- И глазом не моргнул. Ушлый паренек.
- А чем ты увлекаешься, если не секрет? Не нумизмат ли?
- В каком смысле?
- В самом прямом. Как любитель и коллекционер денежных знаков. -
Смирнов допил сотку и ухмыльнулся, обнажив хищную искусственную челюсть. -
Налей-ка еще сто.
- Мне кажется, что вам достаточно, но что ж? - Денис тоже улыбнулся и
артистично налил.
- Ты еще и консультант, - отметил Смирнов, придвигая стакан.
- Извините, я на минуту отлучусь, - сообщил Денис и исчез за
незаметной дверью в деревянной стене. Смирнов самую малость поскучал один,
а потом от нечего делать обернулся к гуляющим скандинавам: любопытно было,
чем они там занимаются. Самый здоровый и веселый тотчас поймал его взгляд
и, приветствуя, поднял полный фужер. Смирнов салютовал стаканом. Тогда
скандинавы - все - вскричали:
- Гип-гип ура!
А Смирнов ответил:
- Давайте, ребятки, давайте!
Поняли друг друга и продолжили занятия. Каждый - свое: скандинавы -
открывать очередную бутылку, Смирнов - двигать пепельницу по стойке.
Вернулся Денис. Спросил холодно:
- Чем еще могу быть полезен?
- Рассказом о "Привале странников".
- Я вас не понимаю, гражданин.
- Тебя Денисом зовут?
- Могли бы вы обращаться ко мне на "вы"?
- Вас Денисом зовут?
- Да, меня зовут Денисом.
- Три дня тому назад вы, Денис, обслуживали меня в кооперативном кафе
"Привал странников". Вы и сейчас в нем работаете?
- Вы что-то путаете, гражданин. Работаю я здесь.
- Да ну? - удивился Смирнов и махом принял вторые сто граммов.
Выдохнул, запил и продолжил: - Учти, мой петушок, я приду с двумя
свидетелями, и ты расколешься до задницы.
- Вы - работник правоохранительных органов?
- Я - пенсионер.
- Тогда вот что, гражданин пенсионер. Выметайтесь-ка из помещения.
Смирнов через стойку схватил Дениса за грудки, но словесно оформить
свои действия не успел, потому что за его спиной негромко и строго
спросили:
- Что здесь происходит?
Смирнов отпустил Дениса и обернулся. Молодой человек с приятным
малозначительным лицом, в идеально сидящем на нем светлом, в тонкую
полоску костюме благожелательно смотрел на него. Смирнов медленно сполз с
высокого стульчика, а Денис пояснил:
- Гражданин выпил лишнего и буянит.
- Подробнее, - предложил изложить молодой человек.
- Обвиняет меня в каких-то непонятных грехах, ругается непристойно,
руки распускает. Вы же сами видели.
Молодой человек извлек из нагрудного кармана опять же красную книжицу
и сказал, сочувствующе глядя Смирнову в глаза:
- Пройдемте, товарищ.
Товарищ Смирнов обернулся к Денису и пообещал:
- Мы еще увидимся, Денис.
Они пошли. Они шли длинным коридором до тех пор, пока молодой человек
не сказал, тронув сзади Смирнова за плечо:
- Сюда, пожалуйста.
Уютный такой закуток - кабинет в миниатюре. Столик, стульчик, два
креслица. Молодой человек прошел за столик, сел на стульчик и, жестом
пригласив Смирнова в креслице, представился и приступил к своим служебным
обязанностям:
- Капитан Покатилов. Будьте любезны, удостоверение личности. Паспорт
или что-то, объясняющее, кто вы и что вы.
Уже сидящий в креслице Смирнов без сопротивления протянул капитану
Покатилову свой сафьяновый документ. Капитан с видимым удовольствием
осмотрел толстенькую книжицу, сперва снаружи, потом заглянул внутрь.
Наметанным глазом сверил фотографию с оригиналом, закрыл книжечку и
обаятельно улыбнулся.
- Солидный документ, коллега.
- Какой дали!
