Док не помнил, когда первый раз заметил, что вокруг него плетется интрига. Когда он входил к Ли Чонгу, разговор тотчас смолкал. Сначала ему показалось, что люди почему-то дуются на него. Но тут сразу несколько человек спросили, что он делает двадцать седьмого октября. Это очень его озадачило: он брякнул тогда «двадцать седьмого» наобум и тотчас забыл об этом. Вообще-то ему было интересно услышать свой гороскоп, составленный по фальшивой дате. Но Мак больше не возвращался к этому, и дело само собой забылось.
Однажды вечером он зашел в пивную «У дороги», там было пиво, которое он любил, и они хранили его как надо, при нужной температуре. Он выпил первый стакан и уже поудобней уселся, чтобы с наслаждением тянуть второй, как вдруг ушей его коснулся любопытный разговор. Какой-то пьяный спросил у бармена:
– Ты идешь на вечеринку?
– Какую вечеринку?
– Как какую? Ты ведь знаешь Дока из Консервного Ряда, – сказал он доверительно.
Бармен посмотрел в зал и опять воззрился на пьяного.
– Так вот, – сказал пьяный, – они устраивают ему день рождения.
– Кто они?
– Да все.
Док призадумался. Этого пьяного он совсем не знал. Известие породило в нем сложные чувства. На сердце стало тепло – ему готовят праздник, его день рождения, и в то же время внутри у него все задрожало – он вспомнил прошлую вечеринку.
Все сразу встало на свои места – вопрос Мака и молчание, наступавшее при его появлении. Он долго не спал в ту ночь, сидел за своим столом и думал. Оглядел комнату, соображая, что надо убрать и запереть. Он знал: вечеринка может дорого ему обойтись.
На другой день он сам занялся приготовлениями. Лучшие пластинки унес в дальнюю комнату, где их придется запереть. Отнес туда же все оборудование и препараты, которые бьются. Он знал, как будет – гости придут голодные, еды не принесут. Очень скоро выпьют все спиртное, как обычно бывало, и тогда… Док, уже немного усталый, побрел в магазин «Дешевые товары», где был умный, все понимающий с одного взгляда мясник. Обсудили, какое приготовить мясо. Док заказал пятнадцать фунтов бифштексов, десять фунтов помидоров, двенадцать кочанов салата, шесть буханок хлеба, большую банку арахисового масла, банку клубничного джема, пять галлонов вина и четыре четверти хорошего, не очень дорогого виски. Он знал, что первого числа придется выдержать объяснение в банке. Еще три-четыре таких вечеринки, и можно распроститься с лабораторией.
А Консервный Ряд бурлил. Док был прав. Никто не думал о еде, но каждый, кто мог, припрятывал лишнюю бутылку. Число подарков росло, список гостей, если бы существовал, напомнил бы перепись населения. В «Медвежьем стяге» только и разговоров было, что о нарядах. Девочки собирались не на работу и им не хотелось идти в длинных красивых платьях, которые, в сущности, были для них рабочей одеждой. И решили надеть обычные, уличные. В общем, все было не так просто. Дора настаивала, что в доме должна остаться дежурная бригада, чтобы постоянные клиенты потом не жаловались. Разбились на смены – сначала одни пойдут, потом другие. Никак не могли договориться, кто пойдет в первую очередь, пришлось бросить жребий. Ведь первые увидят лицо Дока, когда ему преподнесут неописуемое одеяло. Они шили его на раме, и оно уже было почти готово. Миссис Мэллой отложила на время свое покрывало и принялась вышивать салфетки для пивных кружек Дока. Первое волнение наконец схлынуло, уступив место истовой серьезности. В ловушке Мака было уже пятнадцать котов, их дикий вой по ночам немного нервировал Милочку.
ГЛАВА XXVIII
Рано или поздно Фрэнки должен был услышать про день рождения Дока. Фрэнки носило туда-сюда, как маленькое облачко. Он всегда был вблизи какой-нибудь кучки людей. Никто не замечал его, не обращал на него внимания. Нельзя было понять, слышит он что-нибудь или нет. Но он слышал о дне рождения, о подарках для Дока, и в нем росло ощущение полноты и какого-то щемящего томления.
За стеклом витрины ювелирного магазина Джейкобса стояла самая красивая на свете вещь. Она стояла очень давно. Это были часы из черного оникса с золотым циферблатом, прекраснее всего была статуэтка наверху – бронзовая фигурка святого Георгия, убивающего дракона. Дракон, пронзенный копьем, задрал вверх когтистые лапы. Святой был закован в латы, забрало шлема поднято, он сидел на жирной, с тяжелым крупом лошади. Своим копытом она пришпилила дракона к земле. Удивительная вещь – у святого была острая клинышком бородка, и он немного смахивал на Дока.
