Они обшарили весь лес и все заросли
кустарника, но Пират вновь бесследно исчез.
В конце концов замерзшие, полные уныния, они отыскали друг друга и
устало поплелись назад в Монтерей. Заря занялась задолго до их
возвращения. Лучи солнца уже искрились в волнах залива. До них донесся
запах утреннего дыма из кухонных труб Монтерея. Пират вышел на крыльцо,
чтобы поздороваться с ними, и лицо его светилось счастьем. Они угрюмо
прошли мимо него в комнату. Там на столе лежал большой парусиновый
мешок.
Пират тоже вошел в комнату.
- Я сказал тебе неправду, Пилон, - заговорил он. - Я сказал тебе,
что у меня нет денег, потому что я боялся. Я ведь не знал тогда, что у
меня есть друзья. Вы рассказывали о том, что спрятанные деньги всегда
воруют, и я опять испугался. Только вчера вечером я понял, что делать.
Мои деньги будут в безопасности у моих друзей. Никто не сможет украсть
их, если мои друзья будут стеречь их для меня.
Все четверо в ужасе уставились на него.
- Забери свои деньги назад в лес и спрячь их там, - свирепо
потребовал Дэнни.- Мы не хотим их стеречь.
- Нет, - сказал Пират. - Я буду бояться за них, если я их закопаю.
Но я буду счастлив и спокоен за них, зная, что мои друзья стерегут их
для меня. Вы не поверите этому, но две прошлые ночи кто-то выслеживал
меня в лесу, чтобы украсть мои деньги.
Как ни ужасен был удар, Пилон, это воплощение находчивости,
попытался отвести его.
- Прежде чем отдать нам эти деньги, - сказал он вкрадчиво, -
может, ты возьмешь себе немножно на расходы ?
Пират покачал головой.
- Этого я сделать не могу. Деньги обещанные. У меня уже почти
тысяча четвертаков. Когда я наберу их тысячу, я куплю золотой
подсвечник для святого Франциска Ассизского. У меня была очень хорошая
собака, и она заболела; и я обещал проработать тысячу дней, чтобы
купить золотой подсвечник, если собака поправится. И, - он протянул
вперед свои огромные ладони, - эта собака поправилась.
- Одна из этих собак? - осведомился Пилон.
- Нет, - сказал Пират. - Ту через несколько дней задавил грузовик.
Итак, все было кончено, не осталось никакой надежды увернуться от
денег. Дэнни и Пабло угрюмо подняли тяжелый мешок с серебряными
монетами, отнесли его в соседнюю комнату и положили под подушку на
кровати Дэнни.
Со временем мысль о том, что эти деньги лежат у них под подушкой,
стала приносить им радость, но в эту минуту горечь поражения была
невыносима. И ничего нельзя было сделать. Счастье поманило их и
обмануло.
Пират стоял перед ними, и в глазах его сверкали блаженные слезы,
ибо он доказал свою любовь к друзьям.
- Подумать только, - сказал он, - сколько лет я прожил в
курятнике, не зная никаких радостей. Но зато теперь, - докончил он, -
зато теперь я очень, очень счастлив.
ГЛАВА VIII
О том, как друзья Дэнни в канун дня святого Андрея искали заколдованный
клад. О том, как Пилон нашел его и как позже саржевые брюки дважды
переменили владельца
Если бы Португалец был героем, он истерзался бы, служа в армии. Но
он был Большой Джо Португалец, прошедший хорошую тренировку в
монтерейской тюрьме, и это не только избавило его от мук
неудовлетворенного патриотизма, но и укрепило в следующем убеждении:
как каждый день своей жизни человек делит пополам между сном и
бодрствованием, так и каждый год человеческой жизни положено делить
пополам между тюрьмой и волей. Однако пока шла война, Джо Португалец
проводил в тюрьме значительно больше времени, чем на воле.
