- Ну и дела, Дункан. Вот тебе и первый механический член экипажа
"Скитальца".
Дункан оставил его слова без внимания.
- Надеюсь, что ты трудолюбив и исполнителен и тебе не взбредет в
голову портить с нами отношения, - сказал он Ричарду Дэниелу.
- Будьте спокойны, - заверил его Ричард Дэниел и с удивлением
почувствовал, что в нем зарождается совершенно новое ощущение - ему
захотелось расхохотаться.
- Тогда ступай в машинное отделение, - приказал Дункан. - Там у них
есть для тебя работа. Когда кончишь, я подыщу для тебя что-нибудь еще.
- Слушаюсь, сэр, - повернувшись на каблуках, отчеканил Ричард Дэниел.
- Минуточку, - остановил его помощник. - Я хочу представить тебе
нашего корабельного врача, доктора Абрама Уэллса. Можешь сказать спасибо,
что тебе никогда не понадобятся его услуги.
- Здравствуйте, доктор, - самым вежливым тоном произнес Ричард
Дэниел.
- Приветствую тебя, - отозвался доктор, вытаскивая из кармана
бутылку. - Ты вряд ли, конечно, составишь мне компанию. Не беда, я сам
выпью за твое здоровье.
Ричард Дэниел повернулся и ушел. Он спустился в машинное отделение, и
его заставили чистить, скрести и убирать мусор. Это место созрело для
уборки. Прошел, видно, не один год с тех пор, как его в последний раз
приводили в порядок и грязи там было столько, сколько может скопиться лишь
в машинном отделении, - то есть несметное количество. А когда с машинным
отделением было покончено, нашлись другие места, которые нужно было
вычистить и подремонтировать, и бесконечные часы он чистил, красил и драил
корабль. Это была нуднейшая, отупляющая работа, но его это вполне
устраивало. Ведь благодаря ей у него было время, чтобы поразмыслить,
время, чтобы разобраться в себе, обрести равновесие и продумать какие-то
планы на будущее.
Кое-что из того, что он обнаружил в себе, поразило его. Взять хотя бы
презрение - презрение к людям, находившимся на этом корабле. Прошло немало
времени, пока он окончательно не убедился, что это действительно
презрение, - ведь он никогда в жизни не презирал ни одного человека.
Но эти люди отличались от тех, кого он знавал раньше. Это были не
Баррингтоны. Впрочем, вполне возможно, он презирал их потому, что до конца
постиг их.
Прежде он никогда не понимал людей так, как понял этих. Ибо для него
они были скорее сложными рисунками символов, чем живыми организмами. Он
знал, из каких элементов состояли их тела и все скрытые мотивы их
поступков. Потому что он видел не только схемы их тел, но и мозга. Не
так-то просто было понять значение символов их сознания, они были
настолько запутаны, переплетены между собой и так беспорядочны, что
поначалу ему трудно было читать их. Но в конце концов он их разгадал, и
были моменты, когда он жалел об этом.
Корабль останавливался во многих портах; Ричард Дэниел занимался
выгрузкой и погрузкой, и ему пришлось повидать другие планеты, но он
остался равнодушным. На одной из них царил кошмарный жестокий холод, и
сама атмосфера там превратилась в горы снега. Другая сплошь была покрыта
влажными ядовитыми джунглями, а еще на одной простирались голые каменистые
пустыни, усеянные обломками скал, без малейшего признака жизни, если не
считать нескольких человек и их роботов, из которых состоял персонал
затерянной в этой тоскливой глуши станции.
Однажды, как раз после посещения этой планеты, Дженкс, корабельный
кок, корчась от боли, с воплями притащился на свою койку - его сразил
внезапный приступ аппендицита.
С наполовину опустошенной бутылкой в кармане пиджака, еле передвигая
ноги, к нему ввалился доктор Уэллс. А позже он стоял перед капитаном,
вытянув вперед свои трясущиеся руки, и в глазах его был ужас.
- Я не могу оперировать, - скулил он. - Я не имею права рисковать. Я
убью его!
Ему не пришлось оперировать. Дженкс вдруг выздоровел. Боль исчезла, и
он встал с койки и вернулся в камбуз, а доктор Уэллс скорчился в своем
кресле и, обхватив руками бутылку, рыдал как ребенок.
А внизу, в грузовом трюме, точно так же скорчился Ричард Дэниел,
охваченный ужасом оттого, что он отважился на такой поступок, потрясенный
не тем, что сумел это сделать, а тем, что осмелился: он, робот, посмел,
пусть из сострадания, вторгнуться в человеческое тело.
В действительности это не составило большого труда. В некотором
смысле это было для него так же просто, как починить мотор или неисправную
цепь. Не труднее - только несколько по-иному. И он пытался понять, что он
сделал и как это у него получилось, потому что до сих пор оставался в
неведении. Он запомнил приемы - у него уже не раз была возможность
ознакомиться с ними, - но ему никак не удавалось выделить в чистом виде
механику этой операции или как-то уточнить ее. Это походило на инстинкт,
было необъяснимо, но действовало безотказно.
Но ведь у робота нет инстинктов. Именно этим он и отличался от
человека и других животных. А может ли так быть, спросил он себя, что эта
его странная особенность является своего рода компенсацией, которую
получает робот взамен отсутствующих у него инстинктов?
Не поэтому ли роду человеческому так и не удалось обнаружить в себе
паранормальные способности? Быть может, инстинкты тела находятся в некоем
противоречии с инстинктами сознания?
Ему почему-то казалось, что эта способность была только началом,
первым проявлением огромного комплекса способностей, которые в один
прекрасный день станут достоянием роботов. И что принесет с собой тот
грядущий день, спросил он себя, когда роботы обретут все эти способности и
начнут применять их? Усиление могущества человеческого рода или равенство
робота с Человеком? А может, роботы превзойдут человека или даже станут
отдельной расой?
И в чем заключалась его роль? Не суждено ли ему стать миссионером,
миссией, который должен оповестить всех роботов вселенной? Должна же быть
какая-то цель в познании им этой истины. Не могла же она предназначаться
для него одного, стать его личной собственностью.
И с чувством некоторой гордости он выбрался из трюма и медленно пошел
обратно, в переднюю часть корабля, которая сейчас, после проделанной им
работы, сверкала безукоризненной чистотой.
Он спросил себя, почему ему казалось, что, объявив миру о своих
способностях, он поступит неправильно, даже совершит что-то вроде
кощунства? Почему он не сказал тем, на корабле, что это он вылечил кока,
не упомянул о многих других неполадках, которые он ликвидировал, чтобы
предупредить аварию?
Не потому ли, что он не нуждался в уважении, которым так дорожат
люди? Или же все дело в том, что он настолько презирал находившихся здесь
людей, что ни в грош не ставил их уважение?
А это его презрение - зародилось ли оно потому, что эти люди были
хуже тех, кого он знал раньше, или же причиной его было то, что сам он
сейчас был выше и значительнее любого человеческого существа? Сможет ли он
когда-нибудь воспринять человека так, как в свое время Баррингтонов?
Он почувствовал, что обеднеет, окажись это правдой. Внезапно вся
вселенная стала для него домом, и он был в нем в полном одиночестве, так и
не поладив ни со вселенной, ни с самим собой.
Это согласие придет позже. А пока ему следует только ждать удобного
случая и обдумывать планы на будущее, и когда его мозг уже обратится в
хлопья ржавчины, имя его будет у всех на устах. Ибо он был освободителем,
мессией роботов; ему было предначертано вывести их из пустыни.
- Эй, ты! - заорал чей-то голос.
Ричард Дэниел мгновенно обернулся и увидел капитана.
- Ты как смеешь лезть напролом, будто не видишь меня? - свирепо
спросил капитан.
- Извините, - произнес Ричард Дэниел.
- Какая наглость! - бушевал капитан.
- Я думал, - сказал Ричард Дэниел.
- Ты у меня еще подумаешь! - завопил капитан. - Я тебя так разделаю,
что костей не соберешь. Я собью с тебя спесь - будешь знать, как задирать
передо мною нос!
- Как вам угодно, - сказал Ричард Дэниел.
Потому что это не имело никакого значения. Ему было абсолютно
безразлично, что делал или думал капитан.
Он подивился, что для людей, подобных капитану, даже уважение робота
значит так много. Почему они так рьяно защищают свой крохотный должностной
престиж?
- Часов через двадцать у нас посадка, еще один порт, - сказал
капитан.
- Знаю, - заметил Ричард Дэниел. - Сонная Долина на Аркадии.
- Прекрасно, - проговорил капитан. - Знаешь, так отправляйся в трюм и
подготовь товары к выгрузке. Слишком уж много времени мы теряем в этих
вшивых портах на погрузку и выгрузку. И все из-за твоей лени.
- Слушаюсь, сэр, - сказал Ричард Дэниел и, повернувшись, пошел к
трюму.
В его сознании слабо шевельнулась мысль - а робот ли он или уже стал
чем-то другим? Может ли механизм эволюционировать как Человек? И если
может, то чем он становится? Не Человеком, конечно, ибо это невозможно, но
ведет ли этот процесс к возникновению нового механизма?
Он нашел груз, предназначавшийся для Сонной Долины, и его оказалось
до смешного мало. Настолько мало, что за его доставку, наверное, не взялся
ни один из регулярных грузовых космолетов и, свалив этот груз в кучу в
ближайшем порту, оставил там дожидаться, пока его не подберет и по довезет
до места назначения какой-нибудь бродяга вроде "Скитальца", случайно
направляющийся в ту сторону.
Когда они прибыли на Аркадию, он подождал, пока не стих гром
двигателей и корабль не перестал вибрировать. Тогда он нажал рычаг,
открывавший люк и выдвигавший наружу трап.
Люк тяжело открылся, и он увидел голубое небо, и зелень деревьев, и
клубами поднимавшийся к небу далекий печной дымок.
Он медленно двинулся вперед и вышел на трап, и перед ним открылась
Сонная Долина - крохотная, разбросанная по берегу реки деревушка, а за ней
стеной стоял лес. Лес был со всех сторон, он уходил к самому горизонту,
где тянулись пологие складки холмов. Около деревни раскинулись поля,
желтые от созревшего урожая, и он разглядел собаку, спавшую на солнце у
двери одного из домиков.
Ему навстречу по трапу взбирался какой-то человек, другие бежали к
кораблю из деревни.
- У вас есть груз для нас? - спросил человек.
- Небольшая партия, - ответил ему Ричард Дэниел. - Вы собираетесь
что-нибудь отсылать с нами?
Кожа у человека была загорелой и обветренной, волосы его давно
нуждались в стрижке, а на лице отросла многодневная щетина. На нем была
грубая пропотевшая одежда, и руки его были сильные и неловкие от тяжелого
каждодневного труда.
- Совсем немного, - ответил человек. - Вам придется подождать, пока
мы подвезем груз. Мы не знали, что вы прилетите. У нас испортилось радио.
- Тогда принимайтесь за дело, - сказал Ричард Дэниел. - А я начну
выгрузку.
Когда он уже выгрузил половину товаров, в трюм, кипя от ярости,
ворвался капитан.
- Что происходит? - вопил он. - Сколько нам еще нужно ждать? Мы
теряем черт знает сколько денег, когда останавливаемся на этой планете.
- Возможно, - согласился Ричард Дэниел, - но вы же знали об этом,
когда брали груз. Будут еще другие перевозки, да и доброе имя тоже что-то
значит...
- Плевать я хотел на доброе имя! - взревел капитан. - Почем я знаю,
увижу ли я еще когда-нибудь эту дыру!
Ричард Дэниел продолжал выгружать тюки.
- Эй ты, - заорал капитан, - ступай в деревню и скажи им там, что я
буду ждать не больше часа.
- А как же с грузом, сэр?
- Я поставлю на выгрузку экипаж. Проваливай!
И Ричард Дэниел оставил груз и отправился вниз, в деревню. Он шел
через луг, который лежал между космопортом и деревней, шагал вдоль колеи,
оставленной колесами телег, и идти так было необычайно приятно.
Тут только он сообразил, что с тех пор, как он покинул планету
роботов, он в первый раз шел по настоящей земле. У него возникло
мимолетное сожаление, что он так и не узнал, как называлась та планета,
каково ее назначение. И с легким уколом совести он подумал о том, нашли ли
уже Хьюберта.
А где сейчас Земля? - спросил он себя. В какой стороне и как далеко
отсюда? Впрочем, ему было все равно, ибо с Землей было покончено.
Он бежал с Земли и не прогадал. Он не попался ни в одну ловушку
Земли, ни в один силок, расставленный Человеком. Все, что у него было,
принадлежало только ему, и он мог распоряжаться этим как ему
заблагорассудится, ведь, что бы там ни думал капитан, он был ничей робот.
Идя по лугу, он увидел, что эта планета многим напоминала Землю.
1 2 3 4 5 6 7 8