- Неудобно мне, Александр Иванович, вам, именно вам, нотации читать,
но, к сожалению, приходится. Не стоило бы здесь, в гостинице, в
присутствии иностранцев, дискредитировать звание почетного милиционера.
- Чем это?
- Извините, но от вас - как из бочки...
- Господи, ничего не изменилось! Один мой друг, самый давний и
близкий друг, лет двадцать пять тому назад сформулировал жизненный закон,
которым следует руководствоваться любому непривилегированному гражданину
нашей страны. Звучит он примерно так: если я хоть чуть-чуть выпивши, то в
отношениях с милицией труслив и беспринципен. Он прав, капитан Покатилов?
- А вы шутник, Александр Иванович, - заметил капитан Покатилов и
снова раскрыл смирновскую книжечку. - Никак не разберу, кем подписано ваше
удостоверение.
- Чурбановым, капитан. Чурбановым.
- Да-а... Прискорбный факт, не правда ли, Александр Иванович?
- То, что произошло с Чурбановым, капитан?
- Опять шутите, опять шутите. Прискорбный факт в том, что ваши
заслуги перед милицией оценил государственный преступник Чурбанов.
- Намекаешь на то, что никаких заслуг не было?
- Да ни на что я не намекаю. Просто размышляю.
- У меня еще одно удостоверение имеется. На орден. Подписано
Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Брежневым.
- А Лаврентий Павлович вас никак не отмечал?
- Ох, если бы не закон Спиридонова! Сказал бы я тебе, капитан...
- А вы скажите. Мы ведь вдвоем.
- Но разговорчик-то ты пишешь? У меня слух хороший, а твой магнитофон
- плохой, потому что шумит. Старый.
Капитан Покатилов засмеялся, вышел из-за стола и сказал пенсионеру
Смирнову:
- Пойдемте. Я вас провожу до выхода.
Опять пошли по коридору. К лифту. Не оборачиваясь к идущему сзади
Покатилову, невинно спросил:
- Бармен Денис - дружочек твой?
И на этот раз капитан не ответил. Посмеялся только опять.
Леню Махова побеспокоить бы. Но отдыхает сыщик. Пусть себе отдыхает.
Заслужил. Смирнов сорок восьмым доехал до Сретенских ворот, по
Рождественскому бульвару спустился к Трубной и на тридцать первом двинул к
Остоженке. Петровский, Страстной, Тверской, Суворовский, Гоголевский -
скромное бульварное полукольцо. Ни привлекать, ни завлекать, ни отвлекать,
- так, деревца да дома в кривой рядочек. Что же вы делаете с ним,
московские бульвары? Ни обид от невысказанной только что гордыни, ни
болезненной жажды поиска, ни горечи прожитого, ни обвального страха перед
тем, что осталось жить самую малость... Он и Москва. И нет никого. И нет
ничего. А есть непоколебимая вера, что это навсегда: он и Москва.
Сразу прошел к пепелищу. Мальчишкам было хорошо: дверь была открыта.
А теперь, когда все сгорело к чертовой матери, вход законопатили как
следует - двухметровыми дефицитными новыми досками. Крепки задним умом
отцы района. Ох, крепки! Смирнов погулял вокруг пожарища - примеривался.
Не прорваться среди бела дня, заметят, изобличат, разгневаются. Виноватым
за все сделают, потому что крайне необходим в данном случае кто-нибудь
виноватый.
Смирнов головешкой по новой доске написал "Саша" и отправился домой.
По пути все принюхивался к себе - ходил, пылился, потел предостаточно. Как
немолодой уже человек, он более всего опасался, что окружающие могут
почувствовать запах старой псины, исходящий от него.
Под душем как следует помылся с мылом. Переоделся в свежее и уселся
перед балконом. И скучно что-то стало. Набрал казаряновский телефон.
- Ты что делаешь, Ромка?
- Дрова рублю! - злобно отозвался в трубке Казарян.
- Бросай колун, езжай ко мне, - приказал Смирнов.