В гражданской жизни человека наказывают за то, что он делает;
однако военные уставы добавляют к этому совершенно новый принцип - они
наказывают человека и за то, чего он не делает. Джо Португалец никак не
мог этого понять. Он не чистил своей винтовки, он не брился и раз или
два не возвращался из отпуска. Эти прегрешения усугублялись, кроме
того, склонностью Большого Джо вступать в словесные перепалки, когда
начальство пыталось его образумить.
Прежде он проводил в тюрьме половину своей жизни; из двух лет
службы в армии он провел в тюрьме восемнадцать месяцев. И тюремная
жизнь в армии ему совсем не нравилась. Монтерейская тюрьма приучила его
к покою и приятному обществу. В армии его принуждали работать. В
Монтерее его всегда обвиняли только в одном: в пьянстве и нарушении
общественного порядка. Обвинения, предъявлявшиеся ему в армии,
настолько сбили его с толку, что это, вероятно, оставило неизгладимый
след на его рассудке.
Когда война кончилась и солдаты были распущены по домам, Большому
Джо еще предстояло отсидеть шесть месяцев. Обвинение гласило:
"Появление в пьяном виде в расположении полка. Нанесение сержанту удара
канистрой из-под керосина. Попытка отрицания своей личности (Джо
начисто забыл, кто он такой, и поэтому на все вопросы отвечал
отрицательно). Кража шестнадцати фунтов вареных бобов и самовольная
отлучка на лошади майора". Если бы перемирие еще не было подписано.
Большого Джо, вероятно, расстреляли бы. Он вернулся в Монтерей много
позже остальных ветеранов, когда те успели пообъесть все сладкие плоды
победы.
Когда Большой Джо соскочил с поезда, на нем была армейская шинель,
гимнастерка и синие саржевые брюки. В городе все осталось по-старому,
если не считать "сухого закона", а в заведении Торрелли все осталось
по-старому, несмотря на "сухой закон". Джо сменял свою шинель на галлон
вина и отправился искать друзей.
Истинных друзей он в этот вечер не встретил, хотя ему в изобилии
попадались те гнусные и криводушные гарпии и мошенники, которые всегда
рады заманить человека в пучину порока. Джо, не отличавшийся высокой
нравственностью, не испытывал никакого отвращения к пучине; она ему
нравилась.
Довольно скоро вино его иссякло, а денег у него не было и раньше.
И тут гарпии попробовали изгнать Джо из пучины, но он ни за что не
хотел уходить. Ему в пучине было уютно.
Когда они попытались пустить в ход силу, Большой Джо в
справедливом и ужасающем негодовании переломал всю мебель, перебил все
стекла в окнах, выгнал полураздетых визжащих девиц в ночной мрак и
напоследок поджег дом. Вводить Джо в искушение было делом опасным: он и
не думал ему противиться.
В конце концов явился полицейский и забрал его. Большой Джо
испустил счастливый вздох. Теперь он почувствовал, что действительно
вернулся домой.
После короткого судебного разбирательства без участия присяжных он
получил тридцать дней тюремного заключения, с наслаждением разлегся на
жесткой койке и проспал без просыпу десятую часть своего срока.
Большой Джо любил монтерейскую тюрьму. В ней всегда можно было
рассчитывать на хорошую компанию. Стоило остаться тут подольше, и он
успевал по очереди повидать всех своих друзей. Время летело незаметно.
Ему взгрустнулось, когда пришлось с ней расстаться, но грусть эту
смягчала мысль, что он может вернуться сюда в любую минуту.
Он с радостью погрузился бы вновь в пучину порока, но у него не
было ни денег, ни вина. Он исходил все улицы в поисках своих друзей -
Пилона, и Дэнни, и Пабло, но так их и не встретил. Полицейский сержант
сказал, что давно уже не забирал их в участок.
- Значит, они все умерли, - сказал Португалец.
