Тщательность стратега, внимание к мелочам казались
абсурдными в ситуации, когда удача наряду с неудачей сулила
гибель.
Калхас уединялся в палатке, пытался, подобно Дотиму, беседовать
со своим оружием, но оно молчало - как молчал стеклянный шарик
на груди.
Весь лагерь был страшно занят, люди спешили, молили торопливое
зимнее солнце подольше задержаться на небосклоне, а аркадянин
уже после полудня стал ждать ночи и сна. Принимая неожиданный
вызов Эвмен был прав: развязку оттягивать нельзя, промедление
уничтожает волю вернее любого оружия.
* * *
Рассвет получился скучным, будничным, но, поднимаясь над
горизонтом, солнце постепенно добавляло красок, и боевые одеяния
солдат воинственно разгорались под его лучами. Калхас чувствовал
себя невыспавшимся, раздраженным. Силы возвращались к нему столь
же медленно, как начинался день. Вчера вечером аркадянин долго
провалялся без сна. А когда Морфей смежил-таки его веки, пришел
Иероним и будил прорицателя, пока тот не пришел в себя. Спустя
некоторое время они, схоронив под полами одежд кожаные мешочки с
золотыми монетами, выехали из лагеря. Эвмен решил припрятать
часть своих денег на случай, если ему или его друзьям придется
скрываться.
Они направили лошадей на север. Перебравшись через высохшую реку
и убедившись, что вокруг нет никого, Иероним выбрал длинный,
причудливо изогнутый можжевеловый куст и отмерил от него десять
шагов в сторону лагеря.
Затем он достал из седельной сумки миниатюрные лопатки. Калхас
восхитился тонкой работой, но выразил сомнение, что они пригодны
для копания ямы.
- Ничего, должны выдержать,- буркнул историк.
Словно желая подбодрить спутника, Иероним принялся долбить
холодную, мерзлую землю. Спустя короткое время его руки,
непривычные к такому занятию, оказались натертыми. Тогда
аркадянин отодвинул историка в сторону.
- Кровавые волдыри на твоих ладонях вызовут завтра
излишние вопросы.
Калхас в одиночку закончил яму. Они побросали туда мешочки,
завалили землей и долго утаптывали грунт, чтобы он не отличался
от окружающих участков. После этого стряхнули с одежды пыль и
вернулись в беспокойно спящий лагерь.
Сейчас это ночное путешествие казалось сном. Особенно нереальной
была тишина, окружавшая их ночью. Вокруг Калхаса громогласно
трубили слоны, скакала конница, мерно ударяла ногами о землю
пехота и раздавались команды на множестве разных языков. А
лагерь порождал все новые отряды, широкой лентой направлявшиеся
к месту грядущей битвы.
Иеронима рядом с Калхасом не было. Стратег все-таки заставил
того остаться в лагере, дав под его начало половину
телохранителей Тиридата и приказав не подпускать никого к своей
семье. Историк повиновался, но выглядел расстроенным. Его
большое, круглое лицо вытянулось, под глазами лежала печать
невеселых мыслей.
- С ними ничего не случится,- обещал он стратегу.- Но
я не хотел бы отсиживаться за спинами у солдат.
- А, оставь! - ободряюще улыбнулся Эвмен.- Ты делаешь
большое дело. Уже по той причине хотя бы, что теперь я могу
сражаться не думая о тех, кто за моей спиной.
Иероним понимающе кивнул, потом сам изобразил бодрую улыбку и
поднял руку, прощаясь со всеми.
Калхас махнул ему рукой в ответ с тяжелым сердцем - словно
перед долгим расставанием. Эвмен же выехал из лагеря уверенным и
даже радостным. Иным он и не мог быть - на него смотрели
солдаты, от него они заряжались энергией. Мрачный, скучный
военачальник - предвестник проигрыша сражения. Веселый,
беззаботный - гарантия отчаянной храбрости его войска.
Однако бодрость стратега была не показной. Ожидание битвы
разгорячило его, и в облике Эвмена не осталось ничего от
недавней нерешительности. Он прямо, ровно сидел на лошади, без
усилий разбираясь во внешне беспорядочных, пересекающихся
движениях колонн, выходивших из лагеря. Войска с воодушевлением
приветствовали его - и глаза Эвмена горели не меньшим
воодушевлением.
Постепенно фронт армии становился все шире. Передовые отряды
расходились в стороны, а промежутки между ними занимали те, кто
шел позади. Когда половина пути между лагерями была пройдена,
беспорядок отдельных колонн превратился в порядок ровного,
продуманного строя. Армия остановилась; она была готова к битве.
