И тут я увидел, что следом за нами по проходу этаким переливчатым
вымпелом движется стая "собачек".
Лишь теперь я заметил, что куда-то подевалась и Сьюзи, и "собачка"
Амелии. Они бросили нас и присоединились к своим товаркам, которые,
похоже, устремились в погоню.

Глава 10.
Я выкопал углубление в невысоком склоне, уложил в него Амелию и
засыпал девушку пылью, оставив торчать наружу только шлем. Поверхность,
которую целый день напролет жарили лучи солнца, была еще более-менее
теплой; пыль же с успехом послужит изоляцией.
Луна остывала. Солнце скрылось несколько часов назад, тепло
улетучилось в космос; сохранилась лишь малая толика, накопившаяся в
залежах пыли у подложий крутых склонов. Термоэлементы скафандров не
справлялись с холодом. Пока человек двигался, все было в порядке -
скафандр удерживал тепло, которое исходило от тела. Однако остановиться
отдохнуть без дополнительной изоляции, без того, чтобы зарыться в нагретую
за день лунную пыль, означало записаться в самоубийцы.
Я разгладил слой пыли поверх скафандра Амелии и кое-как выпрямился.
Мышцы настойчиво требовали отдыха. Так продолжалось не один час, однако мы
не осмеливались останавливаться до тех пор, пока не достигли этого места,
где громоздились кучи пыли.
Медленно расправив плечи, я обернулся и посмотрел на равнину, по
которой мы прошли пятьдесят миль, причем как бы на едином дыхании,
позволив себе лишь две короткие передышки. О сне не могло быть и речи.
Сейчас подобное казалось невозможным; я знал, что нам удалось
преодолеть это расстояние до того, как похолодало и наступила ночь, только
потому, что идти было сравнительно легко. Дно кратера было ровным;
попадались, конечно, воронки, которые приходилось обходить, встречались
холмы и фантастические каменные шпили, которые следовало огибать, но в
общем и целом равнина резко отличалась от того нагромождения камней, какое
представляет собой по большей части Пустыня.
"Собачки" по-прежнему висели над нами огромным искрящимся облаком,
Они сопровождали нас всю дорогу. Мы шли словно под конвоем.
Я наклонился к Амелии и увидел сквозь стекло шлема, что она спит.
Хорошо, сон ей необходим. Последние миль пять она преодолела исключительно
благодаря остаткам своего мужества - и моим окрикам. По тому, как я с ней
разговаривал, не будет ничего удивительного, если она, когда проснется, не
пожелает иметь со мной дела.
Я встал на колени и принялся выкапывать нору, в которую намеревался
забраться сам. Так я смогу отдохнуть, не боясь, что замерзну, но вот
засыпать мне никак нельзя. Я должен бодрствовать, ибо задержись мы хотя бы
чуточку дольше чем следует, вполне вероятно, останемся тут навсегда. Пыль
мало-помалу остынет, станет холодной, как поверхность планеты, и тогда мы
превратимся в сосульки.
Я лег, набросал на себя пыли и уставился на утесы над головой.
Двенадцать тысяч футов. Когда они останутся позади, все наши
неприятности кончатся. На гребне стоит трейлер, укрывшись в котором мы
окажемся в безопасности.
Быть может, там нас поджидают спасатели. Если и нет, ничего
страшного. Главное - добраться до трейлера.
Я мельком подивился тому, что спасатели - они наверняка разыскивают
нас - не сообразили спуститься в кратер. Впрочем, все понятно. Тому две
весьма убедительные причины.
Они должны были заметить колею, которая вела вниз, однако вряд ли
сумели определить, старая она или новая. На Луне не существует способа
установить, давно ли проложена колея: и старая, и новая выглядят одинаково
свежими. Вдобавок к тому времени, когда спасатели поднялись на гребень
кратера, в колею скорее всего угодило несколько понаделавших воронок
метеоритов; к тому же в некоторых местах ее, возможно, присыпало пылью. А
потому отличить, где наша колея, а где та, какую проложили двадцать лет
назад, попросту немыслимо.
Кроме того, кто-то из спасателей должен был сказать: "Крису Джексону
опыта не занимать. Он не настолько глуп, чтобы сунуться в Тихо".
Так что они, очевидно, будут искать нас на внешних склонах кратера.
Я лежал, чувствуя, как слипаются глаза, и добрый десяток раз
спохватывался в самый последний момент, когда уже был готов погрузиться в
сон.