В тоске он забрел к Торрелли, но Торрелли не жаловал людей, у
которых не было ни денег, ни ценных вещей, и Большой Джо не нашел у
него утешения. Однако Торрелли всетаки сообщил eмy, что Дэнни получил в
наследство дом в Тортилья-Флэт и что все его друзья живут теперь у
него.
Большого Джо охватила нежность к друзьям и горячее желание увидеть
их. Вечером он отправился на холм в Тортилья-Флэт, чтобы отыскать Дэнни
и Пилона. Пока он поднимался по крутой улочке, уже совсем стемнело, и
тут навстречу ему попался Пилон, спешивший куда-то с озабоченным видом.
- Здравствуй, Пилон. А я как раз иду к тебе.
- Здорово, Джо Португалец, - торопливо сказал Пилон. - Где ты
пропадал?
- В армии,- ответил Джо.
Мысли Пилона были заняты другим.
- Ну, мне пора, - бросил он.
- Я пойду с тобой, - сказал Джо.
Пилон остановился и смерил его взглядом.
- А ты помнишь, какая сегодня ночь?
- Нет. А какая?
- Сегодня канун дня святого Андрея.
Тут Большой Джо Португалец понял все: это была ночь, когда все
пайсано, за исключением тех, кто сидел в тюрьме, бродили до утра по
лесу. Это была ночь, когда все погребенные в земле клады испускали
слабое фосфорическое сияние. А сокровищ в лесу было спрятано немало
За двести лет Монтарей много раз подвергался нашествию врагов, и
каждый раз люди закапывали свои богатства в землю.
Ночь была ясная. Пилон, как это иногда с ним случалось, сбросил с
себя жесткую дневную скорлупу. В эту ночь он был идеалистом, дарителем
даров. В эту ночь он выполнял благородную миссию.
- Ты можешь пойти со мной, Большой Джо Португалец, но если мы
найдем клад, решать, что с ним делать, буду я. Если ты на это не
согласен, то иди один и ищи свой собственный клад.
Большой Джо не умел самостоятельно расходовать свою энергию.
- Я пойду с тобой, Пилон, - сказал он. - А без клада я обойдусь.
Когда они вошли в лес, наступила ночь. Их ноги ступали по ковру из
опавшей хвои. И Пилон понял, что ночь эта совершенна. Небо подернулось
туманной дымкой. и лунный свет между деревьями колыхался, как легкая
газовая ткань. Исчезла четкость форм, которую мы привыкли отождествлять
с реальностью. Стволы сосен казались не черными деревянными колоннами,
а мягкими полупрозрачными тенями. В неверном свете смутные пятна кустов
непрерывно меняли свои очертания. В такую ночь привидения могли смело
разгуливать по земле, не страшась людского неверия, ибо это была
колдовская ночь и ее чарам не поддался бы лишь самый тупой и
нечувствительный человек.
Иногда Пилону и Джо встречались другие искатели кладов, без устали
выписывавшие среди сосен сложные зигзаги. Они шли молча, опустив
голову, и не окликали встречных. И кто мог сказать, все ли они были
живыми людьми из плоти и крови? Джо и Пилон знали, что по лесу бродят и
призраки тех, кто когда-то закопал тут клады, ибо в канун дня святого
Андрея они возвращаются на землю присмотреть, чтобы никто не тронул их
золота. На шее Пилона поверх одежды висела ладанка с изображением его
святого, и поэтому он не боялся духов. Большой Джо шел, сложив пальцы
крестом. Хотя их и одолевал страх, они знали, что надежно защищены от
таинственных сил этой ночи.
Пока они ходили так, поднялся ветер, и по бледному лунному диску,
словно вода, чуть замутненная серой акварельной краской, заструился
туман. Зыбкий туман привел в движение лес: каждое дерево тихонько
кралось куда-то, и бесшумно, как большие черные кошки, кружили кусты.
