- Отлично, пусть войдет.
Чемберс еще раз нажал на кнопку, взял ручку, написал космограмму
Статсмену и поставил свою подпись.
В дверях появился доктор Герберт Крэйвен. Черный костюм его был измят
и испачкан, бесцветные жидкие волосы стояли торчком.
- Вы посылали за мной? - недовольно пробурчал он.
- Садитесь, доктор, - сказал Чемберс.
Крэйвен сел и воззрился на Чемберса через толстые линзы очков.
- У меня мало времени, - едко заявил он.
- Сигару? - предложил Чемберс.
- Не курю.
- Может, выпьете что-нибудь?
- Вы же знаете, что я не пью, - отрезал Крэйвен.
- Доктор, вы самый необщительный человек из всех моих знакомых. Есть
что-нибудь на этом свете, что может доставить вам удовольствие?
- Работа. Мне она интересна.
- Верю. Интересна настолько, что вам даже жаль тратить время на
разговоры со мной.
- Не стану отрицать. Чего вы хотите от меня на сей раз?
Чемберс наклонился и устремил на собеседника пристальный взгляд.
Серые глаза финансиста глядели холодно, губы твердо сжались.
- Крэйвен, - сказал он, - я вам не доверяю. И никогда не доверял.
Возможно, для вас это не новость.
- А вы никому не доверяете, - парировал Крэйвен. - Вы только и
делаете, что всех подозреваете.
- Пять лет назад вы всучили мне совершенно бесполезное изобретение, -
продолжал Чемберс. - Вы обвели меня вокруг пальца, но я не держу на вас
зла. Больше того, я почти восхищаюсь вами. Потому-то я и заключил с вами
контракт, который ни вы и ни один крючкотвор в мире не сумеет расторгнуть:
в один прекрасный день вы откроете что-нибудь стоящее, и я хочу иметь это
открытие. Миллион в год - немалая плата за то, чтобы держать вас в узде,
но овчинка стоит выделки. Если бы я так не считал, вы давно уже попали бы
в лапы Статсмена. А Статсмен умеет обращаться с такими, как вы.
- Как я понимаю, до вас дошли слухи, будто я работаю над чем-то, а
вам не докладываю?
- Вот именно.
- Я доложу, когда будет о чем. И не раньше.
- Хорошо, - сказал Чемберс, - я просто хотел предупредить.
Крэйвен медленно поднялся на ноги.
- Разговоры с вами всегда так освежающи, - заметил он.
- Значит, надо нам беседовать почаще, - ответил Чемберс.
Крэйвен вышел вон и хлопнул дверью.
Чемберс поглядел ему вслед. Подозрительный тип; самый выдающийся
ученый современности, но не тот человек, на которого можно положиться.
Президент "Межпланетной энергии" встал из-за стола и подошел к окну.
Внизу раскинулся грохочущий ад Нью-Йорка, величайшего города в Солнечной
системе, странного города, причудливая красота которого уживалась с
приземленным прагматизмом, а фантастические супернебоскребы выполняли
вполне утилитарную функцию, ибо это был город-порт множества планет.
Косые вечерние солнечные лучи мягко заискрились в стальной шевелюре
президента. Плечи его загораживали почти все окно - плечи борца, причем
борца в хорошей спортивной форме. Коротко подстриженные усики высокомерно
топорщились над тонкогубым сжатым ртом.
Он смотрел на город, но не видел его. Перед мысленным взором
президента проплывало видение мечты, уже становившейся явью. Мечты о
тончайшей сети, накинутой на планеты Солнечной системы, на их спутники, на
каждую пядь земли, обживаемую человечеством: рудники Меркурия и фермы
Венеры, увеселительные комплексы Марса и величественные купола городов на
спутниках Юпитера и Сатурна, а также огромные ледяные лаборатории Плутона.
Энергия - вот ключ ко всему, энергия аккумуляторов, которыми владеет
и сдает в аренду "Межпланетная энергия". Монополия на энергию. На Венере и
Меркурии переизбыток энергии, и ее выбрасывают на рынок, предлагая всем
нуждающимся планетам и спутникам. Энергия... это она движет в космосе
исполинские корабли, крутит колеса промышленности, обозревает купола в
холодных мирах. Без нее невозможна жизнь на враждебных планетах.