Место здесь было совершенно ровное, только за правым крылом
Место здесь было совершенно ровное, только за правым крылом
Эвмена находился холм с длинными пологими склонами.
Скучно-одинаковая, гипсового цвета земля простиралась вплоть до
горизонта. Когда ноги солдат, или лошадиные копыта ударяли по
ней, поднимались маленькие облачка белесой пыли. Армия Антигона
начала движение позже, ее колонны, окутанные той же пылью, еще
только приближались к полю битвы. Если бы Эвмен приказал начать
атаку именно сейчас, то фригиец был бы смят, его войска, не
успевшие развернуться, обратились бы в бегство. Но Калхас
понимал, что стратег не пойдет на это, что он ни в коем случае
не даст повода упрекнуть себя в нечестии. Вызов требует
открытого боя, в котором решающими аргументами являются сила и
умение, а не внезапность и хитрость.
Ожидая, пока враг приготовится к сражению, стратег,
сопровождаемый Калхасом и телохранителями, объезжал войска. Все
свои лучшие конные отряды он расположил на левом фланге. Эвмен
знал, что Антигон, подражая Александру, ставит отборные части
справа и находится вместе с сыном Деметрием при них. Сегодня
стратег хотел сам противостоять Фригийцу. Если ему будет
сопутствовать успех, то и пехота, стоявшая в центре, и Филипп,
командовавший на противоположном крыле, серьезного сопротивления
не встретят.
Чтобы как можно лучше прикрыть левый фланг, Эвмен расположил на
расстоянии стадия перед ним половину слонов и большинство своих
легковооруженных. Здесь был Гифасис, его огромная туша в алой
боевой попоне выделялась среди других животных. На лбах слонов
находились овальные медные щиты, увенчанные коротким мощным
острием. Они придавали животным сходство с единорогами. Где-то
среди окружавших зверей полуголых лучников, пращников, метателей
дротиков находился и Дотим. Калхас так и не разглядел его, ибо
Эвмен двинулся вдоль фронта всадников.
Прежде всего пастух увидел гетайров, отряд, составленный из
воинов, которые хранили верность автократору еще со времен
смерти Царя. Восседавшие на тяжелых, мощных боевых конях,
облаченные в тяжелые доспехи, вооруженные сариссами и большими
щитами, они приветствовали Эвмена сдержанно, сурово. Сегодня
каждый из них надел золотые пряжки, полученные на память о
сидении в крепости Нора. Македоняне, эллины, варвары - здесь не
делились по племенам и верам: друг друга они понимали без всяких
слов, ибо общим языком здесь была верность.
За ними следовали "царские юноши" - юные эллины, дети
участников походов Александра, украшение армии. Они сопровождали
во время всяческих церемоний, парадов повозку с доспехом Царя,
но сегодня готовились сражаться рядом с отцами. Одетые в
расточительно дорогое платье, вооруженные скорее пышно, чем
серьезно, они нетерпеливо переговаривались, ожидая первой крови
и первой славы.
Дальше шли конные части сатрапов, которым Эвмен приказал
располагаться поблизости от себя. Прежде всего - чернодоспешные
паропамисады, похожие на грозовую тучу. Даже их щиты были
обтянуты черной материей. Этих диких воинов, вооруженных боевыми
секирами - сагариссами, прислал престарелый тесть Александра,
варварский князь Оксиарт.
Паропамисадов сменили месопотамцы в льняных панцирях, со щитами,
дротиками и деревянными палицами, покрытыми железными шишками.
Месопотамцев - карманийские всадники в голубых плащах, с
бычьими рогами на шлемах и скальпами врагов у пояса.
Карманийцев - вечно пьяные, одержимые кровью фракийцы, со
щитами, напоминающими луну во второй четверти. Все в волчьих,
лисьих мехах, остро пахнущие зверем и жаждой убийства.
Далее Калхас увидел персов - надменных и величественных,
разительно отличающихся от других солдат. На них были войлочные
тиары, чешуйчатые кольчуги, в руках они держали короткие копья и
луки. Персидские прямоугольные щиты, оплетенные кожей и медью,
словно звезды, украшали шляпки золотых гвоздей. Золотом и
драгоценностями горели уздечки, серебряным шитьем - плащи и
похожие на доспехи попоны лошадей. Певкест не жалел денег на
свою гвардию. Рядом с персами даже тонкой ионийской работы
доспех стратега казался удивительно скромным. А Калхасу на
мгновение стало стыдно своей латной куртки и потертых варварских
штанов. Но он забыл о стыде, когда увидел овечье лицо Певкеста,
выражавшее саму любезность. Ненависть забурлила в нем, и пастух
поспешно отвернулся, чтобы не выдать ее случайным словом или
движением.