Вершины деревьев хрипло шептались на ветру, предсказывали судьбу,
пророчили смерть. Пилон знал, что лучше не слушать речи деревьев.
Провидение будущего никому еще не приносило добра, а кроме того, этот
шепот нес погибель человеческим душам. Пилон не стал слушать речи
деревьев.
Он зигзагами шел по лесу, а Большой Джо шел рядом с ним, словно
громадный настороженный пес. Одинокие безмолвные люди проходили мимо и
шли дальше, не окликнув их; и мертвецы бесшумно проходили мимо и шли
дальше, не окликнув их.
Далеко внизу, на маяке, завыла в сгустившемся тумане сирена; она
рыдала, изливая свою печаль по всем славным кораблям, разбившимся на
безжалостном рифе, и по всем тем, которым еще суждено было там
разбиться.
Пилон содрогнулся, и ему стало холодно, хотя ночь была теплой. Еле
слышным шепотом он начал читать "Ave Maria".
Им встретился серый человек, который шел, опустив голову, и не
окликнул их.
Минул час, а Пилон и Большой Джо все еще бродили по лесу так же
неприкаянно, как мертвецы, которыми была полна эта ночь.
Вдруг Пилон остановился. Его рука нащупала локоть Джо.
- Видишь? - шепнул он.
- Где?
- Вон там, прямо впереди.
- Кажется, вижу.
Пилону мнилось, что он видит смутный столп бледно- голубого света,
исходящий из земли в десяти ярдах перед ним.
- Большой Джо, - прошептал он, - найди две палки фута в три
длиной. Я боюсь отвести глаза. Я могу его потерять.
Он стоял, как пойнтер над дичью, а Большой Джо кинулся за палками.
Пилон слышал, как он отломил две сухие сосновые ветки. Потом раздалось
потрескивание - это Большой Джо очищал ветки от сучков. А Пилон
по-прежнему смотрел на бледное призрачное сияние. Оно было таким
слабым, что порой вовсе исчезало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
кустарника, но Пират вновь бесследно исчез.
В конце концов замерзшие, полные уныния, они отыскали друг друга и
устало поплелись назад в Монтерей. Заря занялась задолго до их
возвращения. Лучи солнца уже искрились в волнах залива. До них донесся
запах утреннего дыма из кухонных труб Монтерея. Пират вышел на крыльцо,
чтобы поздороваться с ними, и лицо его светилось счастьем. Они угрюмо
прошли мимо него в комнату. Там на столе лежал большой парусиновый
мешок.
Пират тоже вошел в комнату.
- Я сказал тебе неправду, Пилон, - заговорил он. - Я сказал тебе,
что у меня нет денег, потому что я боялся. Я ведь не знал тогда, что у
меня есть друзья. Вы рассказывали о том, что спрятанные деньги всегда
воруют, и я опять испугался. Только вчера вечером я понял, что делать.
Мои деньги будут в безопасности у моих друзей. Никто не сможет украсть
их, если мои друзья будут стеречь их для меня.
Все четверо в ужасе уставились на него.
- Забери свои деньги назад в лес и спрячь их там, - свирепо
потребовал Дэнни.- Мы не хотим их стеречь.
- Нет, - сказал Пират. - Я буду бояться за них, если я их закопаю.
Но я буду счастлив и спокоен за них, зная, что мои друзья стерегут их
для меня. Вы не поверите этому, но две прошлые ночи кто-то выслеживал
меня в лесу, чтобы украсть мои деньги.
Как ни ужасен был удар, Пилон, это воплощение находчивости,
попытался отвести его.
- Прежде чем отдать нам эти деньги, - сказал он вкрадчиво, -
может, ты возьмешь себе немножно на расходы ?
Пират покачал головой.