Фрэнки несколько раз проходил по улице Альварадо мимо витрины и любовался этой красотой. Он грезил о святом Георгии, ощущал пальцами его гладкую тяжелую бронзу. Он уже давно заметил ее, еще до того, как услыхал о дне рождения и подарках.
Он стоял перед стеклом целый час, пока решился войти.
– Ну? – спросил мистер Джейкобс. Он уже составил представление о посетителе – в карманах у того не наберется и десяти центов.
– Сколько стоит? – охрипнув от волнения, спросил Фрэнки.
– Что?
– Вот это.
– Ты говоришь о часах? Пятьдесят долларов, с фигуркой – семьдесят пять.
Фрэнки, ничего не ответив, вышел. Пошел на берег, заполз под перевернутую лодку и смотрел сквозь щели на мелкие волночки. Бронзовая группа не выходила у него из головы, он и сейчас видел ее воочию. Безумная, неотступная страсть охватила его и подчинила себе. Он должен завладеть этой красотой. Он думал о ней, и глаза его загорались яростным блеском.
Он просидел под лодкой весь день, а ночью вылез и пошел на улицу Альварадо. Люди шли в кино, возвращались, спешили в «Золотой мак», а он все ходил и ходил мимо витрины. И он не устал, не захотел спать, потому что красота жгла его как огнем.
Подошел полицейский.
– Ты что здесь делаешь? – спросил он у Фрэнки.
Фрэнки помчался что есть духу, завернул за угол и спрятался за бочку, стоявшую в переулке. В половине третьего он подкрался к двери магазина и потянул за ручку. Дверь заперта. Фрэнки опять убежал в переулок, сел за бочку и стал думать. Увидел рядом с бочкой кусок цемента и поднял его.
Полицейский потом говорил на суде: он услышал звон разбитого стекла и побежал. Витрина у Джейкобса была разбита. Он увидел, что нарушитель быстро уходит прочь, и бросился за ним. Он не понимает, как мальчишка с такой ношей мог бежать так быстро – ведь часы и бронза весили пятьдесят фунтов. Но мальчишка чуть было не ушел от погони. Если бы не тупик, куда он нечаянно забежал, его бы не догнали.
Шеф полиции на другой день позвонил Доку.
– Зайдите ко мне. Я бы хотел поговорить с вами.
Ввели Фрэнки. Он был грязный и нечесаный. Глаза красные, но рот плотно сжат. Увидев Дока, он чуть улыбнулся ему.
– Что случилось, Фрэнки? – спросил Док.
– Он этой ночью вломился в окно ювелирного магазина, – сказал шеф. – И украл какую-то вещь. Мы обратились к его матери. Но она сказала, что она здесь ни при чем. Он дома не бывает, вертится все время возле лаборатории.
– Фрэнки, – сказал Док, – ты не должен был этого делать.
Сердце заныло от предчувствия неизбежного.
– Не могли бы вы отпустить его мне на поруки? – спросил Док.
– Думаю, что судья не согласится, – сказал шеф. – У нас есть медицинское заключение. Вы ведь знаете, что с ним?
– Да, – ответил Док, – знаю.
– И знаете, что может быть, когда начнется переходный возраст?
– Да, – повторил Док, – знаю.
Сердце сдавило нестерпимой болью.
– Врач говорит, лучше его отправить. Раньше мы не могли, а теперь он совершил преступление. Думаю, это будет самое лучшее.
Фрэнки слушал, и слабая улыбка постепенно таяла в его лице.
– Что он украл? – спросил Док.
– Большие часы с бронзовой статуэткой.
– Я заплачу за нее.
– Нет надобности. Часы уже на месте. Я думаю, судья не станет и слушать. Это случится еще не раз. Вы ведь знаете.
– Да, – мягко проговорил Док, – знаю. Но, может, была какая-нибудь причина.
– Фрэнки, – сказал Док, – зачем ты их взял?
Франки долго глядел на него.
– Я люблю вас, – сказал он.
Док выбежал от шерифа, сел в машину и поехал собирать морских животных в пещерах у мыса Лобос
ГЛАВА XXIX
Двадцать седьмого октября в четыре часа пополудни Док кончил препарировать медуз последнего, богатого улова. Он вымыл банку из-под формалина, вычистил пинцеты, попудрил и стащил резиновые перчатки. Пошел наверх, покормил крыс, отнес микроскоп и еще несколько пластинок в заднюю комнату. Запер их там. Бывает, что просвещенному гостю захочется поиграть с гремучей змеей. Приняв все меры предосторожности, Док надеялся, что праздник обойдется без человеческих жертв. Но нельзя чтобы и мухи дохли с тоски.
