А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Людям был не по душе этот честный человек. Они качали головами, хмурились, стучали себя пальцами по лбу; смеялись, уверенные, что он все врет, и отдавали должное его искусству морочить людей. А были и такие, что гнали его прочь, боясь за сохранность своих хрюшек и дочерей; кричали ему, пусть убирается подобру-поздорову, покуда цел.
И тогда он решил говорить неправду, отвечал, что отправился бродить на пари, поспорив с друзьями на сто долларов. И ему все верили, он всем очень нравился. Его приглашали обедать, оставляли ночевать, кормили завтраком и желали счастливого пути. А потом вспоминали о нем, как о чертовски славном парне. Док не учился говорить правду, но теперь он знал, что правду любят немногие, что она – опасная возлюбленная.
Салинас Док проехал мимо. Остановился он в Гонзалесе, Кинг-сити и Пасо-Роблесе. В Санта-Марии съел котлету и выпил кружку пива, даже две, так как от Санта-Марии до Санта-Барбары было довольно далеко, В Санта-Барбаре съел суп, зеленый салат, салат из фасоли, мясо в горшочке с картофельным пюре, ананасовый пирог, сыр и выпил кофе. Пообедав, залил в бак бензин и пошел помыться. Пока на заправочной проверяли баллоны и масло, Док умылся, причесал бородку, а, вернувшись к машине, увидел возле нее очередь желающих ехать на попутке.
– На юг едете, мистер?
Док немало поколесил за рулем и знал по опыту, что попутчика надо выбирать с умом. Лучше всего ехать с бывалым человеком, такой сидит тихо; новичок же от неловкости болтает без умолку – хоть чем-нибудь заплатить за даровую поездку. Выбрав попутчика, вы ему говорите из осторожности, что едете недалеко. Вдруг попутчик станет вам докучать, тогда вы ссадите его через несколько миль и все. Но бывает и повезет – посадишь такого человека, что один на тысячу. Док мельком оглядел очередь и выбор его пал на узколицого, худощавого человека в синем костюме, по виду коммивояжера; от крыльев носа к уголкам губ у него шли глубокие морщины, а черные глаза смотрели хмуро, задумчиво.
Он поглядел на Дока с легкой неприязнью.
– Едете на юг? – спросил он.
– Да, – ответил Док. – Не очень далеко.
– Меня не захватите?
– Садитесь.
Доехали до Вентуры, Док остановился выпить пивка после недавнего плотного обеда.
До сих пор попутчик ехал молча. Док подкатил к придорожному пивному ларьку.
– Пива хотите? – спросил Док.
– Нет, – отрезал коммивояжер. – И позволю себе заметить, что вести машину в нетрезвом состоянии – весьма неразумно. Меня не касается, как вы относитесь к своей жизни. Но вы за рулем, а в руках пьяного автомобиль может стать орудием убийства.
При первых словах попутчика Док слегка опешил. А выслушав тираду до конца, тихо сказал:
– Вон из машины.
– Что?
– Получите по шее, если не уберетесь. Считаю до десяти. Раз, два, три…
Человек задергал ручку дверцы и поспешно вылез задом на обочину. Очутившись в безопасности, он заорал.
– Я заявлю в полицию! Вас арестуют!
Док открыл вещевой ящик и взял гаечный ключ. Попутчик это заметил и чуть не бегом кинулся прочь.
Продавщица, красивая блондинка с намечающимся зобом, приветливо улыбнулась ему.
– Что будете пить?
– Молочный коктейль с пивом, – брякнул Док.
– Что?
А черт, хотя ладно. Не все ли равно – сейчас или завтра.
– Вы шутите? – спросила блондинка.
– У меня с мочевым пузырем непорядок, – ответил он. – Бипаликетсонектомия, если по-научному. Мне полагается пить молочный коктейль с пивом. Врачи прописали.
Блондинка сочувственно улыбнулась.
– А я подумала, вы шутите, – чуть лукаво ответила она. – А как он делается? Значит, вы больны? Ни за что не скажешь.
– Очень болен, – кивнул головой Док. – И болезнь все прогрессирует. А делается он просто. Немного молока и полбутылки пива. Остальное налейте в стакан, я так выпью. И, пожалуйста, без сахара.
Когда коктейль был готов, Док с опаской отпил один глоток. Нельзя сказать, чтобы совсем отвратительно. Вкус как у выдохшегося пива, если в него плеснуть молока.
– По-моему, ужасная гадость, – сказала она.
– Если привыкнешь, то ничего, – ответил Док. – Я его пью уже семнадцать лет.