"Собачки" кружили надо мной, образовав нечто вроде светящегося
колеса. Ни дать ни взять стая стервятников. Мне показалось, что они
опустились ниже. Походило на то, что им хочется удовлетворить свое
любопытство.
Мерцание мириадов искр буквально зачаровывало, поэтому я отвел
взгляд, а когда снова посмотрел на них, обнаружил, что они находятся чуть
ли не над моей головой.
Одна "собачка" села мне на шлем, расположилась прямо перед глазами, и
я догадался, что вижу Сьюзи. Не спрашивайте как - догадался, и все. Она
слегка подрагивала, словно от радости, что вновь нашла меня. Затем к ней
присоединились другие, я потерял Сьюзи из виду; куда ни посмотри, всюду
сверкали огоньки. Они как будто проникали в мой мозг.
Обретя на миг способность рассуждать здраво, я вдруг вспомнил, что
точно так же они облепили умирающего Брилла.
Но я-то жив!
Я даже не думаю умирать!
Скоро надо будет подниматься. Растолкаю Амелию, и мы с ней двинемся к
трейлеру, от которого нас отделяет склон протяженностью двенадцать тысяч
футов. После пятидесяти миль эта цифра представлялась не слишком
внушительной, но я не обманывал себя, Двенадцать тысяч футов почти
наверняка окажутся столь же трудными, как и те пятьдесят миль.
По всей вероятности, у нас ничего не получится. Лучше закрыть глаза и
заснуть, потому что мы в жизни не одолеем такой подъем.
Правда, где-то в стае "собачек" находится Сьюзи. Она стучит в стекло
шлема - или мне чудится? Она пытается заговорить со мной, как пыталась уже
не один раз.
Кто-то на самом деле говорил со мной - может статься, не Сьюзи, но
факт оставался фактом. Кто-то говорил на тысяче языков, на миллионе
диалектов. Казалось, ко мне обращается толпа, в которой все говорят
одновременно и каждый о своем.
Я знал, что не сплю, не брежу и не схожу с ума. Бывалый старатель
вроде меня не ведает, что такое безумие. Иначе все мы, обитатели Луны,
давным-давно бы спятили.
- Привет, дружок, - сказал тот, кто говорил со мной.
Тут появился некто другой, взял меня за руку и повел по берегу
диковинной реки, по руслу которой текла не вода, а ярко-голубой жидкий
кислород. Под ногами что-то непрерывно хрустело; посмотрев вниз, я увидел,
что мы шагаем по своего рода ковру из шаров, похожих на те, какими
украшают рождественские елки.
Третье существо увлекло меня в место, которое выглядело более, что
ли, домашним, нежели окрестности ярко-голубой реки, однако дома и деревья
производили весьма странное впечатление; к тому же между ними сновали жуки
размерами с лошадей.
Кто-то объяснялся со мной математическими терминами, и, как ни
удивительно, я все понимал. Кто-то говорил на звонком языке кристаллов; я
опять же вполне сносно улавливал смысл сказанного и слышал множество
других голосов. Это было не то чтобы сборище приятелей или шумное
застолье, однако где-то близко. Невидимые существа рассказывали друг другу
свои истории; я разбирал отдельные слова и фразы, но услышанного оказалось
достаточно, чтобы сообразить, что все истории повествуют о давно -
неизмеримо давно - минувших днях.
Внезапно послышался еще один голос:
- Крис, очнись! Тебе нужно вернуться в Енотову Шкуру. Ты должен
предупредить товарищей.
Очнуться меня заставили не слова, а именно голос. Я узнал его! Со
мной говорил Брилл, мертвец, которого мы оставили лежать в малом кратере!
Не знаю, как я сумел так быстро разгрести пыль и в мгновение ока
вскочить на ноги. Поднявшись, я замахал руками, словно человек, который
отбивается от пчел. "Собачки", похоже, не сразу поверили в то, что их
прогоняют, однако в конце концов все же разлетелись в разные стороны,
после чего взмыли в небо и зависли там сверкающим облаком. Все
возвратилось на круги своя.
Я вытащил Амелию из пыли, поставил прямо и принялся трясти:
- Проснись, Амелия. Выпей воды. Надо убираться отсюда.
- Подожди, - пробормотала она. - Подожди.
- Да просыпайся ты, кукла!
Я развернул девушку лицом к склону, подтолкнул и двинулся следом.
Последние двенадцать тысяч футов.