- Ты что думаешь, у меня других забот нет?! - бешено залопотала
трубка. - Крестничек твой, Армен, цветок жизни, мать его за ногу, тут
такое устроил!
- Ты его от моего имени высеки, Рома.
- Его высечешь, - пожаловался Казарян и добавил: - Я ему морду набил.
- Ну, вот видишь, все дела сделаны, валяй ко мне.
- Не могу, Саня.
- Ты что, еще прощения у Армена не попросил?
- Ага.
- Ну и черт с тобой! - вдруг обиделся Смирнов и бросил трубку.
Альки - нету, Ромки - нету, дела - нету. А всего-то половина шестого.
Смирнов включил телевизор. Всюду бурлила жизнь. Спорили, кричали,
иронизировали - убежденно, с удовольствием, без тормозов. Хорошо!
Убедившись, что все в порядке, Смирнов телевизор выключил и пристроился на
диванчике. Ногу натрудил, и она заныла. Ныла, ныла и стала понемногу
затихать. Незаметно подкатило томное преддверие сна. И - надо же, грянули
длинные звонки междугородной. Естественно, Лидия.
- Ну, как ты там? - так, между прочим, осведомилась через тысячу с
гаком верст Лида.
- Да все нормально.
- А дела?
- Какие дела? - удивился жениной осведомленности Смирнов, но вовремя
вспомнил, что смылся он в Москву по наспех сочиненному поводу - хлопотать
о пересмотре его не по чину скромной пенсии. - А-а, дела! Дела в порядке.
Обратился в министерство с подробнейшим ходатайством. Алька помогал бумагу
составлять. Теперь вот жду аудиенции.
Врал Смирнов убедительно, как в молодые годы. Лида верила.
- Ты к Валерке обратись. Он поможет.
- Не буду я обращаться к твоему знатному брату, - мрачно и на этот
раз абсолютно искренне заявил Смирнов.
- Почему ты его не любишь, Саша? - в который раз задала вопрос Лида.
- О, господи! - взмолился Смирнов и, давая понять, что разговор о
брате безоговорочно прекращается, спросил: - Как дома?
- Дома как положено, - холодно ответила обиженная Лида и задала
главный вопрос: - Когда появишься?
- Да, понимаешь, все зависит от начальства. Подожду немного для
приличия, а потом начну действовать: ходить, нажимать...
- В Москве хорошо, Саша? - спросила Лида. И Смирнов не стал
притворяться, ответил:
- Хорошо.
- Дурачок ты! - ответила всепонимающая Лида. - Как нагуляешься, бери
бабку Варьку с выводком - и к нам.
- Будет сделано!
- Пьете втроем сильно?
- Да что ты, Лида!
- Знаю я вас. Ну, в общем, скучаю без тебя. Целую. - И повесила там,
далеко-далеко, трубку.
Пронесло. Смирнов обрадовался - захотел есть. Прошел на кухню, открыл
холодильник, посмотрел на початую бутылку водки, только посмотрел, достал
масло, яйца, быстренько сделал яичницу и с огурчиками-помидорчиками умял
ее. Попил кофейку со сливками и осоловел. Вышел на балкон - развеяться.
Город утихал. Ушел общий шум, и стали прорезаться отдельные звуки: звонкий
детский голос, грубый мужской смех, грохот бросаемых магазинными
грузчиками ящиков. Прибегал и убегал автомобильный шелест. День кончился,
но до темноты еще далеко. Нет конца безработной субботе. А впереди еще
воскресенье.
Он покопался в Алькиных кассетах. "Если наступит завтра". На три
часа. Подходит. И интересно все-таки, что будет, если наступит завтра.
Смирнов включил видео. Начались головокружительные приключения дамочки,
чья фантастически обаятельная улыбка шоково действовала на персонажей и
зрителей. Смирнов с трудом прервался на программу "Время", и, даже не
дослушав прогноз погоды, вновь кинулся вслед за дамочкой в немыслимые
авантюры. Не заметил, как совсем стемнело.
