Нашли комнатенку Махова. Он сидел за столом, горестно обхватив голову
руками.
- Была клизма? - участливо осведомился Смирнов.
- Нет еще. Выдерживает, садист, - доложил Махов. Вдруг опомнился: - А
вы-то что здесь делаете, Александр Иванович?
- Тебя вызвал, а меня пригласил. Такие вот пироги. Ты сиди, жди, а мы
к нему пойдем.

В приемной Смирнов сказал секретарше высокомерно:
- Доложите. Смирнов ждет.
Секретарша исчезла в дверях кабинета - в эдаком начальственном шкафу.
Вернулась и сказала, глядя только на Смирнова:
- Он вас просит зайти.
Смирнов открыл дверь и шагнул в кабинет. Казарян вошел туда же без
спроса.
- Здравствуйте, - сказал, не выходя из-за стола, генерал. И
персонально Казаряну: - А я не просил вас, товарищ Казарян, меня навещать.
- Зато у меня такое желание возникло, - грубо отпарировал Казарян и
решительно уселся на один из стульев, плотным рядом стоявших у стены. Во
избежание скандала генерал достойно смирился:
- Ну что ж, коли так... И вы присаживайтесь, Александр Иванович. -
Проследил взглядом за тем, как усаживается рядом с Казаряном Смирнов,
затем добавил: - Прошу простить меня, на несколько минут отвлекусь на
небольшое дельце. - Ткнул пальцем в кнопку и приказал в селектор: - Махова
ко мне!

Махов остановился посреди ковровой дорожки и доложил:
- Капитан Махов прибыл по вашему указанию!
- Кто позволил вам, капитан, нарушать служебные инструкции? - спросил
Ларионов.
- Я, наверное, чего-то не понимаю, товарищ генерал, но я ничего не
нарушал...
- По какому праву вы занимаетесь делами, не относящимися к
порученному вам расследованию? - тихо, совсем тихо начал генерал.
Постепенно его голос обретал оглушающую мощь: - По какому праву вы
посвящаете в ход розыска посторонних людей?!!
- Виноват, товарищ генерал, - обреченно признался Махов.
- Идите. На вас будет наложено дисциплинарное взыскание, - устало
закончил Ларионов и, подождав, пока выйдет Махов, обратился к Смирнову: -
Как дела, Александр Иванович?
- Дела как сажа бела, Сережа, - ответил Смирнов, а Казарян взъярился:
- Спектакли нам устраиваешь, да?
На реплику Казаряна Ларионов никак не отреагировал. Он делами
Смирнова был озабочен:
- Да, дела неважнецкие! Вы что, частным сыском занялись? Так у нас
это законом воспрещается. Ваши действия, Александр Иванович,
антиконституционны. Сегодня, в период кардинальных, я бы сказал,
революционных перемен, нарушение не то что духа, буквы закона будет
караться самым решительным образом. Я не собираюсь вас стращать, но
запомните: никакие старые заслуги, никакие связи не дают вам права
попирать социалистическую законность.
- Опомнись, Сережа, - попросил Смирнов. Но Ларионов не опомнился:
- Вы, кажется, живете теперь в Москве? Где остановились? В гостинице?
- Я живу у своего друга журналиста Спиридонова.
- Там и прописаны?
- Я не прописывался.
- Так вот, Александр Иванович. Еще одно противозаконное ваше
действие, и вы будете высланы из Москвы. В двадцать четыре часа.
Генерал встал за своим столом. Встал и Смирнов.
- Будь здоров, Сережа, - попрощался он и направился к двери.
- Советую не забывать, что я вам сказал, - в спину Смирнову, вдогон
напомнил генерал.
Смирнов исчез за дверью. Казарян вдоль стола для заседаний прошел к
генеральскому письменному и через него схватил Ларионова за лацканы
тужурки, притянул к себе:
- Учти, генерал, если ты сделаешь какую-нибудь пакость Саньке, я тебя
под землей найду и размажу по первой попавшейся стенке, - и оттолкнул
Ларионова так, чтобы тому ничего не оставалось, как усесться в свое
служебное кресло.
В дверях Казарян остановился и, умело копируя ларионовские интонации,
закончил:
- Советую не забывать, что я вам сказал.
Не принимая во внимание уши секретарши, Смирнов спросил:
- Порезвился?
- Самую малость.
Они вышли из приемной и поспешили навестить Махова вторично. На этот
раз Махов сидел барином, засунув руки в карманы брюк и далеко вытянув
ноги.
- Как насчет завтрашнего? - спросил Смирнов.
- Только что звонил Демидов. Рабочие будут после обеда.
- Ты, я вижу, своего генерала не боишься.
- А я его никогда не боялся. Уважал - это было. А после сегодняшнего,
боюсь, перестану.