Мне было страшно, невыразимо страшно. Кому охота общаться с
призраками? "Собачки" же, как выяснилось, были не чем иным, как шайкой
призраков.
Я как будто лишился тела, превратился в пару с трудом переставляемых
ног, каждая из которых при очередном шаге едва отрывала от поверхности
башмак, весивший теперь словно добрую тысячу фунтов. Впрочем, ноги
принадлежали не мне, а кому-то еще. Мое собственное "я" как бы стояло в
сторонке и плевать хотело на ноги, что, кстати, и побуждало те двигаться.
Подъем продолжался. Где было можно, мы шли, а где нельзя, карабкались
на четвереньках.
Но не останавливались. Порой мы съезжали вниз, но поднимались и
шагали - или ползли - дальше.
Мне в голову пришла безумная мысль: если мы доберемся до гребня,
"собачки" оставят нас в покое.
Амелия время от времени ударялась в слезы, однако я упорно гнал ее
вперед. Она умоляла остановиться, но я не желал ничего слушать. Когда она
упала, я рывком поставил девушку на ноги и пихнул в спину.
Я догадывался, что она возненавидела меня. Немного спустя Амелия
сказала об этом вслух.
Мне было начхать. Лишь бы шла, а говорить может все что угодно.
Я потерял счет времени, утратил всякую ориентировку. Казалось, склон
никогда не кончится.
Поэтому я несказанно изумился - испытал не радость, не облегчение, не
восторг, а изумление, - когда колея вдруг оборвалась и склон, вместо того
чтобы идти вверх, пошел вниз.
Мне смутно подумалось, что мы достигли цели, добрались туда, куда так
стремились попасть, и очутились в безопасности.
Амелия рухнула наземь, а я стоял, покачиваясь из стороны в сторону,
и, глядя на девушку, которая скорчилась у моих ног, размышлял, хватит ли у
меня сил, чтобы дотащить ее до трейлера.
Что-то было не так, чудовищно не так. Мысли путались, потому я не
сразу сообразил, в чем, собственно, дело. Наконец до меня дошло.
На гребне не было никакого трейлера.
Мы оставили его вон там. Ошибки быть не может. Значит, кто-то
наткнулся на трейлер и отбуксировал нашу надежду в Енотову Шкуру.
Вот и все, подумал я. Сколько сил потрачено впустую! С тем же успехом
можно было не выбираться из пыли. Спали бы себе и спали. Какая разница,
где умирать?
Быть может, мы и пройдем те мили, которые отделяют нас от города, но
кислорода точно не хватит.
Мы обречены, сомневаться не приходится.
Я тяжело сел рядом с Амелией, протянул руку и похлопал ее по плечу:
- Извини, подружка. Ничего не вышло. Трейлера нигде нет.
Она привстала. Я привлек ее к себе. Она обняла меня. Звучит
романтично, а в действительности... Попробуйте-ка пообниматься в
скафандре.
- Мне все равно, - проговорила она,
Я понимал Амелию. Сейчас жизнь представлялась чем-то таким, ради чего
не стоит и стараться. Зачем куда-то шагать, зачем лишать себя сна, зачем
тратить последние силы?
Я поднял голову. "Собачки" висели в небе, дожидаясь, когда можно
будет спуститься.
- Ладно, вы, сволочи. Мы готовы. Давайте спускаетесь.
Быть может, все не так плохо. Будет с кем потолковать и кого
послушать; среди "собачек" наверняка немало любопытных личностей.
Возможно, в конце концов нам понравится. Вернее, не нам, а нашим "я" -
естеству, душе, называйте, как хотите. Возможно, души, оказавшись
заключенными - вероятно навсегда в оболочку чистой энергии, останутся в
итоге довольны.
Разумеется, это не по-христиански и даже не по-язычески, словом не
по-земному. Но разве те существа, что кружат в небе, имеют какое-нибудь
отношение к Земле?
Вдобавок мы очутимся в компании землян - того же Брилла, участников
Третьей лунной экспедиции, геологов и тех спасателей, которых послали на
выручку геологам.
А остальные? С каких они планет? И как попили сюда?
Славные ребята Вселенной? Орды из дальнего космоса? Галактические
джентльмены удачи?
Как бы то ни было, они не брезгуют вербовкой, не прочь, когда
представляется возможность, пополнить свои ряды. Ясно, что именно они
захватили Третью экспедицию, заманили к себе геологов и поймали в западню
спасателей. До сих пор им без труда удавалось скрывать свое логово от
пролетавших мимо Луны кораблей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11