Дамочка-авантюристка вместе со своим напарником-любовником решили
грабануть амстердамских ювелиров. Смирнов напрягся в ожидании. И тут
вырубилось электричество. Тьма беспросветная до тех пор, пока не проступил
серо-туманный просвет окна, по которому Смирнов сориентировался в
настоящем моменте жизни. Осторожно поднял, ощупал ставшую привычной
самшитовую палку и опасливо, как по болоту, направился к двери.
Из-за двери уже доносились взволнованные соседские голоса, еле
слышимые - хорошо была оббита дверь. И вдруг совсем рядом:
- А у Спиридоновых кто-нибудь дома есть?
Снизу визгливый женский голос:
- Да есть, есть! Я видела, у них свет горел. Все о перестройке
говорит, а о таком безобразии молчать будет. Как же, мелочь, пустяк, не до
того великому журналисту!
Язва, живущая этажом ниже. Она уже интересовалась у Смирнова, кто он
такой. Смирнов открыл дверь, вышел на площадку и объявил злорадно:
- Нету великого журналиста! На даче он. А что надо?
- Надо, чтобы электричество было. Хотя бы без демократизации, -
откликнулась снизу местная ведьма и, считая разговор со Смирновым
законченным, сказала кому-то: - Вы в ДЭЗ звоните, а я в аварийную службу.
Смирнов потоптался малость в полной темноте и, как слепец, выставив
вперед руки, направился к родимой двери. Наткнулся на нее, закрытую, хоть
он и не закрывал ее. Видимо, сквозняком притянуло. Слава богу, защелка на
предохранителе. Он вошел в прихожую, в почти такую же тьму. Почти
незаметно светился дверной проем в столовую. Он последовал туда.
Что это было? Озарение, звериный инстинкт, предчувствие страшной
опасности от закрытой не им двери? Или вторым зрением увидел нечто? Что
это было?
Сам от себя такого не ожидая, он рухнул на одно - здоровое - колено и
двумя руками вознес над собой палку. Нечто гибко-тяжелое обрушилось на
палку и отлетело в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- А чем ты увлекаешься, если не секрет? Не нумизмат ли?
- В каком смысле?
- В самом прямом. Как любитель и коллекционер денежных знаков. -
Смирнов допил сотку и ухмыльнулся, обнажив хищную искусственную челюсть. -
Налей-ка еще сто.
- Мне кажется, что вам достаточно, но что ж? - Денис тоже улыбнулся и
артистично налил.
- Ты еще и консультант, - отметил Смирнов, придвигая стакан.
- Извините, я на минуту отлучусь, - сообщил Денис и исчез за
незаметной дверью в деревянной стене. Смирнов самую малость поскучал один,
а потом от нечего делать обернулся к гуляющим скандинавам: любопытно было,
чем они там занимаются. Самый здоровый и веселый тотчас поймал его взгляд
и, приветствуя, поднял полный фужер. Смирнов салютовал стаканом. Тогда
скандинавы - все - вскричали:
- Гип-гип ура!
А Смирнов ответил:
- Давайте, ребятки, давайте!
Поняли друг друга и продолжили занятия. Каждый - свое: скандинавы -
открывать очередную бутылку, Смирнов - двигать пепельницу по стойке.
Вернулся Денис. Спросил холодно:
- Чем еще могу быть полезен?
- Рассказом о "Привале странников".
- Я вас не понимаю, гражданин.
- Тебя Денисом зовут?
- Могли бы вы обращаться ко мне на "вы"?
- Вас Денисом зовут?
- Да, меня зовут Денисом.
- Три дня тому назад вы, Денис, обслуживали меня в кооперативном кафе
"Привал странников". Вы и сейчас в нем работаете?
- Вы что-то путаете, гражданин. Работаю я здесь.
- Да ну? - удивился Смирнов и махом принял вторые сто граммов.
Выдохнул, запил и продолжил: - Учти, мой петушок, я приду с двумя
свидетелями, и ты расколешься до задницы.
- Вы - работник правоохранительных органов?
- Я - пенсионер.
