Мы увидели стройные ряды учащихся в синей праздничной форме. Когда мы вышли из машины, ударили барабаны и школьный оркестр заиграл торжественный марш, который потом сменило попурри из популярных индийских мелодий. К нам подбежали дети детсадовского возраста и преподнесли каждому из нас по цветку: кому розу, кому тюльпан. Мне достался белый пушистый цветок, похожий на одуванчик.
Нас провели в большую светлую комнату, которая, как можно было догадаться, выполняла функции актового зала. Здесь в нашу честь был дан концерт. Вначале — декламация, причем читали не только стихи, но и школьные сочинения с характерными названиями: «За что я люблю Индию?», «Я счастлива, что родилась в Индии». Затем — танцы, народные песни. Особое восхищение у нас вызвала невысокая девочка, исполнявшая темпераментный цыганский танец, в ходе которого ей бросали под ноги пайсы, и она лихо топтала босыми ножками никелевые монетки. Движения она сопровождала выразительной мимикой: приблизившись ко мне, вдруг грозила пальчиком; изображая ритуал гадания, брала меня за руку. Кончилось тем, что она во всеуслышание объявила главный итог гадания по руке: в скором времени я вновь приеду в Индию.
А потом нам предложили пройти по классам, где шли занятия. Вот тогда-то я и попал впервые на урок медитации. Его вел отец Адити: я уже с ним познакомился и обратил внимание, какое у него волевое и в то же время по-детски ясное выражение глаз.
Урок состоял в том, что дети (им примерно 12-13 лет) переносили свои мысли на бумагу, а затем рассказывали о своем отношении к ним, о том, как они их контролируют, как стараются их направить в то или иное русло. По словам Адити, такие упражнения способствуют становлению характера, они развивают чувство внутреннего наблюдателя в человеке. А внутренний наблюдатель, если он действует каждое мгновение жизни, сказала она, и есть то, что индийская традиция олицетворяет словом «Учитель».
— Концентрируя мысль, сужая мысль, мы тем самым расширяем пространство, — говорил, обращаясь к ученикам, отец Адити. — Не надо метаться из стороны в сторону в поисках ответа: вопрос уже сам заключает в себе ответ. Все дело в том, чтобы углубиться должным образом в этот вопрос. Помните, что сказано в древнем стихе: «Знание обитает в головах, наполненных мыслями других людей, мудрость — в умах, внимательных к своим собственным».
«Пранаяма» в буквальном смысле слова означает «смерть дыхания». Для чего надобна эта «смерть», вернее — задержка дыхания, его саморегуляция? Для того чтоб оно насытило тело человека новой энергией. То же самое можно сказать и о «праная-ме» мысли. Мысль умирает, или точнее — на какие-то мгновения замирает, с тем чтобы воскреснуть с новой силой. Мысли нужно пройти через животворный воздух безмолвия, чтобы уплотниться, чтобы стать подлинным орудием творчества.
В сущности, безмолвие — это то состояние, когда ответ приходит как бы раньше вопроса. Вот почему и гласит мудрая заповедь: «Где говорящий промолчит, там немой скажет».
Во мне живут сомненье и смятенье.
Мне Рамакришна вспомнился опять:
«Пойдут дожди. Пойдут дожди. Терпенье».
Но недоступно нам искусство ждать, —
писал я в 1964 году, не подозревая, что спустя два десятилетия магнитное имя Рамакришны притянет меня в тот город и те места, где он излагал слушателям принципы своего миропонимания. Такое не могло мне прийти в голову, потому что упоминание о Ра-макришне я и сам тогда считал случайностью. Но, очевидно, любое слово чревато последствиями и торит — исподволь, незаметно для тебя — невидимые тропинки в определенном, предугаданном твоим сердцем направлении.
Рамакришна жил в XIX веке. Даты его жизни и смерти: 1836— 1886. «Платоном Индии» называл его Ромен Роллан, автор книг «Жизнь Рамакришны» и «Жизнь Вивекананды». «Парамахамсой» — священным лебедем Индии — называли его соотечественники.
В Рамакришне удивительнейшим образом сочетались аскетизм и любовь к жизни. На фотографиях его иссохшее тело как бы излучает радость.