- А ты давай в адвокатуру! - темпераментно предложил Казарян. - Дело
по нынешним временам весьма и весьма перспективное. Могу содействовать.
Руководство коллегии - все мои кореши по юридическому.
- Есть над чем подумать, - Махов улыбнулся. А Смирнов все в одну
дуду:
- От Сырцова пока ничего?
- Пока ничего. Вы домой езжайте, Александр Иванович. Отдохните, вам,
я так понимаю, тоже было отпущено. Если что - я звоню.
- Все-то ты сечешь, сыщик! - с одобрением заметил Казарян.
У "восьмерки" маялся Алик.
- Ну что там? - азартно полюбопытствовал он.
- Там - ничего хорошего, - Казарян обошел машину, сел за руль. -
Садись, поедем.
- Куда? - обиженно спросил Алик.
- К тебе! - заорал Казарян. - Садись, кому говорю!!!
- Нервные все очень, - ворчал Алик. - Что там Ларионов, можете
сказать?
Они выехали к Пушкинской площади. У светофора остановились, и тогда
Казарян удостоил его ответом:
- Скот твой Ларионов.
- Ну, допустим, он не мой, а ваш...
- Санька! - Казаряна вдруг осенило. - Не мог он так, ни с того ни с
сего! Может, откуда-нибудь надавили?
- Все может быть, - вяло согласился Смирнов. И тут Казаряна осенило
еще раз:
- Алик, а твоего однокашника Грекова Владлена за бока взять можно?
- Владлена Грекова можно взять за бока, - подчеркнуто официально
ответил Алик. - Только вот на какой предмет? Вы же не изволили мне ничего
объяснить.
- Приедем к тебе - объясним, - пообещал Казарян.

Приехали и объяснили. Алик взялся за телефон. Помощник Грекова сказал
ему, что Владлен Андреевич проводит ответственное совещание, и, как только
он хоть ненамного освободится, то он - помощник - доложит ему.
- А как скоро это может произойти?
- Не ранее чем через час, - не порадовал Алика помощник. - Как только
это произойдет, я немедленно вам позвоню. Продиктуйте, пожалуйста, ваш
телефон. - Алик продиктовал и повесил трубку.
- Он кто теперь? - спросил Смирнов.
- Большой бугор. Куратор нашей бывшей конторы, - ответил за Алика
Казарян.
- Начальники растут, как грибы, - непонятно, радуясь или огорчаясь,
отметил Смирнов.
- Ни дня оперативной работы, и гляди-ка ты - знаток сыскного дела
номер один! - прямо-таки задыхаясь от восторга, воскликнул Казарян.
- Да ладно, ребята, - попытался утихомирить их Алик. - Сами же на
прием к нему напрашиваемся и сами загодя обсираем.
- А мы что? А мы ничего, - ернически обнародовал их общую со
Смирновым лояльность Казарян.
- Хуже нет - ждать да догонять, - зевнув, заметил Алик. - И не
выспался.
- Хуже - убегать, когда догоняют, - поправил его Смирнов и решил за
всех: - Будем ждать.
- Вот так сидеть и ждать? - Алик вопросом хотел уточнить их будущее
времяпрепровождение.
- Вот так и сидеть и ждать, - отрезал Смирнов.
- Алик, а почему мы беспрекословно подчиняемся ему? - вдруг прозрев,
изумился Казарян. - Кто он такой, по сути? Отставной старый хрен с весьма
сомнительным высшим образованием! А мы, интеллигенты, интеллектуальная
элита, к мнению которой с почтением прислушивается всесоюзная
общественность, покорно, не рассуждая, исполняем его капризы.
- Комплекс поколения, - четко ответил Алик. - Мы исторически обречены
смотреть на них снизу вверх.
- Это почему же? - всерьез заинтересовался Смирнов. - И кто это - вы?
- Мы - поколение с четко определенными границами, - Алик основательно
усаживался на своего любимого конька. - Границы эти определила война. Мы -
это те, кто не воевал, но хорошо помнит войну. Мы - люди рождения с
двадцать восьмого года по тридцать седьмой. Мы твердо знаем, что
воевавшие, такие, как ты, Санька, спасли нас. И сознаем это не разумом, не
логическими построениями, а звериным ощущением тех лет. Эмоциональной
памятью о пустом желудке, привычке опасности бомбардировок, о желтом
язычке коптилки, о сыпном тифе на вокзалах, о вокзалах, набитых бабами с
детьми, неизвестно куда едущими и когда уезжающими. Я помню, Саня, время
вашего возвращения. Именно тогда вошла в нас вина за то, что вернулись
немногие из вас. Разница между нами и вами от двух до десяти лет, но эта
граница решила все. Вы - мужчины, солдаты, мы - пацаны. На всю жизнь -
робость перед вами и вина. И это - беда наша. Мы навсегда остались
мальчишками, боявшимися, не из-за трусости, нет, из-за беспредельного
благоговения перед вами, сделать самостоятельный решающий шаг,
определяющий историческую значимость того или иного поколения. И не
сделавшие этого шага. Поэтому мы, по серьезному счету, взрослые, созревшие
для реальных действий люди, никаких действий не совершили, проигрывая по
очереди год пятьдесят третий, год пятьдесят шестой...