- Тогда вот что, гражданин пенсионер. Выметайтесь-ка из помещения.
Смирнов через стойку схватил Дениса за грудки, но словесно оформить
свои действия не успел, потому что за его спиной негромко и строго
спросили:
- Что здесь происходит?
Смирнов отпустил Дениса и обернулся. Молодой человек с приятным
малозначительным лицом, в идеально сидящем на нем светлом, в тонкую
полоску костюме благожелательно смотрел на него. Смирнов медленно сполз с
высокого стульчика, а Денис пояснил:
- Гражданин выпил лишнего и буянит.
- Подробнее, - предложил изложить молодой человек.
- Обвиняет меня в каких-то непонятных грехах, ругается непристойно,
руки распускает. Вы же сами видели.
Молодой человек извлек из нагрудного кармана опять же красную книжицу
и сказал, сочувствующе глядя Смирнову в глаза:
- Пройдемте, товарищ.
Товарищ Смирнов обернулся к Денису и пообещал:
- Мы еще увидимся, Денис.
Они пошли. Они шли длинным коридором до тех пор, пока молодой человек
не сказал, тронув сзади Смирнова за плечо:
- Сюда, пожалуйста.
Уютный такой закуток - кабинет в миниатюре. Столик, стульчик, два
креслица. Молодой человек прошел за столик, сел на стульчик и, жестом
пригласив Смирнова в креслице, представился и приступил к своим служебным
обязанностям:
- Капитан Покатилов. Будьте любезны, удостоверение личности. Паспорт
или что-то, объясняющее, кто вы и что вы.
Уже сидящий в креслице Смирнов без сопротивления протянул капитану
Покатилову свой сафьяновый документ. Капитан с видимым удовольствием
осмотрел толстенькую книжицу, сперва снаружи, потом заглянул внутрь.
Наметанным глазом сверил фотографию с оригиналом, закрыл книжечку и
обаятельно улыбнулся.
- Солидный документ, коллега.
- Какой дали!
- Неудобно мне, Александр Иванович, вам, именно вам, нотации читать,
но, к сожалению, приходится. Не стоило бы здесь, в гостинице, в
присутствии иностранцев, дискредитировать звание почетного милиционера.
- Чем это?
- Извините, но от вас - как из бочки...
- Господи, ничего не изменилось! Один мой друг, самый давний и
близкий друг, лет двадцать пять тому назад сформулировал жизненный закон,
которым следует руководствоваться любому непривилегированному гражданину
нашей страны. Звучит он примерно так: если я хоть чуть-чуть выпивши, то в
отношениях с милицией труслив и беспринципен. Он прав, капитан Покатилов?
- А вы шутник, Александр Иванович, - заметил капитан Покатилов и
снова раскрыл смирновскую книжечку. - Никак не разберу, кем подписано ваше
удостоверение.
- Чурбановым, капитан. Чурбановым.
- Да-а... Прискорбный факт, не правда ли, Александр Иванович?
- То, что произошло с Чурбановым, капитан?
- Опять шутите, опять шутите. Прискорбный факт в том, что ваши
заслуги перед милицией оценил государственный преступник Чурбанов.
- Намекаешь на то, что никаких заслуг не было?
- Да ни на что я не намекаю. Просто размышляю.
- У меня еще одно удостоверение имеется. На орден. Подписано
Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Брежневым.
- А Лаврентий Павлович вас никак не отмечал?
- Ох, если бы не закон Спиридонова! Сказал бы я тебе, капитан...
- А вы скажите. Мы ведь вдвоем.
- Но разговорчик-то ты пишешь? У меня слух хороший, а твой магнитофон
- плохой, потому что шумит. Старый.
Капитан Покатилов засмеялся, вышел из-за стола и сказал пенсионеру
Смирнову:
- Пойдемте. Я вас провожу до выхода.
Опять пошли по коридору. К лифту. Не оборачиваясь к идущему сзади
Покатилову, невинно спросил:
- Бармен Денис - дружочек твой?