Жрец храма богини Кали не походил на обычных жрецов. Ему было тесно на неподвижном пятачке духовного пространства, стиснутом со всех сторон твердокаменными догмами его религии. Юный искатель истины ставит целью взорвать стену между различными верованиями. Теория у него никогда не расходилась с практикой, мысль немедленно превращалась в действие. Рамакришна делает то, что любой правоверный индус расценил бы как измену или сумасшествие. Он идет в мечеть и становится мусульманином, в течение нескольких лет неукоснительно соблюдая обряды, предписанные магометанством. Затем на какое-то время превращается в христианина, всей силой сердца исповедуя символ своей новой веры.
В результате Рамакришна делает открытие, которым он спешит поделиться с людьми. Все религии трактуют об одном и том же; в сущности они едины, разделяют их лишь обряды и ритуалы, то есть чисто внешняя атрибутика. Это был вызов духу всех ортодоксальных религий, каждая из которых претендовала на исключительность и полноту истины.
А Рамакришна идет дальше. Он хочет взорвать не только религиозные перегородки, но социальные перегородки тоже! Кровоточащим бедствием Индии того времени было разграничение на касты, установленное еще древними законами Ману: касту жрецов и ученых богословов (брахманы, касту воинов, административных и политических деятелей, царей (кшатрии), касту торговцев (вайшьи) и, наконец, касту самую многочисленную, ибо ее составляли крестьяне, ремесленники, все люди труда вообще (шудры). Эти четыре главные касты, в свою очередь, делились на подкасты (в общей сложности их насчитывалось несколько тысяч), и каждая из них системой унизительных регламентации и запретов держала людей в добровольной самоизоляции.
Как всегда, рассуждению Рамакришна препочитал немедленное действие, даже если оно грозило опасностью для жизни. Он начинает с того, что идет в гости к парии и просит разрешения привести в порядок его дом, подмести пол, почистить вещи. Тот в ужасе от такого великодушного предложения, потому что прекрасно понимает, чем это грозит. Ведь Рамакришна — брамин, а он — представитель самой низшей касты, и, приняв его услугу, он навлек бы жестокие гонения и на себя, и на гостя. Поэтому он решительно отказывается выполнить просьбу Рамакришны. Тогда Рамакришна дождался наступления ночи. И вот, когда все уснули, он снова появился в доме парии и осуществил намеченное: подмел пол его хижины.
Сострадание было естественным состоянием души Рамакришны, причем сила его сострадания была так велика, что он как бы целиком отождествлял себя с тем существом, к которому устремлялась его мысль. Утверждают, что каждый грубый шаг по земле болью отзывался в его сердце. Рассказывают, как вспухла и покрылась красными рубцами спина Рамакришны, когда он встретил человека, плечи и торс которого были исполосованы ударами бича.
…Слава о Рамакришне гремела по всей Индии. Естественно, что он стал обрастать толпой людей, стремящихся стать его учениками. Но и здесь он вел себя не так, как прежние индийские гуру. Одного желания — пусть самого страстного и искреннего: следовать за ним как Учителем в поисках истины — ему было мало. «Кандидатам» в ученики он устраивал своеобразный экзамен, обстоятельно расспрашивая о родителях, о семье (если таковая имелась), о том, что они делали и делают для своих родных и близких. Если, предположим, «абитуриент» заявлял, что бросает родных, что рвет со всеми мирскими делами для того, чтобы быть рядом с Рамакришной, он сурово отчитывал его и отсылал обратно: «Вы должны воспитывать ваших детей, содержать вашу жену и обеспечить ей необходимое после вашей смерти. Если вы этого не сделаете, значит, у вас нет сердца, а человек, лишенный сострадания, недостоин имени человека».
Проводя столь строгий отбор учеников, он исходил из убеждения: если человек не может справиться со своими обычными обязанностями, то как же он справится с более тяжелыми обязанностями, ждущими его на поприще духовного поиска истины.
Зная неистребимую любовь своих сограждан к обожествлению и опасаясь стать со временем жертвой их привычки, Рамакришна решительным образом предостерегает от таких попыток. «Я родился не для того, — заявляет он, — чтоб создавать какую-либо новую секту в этом мире, и без того полном сект».