- Выходит, мы во всем виноваты, - иронизируя, пробубнил Смирнов.
- Не во всем, но виноваты. Скорее даже не вы, а война. Она приучила
вас к мысли, что приказ командира - закон для подчиненного. И вы все эти
годы ждали приказа. А мы глядели на вас и ждали, что сделаете вы.
- Ты знаешь, Алька, почему самая любимая моя картина - "Зеркало"
Тарковского? - перебил его Казарян. - Вот из-за этого чувства неизбывной
вины. Вины за все: за прошлое, за настоящее, за будущее всех людей. Вина и
боль за то, что нам не дано ничего исправить в этой жизни. Ни ему, ни
тебе, ни мне.
- Пытаемся, Рома, пытаемся. Вы заметили, как авангард, яростно
бьющийся сегодня за перемены - люди нашего поколения. Мы еще пытаемся
сделать тот не сделанный тридцать лет тому назад шаг.
- Что же ты на днях орал, что вы выдохлись, что на пенсию пора? -
торжествующе уличил Алика Смирнов. - Тогда врал или сейчас врешь?
- Не врал тогда, не вру и сейчас. Конечно, поздно начинать второй
раз, в одну и ту же реку не войдешь дважды. Но кому-то надо начинать! Вы
одряхлели, как воспитано следующее поколение и кем, мы знаем.
- Вами, вами воспитанное! - уличил уязвленный замечанием о дряхлости
Смирнов.
- И нами тоже, - согласился Алик. - Еще одна наша вина...
Зазвонил телефон. Алик снял трубку:
- Тебя, Саня. Махов.
Смирнов взял трубку, долго слушал. Потом сказал озабоченно:
- Да, хреновато у нас с вами получается. Опаздываем. Пусть дома
спросит, по приятелям пройдется. - Опять стал слушать. - Ну, тогда пусть
по официальным каналам.
Положил трубку, растер ладонями лицо.
- Что там, Саня? - спросил Казарян.
- Водила, который, вероятнее всего, залил из бетоновоза подвал в
"Привале", пропал. В журнале диспетчера значится, что он из-за
испорченного мотора в ночь с двадцать первого на двадцать второе вынужден
был слить бетон на свалке. С ним бы задушевно про эту свалку поговорить, а
он пропал.
- Думаешь, они? - осторожно поинтересовался Казарян.
- А кто же еще! - раздраженно ответил Смирнов.
- Тогда вряд ли найдут.
- Вот именно! - Смирнов встал и вышел на балкон. "Привалом" еще раз
полюбовался. Опять зазвонил телефон.
- У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон. Откуда? От верблюда, -
обратился к Чуковскому Казарян. Алик снял трубку и скорчил лицо: заткнись,
мол, Казарян.
- Да. Да. Да. Спасибо вам большое, - и положил трубку.
- Ну и что тебе сообщили от верблюда?
- Сообщили, что верблюд ждет нас в шесть часов. Санька, иди сюда! -
позвал Алик. Смирнов вернулся с балкона. - Греков приглашает нас к шести.
Смирнов глянул на часы и взвыл:
- Господи, еще три часа!
- Как раз неторопливо успеем пожрать.
- У меня жрать нечего, - предупредил Алик. - Вообще-то на рынок и в
магазин надо смотаться.
- Рынок, магазин отменяется. Все, как один, в "Узбекистан", -
возгласил Алик и поднялся.
- Лагманчика бы неплохо, - помечтал Алик, - но там очередь всегда.
- Это смотря для кого, - срезал Казарян. - Вперед, бойцы! И бойцы
двинулись вперед.

На обширной стоянке у тоскливого квадратного здания они выбрались из
казаряновской "восьмерки". Было без десяти шесть.
- А ты что делать будешь? - спросил Алик у Казаряна.
- Я-то? Вас подожду.
В это важное здание Смирнов и Алик проникли без пропуска: от самых
входных дверей их уважительно сопровождал молодой предупредительно
вежливый помощник Грекова.
Поднялись каким-то особым лифтом и прошли в отдельную коридорную
загогулину, в которой находился кабинет Грекова.
Все-таки жидковат современный интерьер:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25