– ответил он, передернувшись. – Они поймали бы меня! Я вылез в окно и забрался на крышу.
– А розовый слоненок?
– Какой еще слоненок?
– Ну тот, что сидел в ванне вместо вас и что без разрешения воспользовался моей щеткой!
Крокодил упал на пол и забился в рыданиях.
– Это конец! – застонал он. – Я не посмею теперь вернуться домой!
– Простите, но в чем дело? Объясните наконец. Имею же я право знать, что происходит в моей ванне!
– Этот слон – агент с планеты Цокка, он работает на фирму «Песс». Если б вы только знали, какие это негодяи! Они выжидают, пока мы сделаем всю черновую работу, пока отыщем рынки сбыта, подготовим почву, а затем заявляются и продают свой стиральный порошок за полцены, подрывая все наши планы.
Крокодил безутешно рыдал. И вдруг я в ужасе заметил, что он льет свои слезы на персидский ковер, которым так дорожит моя жена.
– Несчастный! Посмотрите, что вы наделали! Уходите, и чтоб чешуи вашей тут не было больше!
Он ушел, утирая слезы своим ужасным фиолетовым платком.
Когда он уже спускался по лестнице, я нагнал его и спросил, почему же морвианские индюки не узнали цоккианского слона.
– Да потому что он переоделся, разве не понимаете?
– Нет, совершенно ничего не понимаю!
– Цоккианцы – не слоны. Это леопарды! И только мне одному известны все их трюки. Да что толку! Прощайте, синьор, прощайте.
Вот так-то. Потом было опубликовано много разных сообщений по этому поводу, но никто лучше меня не знает истинную причину наших несчастий. Все началось у меня дома, именно так, как я рассказал.
Остальное, к сожалению, уже всем известно. Морвиане, дзербианцы и цоккианцы сговорились и поделили между собой нашу планету, так что теперь нашу старушку Землю и не узнать!
Дзербианцы получили право на монопольную торговлю в Европе и Африке. Видите, во что они превратили Альпы? И следа не осталось от гор Монблан и Червино. Исчезла и Мармелада. И вместо горного хребта, высоких, укрытых ледниками вершин, вместо прекрасных долин на многие километры растянулась высеченная на остатках альпийского хребта гигантская надпись: «Где только „Дзиру“ применяют, там о грязи забывают!» Ночью, подсвеченная гигантскими прожекторами, она хорошо видна с Луны. Ничего не поделаешь – межпланетная реклама! Новинка для нашей Галактики.
Морвиане и дзербианцы то же самое сделали с континентами и океанами, которые достались их фирмам. Так что Земля вертится теперь в космическом пространстве простым рекламным шариком.
А звезды на небосводе располагаются ночью так, что образуют рекламу крупной фирмы «Дзер-Мо-Цок», которая была создана недавно предпринимателями трех прежде соперничавших планет. Сейчас эта фирма «выбросила» на Землю новую мастику для паркета. Навсегда изуродован прекрасный рисунок Большой Медведицы, расколоты и другие созвездия, разбит на куски Млечный Путь. И всего лишь маленькой деталькой в буквах «и» светятся звезды Арктур, Антарес и Сириус. По всему небосводу без конца повторяется теперь по вечерам все одна и та же назойливая реклама: «Мастика „Билибонц“ блестит, как сотня солнц!»
Мотти и пакетик
Портрет синьора Корнелиуса
Мотти был умным вором. Инспектор Джеронимо всегда говорил это своему помощнику Де Доминичису:
– Де Доминичис, знаете, что я вам скажу?
– Да, да, слушаю, инспектор.
– Этот Мотти не похож на других воров. У него есть воображение, вот что его отличает. Он изобрел больше трюков, чем Гульельмо Маркони . Вот я и хотел бы знать, что он теперь задумал. Ведь уже больше года, как он не дает о себе знать – ни разу не попадался. А о Пакетике что-нибудь слышно?
– Нет, инспектор.
– Вот-вот. А ведь он всегда работает с Мотти. Это его тень.
– Интересно, почему Мотти, такой умный, связывается с этим Пакетиком, таким глупым?
– Чтобы голова отдыхала. Гению всегда нужен более или менее глупый помощник, чтобы он мог передохнуть, пока тот говорит или слушает. Ведь невозможно все время думать только о чересчур умных вещах.
В это время на другом конце города Мотти показывал Пакетику свое новое изобретение. Разница в характерах и способностях отражалась в их именах. Мотти – это настоящее имя, а Пакетик – всего лишь прозвище. Воришка получил его однажды, когда, ограбив ювелирный магазин, вместо того чтобы сунуть добычу в карман и поскорее смыться, принялся упаковывать часы, кольца и драгоценные камни в пакетик и перевязывать его шелковой ленточкой. Так что полиция смогла сразу же без труда задержать его.
– Не пройдет и двух месяцев, как благодаря этой штуке мы станем богачами, – сказал Мотти, показывая какой-то аппарат.
– Но это, конечно, не фотоаппарат? – спросил Пакетик.
– А что же, по-твоему?
– Очень похоже, но я бы все-таки не стал утверждать, чтобы не ошибиться.
– Можешь утверждать, Пакетик, без всякого опасения. Это действительно фотоаппарат. И сейчас ты увидишь, как он работает. Встань вон там и подумай о чем-нибудь.
Пакетик послушно встал в позу и постарался подумать о чем-нибудь умном. К сожалению, на ум ему пришла только колбаса, которую он видел однажды в одном колбасном магазине и которая поразила его своей длиной.
Мотти щелкнул затвором, удалился ненадолго в темную комнату, вернулся со снимком и принялся изучать его с помощью лупы.
– Наверное, я плохо вышел, – сказал Пакетик. – Интересно, почему у меня на снимках всегда такой глупый вид?
– Колбаса зато вышла очень хорошо, – сказал Мотти.
– Что? Мотти, не уверяй меня, что с помощью этой машины ты можешь фотографировать мысли!
– И все же дело обстоит именно так. Посмотри сам.
Пакетик взял лупу, присмотрелся и увидел колбасу. В его голове она тоже была такой длинной, что занимала весь мозг от уха до уха.
– Ты просто молодец, Мотти! Тебе хорошо заплатят, если ты запатентуешь эту штуку.
– Очнись, Пакетик! Есть другой способ заработать деньги, и побыстрее.
Система Мотти оказалась исключительно простой и продуктивной, как, впрочем, и все другие его изобретения. Дня через два в городе начались прямо-таки фантастические кражи. Один богатый человек, который никогда никому не доверял секрет своего сейфа, обнаружил, что тот пуст. И инспектор Джеронимо не нашел ни малейших следов взлома. А по ночам банки, казалось, сами открывались, чтобы пропустить воров. Один старый скупец, который прятал свои деньги на балконе в горшке с геранью и никогда ни одной душе не говорил об этом, чуть не сошел с ума от огорчения, когда горшок исчез.
– Это работа Мотти, – сказал инспектор Джеронимо, когда зафиксировали уже двадцатую кражу. – Пойдем-ка навестим его.
Пошли он и Де Доминичис. И обнаружили, что Мотти и Пакетик занялись честнейшим делом. Они стали фотографами. Пакетик снимал клиентов в ателье. Мотти ходил по городу и снимал на улицах.
– Новый год – новая жизнь! – улыбнулся Пакетик, с поклоном встречая гостей.
– Новый год? Но ведь у нас сейчас август!
– Никогда не поздно начать честную жизнь, – возразил Мотти, появляясь из темной комнаты с пленкой в руках.
Когда полицейские ушли, Мотти подмигнул Пакетику и показал ему свою новую жертву. Он незаметно снял синьора Корнелиуса, самого богатого человека в городе, и в его мыслях можно было легко, как в книге, прочитать, что тот собирается на следующий день уехать в Париж и взять с собой в черной кожаной сумке сто миллионов. Когда он уезжал, Мотти и Пакетик тоже были на вокзале, и сумка исчезла.
Сто миллионов это не сто орешков. Мотти и Пакетик разделили их по-братски, закрыли фотоателье и удалились от дел.
– Эти двое обвели меня, – проворчал инспектор Джеронимо, узнав об этом. – Нужны, однако, доказательства. Мотти так хитер, что, если мы арестуем его без улик, он может высмеять нас на суде. Давай сначала заглянем к Пакетику.
Пошли он и Де Доминичис. Пакетик жил в скромном домике на окраине города. Он принял их в огороде, в домашней одежде, потому что окучивал клубнику.
– Мое почтение, инспектор, – радостно улыбнулся он, – приветствую вас, бригадир Де Доминичис. Не хотите ли пройти в дом?
А там инспектор Джеронимо увидел над комодом фотографию, вставленную в красивую серебряную рамку.
– Это мой дядя Густав, – объяснил Пакетик. – Очень хороший человек! Оставил мне небольшое наследство, поэтому я и бросил дело.
– Твой дядя Густав почему-то как две капли воды похож на синьора Корнелиуса, – заметил инспектор.
– Ну что вы! Они даже незнакомы. Корнелиус… Надо же! Ах, будь у меня его миллионы…
– Кто знает, – заметил инспектор Джеронимо. – Может статься, они именно у тебя.
Он снял портрет со стены и просто так, по привычке, словно его интересуют отпечатки пальцев, принялся рассматривать его с помощью лупы, с которой никогда не расставался. Ну и, разумеется, поскольку зрение у него было хорошее, он увидел то, что нужно было. Он увидел в голове синьора Корнелиуса мысль о черной сумке со ста миллионами и даже время отхода поезда.
– Вот, значит, что изобрел Мотти! – воскликнул он не без восхищения.
Пакетик побледнел и проклял про себя тот день, когда решил выразить признательность синьору Корнелиусу, повесив на стене его портрет – тот самый фотопортрет, который Мотти так советовал сжечь.
Мотти и Пакетик оказались в одной камере, что, впрочем, вполне справедливо. Пакетик поначалу со страхом ожидал упреков от своего руководителя. Но Мотти был истинным джентльменом – он никогда не опускался до грубых слов.
– Идея Мотти была гениальна, – комментировал позднее инспектор. – Ведь в самом деле большинство людей только и думает, что о своих деньгах, хотя можно думать о стольких других прекрасных вещах, Не так ли, Де Доминичис?
– Совершенно с вами согласен, инспектор.
Заколдованная пластинка
Пакетик был большим любителем современной эстрадной музыки. Он целые дни проводил в магазинах грампластинок и с увлечением слушал там разные песенки. Вечером он возвращался с горящими глазами, возбужденный, и ноги его танцевали сами собой даже в кровати.
– Сегодня слушал такую пластинку!… Чуть с ума не сошел! – рассказывал он Мотти.
– Вижу, – отвечал Мотти, отрываясь от рассказа в картинках, который он рассматривал, чтобы пополнить свое образование.
– Каким образом, Мотти, дорогой мой?
– Ты же знаешь, я хорошо разбираюсь в людях.
– И что же ты еще увидел, Мотти, в своем драгоценном Пакетике?
– Я заметил, что с некоторых пор ты очень часто употребляешь выражение «сойти с ума».
– Это опасно? Может быть, мне следует показаться какому-нибудь врачу или специалисту по грамматике?
– Думаю, что выражение «сходить с ума» принесет нам именно то, что нужно.
– Нужно, Мотти? Но ведь нам ничего не нужно. У тебя еще гора рассказов в картинках, а у меня – еще двести магазинов грампластинок, в которых надо побывать.
– Нужно что-то отложить и на старость, Пакетик. И нам придется самим позаботиться об этом, потому что правительство, к сожалению, пока еще не установило пенсию для воров.
– Я не умею думать, Мотти, ты ведь прекрасно знаешь это. Последний раз после того, как я думал, у меня две недели болела голова.
Мотти подумал, подумал, а потом недели две что-то делал. Ходил в какие-то лаборатории… Принес домой множество странных приборов… Он забросил рассказы в картинках и читал труды по электронике, от страха перед которыми у Пакетика мурашки пробегали по коже.
– Оставь ты все это, Мотти, – советовал он. – У меня голова кружится от одного вида этих книг.
Однажды вечером Мотти вернулся домой с квадратным конвертом.
– Постой, Мотти, – сказал Пакетик, – на этот раз я точно знаю, что ты купил. Пластинку!
– Я не покупал ее.
– Но это же пластинка. Как это мило с твоей стороны! Ты знаешь, что я обожаю музыку…
– Успокойся, Пакетик. Сядь и послушай.
– Хорошо, Мотти, сажусь и слушаю.
Он действительно приготовился слушать – сидел весь внимание. А через секунду он уже сходил с ума в диком, безудержном танце – вскакивал на стол, прыгал по стульям, размахивал как безумный руками, тряс головой и издавал такие вопли, что стекла дрожали.
– Что такое, Мотти? Что случилось? – удивился он, отирая пот со лба, когда музыка умолкла. – Почему не ставишь пластинку?
– Я поставил ее.
– Так что же, она беззвучная, что ли? Или это какая-нибудь шутка?
– Это заколдованная пластинка, Пакетик. Пластинка, которая сводит с ума. Ты танцевал все время, пока она звучала, но даже не помнишь этого.
– А ты? Ты тоже танцевал? Я не видел. Ты все время сидел за столом, Мотти.
Мотти вынул из ушей два больших ватных тампона.
– У меня было вот это, – объяснил он.
– Ради бога, Мотти, объясни мне, что происходит? Что ты изобрел на этот раз?
– Пластинку, которая сводит с ума. В буквальном смысле, а не в переносном. Слишком долго было бы объяснять, как я это сделал, какие использовал акустические законы и так далее. Достаточно сказать, что эта пластинка действует на нервную систему. Тот, кто слушает ее, не может не танцевать. И пока танцует, так захвачен танцем, что ничего не замечает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
– А розовый слоненок?
– Какой еще слоненок?
– Ну тот, что сидел в ванне вместо вас и что без разрешения воспользовался моей щеткой!
Крокодил упал на пол и забился в рыданиях.
– Это конец! – застонал он. – Я не посмею теперь вернуться домой!
– Простите, но в чем дело? Объясните наконец. Имею же я право знать, что происходит в моей ванне!
– Этот слон – агент с планеты Цокка, он работает на фирму «Песс». Если б вы только знали, какие это негодяи! Они выжидают, пока мы сделаем всю черновую работу, пока отыщем рынки сбыта, подготовим почву, а затем заявляются и продают свой стиральный порошок за полцены, подрывая все наши планы.
Крокодил безутешно рыдал. И вдруг я в ужасе заметил, что он льет свои слезы на персидский ковер, которым так дорожит моя жена.
– Несчастный! Посмотрите, что вы наделали! Уходите, и чтоб чешуи вашей тут не было больше!
Он ушел, утирая слезы своим ужасным фиолетовым платком.
Когда он уже спускался по лестнице, я нагнал его и спросил, почему же морвианские индюки не узнали цоккианского слона.
– Да потому что он переоделся, разве не понимаете?
– Нет, совершенно ничего не понимаю!
– Цоккианцы – не слоны. Это леопарды! И только мне одному известны все их трюки. Да что толку! Прощайте, синьор, прощайте.
Вот так-то. Потом было опубликовано много разных сообщений по этому поводу, но никто лучше меня не знает истинную причину наших несчастий. Все началось у меня дома, именно так, как я рассказал.
Остальное, к сожалению, уже всем известно. Морвиане, дзербианцы и цоккианцы сговорились и поделили между собой нашу планету, так что теперь нашу старушку Землю и не узнать!
Дзербианцы получили право на монопольную торговлю в Европе и Африке. Видите, во что они превратили Альпы? И следа не осталось от гор Монблан и Червино. Исчезла и Мармелада. И вместо горного хребта, высоких, укрытых ледниками вершин, вместо прекрасных долин на многие километры растянулась высеченная на остатках альпийского хребта гигантская надпись: «Где только „Дзиру“ применяют, там о грязи забывают!» Ночью, подсвеченная гигантскими прожекторами, она хорошо видна с Луны. Ничего не поделаешь – межпланетная реклама! Новинка для нашей Галактики.
Морвиане и дзербианцы то же самое сделали с континентами и океанами, которые достались их фирмам. Так что Земля вертится теперь в космическом пространстве простым рекламным шариком.
А звезды на небосводе располагаются ночью так, что образуют рекламу крупной фирмы «Дзер-Мо-Цок», которая была создана недавно предпринимателями трех прежде соперничавших планет. Сейчас эта фирма «выбросила» на Землю новую мастику для паркета. Навсегда изуродован прекрасный рисунок Большой Медведицы, расколоты и другие созвездия, разбит на куски Млечный Путь. И всего лишь маленькой деталькой в буквах «и» светятся звезды Арктур, Антарес и Сириус. По всему небосводу без конца повторяется теперь по вечерам все одна и та же назойливая реклама: «Мастика „Билибонц“ блестит, как сотня солнц!»
Мотти и пакетик
Портрет синьора Корнелиуса
Мотти был умным вором. Инспектор Джеронимо всегда говорил это своему помощнику Де Доминичису:
– Де Доминичис, знаете, что я вам скажу?
– Да, да, слушаю, инспектор.
– Этот Мотти не похож на других воров. У него есть воображение, вот что его отличает. Он изобрел больше трюков, чем Гульельмо Маркони . Вот я и хотел бы знать, что он теперь задумал. Ведь уже больше года, как он не дает о себе знать – ни разу не попадался. А о Пакетике что-нибудь слышно?
– Нет, инспектор.
– Вот-вот. А ведь он всегда работает с Мотти. Это его тень.
– Интересно, почему Мотти, такой умный, связывается с этим Пакетиком, таким глупым?
– Чтобы голова отдыхала. Гению всегда нужен более или менее глупый помощник, чтобы он мог передохнуть, пока тот говорит или слушает. Ведь невозможно все время думать только о чересчур умных вещах.
В это время на другом конце города Мотти показывал Пакетику свое новое изобретение. Разница в характерах и способностях отражалась в их именах. Мотти – это настоящее имя, а Пакетик – всего лишь прозвище. Воришка получил его однажды, когда, ограбив ювелирный магазин, вместо того чтобы сунуть добычу в карман и поскорее смыться, принялся упаковывать часы, кольца и драгоценные камни в пакетик и перевязывать его шелковой ленточкой. Так что полиция смогла сразу же без труда задержать его.
– Не пройдет и двух месяцев, как благодаря этой штуке мы станем богачами, – сказал Мотти, показывая какой-то аппарат.
– Но это, конечно, не фотоаппарат? – спросил Пакетик.
– А что же, по-твоему?
– Очень похоже, но я бы все-таки не стал утверждать, чтобы не ошибиться.
– Можешь утверждать, Пакетик, без всякого опасения. Это действительно фотоаппарат. И сейчас ты увидишь, как он работает. Встань вон там и подумай о чем-нибудь.
Пакетик послушно встал в позу и постарался подумать о чем-нибудь умном. К сожалению, на ум ему пришла только колбаса, которую он видел однажды в одном колбасном магазине и которая поразила его своей длиной.
Мотти щелкнул затвором, удалился ненадолго в темную комнату, вернулся со снимком и принялся изучать его с помощью лупы.
– Наверное, я плохо вышел, – сказал Пакетик. – Интересно, почему у меня на снимках всегда такой глупый вид?
– Колбаса зато вышла очень хорошо, – сказал Мотти.
– Что? Мотти, не уверяй меня, что с помощью этой машины ты можешь фотографировать мысли!
– И все же дело обстоит именно так. Посмотри сам.