За персами следовали пестрые отряды других сатрапов. Число
воинов, входившее в них, оказалось невелико, но Эвмен и не
гнался за числом. Он приказал поставить на левом фланге самых
лучших.
Левое крыло обрывалось на всадниках Эвдима. Стратег обменялся с
бледным, тревожно сжавшим губы индийским сатрапом безмолвным
взглядом и преувеличенно радостно ответил на приветствие
македонян, служивших своему господину в индийских джунглях.
Пеший строй открывали нагловато глядящие греческие наемники. Их
шлемы украшали султаны из конских хвостов, а панцири были
размалеваны красной и черной красками. Самое удивительное
зрелище представляли вожди наемников, увенчанные гирляндами из
виноградных лоз. На щитах вождей виднелись рельефные изображения
головы Медузы Горгоны и остробородый профиль хмельного Диониса.
Далее, окруженные гипаспистами, подкрепленные варварами,
вооруженными по македонскому образцу, находились аргираспиды.
Среди других отрядов их строй казался не таким уж и большим, но
они составляли стержень войска, они принимали на себя главный
удар и первыми наносили удар ответный. Сегодня оружие ветеранов
было начищено, щиты сверкали серебром, а шлемы украсили
полузабытые гребни из белых перьев. Старики возбужденными
криками встретили стратега. Несмотря на взаимную неприязнь,
сегодня они чтили его. Эвмен остановил свой маленький кортеж и
поднял руку, прося от ветеранов тишины.
- Те, против кого вы будете сражаться,- не варвары. Но
они страшнее варваров. Ибо, если победят они, будет погублено
то, чему вы посвятили свою жизнь. Ваши раны, ваша доблесть,
смерть ваших друзей,- все останется втуне. Фригиец заставит
забыть о вас, он отвернется даже от Александра!
Возмущенный рев ответил ему.
- Но Фригиец не одолеет! Я знаю, что победите вы. Вы
всегда побеждали; неужели те, кто еще не появились на свет,
когда вы уже были покрыты кровью врагов и славой, смогут
противостоять таким солдатам!
Рев стал восторженным. Кричал даже Тевтам. Лицо его было
мрачным, но Калхас чувствовал, что вождь македонян не думает
сейчас ни о каких каверзах.
В среде аргираспидов возникло какое-то движение. Эвмен,
собравшийся было ехать дальше, задержал коня.
- Лошадь! - кричали македоняне.- Пусть дадут нам
лошадь!
Они хотели отправить посланника к армии Антигона. Сразу же
сочинили текст, который тот должен был огласить. Он начинался с
проклятий: "Безбожные головы! Вы хотите биться против своих
отцов, которые вместе с Филиппом и Александром покорили весь мир
и которые, как вы увидите, достойны своих царей и прежних
богов!.."
Эвмен приказал одному из телохранителей спешиться.
Македонянин, взявшийся прочитать послание, взобрался на лошадь и
рысью отправился к неприятельским рядам. Слоны и
легковооруженные воины перед центром стояли реже, чем перед
левым крылом, поэтому Калхас видел, как он приблизился к
строящимся фалангитам Фригийца, как стал читать послание и даже
услышал ропот, пронесшийся по неприятельским рядам.
Улыбаясь, Эвмен двинулся дальше. Варвары, эллинские наемники
сменяли друг друга. Рассчитывать на какую-то особенную их
стойкость не приходилось, но стратег надеялся, что они хотя бы
отвлекут на себя часть сил Антигона. Главное дело сделают
аргираспиды.
Правое крыло опять составляла конница. Калхас увидел давних
знакомцев сакаскинов, лично возглавляемых Филиппом. Рядом с
сакаскинами находились сухие, гибкие саки в высоких, островерхих
тюрбанах, с тростниковыми луками и кинжалами. Там были и
арахосийцы в разноцветных шутовских нарядах, но всех остальных
иначе, чем сбродом, назвать было нельзя. Всадники в деревянных
шлемах и вовсе без оных, в доспехах, сделанных из конских копыт
и просто голые по пояс, мелко дрожащие, синеющие от холода.
