— Никого там не убили… — Сюзи повернулась к хозяйке: — Тебя Элла зовут?
— Да вроде.
— Помнишь, Элла, ты говорила, у тебя не было помощницы ?
— У меня ее и сейчас нет.
— Возьми меня. Хоть на пару недель, для пробы. В кино сходишь, отдохнешь.
— Не по адресу обратилась, сестренка. И так еле свожу концы с концами. Помощнице платить нечем.
— А я буду за кормежку работать. Ем я немного.
Джо Блейки отвернулся от разговаривающих — стало быть, слушает в оба уха.
— Что это у тебя вдруг за причуда? —спросила Элла
— Никакая не причуда. Просто хочу работать. За кормежку.
Джо медленно повернулся к Сюзи.
— Может, все-таки расскажешь, какие у тебя… планы?
— Планы? Жизнь новую хочу начать. И уезжать для этого не собираюсь.
— Чем же твое решение вызвано? — спросил Джо.
— Тебя не касается, — ответила Сюзи. — Разве это против закона?
— Хм, может, и против. Нет ничего опаснее благих намерений, — пошутил Джо.
— Ну, пожалуйста, Элла, — взмолилась Сюзи. — Возьми меня на работу.
— Что скажешь, Джо?.. — спросила Элла.
Джо еще раз оглядел Сюзи, приметил, что у корней волосы другого цвета.
— Отращиваешь?
Сюзи кивнула.
— А что, Элла, — сказал Джо. — Возьми ее, попробуй.
Элла хмуро улыбнулась.
— Прямо в этом костюмчике?
— Я схожу переоденусь. Быстро, за пятнадцать минут… Знаешь, Элла, я и готовить могу. Жаркое у меня — блеск…
— Ладно, ладно, сперва переоденься…
Джо Блейки поджидал Сюзи на улице, пошел рядом.
— Смотри, не подведи Эллу, — сказал Джо мягко, как будто без нажима.
— Не подведу, не волнуйся.
— По-моему, это ты волнуешься.
— Слушай, Джо, помнишь, ты мне как-то денег предлагал, на дорогу?
— Но ты же решила остаться!
— Решила. А не на дорогу можешь дать? Взаймы.
— Сколько?
— Двадцать пять долларов.
— А где ты будешь жить?
— Я тебе сообщу.
— Хорошо, дам, — сказал Джо. — Что мне, впервой девушек выручать… Потерять я ничего не потеряю.
— Ты не сомневайся, я верну.
— А я знаю, что вернешь, — сказал Джо.

Бойлер, который вот уже много лет стоял преспокойно среди мальвовых зарослей на пустыре между «Медвежьим стягом» и Королевской ночлежкой, был самым первым бойлером на Вонючем заводе, а Вонючий завод был самым первым консервным предприятием во всем Монтерее. После того как поняли, что сардины можно класть сырыми в жестянки с маслом или томатным соком и в запаянном виде готовить на горячем пару, в Монтерее расцвела невиданная доселе промышленность. Вонючий завод начал с маленького оборотного капитала; отчаянно сквалыжничая, первым пробился к успеху; и первым канул в Лету. Первый бойлер, вырабатывавший пар для сардин, был славным детищем предприимчивости Уильяма Рандолфа — инженера, пожарного и одновременно хозяина завода. Бойлер достался ему даром. Это был котел паровоза, что когда-то бегал между Птичьей долиной и океанским побережьем. Паровоз сошел однажды ночью с рельсов и, пробив ограждение эстакады, воткнулся в болотце. Железнодорожная компания сняла с паровоза колеса и клапаны, а облое его тело осталось торчать в грязи.
Уильям Рандолф нашел паровоз, доставил в Монтерей и посадил котел на бетонное основание посреди нового тогда Вонючего завода. Долгие годы паровозный котел исправно поставлял пар низкого давления для варки сардин; лишь трубы изредка разрывались и заменялись новыми.
В 1932 году, в пору расцвета и расширения Вонючего завода, пожалели денег везти котел на новое место, так и бросили на пустыре. Старик Рандолф был еще жив и, — хоть давно отошел от дел, по-прежнему не любил бесхозяйственности. Он снял с заброшенного бойлера все трубки, — остался только цилиндр: шесть шагов в длину, полтора человечьих роста в диаметре. Сохранилась, правда, еще дымовая труба; да топочная дверца — что в длину, что в ширину полметра — болталась на ржавых петлях.
Как временное пристанище бойлер использовали многие, однако первыми постоянными жильцами стали муж и жена Мэллой. Мистер Мэллой, человек мастеровитый, не только срезал торчащие концы трубок, но и сумел обустроить бойлер. Например, под дымовой трубой он сложил из кирпичей печурку для защиты от зимних ночных холодов.