Пакетик взял лупу, присмотрелся и увидел колбасу. В его голове она тоже была такой длинной, что занимала весь мозг от уха до уха.
– Ты просто молодец, Мотти! Тебе хорошо заплатят, если ты запатентуешь эту штуку.
– Очнись, Пакетик! Есть другой способ заработать деньги, и побыстрее.
Система Мотти оказалась исключительно простой и продуктивной, как, впрочем, и все другие его изобретения. Дня через два в городе начались прямо-таки фантастические кражи. Один богатый человек, который никогда никому не доверял секрет своего сейфа, обнаружил, что тот пуст. И инспектор Джеронимо не нашел ни малейших следов взлома. А по ночам банки, казалось, сами открывались, чтобы пропустить воров. Один старый скупец, который прятал свои деньги на балконе в горшке с геранью и никогда ни одной душе не говорил об этом, чуть не сошел с ума от огорчения, когда горшок исчез.
– Это работа Мотти, – сказал инспектор Джеронимо, когда зафиксировали уже двадцатую кражу. – Пойдем-ка навестим его.
Пошли он и Де Доминичис. И обнаружили, что Мотти и Пакетик занялись честнейшим делом. Они стали фотографами. Пакетик снимал клиентов в ателье. Мотти ходил по городу и снимал на улицах.
– Новый год – новая жизнь! – улыбнулся Пакетик, с поклоном встречая гостей.
– Новый год? Но ведь у нас сейчас август!
– Никогда не поздно начать честную жизнь, – возразил Мотти, появляясь из темной комнаты с пленкой в руках.
Когда полицейские ушли, Мотти подмигнул Пакетику и показал ему свою новую жертву. Он незаметно снял синьора Корнелиуса, самого богатого человека в городе, и в его мыслях можно было легко, как в книге, прочитать, что тот собирается на следующий день уехать в Париж и взять с собой в черной кожаной сумке сто миллионов. Когда он уезжал, Мотти и Пакетик тоже были на вокзале, и сумка исчезла.
Сто миллионов это не сто орешков. Мотти и Пакетик разделили их по-братски, закрыли фотоателье и удалились от дел.
– Эти двое обвели меня, – проворчал инспектор Джеронимо, узнав об этом. – Нужны, однако, доказательства. Мотти так хитер, что, если мы арестуем его без улик, он может высмеять нас на суде. Давай сначала заглянем к Пакетику.
Пошли он и Де Доминичис. Пакетик жил в скромном домике на окраине города. Он принял их в огороде, в домашней одежде, потому что окучивал клубнику.
– Мое почтение, инспектор, – радостно улыбнулся он, – приветствую вас, бригадир Де Доминичис. Не хотите ли пройти в дом?
А там инспектор Джеронимо увидел над комодом фотографию, вставленную в красивую серебряную рамку.
– Это мой дядя Густав, – объяснил Пакетик. – Очень хороший человек! Оставил мне небольшое наследство, поэтому я и бросил дело.
– Твой дядя Густав почему-то как две капли воды похож на синьора Корнелиуса, – заметил инспектор.
– Ну что вы! Они даже незнакомы. Корнелиус… Надо же! Ах, будь у меня его миллионы…
– Кто знает, – заметил инспектор Джеронимо. – Может статься, они именно у тебя.
Он снял портрет со стены и просто так, по привычке, словно его интересуют отпечатки пальцев, принялся рассматривать его с помощью лупы, с которой никогда не расставался. Ну и, разумеется, поскольку зрение у него было хорошее, он увидел то, что нужно было. Он увидел в голове синьора Корнелиуса мысль о черной сумке со ста миллионами и даже время отхода поезда.
– Вот, значит, что изобрел Мотти! – воскликнул он не без восхищения.
Пакетик побледнел и проклял про себя тот день, когда решил выразить признательность синьору Корнелиусу, повесив на стене его портрет – тот самый фотопортрет, который Мотти так советовал сжечь.