«Не ищите религии! — восклицает он и добавляет: — Мы должны строить на других основах, чем созидатели религии. Мы должны жить интенсивной внутренней жизнью, чтобы она сама стала Существом. Существо даст начало неисчислимым светочам правды… Реки низвергаются оттого, что породившая их гора остается неподвижной… Когда она будет воздвигнута, от нее потекут реки света и сочувствия на всех людей во все времена».
…Удивительно, но последние слова Рамакришны были о России. При жизни Рамакришны в его кругу о России не говорили.
Разумеется, о ее существовании знали, но, расположенная где-то вдали за хребтом Гиндукуша, она казалась недосягаемой и даже нереальной.
Но вот, чувствуя приближение последнего часа Рамакришны, ученики собрались у его ложа и обратились к нему с вопросом в духе той многовековой традиции, в которой они были воспитаны: когда и где снова родится он, их любимый Учитель? Слабеющим голосом он отвечал:
— Через сто лет. — И указал жестом на север. — В России.
Рамакришна умер 15 августа 1886 года.
В момент смерти Рамакришны его ближайшему и любимому ученику Вивекананде, призванному не только продолжить дело «Парамахамсы», но и придать ему организационные формы, было двадцать три года. Отныне вся жизнь его — а она оборвется шестнадцать лет спустя, в 1902 году, — будет посвящена единой цели: утверждению и пропаганде идей Рамакришны, которые, по его убеждению, знаменовали собой новую эру в перестройке и преобразовании человеческого сознания. Однако это не будет простой популяризацией заветов своего Учителя. С неукротимой силой сердца, которая во всем и всегда отличала Вивекананду, он внесет в духовно-нравственную программу Рамакришны неповторимое своеобразие.
Надо сказать, что Учитель и ученик — и это пошло на пользу общему делу — были не похожи друг на друга. Разница между ними начиналась с того, что Рамакришна принадлежал к касте брахманов (потому он и мог исполнять обязанности жреца), а Вивека-нанда был кшатрией, то есть воином. Его облик, манера держаться и говорить, стиль жизни отвечали возвышенному и романтическому представлению о кшатрии, борющемся со злом и ниспровергающем зло. Западным поклонникам Вивекананды казалось, что мощь героической музыки Бетховена воскресала в вибрациях его голоса, утверждающего величайшие девизы жизни человеческой — действие, мужество и устремление. «Никакого отдыха? Жизнь — это битва. Пусть же я проживу и умру сражаясь!»
В отличие от Рамакришны, который никогда не покидал пределы родной Бенгалии, Вивекананда был неутомимым путешественником. Два года он провел в странствиях по Индии, дважды пересекал океан, чтобы посетить Америку и Европу. Последней точкой его последнего европейского маршрута была Болгария.
Никто, пожалуй, в Индии до Вивекананды не обрушивался с такой силой на религиозные авторитеты, слепое доверие к которым, по его мнению, превращало нередко людей в ходячие манекены и автоматы. Бесчисленные божества, считал он, на каком-то этапе истории, может, и были необходимы, но, по существу, они и тогда уже являлись отражением слабости человеческой. Это — вехи развития неокрепшего человеческого духа, который еще неуверенно взбирается на вершины своего бытия. Он еще не знает, что не нуждается в посредниках (подчас сомнительных), чтоб отыскать путь к вершинам. Человек должен, лишь повинуясь внутреннему влечению, самостоятельно — собственно, в этом и заключается его назначение — стать «лицом к лицу с Истиной».
Душа Вивекананды жаждала истины, но не омертвелой и однобокой, а живой, полнокровной, вмещающей в себя опыт народов Запада и Востока. Отчасти под влиянием этого импульса он и основывает 1 мая 1897 года Миссию Рамакришны. Целью деятельности Миссии объявляется распространение мыслей Рамакришны о единстве религий, а также идей ведантизма, получивших после Рамакришны новый толчок. Однако наряду с этим перед Миссией ставится задача, свидетельствующая о том, что соприкосновение с западной цивилизацией не прошло даром для ищущего ума Вивекананды: «приготовлять людей к преподаванию знаний и наук, могущих служить к увеличению материального и духовного благосостояния масс».
