовой атаки. Тысячи людей работали на строительстве, имея гарантированное питание, и крышу над головой, и всю возможную поддержку, какую можно было найти в Сети. В городе был строительный бум. Одна группа энтузиастов строила гигантскую пластиковую конструкцию размером с Эйфелеву башню. Они называли это сооружение «Маяк космической истины». Другие любители довели до логического конца идеи геодезических конструкций и воздушных перекрытий и строили аэростаты. Это были огромные саморасширяющиеся герметичные пузыри, и если удавалось подсоединить к ним по кабелям пьезоэлектрическую мускулатуру, то они могли отрываться от земли и зависать в воздухе.
Оскар не мог сдержать свое восхищение этими чудесами. Он чувствовал, что Лорена и сенатор также получают удовольствие. Бамбакиас выглядел намного лучше — он буквально светился, хотя, возможно, еще принимал лекарства, — однако пережитый стресс наложил неизгладимый отпечаток на Лорену. Она отяжелела, с трудом передвигалась, выглядела замкнутой и в присутствии мужа обменялась с Оскаром только несколькими восклицаниями.
Из них двоих говорил только Бамбакиас, однако это не было похоже на его обычную пространную риторику.
— Отель хорош, — заметил он. — Вы отлично справились с отелем. Учитывая местные ограничения.
— О, мы все в восторге от отеля. Я до сих пор в основном ночую там. Но его нельзя сравнить с тем, что сейчас строится в городе.
— Они строят неправильно, — поджал губы сенатор.
— Ну, они ведь любители.
— Это хуже, чем любители. Они не следуют спецификациям. Используют не сертифицированные и не тестированные материалы. Все эти тенты и пилоны в комбинациях, не прошедших испытания, — большая часть их просто разрушится.
— Ну конечно, сенатор, — но они возвели их всего за несколько дней! Позже они научатся строить и построят что-нибудь еще.
— Надеюсь, ты не ожидаешь, что я приму на себя ответственность за это. Я послал тебе эти схемы, но я никак не ожидал, что они будут реализованы. Раз я утратил свою интеллектуальную собственность, то я не несу ответственность за то, как ее эксплуатируют другие люди.
— Конечно же нет, сенатор! Была война, чрезвычайное положение… Знаете, тут есть одна хорошая сторона. Это, конечно, временные постройки, и все сделано не в классических формах, но они пользуются чрезвычайной популярностью!
Бамбакиас немного посветлел лицом.
— Вот как.
— Людям, которые живут в этих сооружениях, нет никакого дела до архитектурных изысков. Большая часть из них много лет попросту не имела крыши над головой. На них произвело огромное впечатление, что архитектура кочевников может быть такой замысловатой.
— Это не архитектура кочевников. Это мультимас-штабные сооружения для чрезвычайных ситуаций.
— Очень интересное уточнение, Элкотт, но позвольте мне называть это именно так: архитектура кочевников.
— Ты бы прислушался к нему, дорогой, — слабо прошептала Лорена. — У Оскара инстинктивное чутье на такие вещи.
— Чутье! — недовольно сказал Бамбакиас. — На инстинктах можно прожить всю жизнь, если не собираешься жить долго. А как долго здесь все это останется, Оскар?
— Это? — деликатно переспросил Оскар.
— Ну, все, что здесь творится. Что это вообще такое? Политическое движение или просто большой уличный комитет? Это явно не город.
— Ну… трудно сказать точно, сколько зто продлится…
— Возможно, тебе следует более тщательно это обдумать, — заметил сенатор. Было видно, что ему не хочется все это обсуждать, скорее он выполняет печальный долг. — Ты же понимаешь, я важный член
Сенатского комитета по науке. И мне довольно трудно объяснять коллегам, что здесь происходит.
— О, я так скучаю по Сенатскому комитету, — соврал Оскар.
— Видишь ли, ход вещей здесь напоминает мне развитие Интернета. Это старая компьютерная сеть, возникшая в американской научной среде. Все было очень просто и распространялось повсеместно — не было никакого централизованного контроля. И обернулось все это самой большой в мире машиной по нелегальному копированию. Китай обожал Интернет, они использовали его против нас. Они разрушили наше экономическое благосостояние. И даже тогда Сеть не исчезла — она просто стала подпитывать все эти бродячие группы — кочевников и диссидентов. Неожиданно они сумели вновь создать мощную структуру, и наконец, когда Президент также принял их сторону… кто знает. Ты улавливаешь параллели? Это тебе что-то говорит?
Оскар чувствовал себя все более и более неловко.
— Ну, я никогда не утверждал, что все здесь происходящее не имело прецедентов в прошлом. Самый большой секрет креативности — это понять, как вы сами скрываете свои источники.
— Ты украл эти идеи у Хью. Ты хочешь выступить под маской Хью?
— Элкотт, такая тактика проверена веками!
— Оскар, Хью — диктатор. Разве не понятно, что такое «экономика престижа»? Это когда все опирается в основном на инстинкт. Они проводят все свое время оказывая друг другу маленькие добровольные услуги. И за это друг друга уважают. А потом кто-то выскакивает из этой среды и становится большим племенным вождем. Тогда они вынуждены выполнять то, что он прикажет.
— Ну… это сложно. Но да, в целом так.
— И им нет никакого дела до остальной Америки. Совершенно.
— Ну, в общем, для этого все и задумывалось.
— Я имею в виду, что у них нет никакого способа общаться с остальным американским обществом. Они не умеют общаться даже друг с другом. У них нет никаких законов. Никакой конституции. Никаких легальных установлений. Никакого Билля о правах. У них нет никакого способа общения с другими, кроме устрашения либо опустошения. Когда один из них в Сети натыкается на другого, из другого клана, то они начинают смертельно враждовать и убивать.
— Иногда.
— А сейчас ты создал им условия, когда две группы осознали свой взаимный интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76