ГЛАВА XVIII
Док вел машину не спеша. Он пил пиво в Вентуре уже далеко за полдень, так что в Карпентарии съел только бутерброд с сыром и зашел в туалет. К тому же он рассчитывал поужинать в Лос-Анджелесе. Туда он приехал, было уже совсем темно. Проехал весь город и остановился у знакомого ресторана «Цыплята на скорую руку». Заказал жареного цыпленка, картофельный суп-жульен, горячую булочку с медом, кусок ананасового пирога и сыр. Налил в термос горячий кофе и купил в дорогу шесть бутербродов с ветчиной и пинту пива.
Ночью ехать не так интересно. Не видно собак, да и вообще видишь только шоссе, освещенное собственными фарами. Теперь Док гнал, спешил приехать на место вовремя. В Ла-Джолле он был около двух часов ночи. Городок остался позади, теперь вниз к той скале, под которой его отмель. И вот Док на месте; остановил машину, съел бутерброд с ветчиной, выпил пива, свернулся на сиденье калачиком и уснул.
В будильнике Док не нуждался. Он так давно имел дело с приливами и отливами, что чуял движение воды даже во сне. Проснулся Док с первыми лучами, выглянул в окно – отлив уже начался. Выпил горячий кофе, съел три бутерброда и запил все квартой пива.
Вода оттекала незаметно. И вот уже показались камни, как будто некая сила толкала их вверх; океан отступал, оставляя мелкие лужи, мокрые водоросли, мох, губки, светящиеся, коричневые, синие, оранжевые. Дно было усеяно странным океанским мусором: обломки раковин, клешни, большие и мелкие куски скелетов, – фантастическое кладбище, точнее нива, кормящая морских обитателей.
Док натянул резиновые сапоги и со всей серьезностью напялил на голову непромокаемую шляпу. Взял свои ведра, банки, ломик, в один карман сунул бутерброды, в другой термос с кофе, спустился со скалы и стал работать, преследуя по пятам уходящую воду. Он переворачивал ломиком камни, часто рука его стремглав уходила в воду и он выхватывал из-под камня рассерженного детеныша осьминога, который пунцовел от гнева и плевал ему на руку чернильную жидкость. Док тут же опускал осьминога в банку с морской водой к другим пленникам; почти каждый новичок в ярости бросался на своих сородичей.
Охота в тот день была очень удачная. Он поймал двадцать два маленьких осьминога, набрал много морских губок и сложил их в деревянное ведро. Вода все отступала, Док подвигался следом, взошло солнце, утро вступило в свои права. Отмель уходила в море на двести ярдов до барьера – гряды оплетенных водорослями скал, и только за ними начиналась настоящая глубина. Док дошел до края гряды. Он уже собрал почти все, ради чего приехал, и теперь бесцельно заглядывал под камни, наклонялся к воде, вглядывался в оставленные отливом лужицы, любуясь их переливчатой мозаикой, их дышащей и суетящейся жизнью. Постепенно он добрался до внешнего края барьера. Здесь по скалам сползали в воду длинные кожистые плети бурых водорослей, лепились колонии красных морских звезд, а за барьером мерно вздымалось и опадало море, ожидая своего часа. Доку почудилось, что между двумя скалами, под водой среди водорослей мелькнуло что-то белое. Он полез туда по скользким камням, стараясь не оступиться, осторожно нагнувшись к воде, раздвинул плавающие плети. И оцепенел. На него глядело девичье лицо, бледное, красивое лицо, овеянное темными волосами, ясные глаза широко открыты, в чертах неподвижность. Тела не видно, оно застряло в расщелине. Губы разомкнуты, жемчужно белеют зубы, на лице написаны мир и покой. Слой воды, чистой как стекло, делал его прекрасным. Доку казалось, что он вечность смотрит на это лицо. И оно вошло навсегда в его образную память. Очень медленно Док поднял руку и водоросли опять скрыли лицо. Сердце его глухо билось, горло сдавило. Он взял ведро, банки, ломик и побрел по скользким камням к берегу.
Лицо девушки, казалось, плыло перед ним. На берегу Док сел на сухой жесткий песок и стянул сапоги; маленькие осьминожки в банке сидели все порознь, сжавшись в комок. В ушах Дока пела музыка: тонкий, высокий, острый, как игла, сладчайший звук флейты выводил мелодию, которую он никак не мог узнать; ее сопровождал прибой, похожий на шум ветра в кронах. Флейта забирала все выше, уходя за предел слышимости, но и там таинственная мелодия не прекращалась. У Дока по телу побежали мурашки. Его била дрожь, глаза увлажнились, как будто в их фокус попало видение несказанной красоты. Глаза девушки были серые, ясные, волосы колыхались в воде, набегая легкими прядями на лицо. Картина эта будет жить у него в памяти до конца дней. Так он сидел на берегу, по скалам барьера уже потекли ручейки – вестники прилива. Сидел и слушал флейту, отбивая ладонями такт, а море все затопляло усеянную камнями отмель. Тонкий, пронзительный звук флейты высверливал мозг; глаза были серые, губы слегка улыбались, дыхание замерло от немого экстаза.