В качестве дома бойлер обладает и недостатками, и достоинствами. Конечно, кое-кому не понравится влезать на четвереньках в топочную дверцу. Вогнутый пол затрудняет ходьбу и расстановку мебели. Третий недостаток заключается в отсутствии освещения и некоторых других удобств… Достоинства же у бойлера такие: он совершенно влагонепроницаем, уютен и обладает прекрасной вентиляцией. С помощью вьюшки и топочной дверцы можно как угодно отрегулировать подачу свежего воздуха. Бойлер хорош еще и тем, что в нем ни пожар, ни землетрясение не страшны. Да и бомбежка, наверное, тоже. Так стоит ли печалиться, что нет туалета, электричества и водопровода?..
В Приморском Кармеле, где отдыхает богема из Сан-Франциско, было высказано мнение, что Сюзи неспроста избрала домом бойлер. Мол, бойлер — символ материнской утробы, откуда Сюзи предстояло родиться для новой жизни. Может, и так, но прежде всего это утроба отвечала требованиям экономии. В «Золотом маке» Сюзи бесплатно питалась, а в бойлере бесплатно жила.
С деньгами, которые ей одолжил Джо Блейки, Сюзи отправилась в Пасифик-Гров, в универсальный магазин Холмана. Там купила молоток, пилу, набор гвоздей, два листа фанеры, банку нежно-голубоватой побелки и кисть, тюбик хорошего клея, пару розовых занавесок с оборками в голубой цветочек, три простыни, две наволочки, два полотенца, губку для посуды, заварной чайник, две чашки с блюдцами и коробку пакетиков с чаем. Рядом, в магазине «Дешевые товары», Сюзи приобрела подержанную походную койку с матрасом, тазик, кувшин, ночной горшок, два солдатских одеяла, зеркальце и керосиновую лампу. На этом капиталы иссякли; однако уже через неделю Сюзи из чаевых вернула Джо Блейки два доллара с четвертью.
Консервный Ряд, покрывшись стыдом, словно не видел того, что происходило у бойлера, не слышал поздно вечером стука молотка. Не то чтобы люди потеряли к Сюзи интерес, просто они стеснялись любопытничать. Фауна претерпела десять дней, затем, уступая всегдашней страсти совать нос в чужие дела, отправилась к Сюзи с тайным визитом (дело было во вторник вечером, «Медвежий стяг» закрыт из-за отсутствия клиентов). Стоя у окна Комнаты досуга. Фауна видела слабое мерцание из приоткрытой топочной дверцы бойлера; из трубы лениво тянулся смолистый дымок. Фауна тихо вышла на «Стяга» и двинулась сквозь мальвовые заросли к бойлеру…
— Сю-зи… — позвала она еле слышно.
— Кто там?
— Это я, Фауна.
— Чего тебе?
— Ничего. Хотела узнать, все ли у тебя хорошо.
— Да, у меня все хорошо.
Фауна встала на колени, просунула голову в топочную дверцу. Бойлер было просто не узнать. Облые стены нежно голубели; с каждой стороны на месте окна висела приклеенная занавеска с оборками. В комнатке царил дух приятный и женственный. Слабый красный свет печурки озарял койку, на которой сидела Сюзи. В изголовье стояло что-то вроде туалетного столика, с зеркальцем, тазиком и кувшином. Рядом, на полу, — большая жестянка из-под компота, а в ней пышный букет из люпинов и маков.
— Как славно ты здесь устроилась, — сказала Фауна. — Может, пригласишь меня войти?
— Конечно, входи. Только не застрянь в дверях.
— Ты уж помоги, пожалуйста.
С помощью Сюзи Фауна протащилась сквозь дверцу.
— Присаживайся на койку, — оказала Сюзи. — Стула пока нет, но скоро будет.
— Хочешь, мы свяжем тебе крючком коврик?
— Спасибо, — сказала Сюзи, — но я хочу все делать сама… Может быть, выпьешь чаю?
— Да, пожалуй, — рассеянно сказала Фауна. Потом спросила: — Ты больше не сердишься?
— Нет, — отвечала Сюзи. — Ты знаешь, мне здесь очень хорошо. У меня ведь ни разу в жизни не было своего угла…
— Да, ты здесь здорово устроилась. Хочешь, одолжу тебе любую мебель, ну и вообще… Можешь ходить мыться к нам в ванную.
— Спасибо, в «Золотом маке» есть душ.
— Слушай, что ты все «спасибо» да «спасибо»… Ты и так уж меня положила на обе лопатки. Лежачего не бьют.
— Извини, я не хотела обидеть.
— Вкусный чай! Позволь я тебе кое-что скажу. Хочешь слушай, хочешь нет. Я, конечно, наломала дров. Но и ты хороша. Как тебе Дока не жалко? Ты что, до погибели его хочешь довести?
— Постой, ты о чем?
— О том. Поселилась у него под самым носом. Выглянет он в окошко, сразу видит тебя, — говоря так, Фауна заранее сжалась в ожидании взрыва, однако взрыва не последовало.
Сюзи поглядела на свои руки.