- Этого я сделать не могу. Деньги обещанные. У меня уже почти
тысяча четвертаков. Когда я наберу их тысячу, я куплю золотой
подсвечник для святого Франциска Ассизского. У меня была очень хорошая
собака, и она заболела; и я обещал проработать тысячу дней, чтобы
купить золотой подсвечник, если собака поправится. И, - он протянул
вперед свои огромные ладони, - эта собака поправилась.
- Одна из этих собак? - осведомился Пилон.
- Нет, - сказал Пират. - Ту через несколько дней задавил грузовик.
Итак, все было кончено, не осталось никакой надежды увернуться от
денег. Дэнни и Пабло угрюмо подняли тяжелый мешок с серебряными
монетами, отнесли его в соседнюю комнату и положили под подушку на
кровати Дэнни.
Со временем мысль о том, что эти деньги лежат у них под подушкой,
стала приносить им радость, но в эту минуту горечь поражения была
невыносима. И ничего нельзя было сделать. Счастье поманило их и
обмануло.
Пират стоял перед ними, и в глазах его сверкали блаженные слезы,
ибо он доказал свою любовь к друзьям.
- Подумать только, - сказал он, - сколько лет я прожил в
курятнике, не зная никаких радостей. Но зато теперь, - докончил он, -
зато теперь я очень, очень счастлив.
ГЛАВА VIII
О том, как друзья Дэнни в канун дня святого Андрея искали заколдованный
клад. О том, как Пилон нашел его и как позже саржевые брюки дважды
переменили владельца
Если бы Португалец был героем, он истерзался бы, служа в армии. Но
он был Большой Джо Португалец, прошедший хорошую тренировку в
монтерейской тюрьме, и это не только избавило его от мук
неудовлетворенного патриотизма, но и укрепило в следующем убеждении:
как каждый день своей жизни человек делит пополам между сном и
бодрствованием, так и каждый год человеческой жизни положено делить
пополам между тюрьмой и волей. Однако пока шла война, Джо Португалец
проводил в тюрьме значительно больше времени, чем на воле.
В гражданской жизни человека наказывают за то, что он делает;
однако военные уставы добавляют к этому совершенно новый принцип - они
наказывают человека и за то, чего он не делает. Джо Португалец никак не
мог этого понять. Он не чистил своей винтовки, он не брился и раз или
два не возвращался из отпуска. Эти прегрешения усугублялись, кроме
того, склонностью Большого Джо вступать в словесные перепалки, когда
начальство пыталось его образумить.
Прежде он проводил в тюрьме половину своей жизни; из двух лет
службы в армии он провел в тюрьме восемнадцать месяцев. И тюремная
жизнь в армии ему совсем не нравилась. Монтерейская тюрьма приучила его
к покою и приятному обществу. В армии его принуждали работать. В
Монтерее его всегда обвиняли только в одном: в пьянстве и нарушении
общественного порядка. Обвинения, предъявлявшиеся ему в армии,
настолько сбили его с толку, что это, вероятно, оставило неизгладимый
след на его рассудке.
Когда война кончилась и солдаты были распущены по домам, Большому
Джо еще предстояло отсидеть шесть месяцев. Обвинение гласило:
"Появление в пьяном виде в расположении полка. Нанесение сержанту удара
канистрой из-под керосина. Попытка отрицания своей личности (Джо
начисто забыл, кто он такой, и поэтому на все вопросы отвечал
отрицательно). Кража шестнадцати фунтов вареных бобов и самовольная
отлучка на лошади майора". Если бы перемирие еще не было подписано.
Большого Джо, вероятно, расстреляли бы. Он вернулся в Монтерей много
позже остальных ветеранов, когда те успели пообъесть все сладкие плоды
победы.
Когда Большой Джо соскочил с поезда, на нем была армейская шинель,
гимнастерка и синие саржевые брюки. В городе все осталось по-старому,
если не считать "сухого закона", а в заведении Торрелли все осталось
по-старому, несмотря на "сухой закон". Джо сменял свою шинель на галлон
вина и отправился искать друзей.
Истинных друзей он в этот вечер не встретил, хотя ему в изобилии
попадались те гнусные и криводушные гарпии и мошенники, которые всегда
рады заманить человека в пучину порока. Джо, не отличавшийся высокой
нравственностью, не испытывал никакого отвращения к пучине; она ему
нравилась.
Довольно скоро вино его иссякло, а денег у него не было и раньше.
И тут гарпии попробовали изгнать Джо из пучины, но он ни за что не
хотел уходить. Ему в пучине было уютно.
Когда они попытались пустить в ход силу, Большой Джо в
справедливом и ужасающем негодовании переломал всю мебель, перебил все
стекла в окнах, выгнал полураздетых визжащих девиц в ночной мрак и
напоследок поджег дом. Вводить Джо в искушение было делом опасным: он и
не думал ему противиться.
В конце концов явился полицейский и забрал его. Большой Джо
испустил счастливый вздох. Теперь он почувствовал, что действительно
вернулся домой.
После короткого судебного разбирательства без участия присяжных он
получил тридцать дней тюремного заключения, с наслаждением разлегся на
жесткой койке и проспал без просыпу десятую часть своего срока.
Большой Джо любил монтерейскую тюрьму. В ней всегда можно было
рассчитывать на хорошую компанию. Стоило остаться тут подольше, и он
успевал по очереди повидать всех своих друзей. Время летело незаметно.
Ему взгрустнулось, когда пришлось с ней расстаться, но грусть эту
смягчала мысль, что он может вернуться сюда в любую минуту.
Он с радостью погрузился бы вновь в пучину порока, но у него не
было ни денег, ни вина. Он исходил все улицы в поисках своих друзей -
Пилона, и Дэнни, и Пабло, но так их и не встретил. Полицейский сержант
сказал, что давно уже не забирал их в участок.
- Значит, они все умерли, - сказал Португалец.
В тоске он забрел к Торрелли, но Торрелли не жаловал людей, у
которых не было ни денег, ни ценных вещей, и Большой Джо не нашел у
него утешения. Однако Торрелли всетаки сообщил eмy, что Дэнни получил в
наследство дом в Тортилья-Флэт и что все его друзья живут теперь у
него.
Большого Джо охватила нежность к друзьям и горячее желание увидеть
их. Вечером он отправился на холм в Тортилья-Флэт, чтобы отыскать Дэнни
и Пилона. Пока он поднимался по крутой улочке, уже совсем стемнело, и
тут навстречу ему попался Пилон, спешивший куда-то с озабоченным видом.
- Здравствуй, Пилон. А я как раз иду к тебе.
- Здорово, Джо Португалец, - торопливо сказал Пилон. - Где ты
пропадал?
- В армии,- ответил Джо.
Мысли Пилона были заняты другим.
- Ну, мне пора, - бросил он.
- Я пойду с тобой, - сказал Джо.
Пилон остановился и смерил его взглядом.
- А ты помнишь, какая сегодня ночь?
- Нет. А какая?
- Сегодня канун дня святого Андрея.
Тут Большой Джо Португалец понял все: это была ночь, когда все
пайсано, за исключением тех, кто сидел в тюрьме, бродили до утра по
лесу. Это была ночь, когда все погребенные в земле клады испускали
слабое фосфорическое сияние. А сокровищ в лесу было спрятано немало
За двести лет Монтарей много раз подвергался нашествию врагов, и
каждый раз люди закапывали свои богатства в землю.
Ночь была ясная. Пилон, как это иногда с ним случалось, сбросил с
себя жесткую дневную скорлупу. В эту ночь он был идеалистом, дарителем
даров. В эту ночь он выполнял благородную миссию.
- Ты можешь пойти со мной, Большой Джо Португалец, но если мы
найдем клад, решать, что с ним делать, буду я. Если ты на это не
согласен, то иди один и ищи свой собственный клад.
Большой Джо не умел самостоятельно расходовать свою энергию.
- Я пойду с тобой, Пилон, - сказал он. - А без клада я обойдусь.
Когда они вошли в лес, наступила ночь. Их ноги ступали по ковру из
опавшей хвои. И Пилон понял, что ночь эта совершенна. Небо подернулось
туманной дымкой. и лунный свет между деревьями колыхался, как легкая
газовая ткань. Исчезла четкость форм, которую мы привыкли отождествлять
с реальностью. Стволы сосен казались не черными деревянными колоннами,
а мягкими полупрозрачными тенями. В неверном свете смутные пятна кустов
непрерывно меняли свои очертания. В такую ночь привидения могли смело
разгуливать по земле, не страшась людского неверия, ибо это была
колдовская ночь и ее чарам не поддался бы лишь самый тупой и
нечувствительный человек.
Иногда Пилону и Джо встречались другие искатели кладов, без устали
выписывавшие среди сосен сложные зигзаги. Они шли молча, опустив
голову, и не окликали встречных. И кто мог сказать, все ли они были
живыми людьми из плоти и крови? Джо и Пилон знали, что по лесу бродят и
призраки тех, кто когда-то закопал тут клады, ибо в канун дня святого
Андрея они возвращаются на землю присмотреть, чтобы никто не тронул их
золота. На шее Пилона поверх одежды висела ладанка с изображением его
святого, и поэтому он не боялся духов. Большой Джо шел, сложив пальцы
крестом. Хотя их и одолевал страх, они знали, что надежно защищены от
таинственных сил этой ночи.
Пока они ходили так, поднялся ветер, и по бледному лунному диску,
словно вода, чуть замутненная серой акварельной краской, заструился
туман. Зыбкий туман привел в движение лес: каждое дерево тихонько
кралось куда-то, и бесшумно, как большие черные кошки, кружили кусты.
Вершины деревьев хрипло шептались на ветру, предсказывали судьбу,
пророчили смерть. Пилон знал, что лучше не слушать речи деревьев.
Провидение будущего никому еще не приносило добра, а кроме того, этот
шепот нес погибель человеческим душам. Пилон не стал слушать речи
деревьев.
Он зигзагами шел по лесу, а Большой Джо шел рядом с ним, словно
громадный настороженный пес. Одинокие безмолвные люди проходили мимо и
шли дальше, не окликнув их; и мертвецы бесшумно проходили мимо и шли
дальше, не окликнув их.
Далеко внизу, на маяке, завыла в сгустившемся тумане сирена; она
рыдала, изливая свою печаль по всем славным кораблям, разбившимся на
безжалостном рифе, и по всем тем, которым еще суждено было там
разбиться.
Пилон содрогнулся, и ему стало холодно, хотя ночь была теплой. Еле
слышным шепотом он начал читать "Ave Maria".
Им встретился серый человек, который шел, опустив голову, и не
окликнул их.
Минул час, а Пилон и Большой Джо все еще бродили по лесу так же
неприкаянно, как мертвецы, которыми была полна эта ночь.
Вдруг Пилон остановился. Его рука нащупала локоть Джо.
- Видишь? - шепнул он.
- Где?
- Вон там, прямо впереди.
- Кажется, вижу.
Пилону мнилось, что он видит смутный столп бледно- голубого света,
исходящий из земли в десяти ярдах перед ним.
- Большой Джо, - прошептал он, - найди две палки фута в три
длиной. Я боюсь отвести глаза. Я могу его потерять.
Он стоял, как пойнтер над дичью, а Большой Джо кинулся за палками.
Пилон слышал, как он отломил две сухие сосновые ветки. Потом раздалось
потрескивание - это Большой Джо очищал ветки от сучков. А Пилон
по-прежнему смотрел на бледное призрачное сияние. Оно было таким
слабым, что порой вовсе исчезало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26