Мотти и Пакетик оказались в одной камере, что, впрочем, вполне справедливо. Пакетик поначалу со страхом ожидал упреков от своего руководителя. Но Мотти был истинным джентльменом – он никогда не опускался до грубых слов.
– Идея Мотти была гениальна, – комментировал позднее инспектор. – Ведь в самом деле большинство людей только и думает, что о своих деньгах, хотя можно думать о стольких других прекрасных вещах, Не так ли, Де Доминичис?
– Совершенно с вами согласен, инспектор.
Заколдованная пластинка
Пакетик был большим любителем современной эстрадной музыки. Он целые дни проводил в магазинах грампластинок и с увлечением слушал там разные песенки. Вечером он возвращался с горящими глазами, возбужденный, и ноги его танцевали сами собой даже в кровати.
– Сегодня слушал такую пластинку!… Чуть с ума не сошел! – рассказывал он Мотти.
– Вижу, – отвечал Мотти, отрываясь от рассказа в картинках, который он рассматривал, чтобы пополнить свое образование.
– Каким образом, Мотти, дорогой мой?
– Ты же знаешь, я хорошо разбираюсь в людях.
– И что же ты еще увидел, Мотти, в своем драгоценном Пакетике?
– Я заметил, что с некоторых пор ты очень часто употребляешь выражение «сойти с ума».
– Это опасно? Может быть, мне следует показаться какому-нибудь врачу или специалисту по грамматике?
– Думаю, что выражение «сходить с ума» принесет нам именно то, что нужно.
– Нужно, Мотти? Но ведь нам ничего не нужно. У тебя еще гора рассказов в картинках, а у меня – еще двести магазинов грампластинок, в которых надо побывать.
– Нужно что-то отложить и на старость, Пакетик. И нам придется самим позаботиться об этом, потому что правительство, к сожалению, пока еще не установило пенсию для воров.
– Я не умею думать, Мотти, ты ведь прекрасно знаешь это. Последний раз после того, как я думал, у меня две недели болела голова.
Мотти подумал, подумал, а потом недели две что-то делал. Ходил в какие-то лаборатории… Принес домой множество странных приборов… Он забросил рассказы в картинках и читал труды по электронике, от страха перед которыми у Пакетика мурашки пробегали по коже.
– Оставь ты все это, Мотти, – советовал он. – У меня голова кружится от одного вида этих книг.
Однажды вечером Мотти вернулся домой с квадратным конвертом.
– Постой, Мотти, – сказал Пакетик, – на этот раз я точно знаю, что ты купил. Пластинку!
– Я не покупал ее.
– Но это же пластинка. Как это мило с твоей стороны! Ты знаешь, что я обожаю музыку…
– Успокойся, Пакетик. Сядь и послушай.
– Хорошо, Мотти, сажусь и слушаю.
Он действительно приготовился слушать – сидел весь внимание. А через секунду он уже сходил с ума в диком, безудержном танце – вскакивал на стол, прыгал по стульям, размахивал как безумный руками, тряс головой и издавал такие вопли, что стекла дрожали.
– Что такое, Мотти? Что случилось? – удивился он, отирая пот со лба, когда музыка умолкла. – Почему не ставишь пластинку?
– Я поставил ее.
– Так что же, она беззвучная, что ли? Или это какая-нибудь шутка?
– Это заколдованная пластинка, Пакетик. Пластинка, которая сводит с ума. Ты танцевал все время, пока она звучала, но даже не помнишь этого.
– А ты? Ты тоже танцевал? Я не видел. Ты все время сидел за столом, Мотти.
Мотти вынул из ушей два больших ватных тампона.
– У меня было вот это, – объяснил он.
– Ради бога, Мотти, объясни мне, что происходит? Что ты изобрел на этот раз?
– Пластинку, которая сводит с ума. В буквальном смысле, а не в переносном. Слишком долго было бы объяснять, как я это сделал, какие использовал акустические законы и так далее. Достаточно сказать, что эта пластинка действует на нервную систему. Тот, кто слушает ее, не может не танцевать. И пока танцует, так захвачен танцем, что ничего не замечает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24