Вивекананду принято считать религиозным реформатором, своего рода апостолом неоведантизма. Создание Миссии Рамакришны как бы подтверждает эту мысль. Однако должно заметить, что социальный реформатор всегда брал в нем верх. Доказательство этого — сама жизнь Вивекананды, которая шла под огненным знаком его знаменитого лозунга:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Нас провели в большую светлую комнату, которая, как можно было догадаться, выполняла функции актового зала. Здесь в нашу честь был дан концерт. Вначале — декламация, причем читали не только стихи, но и школьные сочинения с характерными названиями: «За что я люблю Индию?», «Я счастлива, что родилась в Индии». Затем — танцы, народные песни. Особое восхищение у нас вызвала невысокая девочка, исполнявшая темпераментный цыганский танец, в ходе которого ей бросали под ноги пайсы, и она лихо топтала босыми ножками никелевые монетки. Движения она сопровождала выразительной мимикой: приблизившись ко мне, вдруг грозила пальчиком; изображая ритуал гадания, брала меня за руку. Кончилось тем, что она во всеуслышание объявила главный итог гадания по руке: в скором времени я вновь приеду в Индию.
А потом нам предложили пройти по классам, где шли занятия. Вот тогда-то я и попал впервые на урок медитации. Его вел отец Адити: я уже с ним познакомился и обратил внимание, какое у него волевое и в то же время по-детски ясное выражение глаз.
Урок состоял в том, что дети (им примерно 12-13 лет) переносили свои мысли на бумагу, а затем рассказывали о своем отношении к ним, о том, как они их контролируют, как стараются их направить в то или иное русло. По словам Адити, такие упражнения способствуют становлению характера, они развивают чувство внутреннего наблюдателя в человеке. А внутренний наблюдатель, если он действует каждое мгновение жизни, сказала она, и есть то, что индийская традиция олицетворяет словом «Учитель».
— Концентрируя мысль, сужая мысль, мы тем самым расширяем пространство, — говорил, обращаясь к ученикам, отец Адити. — Не надо метаться из стороны в сторону в поисках ответа: вопрос уже сам заключает в себе ответ. Все дело в том, чтобы углубиться должным образом в этот вопрос. Помните, что сказано в древнем стихе: «Знание обитает в головах, наполненных мыслями других людей, мудрость — в умах, внимательных к своим собственным».
«Пранаяма» в буквальном смысле слова означает «смерть дыхания». Для чего надобна эта «смерть», вернее — задержка дыхания, его саморегуляция? Для того чтоб оно насытило тело человека новой энергией. То же самое можно сказать и о «праная-ме» мысли. Мысль умирает, или точнее — на какие-то мгновения замирает, с тем чтобы воскреснуть с новой силой. Мысли нужно пройти через животворный воздух безмолвия, чтобы уплотниться, чтобы стать подлинным орудием творчества.
В сущности, безмолвие — это то состояние, когда ответ приходит как бы раньше вопроса. Вот почему и гласит мудрая заповедь: «Где говорящий промолчит, там немой скажет».
Во мне живут сомненье и смятенье.
Мне Рамакришна вспомнился опять:
«Пойдут дожди. Пойдут дожди. Терпенье».
Но недоступно нам искусство ждать, —
писал я в 1964 году, не подозревая, что спустя два десятилетия магнитное имя Рамакришны притянет меня в тот город и те места, где он излагал слушателям принципы своего миропонимания. Такое не могло мне прийти в голову, потому что упоминание о Ра-макришне я и сам тогда считал случайностью. Но, очевидно, любое слово чревато последствиями и торит — исподволь, незаметно для тебя — невидимые тропинки в определенном, предугаданном твоим сердцем направлении.
Рамакришна жил в XIX веке. Даты его жизни и смерти: 1836— 1886. «Платоном Индии» называл его Ромен Роллан, автор книг «Жизнь Рамакришны» и «Жизнь Вивекананды». «Парамахамсой» — священным лебедем Индии — называли его соотечественники.
В Рамакришне удивительнейшим образом сочетались аскетизм и любовь к жизни. На фотографиях его иссохшее тело как бы излучает радость.