Чей-то голос вернул его к действительности. Он поднял голову, рядом стоял человек.
– Ловите рыбу? – спросил он.
– Нет, собираю морских животных.
– Животных? Каких?
– Детенышей осьминогов.
– Рыба-дьявол? А разве они здесь водятся? Сколько лет здесь живу, – не видал ни одного.
– Их так просто не увидишь, – едва шевеля губами, ответил Док.
– Вам плохо? – спросил мужчина. – У вас совсем больной вид.
Флейта опять устремилась ввысь, ей вторили низкие струны виолончелей, а море все ближе подступало к берегу. Док стряхнул с себя музыку, лицо, собственное оцепенение.
– Полиция далеко отсюда?
– В городе. Что-нибудь случилось?
– Там в расщелине – тело.
– Где?
– Вот там, между двух скал. Девушка.
– Ничего себе… –протянул мужчина и прибавил:– Если найдешь труп, полагается вознаграждение. Забыл сколько.
Док поднялся на ноги, взял свои вещи.
– Вы не могли бы сообщить об этом в полицию? Мне что-то нехорошо.
– Это на вас так сильно подействовало. Он что, очень страшный? Объеденный или уже совсем разложился?
Док отвернулся.
– Вознаграждение возьмите себе, – сказал он. – Мне не надо.
И пошел к своей машине. В голове у него едва звучал тоненький голос флейты.
ГЛАВА XIX
Пожалуй, ни одна из затей, рекламирующих универсальный магазин Холмана, не имела столько благожелательных откликов, как этот конькобежец на флагштоке. День за днем он кружил и кружил на маленькой круглой площадке, а ночью его темный силуэт маячил в небе и все люди знали, что он не покинул место бдения. Все, однако, знали и то, что ночью через центр площадки пропускается стальной прут и конькобежец привязывается к нему. Но сидеть не сидит, и поэтому возражений против стального прута не было. Посмотреть на него приезжали из Джеймсбурга и из других городков побережья, вплоть до Граймз-пойнта. Салинасцы приходили смотреть толпами, а финансовые тузы города предложили сделать Салинас местом следующего выступления, когда конькобежец наберет сил для нового мирового рекорда. Чтобы и Салинасу было чем гордиться. Поскольку не так-то много в мире конькобежцев на флагштоке, а этот к тому же признан лучшим из лучших, то в прошлом году именно он побил мировой рекорд, свой собственный.
Холман был в восторге от этого предприятия. Магазин как раз проводил четыре распродажи – полотняных изделий, остатков, алюминиевой посуды и фаянса. Улицы были полны народа, глазевшего на одинокую фигуру в небе.
На второй день герой публики дал знать вниз, что в него кто-то стрелял из духового ружья. Отдел выставок и вернисажей раскинул мозгами. Высчитали углы и установили нарушителя общественного спокойствия. Им оказался старый доктор Мерривейл; он прятался за шторами у себя в кабинете, долго колдовал над своим ружьем и нажимал курок. Решили не обнародовать имя виновника, и доктор дал обещание больше не баловаться с оружием. Он был очень важной персоной в местном отделении масонской ложи.
Анри-художник все это время не покидал наблюдательного поста на заправочной Рыжего Уильяма. Он испробовал все возможные философские подходы к решению данной проблемы средствами живописи и решил построить такую площадку у себя дома, чтобы поставить эксперимент на себе. Весь город в той или иной степени подпал под влияние этого уникального зрелища. На тех улицах, откуда ничего не было видно, торговля совсем захирела; зато чем ближе к Холману, тем она шла бойчее. Мак с ребятами тоже не устояли, пришли посмотреть на диво. Пришли и тут же ушли – чепуха какая-то.
Холман поместил за стеклом витрины двуспальную кровать. Поставив новый мировой рекорд, герой сразу спустится вниз и ляжет спать, даже не снимая коньков. В изножье кровати висела небольшая карточка с фирменным ярлыком матраса.
Весь город только и говорил об этом спортивном мероприятии, но особенно интересовал и волновал всех один пикантный вопрос, которого никто в разговоре не касался. Его избегали решительно все, тем не менее язык у всех так и свербел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов