Ровно в четыре минуты третьего спасательные суда отошли от судна и направились каждое в свой порт. По моей оценке менее чем за четверть часа судно должно было пройти выступающий в море пирс и стать невидимым с моего места. Я поразмыслил, не переместиться ли по берегу следом за ним, но решил остаться.
Не прошло и десяти минут, как судно затонуло. В последние несколько минут его крен заметно увеличился, было видно, что люди прыгали за борт. Судно скрылось под водой быстро и очень обыденно.
Спустя пятнадцать минут основная масса зевак разошлась. Я не двигался, очарованный каким-то первобытным ощущением ветра, шума и вида мощного прибоя, тем, чему только что был свидетелем. Я ушел с пляжа только через час или около того. Из оцепенения меня вывело появление нескольких африканцев, которые ухитрились добраться до берега. При мне на пляж их вышло не более пятидесяти, однако от своих брайтонских знакомых я узнал, что в течение нескольких следующих дней море выбрасывало их сотнями с каждым приливом. Человеческие обломки кораблекрушения обретали плавучесть, вздуваясь от распиравших животы газов.
Когда наступила ночь, я остановил машину на обочине. С выбитым лобовым стеклом ехать стало холодно, но и без того топливо было на исходе, а дискутировать на эту тему с Изобель в присутствии Салли мне не хотелось.
В целях безопасности мы держали путь на север от Лондона, ночь застала нас где-то в окрестностях Каффли. Я с сомнением подумывал о попытке вернуться в лагерь ООН, но после двух долгих и крайне изнурительных путешествий туда и обратно в течение последних двадцати четырех часов ни я, ни обе мои дамы страстного желания повторить то же самое не имели, будь у нас альтернатива. Факт исчезновения запаса бензина и утреннее предупреждение официального лагерного лица убеждали нас в необходимости искать какой-то альтернативной вариант.
Мы достали из чемоданов самую теплую одежду и надели ее. Салли уложили на заднем сидении и накрыли тем, что смогли отыскать. Мы с Изобель молча докуривали остававшиеся сигареты и ждали, пока девочка уснет. Никто из нас ничего за день не ел, не считая плитки шоколада, которую мы нашли в торговом автомате возле шеренги закрытых магазинов, попавшейся по дороге. Пошел дождь и через несколько минут с резиновой рамки уплотнения лобового стекла струйка воды полилась на приборную панель, а с нее на пол.
– Нам лучше ехать в Бристоль, – сказал я.
– А как же дом?
Я отрицательно покачал головой:
– Не стоит и надеяться в него вернуться.
– Не думаю, что нам следует ехать в Бристоль.
– А куда еще мы можем направиться?
– Обратно в лагерь ООН. По крайней мере, на следующие несколько дней.
– А потом?
– Не знаю. Обстановка должна улучшиться. Нельзя же нас просто так вышвырнуть из дома. Должен быть закон…
Я перебил ее:
– Это не ответ. Дело зашло слишком далеко. Ситуация с афримами возникла из-за нехватки жилья. Я не вижу возможности их согласия на компромисс, если потребуют освобождения уже захваченных ими домов.
– Почему? – спросил Изобель.
Я не ответил. В течение нескольких недель, предшествовавших нынешним событиям, Изобель проявляла все меньший интерес к развитию афримской ситуации и это только увеличивало дистанцию между нами. Тогда как я непрерывно сталкивался с крушением общества, которое знал, Изобель стремилась отрешиться от реальности, будто надеялась выжить, просто игнорируя происходившее. Даже сейчас, когда для нас стал недоступным собственный дом, она довольствовалась лишь тем, что позволила мне принимать решения.
Прежде чем устроиться на ночь, я прошелся от автомобиля в направлении ближайшего дома, из окон которого лился теплый желтоватый свет. За сотню метров от него меня охватил страх и я повернул обратно. Дом принадлежал владельцу выше среднего класса, на подъездной дороге стояли два дорогих автомобиля и трейлер.
Я представил себе, как выгляжу: небрит, в одежде, которую давно пора сменить. Трудно, какой может быть реакция обитателей этого дома, постучи я в дверь. Лондонская анархия не докатилась до этих мест, здесь еще не имели дела с бездомным и воинственным африканским народом.
Я вернулся к машине.
– Мы едем искать отель на ночь, – сказал я.
Изобель не ответила, уставившись в темноту бокового окна.
– Тебя это не заботит?
– Нет.
– Что, по-твоему, надо делать?
– Нам и здесь хорошо.
Дождинки по-прежнему залетали в машину через брешь, которая недавно была лобовым стеклом нашей машины. За несколько минут прогулки я насквозь промок. Мне хотелось, чтобы Изобель прикоснулась ко мне, как-то посочувствовала… но поморщился, представив ее ладонь на своей руке.
– А Салли? – сказал я.
– Она спит. Если тебе хочется искать отель, я возражать не стану. Это нам по карману?
– Да.
Однако надо было подумать. Можно остаться или уехать. Я взглянул на часы. Начало девятого. Если мы заснем в машине, в каком состоянии будем к утру?
Я запустил двигатель и медленно поехал обратно к центру Каффли. Мне не был знаком ни один отель по соседству, но я не сомневался, что какой-нибудь попадется. Первый оказался полным, во втором мест тоже не было. Мы направлялись к третьему, когда бензобак, наконец, опустел. Я вырулил на обочину и автомобиль остановился, когда потерял инерцию.
Решение пришло само собой и я даже почувствовал некоторое облегчение; реальной надежды найти место в отеле не было. Изобель сидела с закрытыми глазами и молчала. Ее лицо и одежда были мокрыми от хлеставшего сквозь пустую раму дождя.
Я включил обогреватель и гонял его, пока двигатель не остыл. Изобель сказала, что устала.
Мы договорились по очереди спать на коленях друг друга; я предложил ей поспать первой. Она подобрала колени на своем сидении и положила голову на мои. Я обнял ее руками, чтобы согреть и попытался устроиться поудобнее сам.
Через несколько минут Изобель забылась. Я просидел почти без сна всю ночь в очень неудобной позе.
Салли позади нас время от времени шевелилась во сне; из нас торих только она смогла, вероятно, по-настоящему отдохнуть за ночь.
Лейтиф показал мне найденную листовку. Она была напечатана отступниками из Королевских ВВС и извещала, что гражданским оккупантам деревень дается десятиминутное предупреждение: перед атакой самолеты трижды пролетают на деревней на низкой высоте.
Дело было на дороге, пролегавшей через Новый Лес. Я ехал в сумерках приближавшейся ночи, зная, что задержались мы слишком долго. Ничего умного в том, что мы сделали не было, а учитывая поведение полиции, глупее и быть не могло.
В машине со мной была девушка. По имени Петти. Мы проводили время в отеле Лаймингтона и торопились попасть в Лондон до девяти вечера. Она спала, положив голову мне на плечо. Ее разбудила остановка машины у дорожного блок-поста в окрестностях Саутгемптона. Возле поста, который представлял собой временное заграждение из двух старых автомобилей и строительных материалов, стояло несколько мужчин. У каждого было какое-нибудь оружие, хотя карабин имел только один. До меня дошло почему последние несколько километров на дороге не было попутного транспорта. Теперь я догадался, что местные жители знали о заграждении и пользовались другим маршрутом.
Нам пришлось повернуть обратно и долго ехать по сельской местности в объезд. Только в Винчестере мы попали на магистральную дорогу к Лондону. В отеле нас предупреждали, что подобных препятствий можно было ожидать в Бэйзинстоке и Кэмберли, поэтому пришлось сделать крюк еще и в объезд этих лондонских предместий.
По дороге к юго-западной границе Лондона гражданских групп обороны почти не было, но мы встречали много полицейских машин; то и дело попадались остановленные для проверки автомобилисты. Нам посчастливилось проехать без единой задержки. Я не выезжал из Лондона несколько месяцев и не имел представления, что въезд в город и движение по дорогам в такой степени ограничены.
Высадив Петти возле ее квартиры в Баронс-Корт, я направился домой в Саутгэйт. Ни на одной из главных дорог блок-постов гражданских групп сопротивления не было, но возле Кингс-Кросс меня остановила полиция и произвела обыск машины.
Домой я добрался почти к часу ночи. Изобель легла спать, не дождавшись меня.
На следующее утро я зашел в соседний дом и ухитрился убедить хозяина позволить отсосать из бака его автомобиля четыре литра бензина. Я заплатил ему два фунта. Он сказал, что всего в четырех километрах есть гараж, где до прошедшей ночи торговали бензином, и подробно объяснил, как найти туда дорогу.