На громадных энергостанциях Меркурия и Венеры аккумуляторы заряжают,
а затем развозят во все уголки Солнечной системы. Аккумуляторы отдают в
аренду, но никогда не продают. А поскольку они испокон веков принадлежат
"Межпланетной энергии", то компания буквально держит в своих руках судьбу
каждой планеты.
Несколько мелких компаний производят аккумуляторы на продажу, но их
мало, и цена у них высокая. За этим бдительно следит "Межпланетная". Если
кто вздумает поднять вой по поводу монополии, "Межпланетная" тут же
предъявит этих производителей как доказательство того, что никаких
ограничений на торговлю не существует. Законных обвинений, таким образом,
можно не опасаться, а стоимость производства аккумуляторов сама по себе
служит защитой от какой-либо серьезной конкуренции.
Будет ли космическое путешествие удачным или нет - все зависит от
надежности и эффективности устройств, снабжающих корабль энергией. А
практически всеми этими устройствами безраздельно владеет "Межпланетная",
и только она.
Так, год за годом, "Межпланетная" все туже сжимала в тисках Солнечную
систему. Меркурий фактически уже принадлежал компании. Марс и Венера - не
более чем марионеточные государства. А теперь и правительство
Юпитерианской конфедерации попало в лапы людей, признававших своим
хозяином Спенсера Чемберса. Агенты и лоббисты "Межпланетной" наводнили все
земные столицы, в том числе и столицу Центральной Европейской федерации,
народы которой жили при абсолютной диктатуре. Потому что даже Центральной
Европе нужны аккумуляторы.
"Экономическая диктатура, - проговорил Спенсер Чемберс. - Так назвал
это Джон Мур Меллори". Что ж, почему бы и нет? Такая диктатура могла бы
поставить во главе правительств лучшие деловые умы, она обеспечила бы
рациональное управление Солнечной системой, избежав ошибок демократических
правительств.
Демократии основаны на ложной предпосылке - на теории, что все люди
способны управлять. Дураков она провозглашает мудрецами, бессильных и
беспомощных - богатырями. Она наделяет одинаковыми политическими правами
идиота и человека разумного, предоставляет одинаковые возможности
ненормальному и трезвомыслящему гражданину, дает одинаковое право голоса
слабаку и сильной личности. Эта форма правления зиждется на эмоциях, а не
на разуме.
Лицо Спенсера Чемберса затвердело, от недавней мягкости не осталось и
следа. Закатные солнечные блики заострили его черты, углубили впадины и
складки, игрой светотени превратили в гранитную маску, венчающую массивную
гранитную статую.
В динамичной, расширяющейся цивилизации нет места бредовым идеям
Меллори. Убивать его нет смысла - даже бунтарь при определенных
обстоятельствах может пригодиться, а настоящий хозяин ценностями не
разбрасывается, - но его нужно убрать с дороги, засунуть подальше, туда,
где его болтливый язык не будет сбивать с толку толпу. Чертов придурок!
Посмотрим, поможет ли ему этот идиотский идеализм на борту тюремного
корабля!

2
Рассел Пейдж задумчиво прищурился, разглядывая свое творение -
прозрачное облако, четко очерченное и видимое. Видимое, как виден кусок
стекла или пузырь с водой. Вот оно, внутри аппарата - облако, которого не
может быть.
- Кажется, что-то получилось, Гарри, - тихо сказал ученый.
Гарри Уилсон затянулся сигаретой, свисавшей с уголка губы, выпустил
из ноздрей двойную струю дыма. Глазки его нервно забегали из стороны в
сторону.
- Ага, - сказал он. - Антиэнтропия.
- Как минимум, - отозвался Рассел Пейдж. - А может, и нечто большее.
- Оно полностью прекращает энергетический обмен. Словно время
остановилось и все застыло в этом поле без изменений.
- Больше того, оно консервирует не только энергию вообще, энергию
целого, но и энергию составляющих частей. Облако абсолютно прозрачно, но
тем не менее преломляет свет. Оно не может поглощать свет, ибо это
означало бы изменение энергетического содержания. В этом поле все горячее
останется горячим, а холодное никогда не нагреется.
Пейдж задумчиво провел ладонью по недельной щетине. Вытащил из
кармана трубку и кожаный кисет, машинально набил трубку и раскурил ее.
Все началось с эксперимента в силовом поле 348 - с наблюдения за тем,
как будет реагировать на нагревание помещенный туда проводник. Нагревать
его электричеством было нельзя, поскольку ток мог возмутить поле,
искривить его и превратить во что-то другое. Поэтому Пейдж использовал
бунзеновскую горелку.