— А ногти у меня действительно ничего. На работе целый день руки в воде, так вечером я их мажу кремом. Чтоб кожа не грубела… Ты же сама мне сказала не убегать от судьбы, вот я и не убегаю. Сначала мне, правда, хотелось спрятаться, зарыться куда-нибудь. А потом я раздумала прятаться — вспомнила твои золотые слова. Чего мне скрываться? Кто хочет, пускай смотрит.
— Но разве этому я тебя учила? — робко попыталась возразить Фауна.
— Погоди, дай досказать. Ты там что-то говорила про Дока. Так вот, запомни хорошенько и другим скажи, чтоб мне десять раз не повторять: до Дока мне никакого дела нет. Все, забудьте! Встретила я его, пришлась не по вкусу — плохая оказалась… Может, и не будет больше в жизни такой встречи. Ну, а если будет — если найдется для меня парень, — я уж постараюсь быть хорошей. И с виду, и в душе. Чтоб никто про меня худого слова сказать не мог. Но это все фигня. Главное, я хочу жить спокойно, чувствовать себя человеком. Понятно?
— Понятно. Только ты, пожалуйста, не выражайся.
— Я уже давно не выражаюсь.
— А кто только что сказал «фигня»?..
— Ладно, ты меня с толку не сбивай. Ты поняла, что я тебе сказала?
— Конечно, конечно! Я только не понимаю, почему ты не хочешь помощи от друзей.
— Потому что хочу всего добиться сама. А если не смогу, разве я чего-нибудь стою?
— Но ты же одолжила денег у Джо Блейки.
— Правильно. Ведь он не друг, а полицейский! Он даже хотел меня выслать из Монтерея. Как отдам ему долг, может, и станем с ним друзьями.
— Я смотрю, ты себя не жалеешь.
— Что делать, — пожала плечами Сюзи, — пожалеешь, больше навредишь.
— Вот-вот, всегда ты такая была, — вздохнула Фауна. — Поэтому в «Стяге» толку из тебя и не вышло…
— Я знаю, кто я была, — сказала Сюзи. — И кем хочу стать, тоже знаю.
— Женой Дока? — выпалила Фауна.
— Тьфу ты! Да усвой же ты наконец: с этим кончено. — Ну, я, пожалуй, пойду… — уныло промолвила Фауна. Поставила чашку с блюдцем на туалетный столик, опустилась на четвереньки и поползла к дверце. — Подтолкни меня, Сюзи.
Фауна выдавилась из бойлера, словно паста из тюбика.
— Обожди, Фауна! — послышалось вслед. Фауна развернулась, снова просунула голову в дверцу. — Ты, пожалуйста, не обижайся, — оказала Сюзи. — Лучше тебя у меня никогда друга не было. Я не с тобой свожу счеты, а сама с собой. Помнишь, я всегда на всех набрасывалась? Так, оказывается, злиться-то надо было на себя… Вот полажу сама с собой — глядишь, и с другими сумею поладить.
— А что если Док придет с повинной головой?
— Нет уж, мне такой добычи не надобно. Пусть он хоть вообще без головы придет… Что разбилось, того не склеишь… Вот если понравится мне другой человек, сумеет доказать свою любовь — я этого человека сделаю счастливым…
— Знаешь, я по тебе скучала, — сказала Фауна.
— Ничего, разберусь со своими делами, будем почаще видеться. Я тоже тебя люблю, Фауна.
— Перестань. Не смей мне таких слов говорить, — Фауна всхлипнула и захлопнула топочную дверцу.
30. НА СВЕТ ПОЯВЛЯЕТСЯ ПРЕЗИДЕНТ
Совесть — удивительное и таинственное порождение сознания; именно она повинна в том, что наш жизненный путь столь неисповедим, столь комичен и столь мучителен. Зародилась она, вероятно, в смятенной душе тех первобытных индивидуалистов, на которых сообщество воздействовало силой своей нелюбви. Кто знает, может, совесть пускает корешки и расцветает в чувствилище нашем благодаря питающим ее выделениям некой таинственной железы? Кто знает, не оттого ли человек обрекает себя на муки совести, что чует в них средство возвестить равнодушной вселенной о своем существовании? А может быть, мука есть величайшее наше наслаждение?.. Как бы то ни было, мы предаемся мукам совести так же радостно самозабвенно, как кошки — любви; от сознания своей вины готовы выть, как волки на луну; ни одного человека в мире не удостоим таким жгучим презрением, как самого себя…
Если и жил на свете смертный, которому недоступны были подобные муки и радости, то это Элен. Для пробуждения совести требуется известная самоуглубленность, а откуда ей взяться у человека, начисто лишенного рефлексии? Жизнь для Элена была чем-то вроде проходящего поезда для мальчишки, который с открытым ртом, с волнением в легком сердце смотрит изумленными глазами на летящие мимо вагоны.
Элен никогда себя ни в чем не винил, ибо был и впрямь невинен, как младенец. Его воспитание и образование Мак описал следующим образом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32