Я вернулся к машине и сказал Изобель и Салли, что если повезет, то за день мы доберемся до Бристоля.
Изобель ничего не сказала, но я знал, что она не хочет ехать к родителям. С моей точки зрения другого решения не было. В равной мере не стоило сомневаться, что в собственный дом нам больше не вернуться, поэтому перспектива отправиться в относительно удаленный от него и достаточно знакомый нам город всех успокаивала.
Я залил в бак добытый бензин. По дороге к гаражу мы услыхали по радио новость о первом расколе в полиции. Примерно четверть полицейских сил отошла на сторону афримов. Должна была состояться встреча начальников полицейских ведомств афримов и министерства внутренних дел Трегарта, к концу дня ожидалось заявление правительства.
Мы с трудом нашли гараж и узнали от владельца о существовании стандартной нормы отпуска бензина: четырнадцать литров. Вместе с тем, что у нас было в баке, этого могло хватить от силы на двести километров. Мы могли добраться до Бристоля, если не придется делать слишком большие объезды, отклоняясь от кратчайшего пути.
Я сказал об этом Изобель и Салли, они просто облегченно вздохнули. Мы решили ехать, как только где-нибудь поедим.
В Поттерс-Баре мы нашли небольшое кафе, где нам подали хороший завтрак за нормальную цену. Ничто в кафе не напоминало об афримской ситуации, по радио передавалась только легкая музыка. По просьбе Изобель нам продали термос, наполнив его горячим кофе. Затем мы умылись в туалете кафе.
День выдался нетеплым, но дождя не было. Ехать с выбитым стеклом было неприятно, но можно. Я решил не слушать радио и сразу же разглядел определенную мудрость в стремлении Изобель не позволять происходившим вокруг нас событиям портить настроение. Хотя быть в курсе развития ситуации несомненно важнее всего, ее пассивность одержала надо мной победу.
Новое беспокойство обрело форму непрекращавшейся вибрации двигателя. Возможности заниматься его профилактикой не было, но я знал, что один из клапанов необходимо заменить. Тем не менее, у меня была уверенность, что это дело можно отложить до прибытия в Бристоль, и ничего не сказал своим пассажиркам.
Насколько мне представлялось, хуже всего будет в начале путешествия, когда придется избегать забаррикадированных участков дороги в предместьях Лондона. Поэтому я обогнул город по его северо-западной границе и направился в Уотфорд (без баррикады), затем Рикмансуорт (с баррикадой, но и открытым для транспорта объездом), а далее напрямик через Амершэм, Хай-Уикомб и затем на юг к Хенли-на-Темзе. Чем больше мы удалялись от Лондона, тем меньше и меньше попадалось явных признаков возможных неприятностей. Мы почувствовали себя спокойнее. Нам даже удалось залить в бак еще бензина и наполнить запасные канистры.
В маленьком кафе на пути в Ридинг нам подали ленч. Затем мы направились к главной дороге на Бристоль, не сомневаясь, что доберемся до наступления ночи.
Проехав восемь километров в западном направлении от Ридинга, автомобиль стал терять скорость; вибрация резко усилилась, мощность двигателя явно упала. Я не останавливал машину сколько было возможно, но на первом же подъеме дороги она встала сама. Я обследовал все, что мог, но системы подачи топлива и зажигания были в порядке; оставалось предполагать, что клапан, наконец, сломался.
Я уже собирался обсудить возникшую проблему с Изобель и Салли, когда подле нас остановилась полицейская машина.
Несколько месяцев я работал барменом с неполным рабочим днем в одном в лондонском районе Ист-Энд. Была необходимость в дополнительном заработке. Я тогда готовился к выпускным экзаменам и от стипендии быстро ничего не оставалось.
Я с изумлением узнал, что Ист-Энд представляет собой ряд почти не связанных друг с другом гетто: еврейского, негритянского, китайского, греческого, киприотского, итальянского и английского. До этой работы я полагал, что Ист-Энд населен главным образом белыми. Трактир верно отражал космополитизм района, хотя было очевидно, что сам трактирщик от этого не в восторге. В баре часто возникали перебранки и нас инструктировали убирать со стойки бутылки и стаканы, если дело приближалось к драке. Одной из моих обязанностей, как бармена, было разнимать дерущихся.
Я работал в трактире уже три месяца, когда хозяин решил нанять поп-группу на уикенды;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21