А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Большинство торговых точек, которые мне приходилось видеть, оказывались либо разграбленными либо находились под строжайшим контролем военных.
В конце ряда магазинов я снова остановился, внезапно сообразив, сколь необыкновенно я выглядел для всех этих людей. Я уже встречал несколько любопытных взглядов. По моей оценке я оставил баррикаду часа полтора назад и было уже около пяти или шести часов вечера. В дополнение ко всем моим болям я чувствовал неимоверную усталость.
Грязная одежда, нечесаные волосы, небритая физиономия, двухмесячной давности запахи въевшихся в одежду пота и мочи, хромота и следы недавней рвоты на рубашке исключали даже попытку заговорить с кем-нибудь из этих людей.
Боль в ноге стала почти нестерпимой. Меня преследовала мысль, что мой вид оскорбителен для этих людей, и я свернул в первую же боковую улочку. Я шел по ней, пока несли ноги, но слабость взяла, наконец, свое. Пройдя после второго поворота не более сотни метров, я рухнул на землю второй раз за этот день и лежал совершенно беспомощный. Я закрыл глаза.
Через некоторое время надо мной послышались голоса и я был заботливо поставлен на ноги.
Мягкая постель. Холодные простыни. Тело вымыто в полной ванне горячей воды. Боль в ноге и стопе. Картина на стене; фотографии улыбающихся людей на туалетном столике. Неприятные ощущения в желудке. На мне чужая пижама. Наложенный доктором бандаж на лодыжке. Возле меня стакан воды. Приятные слова. Засыпаю.
Я узнал их фамилии – мистер и миссис Джеффри. Его имя – Чарлз, ее – Энид. Он был банковским менеджером, но теперь на пенсии. По моей оценке обоим за шестьдесят, он ближе к семидесяти. Они подчеркнуто нелюбопытны, хотя я сказал им, что прибыл из другого города. О Салли и Изобель говорить не стал.
Они сказали, что я могу оставаться у них, сколько пожелаю, но в любом случае не меньше, чем необходимо на поправку ноги.
Миссис Джеффри кормила меня на убой. Свежее мясо, яйца, овощи, хлеб, фрукты. Сначала я удивлялся, говоря, что даже подумать не мог о возможности все это достать. Она сказала, что местные магазины снабжаются товарами регулярно и не понимает, почему я мог так думать.
– Однако, дорогой, продукты так дорожают, – сказала она мне – что я едва справляюсь с ростом цен.
Я спросил ее мнение о росте цен.
– Времена меняются. Совсем не то, что было в мою молодость. Моя мать платила всего пенни за буханку хлеба. Но ничего не поделаешь, я просто плачу и стараюсь не думать об этом.
Она для меня была непостижима. Что бы я ни попросил, это никогда не воспринималось, как нечто слишком нескромное. Она приносила газеты и журналы, а мистер Джеффри угощал сигаретами и стопочкой шотландского виски. Я с жадностью читал прессу, надеясь получить представление об общественной и политической ситуации в стране. Газета называлась "Дейли Мейл" и была, как сказала мне миссис Джеффри, не выразив при этом ни малейшего удивления, единственной, какую в данный момент можно получить. Редакционные материалы касались, главным образом, зарубежных новостей и содержали много фотографий. Гражданская война вообще не упоминалась. Рекламы совсем мало, в основном касавшейся потребительских товаров. Я заметил, что номер стоил тридцать пенсов, страниц было всего четыре, выходила газета дважды в неделю, а печаталась где-то во Франции. Ни одним из этих наблюдений я с супругами Джеффри не поделился.
Покой и уют позволяли мне более объективно поразмыслить над ситуацией. я отдавал себе отчет в том, что заботила меня, главным образом, личная жизнь, а о долгосрочных перспективах страны я особенно не задумывался. Хотя меня мучила собственная бездеятельность, я прекрасно понимал, что было бы чрезвычайной глупостью пускаться в путь, пока не окрепнет лодыжка.
Вопрос оставался все тем же, смогу я найти Салли и Изобель, или нет. В своей негаданной роли беженца я просто обязан был соблюдать нейтралитет. Но мне казалось, что продолжать сохранять его будет невозможно. Я не смогу оставаться в стороне вечно.
Из того, чему я был свидетелем в деятельности и внешнем облике сил отступников, мне всегда представлялось, что их понимание ситуации соответствует наиболее гуманному подходу. У общества нет никакого морального права лишать африканских иммигрантов личного достоинства и голоса. Война тем или иным способом должна завершиться миром. Африканцы теперь неизбежно останутся в Британии и будут жить здесь всегда.
С другой стороны, экстремистские действия националистов, которые изначально черпали силы в консервативной и репрессивной политике правительства Трегарта (администрацию этого политика я не любил и не доверял ей), вызывали мое одобрение на уровне инстинкта. Ведь именно афримы лишили меня абсолютно всего, чем я владел.
В конце концов я остановился на том, что решение этого вопроса зависит от того, найду ли я Изобель. Если ей и Салли не причинили вреда, мои инстинкты утихомирятся.
О последствиях этих двух альтернатив я особенно не задумывался.
Я чувствовал, что дилемма в значительной мере заключалась в моей нерешительности… если бы я мог сделать свой выбор раньше, то не оказался бы в нынешнем положении. В личностном, сугубо практическом плане я понимал, что каким бы ни оказалось наше будущее, мы не можем в нем обосноваться, пока не будет найдено решение более масштабных проблем вокруг нас.
На третий день пребывания у Джеффри я мог вставать и двигаться по дому. Я привел в порядок свою бородку, а Энид постирала и починила мне одежду. Став мобильным, я загорелся стремлением как можно скорее отправиться на поиски Изобель и Салли, но лодыжка все еще болела при ходьбе.
Я помог Чарлзу наладить освещение в саду и провел несколько часов в беседах с ним.
Меня непрестанно удивляла полная неосведомленность, которую демонстрировали и он, и его жена. Когда я заговорил о гражданской войне, он реагировал так, будто это было где-то за тысячу километров от них. Помня о предписании мужчины на баррикаде не заводить разговоров об афримах, я вел себя очень осторожно при обсуждении всего что касалось политики. Но Чарлза Джеффри все это не интересовало. Насколько он понимал, правительству приходится иметь дело с трудной проблемой, но в конце концов решение будет найдено.
В течение дня над домом пролетало несколько реактивных самолетов, а по вечерам мы слышали далекие взрывы. Ни один из нас об этом не заговаривал.
У супругов Джеффри был телевизор, передачу по которому я смотрел вместе с ними на третий день вечером. Известие о возобновлении работы телевидения очаровало меня.
Стиль представления информации был похож на принятый когда-то в Би-Би-Си, заставка станции практически не изменилась. Содержание программ было в основном американским. Довольно поздно вечером прошла короткая сводка новостей, которые касались местных тем городков южного побережья. О гражданской войне не было ни слова. Все программы шли в записи и носили развлекательный характер.
Я спросил Джеффри, откуда ведется трансляция. Они ответили, что в городке кабельное телевидение, которое входит в систему вещания города Уэртинга.
На четвертый день я почувствовал, что лодыжка достаточно окрепла и я могу ходить безболезненно. Я прекрасно отдохнул, но соблазн остаться в уютном доме приветливых Джеффри был велик. Я не мог поверить в реальную возможность подобной жизни и воспринимал ее лишь как искусственную реставрацию нормального существования в совершенно ненормальных внешних обстоятельствах. Супруги Джеффри были не в состоянии это понять и я ничего им не сказал. Я испытывал искреннюю благодарность этим пожилым людям за все, что они для меня сделали, и раз им удавалось сохранять иллюзию нормальности ситуации, у меня не было права колебать ее.
Я оставил их поздно утром, зная, что никогда не смогу в полной мере выразить значение для меня этой непродолжительной остановки на отдых не только им, но и себе. Я отправился в путь по прибрежной дороге.