Калхас заметил в руках у некоторых из них простые ясеневые
палки, обожженные и заостренные на концах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
абсурдными в ситуации, когда удача наряду с неудачей сулила
гибель.
Калхас уединялся в палатке, пытался, подобно Дотиму, беседовать
со своим оружием, но оно молчало - как молчал стеклянный шарик
на груди.
Весь лагерь был страшно занят, люди спешили, молили торопливое
зимнее солнце подольше задержаться на небосклоне, а аркадянин
уже после полудня стал ждать ночи и сна. Принимая неожиданный
вызов Эвмен был прав: развязку оттягивать нельзя, промедление
уничтожает волю вернее любого оружия.
* * *
Рассвет получился скучным, будничным, но, поднимаясь над
горизонтом, солнце постепенно добавляло красок, и боевые одеяния
солдат воинственно разгорались под его лучами. Калхас чувствовал
себя невыспавшимся, раздраженным. Силы возвращались к нему столь
же медленно, как начинался день. Вчера вечером аркадянин долго
провалялся без сна. А когда Морфей смежил-таки его веки, пришел
Иероним и будил прорицателя, пока тот не пришел в себя. Спустя
некоторое время они, схоронив под полами одежд кожаные мешочки с
золотыми монетами, выехали из лагеря. Эвмен решил припрятать
часть своих денег на случай, если ему или его друзьям придется
скрываться.
Они направили лошадей на север. Перебравшись через высохшую реку
и убедившись, что вокруг нет никого, Иероним выбрал длинный,
причудливо изогнутый можжевеловый куст и отмерил от него десять
шагов в сторону лагеря.
Затем он достал из седельной сумки миниатюрные лопатки. Калхас
восхитился тонкой работой, но выразил сомнение, что они пригодны
для копания ямы.
- Ничего, должны выдержать,- буркнул историк.
Словно желая подбодрить спутника, Иероним принялся долбить
холодную, мерзлую землю. Спустя короткое время его руки,
непривычные к такому занятию, оказались натертыми. Тогда
аркадянин отодвинул историка в сторону.
- Кровавые волдыри на твоих ладонях вызовут завтра
излишние вопросы.
Калхас в одиночку закончил яму. Они побросали туда мешочки,
завалили землей и долго утаптывали грунт, чтобы он не отличался
от окружающих участков. После этого стряхнули с одежды пыль и
вернулись в беспокойно спящий лагерь.
Сейчас это ночное путешествие казалось сном. Особенно нереальной
была тишина, окружавшая их ночью. Вокруг Калхаса громогласно
трубили слоны, скакала конница, мерно ударяла ногами о землю
пехота и раздавались команды на множестве разных языков. А
лагерь порождал все новые отряды, широкой лентой направлявшиеся
к месту грядущей битвы.
Иеронима рядом с Калхасом не было. Стратег все-таки заставил
того остаться в лагере, дав под его начало половину
телохранителей Тиридата и приказав не подпускать никого к своей
семье. Историк повиновался, но выглядел расстроенным. Его
большое, круглое лицо вытянулось, под глазами лежала печать
невеселых мыслей.
- С ними ничего не случится,- обещал он стратегу.- Но
я не хотел бы отсиживаться за спинами у солдат.
- А, оставь! - ободряюще улыбнулся Эвмен.- Ты делаешь
большое дело. Уже по той причине хотя бы, что теперь я могу
сражаться не думая о тех, кто за моей спиной.
Иероним понимающе кивнул, потом сам изобразил бодрую улыбку и
поднял руку, прощаясь со всеми.
Калхас махнул ему рукой в ответ с тяжелым сердцем - словно
перед долгим расставанием. Эвмен же выехал из лагеря уверенным и
даже радостным. Иным он и не мог быть - на него смотрели
солдаты, от него они заряжались энергией. Мрачный, скучный
военачальник - предвестник проигрыша сражения. Веселый,
беззаботный - гарантия отчаянной храбрости его войска.
Однако бодрость стратега была не показной. Ожидание битвы
разгорячило его, и в облике Эвмена не осталось ничего от
недавней нерешительности. Он прямо, ровно сидел на лошади, без
усилий разбираясь во внешне беспорядочных, пересекающихся
движениях колонн, выходивших из лагеря. Войска с воодушевлением
приветствовали его - и глаза Эвмена горели не меньшим
воодушевлением.
Постепенно фронт армии становился все шире. Передовые отряды
расходились в стороны, а промежутки между ними занимали те, кто
шел позади. Когда половина пути между лагерями была пройдена,
беспорядок отдельных колонн превратился в порядок ровного,
продуманного строя. Армия остановилась; она была готова к битве.
Место здесь было совершенно ровное, только за правым крылом
Место здесь было совершенно ровное, только за правым крылом
Эвмена находился холм с длинными пологими склонами.
Скучно-одинаковая, гипсового цвета земля простиралась вплоть до
горизонта. Когда ноги солдат, или лошадиные копыта ударяли по
ней, поднимались маленькие облачка белесой пыли. Армия Антигона
начала движение позже, ее колонны, окутанные той же пылью, еще
только приближались к полю битвы. Если бы Эвмен приказал начать
атаку именно сейчас, то фригиец был бы смят, его войска, не
успевшие развернуться, обратились бы в бегство. Но Калхас
понимал, что стратег не пойдет на это, что он ни в коем случае
не даст повода упрекнуть себя в нечестии. Вызов требует
открытого боя, в котором решающими аргументами являются сила и
умение, а не внезапность и хитрость.
Ожидая, пока враг приготовится к сражению, стратег,
сопровождаемый Калхасом и телохранителями, объезжал войска. Все
свои лучшие конные отряды он расположил на левом фланге. Эвмен
знал, что Антигон, подражая Александру, ставит отборные части
справа и находится вместе с сыном Деметрием при них. Сегодня
стратег хотел сам противостоять Фригийцу. Если ему будет
сопутствовать успех, то и пехота, стоявшая в центре, и Филипп,
командовавший на противоположном крыле, серьезного сопротивления
не встретят.
Чтобы как можно лучше прикрыть левый фланг, Эвмен расположил на
расстоянии стадия перед ним половину слонов и большинство своих
легковооруженных. Здесь был Гифасис, его огромная туша в алой
боевой попоне выделялась среди других животных. На лбах слонов
находились овальные медные щиты, увенчанные коротким мощным
острием. Они придавали животным сходство с единорогами. Где-то
среди окружавших зверей полуголых лучников, пращников, метателей
дротиков находился и Дотим. Калхас так и не разглядел его, ибо
Эвмен двинулся вдоль фронта всадников.
Прежде всего пастух увидел гетайров, отряд, составленный из
воинов, которые хранили верность автократору еще со времен
смерти Царя. Восседавшие на тяжелых, мощных боевых конях,
облаченные в тяжелые доспехи, вооруженные сариссами и большими
щитами, они приветствовали Эвмена сдержанно, сурово. Сегодня
каждый из них надел золотые пряжки, полученные на память о
сидении в крепости Нора. Македоняне, эллины, варвары - здесь не
делились по племенам и верам: друг друга они понимали без всяких
слов, ибо общим языком здесь была верность.
За ними следовали "царские юноши" - юные эллины, дети
участников походов Александра, украшение армии. Они сопровождали
во время всяческих церемоний, парадов повозку с доспехом Царя,
но сегодня готовились сражаться рядом с отцами. Одетые в
расточительно дорогое платье, вооруженные скорее пышно, чем
серьезно, они нетерпеливо переговаривались, ожидая первой крови
и первой славы.
Дальше шли конные части сатрапов, которым Эвмен приказал
располагаться поблизости от себя. Прежде всего - чернодоспешные
паропамисады, похожие на грозовую тучу. Даже их щиты были
обтянуты черной материей. Этих диких воинов, вооруженных боевыми
секирами - сагариссами, прислал престарелый тесть Александра,
варварский князь Оксиарт.
Паропамисадов сменили месопотамцы в льняных панцирях, со щитами,
дротиками и деревянными палицами, покрытыми железными шишками.
Месопотамцев - карманийские всадники в голубых плащах, с
бычьими рогами на шлемах и скальпами врагов у пояса.
Карманийцев - вечно пьяные, одержимые кровью фракийцы, со
щитами, напоминающими луну во второй четверти. Все в волчьих,
лисьих мехах, остро пахнущие зверем и жаждой убийства.
Далее Калхас увидел персов - надменных и величественных,
разительно отличающихся от других солдат. На них были войлочные
тиары, чешуйчатые кольчуги, в руках они держали короткие копья и
луки. Персидские прямоугольные щиты, оплетенные кожей и медью,
словно звезды, украшали шляпки золотых гвоздей. Золотом и
драгоценностями горели уздечки, серебряным шитьем - плащи и
похожие на доспехи попоны лошадей. Певкест не жалел денег на
свою гвардию. Рядом с персами даже тонкой ионийской работы
доспех стратега казался удивительно скромным. А Калхасу на
мгновение стало стыдно своей латной куртки и потертых варварских
штанов. Но он забыл о стыде, когда увидел овечье лицо Певкеста,
выражавшее саму любезность. Ненависть забурлила в нем, и пастух
поспешно отвернулся, чтобы не выдать ее случайным словом или
движением.
За персами следовали пестрые отряды других сатрапов. Число
воинов, входившее в них, оказалось невелико, но Эвмен и не
гнался за числом. Он приказал поставить на левом фланге самых
лучших.
Левое крыло обрывалось на всадниках Эвдима. Стратег обменялся с
бледным, тревожно сжавшим губы индийским сатрапом безмолвным
взглядом и преувеличенно радостно ответил на приветствие
македонян, служивших своему господину в индийских джунглях.
Пеший строй открывали нагловато глядящие греческие наемники. Их
шлемы украшали султаны из конских хвостов, а панцири были
размалеваны красной и черной красками. Самое удивительное
зрелище представляли вожди наемников, увенчанные гирляндами из
виноградных лоз. На щитах вождей виднелись рельефные изображения
головы Медузы Горгоны и остробородый профиль хмельного Диониса.
Далее, окруженные гипаспистами, подкрепленные варварами,
вооруженными по македонскому образцу, находились аргираспиды.
Среди других отрядов их строй казался не таким уж и большим, но
они составляли стержень войска, они принимали на себя главный
удар и первыми наносили удар ответный. Сегодня оружие ветеранов
было начищено, щиты сверкали серебром, а шлемы украсили
полузабытые гребни из белых перьев. Старики возбужденными
криками встретили стратега. Несмотря на взаимную неприязнь,
сегодня они чтили его. Эвмен остановил свой маленький кортеж и
поднял руку, прося от ветеранов тишины.
- Те, против кого вы будете сражаться,- не варвары. Но
они страшнее варваров. Ибо, если победят они, будет погублено
то, чему вы посвятили свою жизнь. Ваши раны, ваша доблесть,
смерть ваших друзей,- все останется втуне. Фригиец заставит
забыть о вас, он отвернется даже от Александра!
Возмущенный рев ответил ему.
- Но Фригиец не одолеет! Я знаю, что победите вы. Вы
всегда побеждали; неужели те, кто еще не появились на свет,
когда вы уже были покрыты кровью врагов и славой, смогут
противостоять таким солдатам!
Рев стал восторженным. Кричал даже Тевтам. Лицо его было
мрачным, но Калхас чувствовал, что вождь македонян не думает
сейчас ни о каких каверзах.
В среде аргираспидов возникло какое-то движение. Эвмен,
собравшийся было ехать дальше, задержал коня.
- Лошадь! - кричали македоняне.- Пусть дадут нам
лошадь!
Они хотели отправить посланника к армии Антигона. Сразу же
сочинили текст, который тот должен был огласить. Он начинался с
проклятий: "Безбожные головы! Вы хотите биться против своих
отцов, которые вместе с Филиппом и Александром покорили весь мир
и которые, как вы увидите, достойны своих царей и прежних
богов!.."
Эвмен приказал одному из телохранителей спешиться.
Македонянин, взявшийся прочитать послание, взобрался на лошадь и
рысью отправился к неприятельским рядам. Слоны и
легковооруженные воины перед центром стояли реже, чем перед
левым крылом, поэтому Калхас видел, как он приблизился к
строящимся фалангитам Фригийца, как стал читать послание и даже
услышал ропот, пронесшийся по неприятельским рядам.
Улыбаясь, Эвмен двинулся дальше. Варвары, эллинские наемники
сменяли друг друга. Рассчитывать на какую-то особенную их
стойкость не приходилось, но стратег надеялся, что они хотя бы
отвлекут на себя часть сил Антигона. Главное дело сделают
аргираспиды.
Правое крыло опять составляла конница. Калхас увидел давних
знакомцев сакаскинов, лично возглавляемых Филиппом. Рядом с
сакаскинами находились сухие, гибкие саки в высоких, островерхих
тюрбанах, с тростниковыми луками и кинжалами. Там были и
арахосийцы в разноцветных шутовских нарядах, но всех остальных
иначе, чем сбродом, назвать было нельзя. Всадники в деревянных
шлемах и вовсе без оных, в доспехах, сделанных из конских копыт
и просто голые по пояс, мелко дрожащие, синеющие от холода.
Калхас заметил в руках у некоторых из них простые ясеневые
палки, обожженные и заостренные на концах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22