До сих пор, прикрыв глаза, он видел перед собой тонкую серебристую
проволочку, накаляющуюся докрасна в голубом пламени горелки. Темно-красная
вначале, проволока становилась все светлее и ярче, пока наконец не засияла
ослепительным блеском. И непрерывное жужжание трансформатора,
наращивавшего силовое поле. Жужжание трансформатора, приглушенное гудение
горелки и слепящий жар раскаленной проволоки.
Что-то случилось потом... что-то непостижимое, сверхъестественное.
Будто в силу вступил какой-то неведомый закон, пробудив к жизни
колоссальную энергию. Ее ладони - невидимые, но ощутимые - сомкнулись
вокруг проволоки и пламени. И сразу же гудение горелки изменило свой тон;
из щели у основания запахло газом. Нечто перекрыло отверстие латунной
трубки. Некая сила, _н_е_ч_т_о_...
Пламя стало прозрачным облаком. Голубой огонь и раскаленная докрасна
проволока в неуловимую долю секунды обратились в преломляющее свет, но
прозрачное облако, которое висело там, внутри аппарата.
Проволока утратила красный оттенок, а пламя голубой. Проволока сияла.
Она не была серебристой, не была белой. У нее не осталось ни намека на
цвет, и только слабое мерцание указывало на то, что проволока по-прежнему
там. Бесцветное отражение. А ЭТО ЗНАЧИТ - АБСОЛЮТНОЕ ОТРАЖЕНИЕ. Самые
совершенные рефлекторы отражают чуть больше 98 процентов падающего света,
два же поглощенных процента окрашивают их в цвет меди, золота или хрома.
Но проволока в этом силовом поле, которое мгновение назад было пламенем,
отражала весь свет.
Пейдж обрезал проволоку ножницами, и она, ничуть не изменившись,
осталась висеть в воздухе без всякой поддержки, внутри мерцания, не
виданного до сих пор ни одним человеком.
- Туда невозможно внести энергию, - покусывая кончик трубки, сам себе
сказал Пейдж. - И невозможно взять оттуда энергию. Проволока и сейчас
такая же горячая, какой была в момент изменения. Но она не способна
излучать свой жар. Она вообще не может излучать никакой энергии.
Ну да! Проволока тоже отражает весь свет, иначе она поглощала бы
энергию и нарушала бы равновесие, установившееся на этом клочке
пространства. Ведь здесь сохраняется не только энергия как таковая, но и
каждый ее вид.
Но почему? Этот вопрос не давал Пейджу покоя, Почему? Чтобы
продолжать исследования, он должен найти ответ.
Может, поменять поле на силовое поле 349? Не исключено, что секрет
кроется где-то между этими двумя полями, где-то на почти несуществующей
границе, что разделяет их.
Пейдж встал и вытряхнул из трубки пепел.
- Гарри, есть работенка, - сказал он.
Из ноздрей Уилсона выплыли струи дыма.
- Ага.
Пейдж еле подавил внезапное желание заорать и двинуть лаборанту в
зубы. Этот вечный дым из ноздрей, эта вечная слюнявая сигарета, эти
бегающие глазки и траур под ногтями действовали Пейджу на нервы.
Но Уилсон был гением механики. Несмотря на грязные ногти, руки у него
были умные. Они умели настраивать микроскопические камеры и трехграммовые
электроскопы или весы, способные измерить силу электронного удара. Как
лаборанту ему не было равных. Если бы только он не отвечал на все вопросы
своим несносным "ага"!
Пейдж остановился перед маленьким закутком, огороженным тяжелым
стеклянным экраном. Там хранились ртутные выпрямители. Сине-зеленое
свечение, исходившее от них, разлилось по лицу и плечам Пейджа зловещей
мертвенной окраской. Стекло защищало ученого от чудовищного
ультрафиолетового излучения, полыхавшего над лужей мерцающего жидкого
металла, от этой безжалостной эманации, способной испепелить на человеке
кожу буквально за пару секунд.
Ученый сощурился, но не отвел глаз. Зрелище завораживало Пейджа. Вот
оно, воплощение энергии - невероятно интенсивный сгусток ослепительного
пара, тонкая пленка сине-зеленого пламени, круговые колебания сверкающей
лужи, яркие всполохи ионизации.
Энергия... дыхание современного человечества, сердцебиение прогресса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24