Он поставил на огонь кофейник, включил проигрыватель, достал «Большую фугу» и пошел принимать душ. С душем справился быстро, не успела фуга доиграть – он уже сидел во всем чистом за чашкой кофе.
Он выглянул в окно, посмотрел на пустырь, на Королевскую ночлежку, – нигде никакого движения. Док не знал, сколько народу придет и кто именно. Но чувствовал, что за ним наблюдают. Он чувствовал это весь день. Никого не видел поблизости, но знал – не одна пара глаз неотступно следит за ним. Так значит, это сюрприз. Что ж, так и будем действовать. И Док не стал нарушать заведенный распорядок, вел себя, как всегда. Пошел к Ли Чонгу, купил две кварты пива. У Ли царило приглушенное на восточный лад волнение. Значит, они тоже придут. Док вернулся в лабораторию и налил себе стакан пива. Первый выпил, чтобы утолить жажду, второй – для удовольствия Пустырь и улица как вымерли.
Мак с ребятами сидели у себя дома как взаперти. Becь день гудела плита, кипятили для мытья воду. Выкупало даже Милочку и повязали ей на шею красный бантик.
– Когда мы туда пойдем? – спросил Элен.
– Думаю, не раньше восьми, – ответил Мак. – Но я не против выпить сейчас по маленькой для согрева.
– Может, и Док хочет выпить для согрева, – сказал Хьюги. – Я бы пошел отнес ему бутылку просто так.
– Не надо, – сказал Мак. – Док пошел к Ли за пивом
– Ты думаешь, он ничего не подозревает? – спросил Джонс.
– С чего бы ему подозревать? – сказал Мак.
Два кота в клетке затеяли свару, и весь наличный состав взвыл, выгнул спину дугой. Поймали двадцать одного кота, меньше, чем наметили.
– А как мы отнесем туда этих котов? – спросил Хьюги. – Такая большая клетка в дверь не пройдет.
– А мы и не понесем, – сказал Мак. – Помните, что получилось с лягушками. Просто скажем про них Доку. Он потом придет и сам заберет их.
С этими словами Мак встал и открыл один из кувшинов с коктейлем Эдди.
– Что ж, пожалуй надо выпить для согрева, – сказал он.
В половине шестого старик китаец спустился с холма, прошлепал мимо Королевской ночлежки и исчез между Западной биологической и рыбозаводом «Эдиондо».
Девочки в «Медвежьем стяге» были уже в полной готовности. Расписание смен составили с помощью жребия – тянули соломинки. Смены решили менять каждый час.
Дора была великолепна. Ее только что покрашенные в оранжевый цвет волосы были завиты и уложены в виде башни. На пальце красовалось обручальное кольцо, а на груди горела бриллиантовая брошь. Платье на ней было шелковое – по белому фону черные листья бамбука. В спальнях шла процедура, обратная обычной: не раздевались, а одевались.
Кто оставался, облачались в длинные вечерние туалеты, кто шел в гости, надели короткие набивные платья и выглядели очень мило. Готовое одеяло на подкладке уложили в большой картонный ящик, а ящик пока поставили в бар. Привратник разворчался: его было решено оставить. Кто-то ведь должен присмотреть за домом. Вопреки строгому приказу у каждой девушки в спальне была припрятана пинта спиртного, и все только ждали сигнала – как не подкрепиться перед таким походом.
Дора величественно прошествовала в свой кабинет и заперла дверь. Отомкнула ключиком верхний ящик бюро с откидной доской, достала бутылку, рюмку и немного в нее плеснула. Бутылка легонько звякнула о рюмку. Девушка, стоящая начеку у двери, услышала сигнал, и тотчас «Медвежий стяг» облетела радостная весть. Теперь Дора не учует запаха спиртного у своих воспитанниц. Девушки разбежались по комнатам и достали свои пинты. Сумерки опустились на Консервный Ряд – серенький час между дневным светом и электрическими фонарями. Филлис Мэй отогнула штору в гостиной и глянула в окно.
– Ты его видишь? – спросила Дорис.
– Вижу. Он включил свет. Сидит, по-моему, читает. Господи помилуй, сколько можно читать. Он погубит себе глаза. В руке у него кружка пива.
– Думаю, и нам не мешает выпить, – сказала Дорис.
Филлис Мэй еще немножко хромала, а в остальном была хоть куда.
– Вот смеху-то, – сказала она. – Сидит себе там и в ус не дует, а тут ему такой праздник готовится.
– Он никогда не заходит к нам повеселиться, – сказала печально Дорис.
– Многие мужчины не хотят платить, – заметила Филлис Мэй. – Это им дороже обходится, но они так не считают.
– Но, черт, может, они ему нравятся.
– Кто нравится?
– Да девушки, которые ходят к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22