Жрец храма богини Кали не походил на обычных жрецов. Ему было тесно на неподвижном пятачке духовного пространства, стиснутом со всех сторон твердокаменными догмами его религии. Юный искатель истины ставит целью взорвать стену между различными верованиями. Теория у него никогда не расходилась с практикой, мысль немедленно превращалась в действие. Рамакришна делает то, что любой правоверный индус расценил бы как измену или сумасшествие. Он идет в мечеть и становится мусульманином, в течение нескольких лет неукоснительно соблюдая обряды, предписанные магометанством. Затем на какое-то время превращается в христианина, всей силой сердца исповедуя символ своей новой веры.
В результате Рамакришна делает открытие, которым он спешит поделиться с людьми. Все религии трактуют об одном и том же; в сущности они едины, разделяют их лишь обряды и ритуалы, то есть чисто внешняя атрибутика. Это был вызов духу всех ортодоксальных религий, каждая из которых претендовала на исключительность и полноту истины.
А Рамакришна идет дальше. Он хочет взорвать не только религиозные перегородки, но социальные перегородки тоже! Кровоточащим бедствием Индии того времени было разграничение на касты, установленное еще древними законами Ману: касту жрецов и ученых богословов (брахманы, касту воинов, административных и политических деятелей, царей (кшатрии), касту торговцев (вайшьи) и, наконец, касту самую многочисленную, ибо ее составляли крестьяне, ремесленники, все люди труда вообще (шудры). Эти четыре главные касты, в свою очередь, делились на подкасты (в общей сложности их насчитывалось несколько тысяч), и каждая из них системой унизительных регламентации и запретов держала людей в добровольной самоизоляции.
Как всегда, рассуждению Рамакришна препочитал немедленное действие, даже если оно грозило опасностью для жизни. Он начинает с того, что идет в гости к парии и просит разрешения привести в порядок его дом, подмести пол, почистить вещи. Тот в ужасе от такого великодушного предложения, потому что прекрасно понимает, чем это грозит. Ведь Рамакришна — брамин, а он — представитель самой низшей касты, и, приняв его услугу, он навлек бы жестокие гонения и на себя, и на гостя. Поэтому он решительно отказывается выполнить просьбу Рамакришны. Тогда Рамакришна дождался наступления ночи. И вот, когда все уснули, он снова появился в доме парии и осуществил намеченное: подмел пол его хижины.
Сострадание было естественным состоянием души Рамакришны, причем сила его сострадания была так велика, что он как бы целиком отождествлял себя с тем существом, к которому устремлялась его мысль. Утверждают, что каждый грубый шаг по земле болью отзывался в его сердце. Рассказывают, как вспухла и покрылась красными рубцами спина Рамакришны, когда он встретил человека, плечи и торс которого были исполосованы ударами бича.
…Слава о Рамакришне гремела по всей Индии. Естественно, что он стал обрастать толпой людей, стремящихся стать его учениками. Но и здесь он вел себя не так, как прежние индийские гуру. Одного желания — пусть самого страстного и искреннего: следовать за ним как Учителем в поисках истины — ему было мало. «Кандидатам» в ученики он устраивал своеобразный экзамен, обстоятельно расспрашивая о родителях, о семье (если таковая имелась), о том, что они делали и делают для своих родных и близких. Если, предположим, «абитуриент» заявлял, что бросает родных, что рвет со всеми мирскими делами для того, чтобы быть рядом с Рамакришной, он сурово отчитывал его и отсылал обратно: «Вы должны воспитывать ваших детей, содержать вашу жену и обеспечить ей необходимое после вашей смерти. Если вы этого не сделаете, значит, у вас нет сердца, а человек, лишенный сострадания, недостоин имени человека».
Проводя столь строгий отбор учеников, он исходил из убеждения: если человек не может справиться со своими обычными обязанностями, то как же он справится с более тяжелыми обязанностями, ждущими его на поприще духовного поиска истины.
Зная неистребимую любовь своих сограждан к обожествлению и опасаясь стать со временем жертвой их привычки, Рамакришна решительным образом предостерегает от таких попыток. «Я родился не для того, — заявляет он, — чтоб создавать какую-либо новую секту в этом мире, и без того полном сект».
«Не ищите религии! — восклицает он и добавляет: — Мы должны строить на других основах, чем созидатели религии. Мы должны жить интенсивной внутренней жизнью, чтобы она сама стала Существом. Существо даст начало неисчислимым светочам правды… Реки низвергаются оттого, что породившая их гора остается неподвижной… Когда она будет воздвигнута, от нее потекут реки света и сочувствия на всех людей во все времена».
…Удивительно, но последние слова Рамакришны были о России. При жизни Рамакришны в его кругу о России не говорили.
Разумеется, о ее существовании знали, но, расположенная где-то вдали за хребтом Гиндукуша, она казалась недосягаемой и даже нереальной.
Но вот, чувствуя приближение последнего часа Рамакришны, ученики собрались у его ложа и обратились к нему с вопросом в духе той многовековой традиции, в которой они были воспитаны: когда и где снова родится он, их любимый Учитель? Слабеющим голосом он отвечал:
— Через сто лет. — И указал жестом на север. — В России.
Рамакришна умер 15 августа 1886 года.
В момент смерти Рамакришны его ближайшему и любимому ученику Вивекананде, призванному не только продолжить дело «Парамахамсы», но и придать ему организационные формы, было двадцать три года. Отныне вся жизнь его — а она оборвется шестнадцать лет спустя, в 1902 году, — будет посвящена единой цели: утверждению и пропаганде идей Рамакришны, которые, по его убеждению, знаменовали собой новую эру в перестройке и преобразовании человеческого сознания. Однако это не будет простой популяризацией заветов своего Учителя. С неукротимой силой сердца, которая во всем и всегда отличала Вивекананду, он внесет в духовно-нравственную программу Рамакришны неповторимое своеобразие.
Надо сказать, что Учитель и ученик — и это пошло на пользу общему делу — были не похожи друг на друга. Разница между ними начиналась с того, что Рамакришна принадлежал к касте брахманов (потому он и мог исполнять обязанности жреца), а Вивека-нанда был кшатрией, то есть воином. Его облик, манера держаться и говорить, стиль жизни отвечали возвышенному и романтическому представлению о кшатрии, борющемся со злом и ниспровергающем зло. Западным поклонникам Вивекананды казалось, что мощь героической музыки Бетховена воскресала в вибрациях его голоса, утверждающего величайшие девизы жизни человеческой — действие, мужество и устремление. «Никакого отдыха? Жизнь — это битва. Пусть же я проживу и умру сражаясь!»
В отличие от Рамакришны, который никогда не покидал пределы родной Бенгалии, Вивекананда был неутомимым путешественником. Два года он провел в странствиях по Индии, дважды пересекал океан, чтобы посетить Америку и Европу. Последней точкой его последнего европейского маршрута была Болгария.
Никто, пожалуй, в Индии до Вивекананды не обрушивался с такой силой на религиозные авторитеты, слепое доверие к которым, по его мнению, превращало нередко людей в ходячие манекены и автоматы. Бесчисленные божества, считал он, на каком-то этапе истории, может, и были необходимы, но, по существу, они и тогда уже являлись отражением слабости человеческой. Это — вехи развития неокрепшего человеческого духа, который еще неуверенно взбирается на вершины своего бытия. Он еще не знает, что не нуждается в посредниках (подчас сомнительных), чтоб отыскать путь к вершинам. Человек должен, лишь повинуясь внутреннему влечению, самостоятельно — собственно, в этом и заключается его назначение — стать «лицом к лицу с Истиной».
Душа Вивекананды жаждала истины, но не омертвелой и однобокой, а живой, полнокровной, вмещающей в себя опыт народов Запада и Востока. Отчасти под влиянием этого импульса он и основывает 1 мая 1897 года Миссию Рамакришны. Целью деятельности Миссии объявляется распространение мыслей Рамакришны о единстве религий, а также идей ведантизма, получивших после Рамакришны новый толчок. Однако наряду с этим перед Миссией ставится задача, свидетельствующая о том, что соприкосновение с западной цивилизацией не прошло даром для ищущего ума Вивекананды: «приготовлять людей к преподаванию знаний и наук, могущих служить к увеличению материального и духовного благосостояния масс».
Вивекананду принято считать религиозным реформатором, своего рода апостолом неоведантизма. Создание Миссии Рамакришны как бы подтверждает эту мысль. Однако должно заметить, что социальный реформатор всегда брал в нем верх. Доказательство этого — сама жизнь Вивекананды, которая шла под огненным знаком его знаменитого лозунга:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64