И на этот раз капитан не ответил. Посмеялся только опять.
Леню Махова побеспокоить бы. Но отдыхает сыщик. Пусть себе отдыхает.
Заслужил. Смирнов сорок восьмым доехал до Сретенских ворот, по
Рождественскому бульвару спустился к Трубной и на тридцать первом двинул к
Остоженке. Петровский, Страстной, Тверской, Суворовский, Гоголевский -
скромное бульварное полукольцо. Ни привлекать, ни завлекать, ни отвлекать,
- так, деревца да дома в кривой рядочек. Что же вы делаете с ним,
московские бульвары? Ни обид от невысказанной только что гордыни, ни
болезненной жажды поиска, ни горечи прожитого, ни обвального страха перед
тем, что осталось жить самую малость... Он и Москва. И нет никого. И нет
ничего. А есть непоколебимая вера, что это навсегда: он и Москва.
Сразу прошел к пепелищу. Мальчишкам было хорошо: дверь была открыта.
А теперь, когда все сгорело к чертовой матери, вход законопатили как
следует - двухметровыми дефицитными новыми досками. Крепки задним умом
отцы района. Ох, крепки! Смирнов погулял вокруг пожарища - примеривался.
Не прорваться среди бела дня, заметят, изобличат, разгневаются. Виноватым
за все сделают, потому что крайне необходим в данном случае кто-нибудь
виноватый.
Смирнов головешкой по новой доске написал "Саша" и отправился домой.
По пути все принюхивался к себе - ходил, пылился, потел предостаточно. Как
немолодой уже человек, он более всего опасался, что окружающие могут
почувствовать запах старой псины, исходящий от него.
Под душем как следует помылся с мылом. Переоделся в свежее и уселся
перед балконом. И скучно что-то стало. Набрал казаряновский телефон.
- Ты что делаешь, Ромка?
- Дрова рублю! - злобно отозвался в трубке Казарян.
- Бросай колун, езжай ко мне, - приказал Смирнов.
- Ты что думаешь, у меня других забот нет?! - бешено залопотала
трубка. - Крестничек твой, Армен, цветок жизни, мать его за ногу, тут
такое устроил!
- Ты его от моего имени высеки, Рома.
- Его высечешь, - пожаловался Казарян и добавил: - Я ему морду набил.
- Ну, вот видишь, все дела сделаны, валяй ко мне.
- Не могу, Саня.
- Ты что, еще прощения у Армена не попросил?
- Ага.
- Ну и черт с тобой! - вдруг обиделся Смирнов и бросил трубку.
Альки - нету, Ромки - нету, дела - нету. А всего-то половина шестого.
Смирнов включил телевизор. Всюду бурлила жизнь. Спорили, кричали,
иронизировали - убежденно, с удовольствием, без тормозов. Хорошо!
Убедившись, что все в порядке, Смирнов телевизор выключил и пристроился на
диванчике. Ногу натрудил, и она заныла. Ныла, ныла и стала понемногу
затихать. Незаметно подкатило томное преддверие сна. И - надо же, грянули
длинные звонки междугородной. Естественно, Лидия.
- Ну, как ты там? - так, между прочим, осведомилась через тысячу с
гаком верст Лида.
- Да все нормально.
- А дела?
- Какие дела? - удивился жениной осведомленности Смирнов, но вовремя
вспомнил, что смылся он в Москву по наспех сочиненному поводу - хлопотать
о пересмотре его не по чину скромной пенсии. - А-а, дела! Дела в порядке.
Обратился в министерство с подробнейшим ходатайством. Алька помогал бумагу
составлять. Теперь вот жду аудиенции.
Врал Смирнов убедительно, как в молодые годы. Лида верила.
- Ты к Валерке обратись. Он поможет.
- Не буду я обращаться к твоему знатному брату, - мрачно и на этот
раз абсолютно искренне заявил Смирнов.
- Почему ты его не любишь, Саша? - в который раз задала вопрос Лида.
- О, господи! - взмолился Смирнов и, давая понять, что разговор о
брате безоговорочно прекращается, спросил: - Как дома?
- Дома как положено, - холодно ответила обиженная Лида и задала
главный вопрос: - Когда появишься?
- Да, понимаешь, все зависит от начальства. Подожду немного для
приличия, а потом начну действовать: ходить, нажимать...
- В Москве хорошо, Саша? - спросила Лида. И Смирнов не стал
притворяться, ответил:
- Хорошо.
- Дурачок ты! - ответила всепонимающая Лида. - Как нагуляешься, бери
бабку Варьку с выводком - и к нам.
- Будет сделано!
- Пьете втроем сильно?
- Да что ты, Лида!
- Знаю я вас. Ну, в общем, скучаю без тебя. Целую. - И повесила там,
далеко-далеко, трубку.
Пронесло. Смирнов обрадовался - захотел есть. Прошел на кухню, открыл
холодильник, посмотрел на початую бутылку водки, только посмотрел, достал
масло, яйца, быстренько сделал яичницу и с огурчиками-помидорчиками умял
ее. Попил кофейку со сливками и осоловел. Вышел на балкон - развеяться.
Город утихал. Ушел общий шум, и стали прорезаться отдельные звуки: звонкий
детский голос, грубый мужской смех, грохот бросаемых магазинными
грузчиками ящиков. Прибегал и убегал автомобильный шелест. День кончился,
но до темноты еще далеко. Нет конца безработной субботе. А впереди еще
воскресенье.
Он покопался в Алькиных кассетах. "Если наступит завтра". На три
часа. Подходит. И интересно все-таки, что будет, если наступит завтра.
Смирнов включил видео. Начались головокружительные приключения дамочки,
чья фантастически обаятельная улыбка шоково действовала на персонажей и
зрителей. Смирнов с трудом прервался на программу "Время", и, даже не
дослушав прогноз погоды, вновь кинулся вслед за дамочкой в немыслимые
авантюры. Не заметил, как совсем стемнело.
Дамочка-авантюристка вместе со своим напарником-любовником решили
грабануть амстердамских ювелиров. Смирнов напрягся в ожидании. И тут
вырубилось электричество. Тьма беспросветная до тех пор, пока не проступил
серо-туманный просвет окна, по которому Смирнов сориентировался в
настоящем моменте жизни. Осторожно поднял, ощупал ставшую привычной
самшитовую палку и опасливо, как по болоту, направился к двери.
Из-за двери уже доносились взволнованные соседские голоса, еле
слышимые - хорошо была оббита дверь. И вдруг совсем рядом:
- А у Спиридоновых кто-нибудь дома есть?
Снизу визгливый женский голос:
- Да есть, есть! Я видела, у них свет горел. Все о перестройке
говорит, а о таком безобразии молчать будет. Как же, мелочь, пустяк, не до
того великому журналисту!
Язва, живущая этажом ниже. Она уже интересовалась у Смирнова, кто он
такой. Смирнов открыл дверь, вышел на площадку и объявил злорадно:
- Нету великого журналиста! На даче он. А что надо?
- Надо, чтобы электричество было. Хотя бы без демократизации, -
откликнулась снизу местная ведьма и, считая разговор со Смирновым
законченным, сказала кому-то: - Вы в ДЭЗ звоните, а я в аварийную службу.
Смирнов потоптался малость в полной темноте и, как слепец, выставив
вперед руки, направился к родимой двери. Наткнулся на нее, закрытую, хоть
он и не закрывал ее. Видимо, сквозняком притянуло. Слава богу, защелка на
предохранителе. Он вошел в прихожую, в почти такую же тьму. Почти
незаметно светился дверной проем в столовую. Он последовал туда.
Что это было? Озарение, звериный инстинкт, предчувствие страшной
опасности от закрытой не им двери? Или вторым зрением увидел нечто? Что
это было?
Сам от себя такого не ожидая, он рухнул на одно - здоровое - колено и
двумя руками вознес над собой палку. Нечто гибко-тяжелое обрушилось на
палку и отлетело в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25