Никаких затруднений на баррикаде не встретилось. Охранявшие ее мужчины были не в состоянии понять мое желание покинуть город, но раз я недвусмысленно дал им понять, что действительно хочу этого, они не стали мне препятствовать. Я сказал, что возможно к вечеру вернусь, но они предупредили меня, что снова войти в город будет значительно труднее, чем из него уйти.
Примерно три километра пути я шел по улицам предместья. Все дома были пусты, некоторые повреждены или разрушены. Гражданские лица на глаза не попадались.
Несколько раз я встречал небольшие группы афримских солдат, но меня они не окликали.
В середине дня я зашел в пустой дом, чтобы съесть сандвич с говядиной и салат, которые дала мне в дорогу миссис Джеффри. Я выпил чай и ополоснул термос, понимая, что он еще может пригодиться.
Потом я спустился на пляж и шел вдоль берега, пока не добрался до того места, где находилась дача, в которой я как-то обнаружил бензиновые бомбы-бутылки. Ничуть не сгорая от любопытства, я вошел в дом и поискал бомбы, но их уже кто-то забрал.
Я снова спустился на пляж и уселся на гальке.
Через полчаса на берегу появился молодой человек и подошел ко мне. Мы поговорили. Он сказал, что примерно в тринадцати километрах к востоку отсюда остановилась большая группа беженцев, которые обзавелись судном и планируют уплыть на нем во Францию. Я спросил, вооружена ли эта группа, и он ответил, что да.
Мы немного поговорили об афримах и юноша сказал, что здесь гарнизонный город, но очень слабо организованный. Чернокожих военных многие сотни, но они плохо управляются и недисциплинированны. Я спросил, известно ли ему что-нибудь об афримском публичном доме, и он подтвердил его существование. Он сказал, что там огромная текучесть персонала и что афримы безжалостно убивают женщин, которые не желают сотрудничать.
По его сведениям этот публичный дом находился менее чем в километре от того места, где мы сидели, и он был готов проводить меня до него, если я захочу.
Я поблагодарил, но отклонил его предложение. Некоторое время спустя он оставил меня, подробно объяснив, как разыскать группу беженцев, у которой есть судно. Я сказал, что если решу присоединиться к ней, то буду там к вечеру следующего дня.
Подождав, пока он исчезнет из вида, я двинулся в том же направлении.
Я медленно подходил к тому месту, где по сведениям юноши находился публичный дом. Пришлось идти по улицам городка. Африканцев здесь было много и никакой возможности подойти к зданию у меня не оказалось. Я пытался приблизиться к нему с разных направлений, но меня каждый раз останавливали и велели идти прочь.
Усталость все больше давала о себе знать и я вернулся на берег. Я сидел на гальке и смотрел в море. На воде было много нефтяных пятен, в нескольких местах пляж покрывала жирная черная слизь.
Тишина страшила меня. Морских птиц не было, маслянистые волны вяло накатывались на берег, не образуя пены. Был отлив. Далеко в море маячил военный корабль, но я не смог определить ни его тип, ни национальную принадлежность.
Сперва мое внимание к трупам привлек взвод афримских солдат, которые спустились к берегу метрах в четырехстах от меня, а затем вернулись в город. Я встал.
Пока я шел, ноги непрестанно скользили на толстом слое покрытой нефтью гальки. Разглядеть трупы было нелегко; я сначала не догадался, что это трупы, приняв их издалека за сгустки мазута. Все тела были черными, я насчитал их семнадцать. На них не было одежды. Кроме одного, это были трупы женщин. Черноту коже давали не естественная пигментация и не мазут; тела были раскрашены, либо вымазаны в смоле. Я шел, разглядывая их, и вскоре обнаружил Изобель и Салли.
Во мне не дрогнул ни один нерв. Немного погодя мне стало грустно. Затем грусть сменилась смешанным ощущением ужаса и ненависти.
Ночь я проспал на пляже. Утром убил молодого африканца и забрал его карабин, а к полудню уже снова колесил по сельскохозяйственным угодьям страны.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов