Да, у нее яркие голубые глаза и белокурые волосы, но глаза все в красных прожилках, а волосы неопрятными желтоватыми космами падают на скулы. Черт с ней, сказал он себе и вновь забеспокоился о Конуте. Процессия быстро поднялась по лестнице, миновала зарешеченную дверь и вошла в перегороженную двумя рядами решеток комнату.
– Вот аборигены, – объявил Эст Кир своим лишенным выражения голосом.
Оказалось, это местная тюрьма, состоящая всего из одной камеры, в которой копошилась дюжина или около того низкорослых мужчин и женщин со смуглой кожей. Детей среди них не было. «Нет детей, – подумал Мастер Карл, – но ведь они искали полное племя, чтобы сделать выборку. А здесь сплошные старики. Самые молодые выглядели, по крайней мере, лет на сто…»
– Посмотри внимательнее, – произнес размеренный голос Эста Кира, – здесь нет ни одного старше пятидесяти.
Мастер Карл вздрогнул. Опять Кир прочел его мысли! Не без зависти Мастер Карл подумал о том, как, наверно, прекрасно быть таким мудрым, таким опытным, все понимающим, чтобы угадывать мысли каждого, прежде чем они будут высказаны вслух. Это была та самая мудрость, которую, как надеялся Карл, его подчиненные когда-нибудь припишут и ему, но пока этого не произошло, и поэтому Карл испытывал легкую досаду, что Эст Кир достиг цели.
Карл раздраженно слонялся по коридору, глядя сквозь находящуюся под напряжением решетку на аборигенов. В комнату вошел одутловатый толстяк. Сначала он поклонился блондинке, потом Эсту Киру, потом слегка наклонил голову, приветствуя Мастера Карла, и презрительно обвел взглядом остальных. Прекрасный пример того, как опытный человек может с первого взгляда определить значимость каждого из группы незнакомых ему людей.
– Я ваш переводчик, – объявил он. – Если вы хотите поговорить с аборигенами, сэр, то давайте приступим. Вон тот самый маленький немного говорит по-английски.
– Спасибо, – ответил ему Мастер Карл.
Угрюмого вида коротышка, на которого указал переводчик, был одет, как и остальные дикари, в драные шорты и куртку с короткими рукавами и нелепым тесно прилегающим воротником. Одежда выглядела очень старой, не просто поношенной, а именно старой. И женщины, и мужчины были одеты одинаково. Разными были только нашивки на воротниках и нарукавные повязки. Похоже, аборигены использовали воинские знаки различия. К примеру, воротник одной из женщин украшал красный матерчатый лоскут с золотой полосой; красная краска полиняла, а позолота загрязнилась, но когда-то цвета были яркими. На золотую полосу была нашита пятиконечная звезда из желтой материи. Коротышка, о котором говорил переводчик, носил красный лоскут с большим количеством золота и тремя тусклыми позеленевшими металлическими звездочками. Другой мужчина имел лоскут без полос с тремя матерчатыми звездами.
Эта троица – двое мужчин и женщина – выступила вперед, положила ладони на колени и поклонилась. Обладатель металлических звездочек с придыханием произнес:
– Таи-и Матасура-сан. Я капитан, сэр. Эти двое из моей команды: Хейко Икури и Джото-хей Шокуто.
Мастер Карл брезгливо отступил назад. Они улыбались! Дикари выглядели не то чтобы грязными, но какими-то запущенными: болезненно-желтые лица, кожа вся в шрамах, рубцах и оспинах, к тому же от них исходил стойкий кислый запах. Карл повернулся к переводчику:
– Капитан? Это что, армейское звание? Тот ухмыльнулся.
– Теперь нет, – пояснил он. – Было когда-то раньше. Но, как видите, они сохранили свои звания. Передают их по наследству, как эти трое. Вот он, таи-и, сказал мне, что все они – часть Экспедиционного Корпуса Японских Императорских Войск, которая все еще собирается совершить высадку в Вашингтон. Таи-и – капитан, и я уверен, все остальные находятся под его началом. Хейко – это женщина; по словам капитана, что-то вроде младшего капрала. А самое низкое звание у второго парня, который просто старший рядовой.
– Я не знаю, что такое капрал и рядовой.
– Конечно. И никто не знает. Но, кажется, для них это важно.
Переводчик помедлил, улыбнулся и прохрипел:
– Они все находятся в родстве. Таи-и – отец, Хейко – мать, а Джото-хей – их ребенок. Всех зовут Матасура-сан.
– Какой ужас, – произнес Карл. – Хорошо, что мне не надо торчать около них.
– Но тебе придется, – пробубнил надменный голос у него за спиной. – Да-да. Это твоя обязанность, Карл. Ты должен руководить их медицинским обследованием.
Мастер Карл недовольно насупился, но возражать не стал. Эст Кир имел право приказывать.
Медики изучали дикарей бесстрастно и тщательно, будто это были не люди, а расчлененные трупы. «Медики есть медики», – подумал Мастер Карл с отвращением. Только они способны на такое. Мужчину и женщину раздели: взорам окружающих предстали вялая грудь, отвисшие животы. Лаборант с темно-оливковой кожей производил спектральный анализ нашивок и химического состава одежды. Карл терпел сколько мог, а потом вышел, оставив гордых своей наготой дикарей перед кучами их рванья, в то время, как его коллеги изучали их, словно подопытных животных.
Карл вышел не только потому, что дикари его не интересовали, – бесспорно, для математика их научная ценность хоть и не равна нулю, но составляет бесконечно малую величину. Карл покинул комнату скорее потому, что хотел найти Конута.
В небе висела огромная луна.
Карл направился к тому месту, где черным силуэтом на серебряной пыли вырисовывался вертолет. Пилот дремал на сиденье, и Карл с энергией и напором, которые обычно приберегал для критических статей в научных журналах, проговорил:
– Эй ты, вставай! Я не могу торчать тут всю ночь.
Пилот подчинился своему пассажиру, прежде чем сообразил, что приказ отдала не его хозяйка, молодящаяся старуха блондинка, и не ее равноправный партнер, древний Эст Кир. А может, это не имело для него никакого значения. Так или иначе, но когда Карл приказал вернуться в город, на аэродром, пилот поворчал себе под нос, но согласился. Узнать, куда делся Конут, не составляло труда. Полицейский патруль указал Карлу на придорожное кафе, оттуда кассир переслал его в туземный кафетерий, продавец видел Конута – тот съел сандвич с кофе и, пошатываясь, вышел, по-видимому, собираясь вернуться в аэропорт. Дежурный из своей будки видел, как он вошел на территорию аэропорта и долго пытался найти транспорт, чтобы догнать остальных, но безуспешно. Тогда он упрямо поковылял по ровной грузовой дороге прямо в джунгли.
Последний человек, видевший Конута, сказал, что у того, похоже, слипались глаза.
Карл призвал на помощь полицию. Он испугался.
Небольшой полицейский мотороллер подпрыгивал по дороге, освещая фарами траву по обе ее стороны. «Нет, только не это, – молил про себя Карл, – я так к нему привязался!»
Завизжали тормоза, и мотороллер плавно остановился.
Полицейский был маленький, щуплый, молодой и проворный, но Мастер Карл первым соскочил с мотороллера и первым подбежал к скорчившейся под хлебным деревом фигуре.
Впервые за несколько недель Конут полностью отдался сну, утратив контроль, без ангела-хранителя. Период беспомощности между сном и бодрствованием, который уже не раз грозил Конуту гибелью, подстерег его на обочине пустынной дороги, посреди безлюдной равнины, поросшей мягкой пахучей зеленью.
Карл осторожно поднял безвольную голову лежащего.
– Боже, – вознес Карл благодарственную молитву, – он всего лишь напился! Идите сюда. Помогите мне отнести его в постель.
…Конут проснулся с пересохшим ртом и раскалывающейся головой, но очень бодрый. За походным столиком сидел Мастер Карл, и рассеянный свет освещал его со спины.
– Проснулся? Вот и хорошо. Я приказал дежурному разбудить меня несколькими минутами раньше – на всякий случай…
– Да-да. Спасибо.
Конут попробовал пошевелить челюстью, но это была не слишком удачная идея. И все же он чувствовал себя прекрасно. Он уже очень давно не напивался, и состояние похмелья было достаточно непривычным, чтобы заинтересовать само по себе. Конут сел на край кровати. Очевидно, дежурный получил от Мастера Карла и другие указания, потому что рядом с постелью стоял оловянный кофейник и толстая керамическая чашка. Конут налил себе кофе.
Карл некоторое время наблюдал за ним, а потом снова углубился в изучение чего-то на столе. Перед ним стояла банка с какой-то зеленоватой жидкостью и традиционная стопка фотоснимков.
– Что ты можешь сказать об этом фото? – спросил он Конута. – Похоже на звезду?
– Нет.
Карл отбросил снимок в общую кучу.
– Распределение Беккереля не лучше, – загадочно прокомментировал он.
– Извини, Карл, – бодро проговорил Конут, – ты же знаешь, я не очень интересуюсь псионом…
– Конут!
– Извини. Твоими исследованиями в области паранормальной кинетики.
Карл помолчал, затем с оттенком сомнения в голосе, начисто забыв, о чем они только что беседовали с Кону-том, задумчиво произнес:
– Мне кажется, Гринлиз натолкнул меня на верный путь. Ты знаешь, я пытался манипулировать отдельными молекулами РК – при помощи фотопленки, основываясь на том, что молекулы всегда готовы перейти в другое состояние, причем для этого не нужно большого количества энергии. Да. А Гринлиз сказал мне о броуновском движении. Как в этом мыльном растворе, – он поднес банку к свету. – Видишь?
Конут поднялся и взял банку с квартой жидкости из рук Карла. На свету он смог различить, что зеленоватый цвет создавался мириадами блуждающих сияющих точек, скорее Золотых, чем зеленых.
– Броуновское движение? Я что-то припоминаю.
– Хаотическое движение молекул, – торжественно произнес Карл. – Одна молекула налетает на другую, толкает ее на третью, третья толкает четвертую. Для этого существует название в…
– В математике, конечно. Да-да. «Пьяная походка», – Конут с ясностью вспомнил определение, и это доставило ему удовольствие. В то время он был второкурсником, а факультет возглавлял старина Вейн. Лекция сопровождалась видеорядом – по экрану перемещался пьяный человечек. Он брел случайными заплетающимися шажками без определенного направления, наталкиваясь на крошечные фонарные столбы. Глядя на банку, Конут улыбнулся.
– Чего бы я хотел, так это протрезвить его. Смотри! – Карл, пыхтя, уставился на жидкость. Он являл собой образец концентрации мысли, в сравнении с которым бледнел «Мыслитель» Родена. Наконец Карл закончил свое упражнение и, отдуваясь, поинтересовался:
– Ну как?
«Кажется, он пытается заставить молекулы двигаться по прямой», – подумал Конут. А вслух дипломатично ответил:
– Не могу сказать, что мне это кажется удачной идеей.
– Знаешь, мне тоже… Ну ладно, – Мастер Карл отставил банку. – Отрицательный результат – тоже результат. Но я не собираюсь отказываться от этой темы. У меня есть еще кое-какие соображения относительно фотографий, если Гринлиз сможет мне немного помочь.
Он сел рядом с Конутом.
– А ты мне поможешь?
– Ты же видишь, что происходит. Карл серьезно кивнул.
– Я вижу, что ты еще жив. Не потому ли, что ты тоже двигаешься «пьяной походкой»?
Конут тряхнул головой. Это не означало «нет». Это означало «откуда мне знать».
– А как насчет моей идеи подыскать жену?
– Не знаю.
– Та девушка в столовой, – проницательно проговорил Карл, – может, она?
– Лусилла? О Боже, Карл, я же ничего о ней не знаю! С трудом вспомнил даже, как ее зовут. Кроме того, она, кажется, близка с Эгертом.
Карл поднялся и уставился в окно.
– Думаю, нам стоит позавтракать. Туземцы должны быть уже готовы. «Он отправлялся малиновым утром». Мадам Сант-Анна искала помощника для перевозки дикарей в Вальпараисо, – задумчиво произнес он. – Думаю, я помогу ей.
Глава 6
В это время за десять тысяч миль от Карла и Конута Лусилла вовсе не была близка с Эгертом.
– Извини, но мне нужно подумать, – говорила она. Эгерт с обиженным видом стоял рядом.
– Не слишком ли много ты просишь на раздумье? – раздраженно спросил он. – Десять недель? Неплохо. Знай, я буду рядом, чтобы спросить тебя сразу же, как только истечет срок.
И он гордо вышел из гостиной на женской половине общежития.
Лусилла вздохнула, но так как она не знала, что делать с ревностью Эгерта, то решила ничего не предпринимать. Иногда быть девушкой очень сложно.
А Лусилла была девушкой довольно привлекательной, с множеством девичьих проблем. Но дело девушки – держать свои проблемы при себе. Девушка должна выглядеть уравновешенной и милой. И свободной.
Неправда, что девушки сделаны из сахара и перца. Эти таинственные создания с подкрашенными личиками, от которых веет легким ароматом далеких цветочных полей и мускуса, сужающиеся здесь и расширяющиеся там – они, как и мужчины, животные, составляющая того же грязного потока органической материи. У них много земных проблем, неизвестных мужчинам – ежемесячные кровотечения, рождение новых клеток, благодаря которым пополняется человечество. Женское племя всегда было вершиной хитрости среди любых зверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Вот аборигены, – объявил Эст Кир своим лишенным выражения голосом.
Оказалось, это местная тюрьма, состоящая всего из одной камеры, в которой копошилась дюжина или около того низкорослых мужчин и женщин со смуглой кожей. Детей среди них не было. «Нет детей, – подумал Мастер Карл, – но ведь они искали полное племя, чтобы сделать выборку. А здесь сплошные старики. Самые молодые выглядели, по крайней мере, лет на сто…»
– Посмотри внимательнее, – произнес размеренный голос Эста Кира, – здесь нет ни одного старше пятидесяти.
Мастер Карл вздрогнул. Опять Кир прочел его мысли! Не без зависти Мастер Карл подумал о том, как, наверно, прекрасно быть таким мудрым, таким опытным, все понимающим, чтобы угадывать мысли каждого, прежде чем они будут высказаны вслух. Это была та самая мудрость, которую, как надеялся Карл, его подчиненные когда-нибудь припишут и ему, но пока этого не произошло, и поэтому Карл испытывал легкую досаду, что Эст Кир достиг цели.
Карл раздраженно слонялся по коридору, глядя сквозь находящуюся под напряжением решетку на аборигенов. В комнату вошел одутловатый толстяк. Сначала он поклонился блондинке, потом Эсту Киру, потом слегка наклонил голову, приветствуя Мастера Карла, и презрительно обвел взглядом остальных. Прекрасный пример того, как опытный человек может с первого взгляда определить значимость каждого из группы незнакомых ему людей.
– Я ваш переводчик, – объявил он. – Если вы хотите поговорить с аборигенами, сэр, то давайте приступим. Вон тот самый маленький немного говорит по-английски.
– Спасибо, – ответил ему Мастер Карл.
Угрюмого вида коротышка, на которого указал переводчик, был одет, как и остальные дикари, в драные шорты и куртку с короткими рукавами и нелепым тесно прилегающим воротником. Одежда выглядела очень старой, не просто поношенной, а именно старой. И женщины, и мужчины были одеты одинаково. Разными были только нашивки на воротниках и нарукавные повязки. Похоже, аборигены использовали воинские знаки различия. К примеру, воротник одной из женщин украшал красный матерчатый лоскут с золотой полосой; красная краска полиняла, а позолота загрязнилась, но когда-то цвета были яркими. На золотую полосу была нашита пятиконечная звезда из желтой материи. Коротышка, о котором говорил переводчик, носил красный лоскут с большим количеством золота и тремя тусклыми позеленевшими металлическими звездочками. Другой мужчина имел лоскут без полос с тремя матерчатыми звездами.
Эта троица – двое мужчин и женщина – выступила вперед, положила ладони на колени и поклонилась. Обладатель металлических звездочек с придыханием произнес:
– Таи-и Матасура-сан. Я капитан, сэр. Эти двое из моей команды: Хейко Икури и Джото-хей Шокуто.
Мастер Карл брезгливо отступил назад. Они улыбались! Дикари выглядели не то чтобы грязными, но какими-то запущенными: болезненно-желтые лица, кожа вся в шрамах, рубцах и оспинах, к тому же от них исходил стойкий кислый запах. Карл повернулся к переводчику:
– Капитан? Это что, армейское звание? Тот ухмыльнулся.
– Теперь нет, – пояснил он. – Было когда-то раньше. Но, как видите, они сохранили свои звания. Передают их по наследству, как эти трое. Вот он, таи-и, сказал мне, что все они – часть Экспедиционного Корпуса Японских Императорских Войск, которая все еще собирается совершить высадку в Вашингтон. Таи-и – капитан, и я уверен, все остальные находятся под его началом. Хейко – это женщина; по словам капитана, что-то вроде младшего капрала. А самое низкое звание у второго парня, который просто старший рядовой.
– Я не знаю, что такое капрал и рядовой.
– Конечно. И никто не знает. Но, кажется, для них это важно.
Переводчик помедлил, улыбнулся и прохрипел:
– Они все находятся в родстве. Таи-и – отец, Хейко – мать, а Джото-хей – их ребенок. Всех зовут Матасура-сан.
– Какой ужас, – произнес Карл. – Хорошо, что мне не надо торчать около них.
– Но тебе придется, – пробубнил надменный голос у него за спиной. – Да-да. Это твоя обязанность, Карл. Ты должен руководить их медицинским обследованием.
Мастер Карл недовольно насупился, но возражать не стал. Эст Кир имел право приказывать.
Медики изучали дикарей бесстрастно и тщательно, будто это были не люди, а расчлененные трупы. «Медики есть медики», – подумал Мастер Карл с отвращением. Только они способны на такое. Мужчину и женщину раздели: взорам окружающих предстали вялая грудь, отвисшие животы. Лаборант с темно-оливковой кожей производил спектральный анализ нашивок и химического состава одежды. Карл терпел сколько мог, а потом вышел, оставив гордых своей наготой дикарей перед кучами их рванья, в то время, как его коллеги изучали их, словно подопытных животных.
Карл вышел не только потому, что дикари его не интересовали, – бесспорно, для математика их научная ценность хоть и не равна нулю, но составляет бесконечно малую величину. Карл покинул комнату скорее потому, что хотел найти Конута.
В небе висела огромная луна.
Карл направился к тому месту, где черным силуэтом на серебряной пыли вырисовывался вертолет. Пилот дремал на сиденье, и Карл с энергией и напором, которые обычно приберегал для критических статей в научных журналах, проговорил:
– Эй ты, вставай! Я не могу торчать тут всю ночь.
Пилот подчинился своему пассажиру, прежде чем сообразил, что приказ отдала не его хозяйка, молодящаяся старуха блондинка, и не ее равноправный партнер, древний Эст Кир. А может, это не имело для него никакого значения. Так или иначе, но когда Карл приказал вернуться в город, на аэродром, пилот поворчал себе под нос, но согласился. Узнать, куда делся Конут, не составляло труда. Полицейский патруль указал Карлу на придорожное кафе, оттуда кассир переслал его в туземный кафетерий, продавец видел Конута – тот съел сандвич с кофе и, пошатываясь, вышел, по-видимому, собираясь вернуться в аэропорт. Дежурный из своей будки видел, как он вошел на территорию аэропорта и долго пытался найти транспорт, чтобы догнать остальных, но безуспешно. Тогда он упрямо поковылял по ровной грузовой дороге прямо в джунгли.
Последний человек, видевший Конута, сказал, что у того, похоже, слипались глаза.
Карл призвал на помощь полицию. Он испугался.
Небольшой полицейский мотороллер подпрыгивал по дороге, освещая фарами траву по обе ее стороны. «Нет, только не это, – молил про себя Карл, – я так к нему привязался!»
Завизжали тормоза, и мотороллер плавно остановился.
Полицейский был маленький, щуплый, молодой и проворный, но Мастер Карл первым соскочил с мотороллера и первым подбежал к скорчившейся под хлебным деревом фигуре.
Впервые за несколько недель Конут полностью отдался сну, утратив контроль, без ангела-хранителя. Период беспомощности между сном и бодрствованием, который уже не раз грозил Конуту гибелью, подстерег его на обочине пустынной дороги, посреди безлюдной равнины, поросшей мягкой пахучей зеленью.
Карл осторожно поднял безвольную голову лежащего.
– Боже, – вознес Карл благодарственную молитву, – он всего лишь напился! Идите сюда. Помогите мне отнести его в постель.
…Конут проснулся с пересохшим ртом и раскалывающейся головой, но очень бодрый. За походным столиком сидел Мастер Карл, и рассеянный свет освещал его со спины.
– Проснулся? Вот и хорошо. Я приказал дежурному разбудить меня несколькими минутами раньше – на всякий случай…
– Да-да. Спасибо.
Конут попробовал пошевелить челюстью, но это была не слишком удачная идея. И все же он чувствовал себя прекрасно. Он уже очень давно не напивался, и состояние похмелья было достаточно непривычным, чтобы заинтересовать само по себе. Конут сел на край кровати. Очевидно, дежурный получил от Мастера Карла и другие указания, потому что рядом с постелью стоял оловянный кофейник и толстая керамическая чашка. Конут налил себе кофе.
Карл некоторое время наблюдал за ним, а потом снова углубился в изучение чего-то на столе. Перед ним стояла банка с какой-то зеленоватой жидкостью и традиционная стопка фотоснимков.
– Что ты можешь сказать об этом фото? – спросил он Конута. – Похоже на звезду?
– Нет.
Карл отбросил снимок в общую кучу.
– Распределение Беккереля не лучше, – загадочно прокомментировал он.
– Извини, Карл, – бодро проговорил Конут, – ты же знаешь, я не очень интересуюсь псионом…
– Конут!
– Извини. Твоими исследованиями в области паранормальной кинетики.
Карл помолчал, затем с оттенком сомнения в голосе, начисто забыв, о чем они только что беседовали с Кону-том, задумчиво произнес:
– Мне кажется, Гринлиз натолкнул меня на верный путь. Ты знаешь, я пытался манипулировать отдельными молекулами РК – при помощи фотопленки, основываясь на том, что молекулы всегда готовы перейти в другое состояние, причем для этого не нужно большого количества энергии. Да. А Гринлиз сказал мне о броуновском движении. Как в этом мыльном растворе, – он поднес банку к свету. – Видишь?
Конут поднялся и взял банку с квартой жидкости из рук Карла. На свету он смог различить, что зеленоватый цвет создавался мириадами блуждающих сияющих точек, скорее Золотых, чем зеленых.
– Броуновское движение? Я что-то припоминаю.
– Хаотическое движение молекул, – торжественно произнес Карл. – Одна молекула налетает на другую, толкает ее на третью, третья толкает четвертую. Для этого существует название в…
– В математике, конечно. Да-да. «Пьяная походка», – Конут с ясностью вспомнил определение, и это доставило ему удовольствие. В то время он был второкурсником, а факультет возглавлял старина Вейн. Лекция сопровождалась видеорядом – по экрану перемещался пьяный человечек. Он брел случайными заплетающимися шажками без определенного направления, наталкиваясь на крошечные фонарные столбы. Глядя на банку, Конут улыбнулся.
– Чего бы я хотел, так это протрезвить его. Смотри! – Карл, пыхтя, уставился на жидкость. Он являл собой образец концентрации мысли, в сравнении с которым бледнел «Мыслитель» Родена. Наконец Карл закончил свое упражнение и, отдуваясь, поинтересовался:
– Ну как?
«Кажется, он пытается заставить молекулы двигаться по прямой», – подумал Конут. А вслух дипломатично ответил:
– Не могу сказать, что мне это кажется удачной идеей.
– Знаешь, мне тоже… Ну ладно, – Мастер Карл отставил банку. – Отрицательный результат – тоже результат. Но я не собираюсь отказываться от этой темы. У меня есть еще кое-какие соображения относительно фотографий, если Гринлиз сможет мне немного помочь.
Он сел рядом с Конутом.
– А ты мне поможешь?
– Ты же видишь, что происходит. Карл серьезно кивнул.
– Я вижу, что ты еще жив. Не потому ли, что ты тоже двигаешься «пьяной походкой»?
Конут тряхнул головой. Это не означало «нет». Это означало «откуда мне знать».
– А как насчет моей идеи подыскать жену?
– Не знаю.
– Та девушка в столовой, – проницательно проговорил Карл, – может, она?
– Лусилла? О Боже, Карл, я же ничего о ней не знаю! С трудом вспомнил даже, как ее зовут. Кроме того, она, кажется, близка с Эгертом.
Карл поднялся и уставился в окно.
– Думаю, нам стоит позавтракать. Туземцы должны быть уже готовы. «Он отправлялся малиновым утром». Мадам Сант-Анна искала помощника для перевозки дикарей в Вальпараисо, – задумчиво произнес он. – Думаю, я помогу ей.
Глава 6
В это время за десять тысяч миль от Карла и Конута Лусилла вовсе не была близка с Эгертом.
– Извини, но мне нужно подумать, – говорила она. Эгерт с обиженным видом стоял рядом.
– Не слишком ли много ты просишь на раздумье? – раздраженно спросил он. – Десять недель? Неплохо. Знай, я буду рядом, чтобы спросить тебя сразу же, как только истечет срок.
И он гордо вышел из гостиной на женской половине общежития.
Лусилла вздохнула, но так как она не знала, что делать с ревностью Эгерта, то решила ничего не предпринимать. Иногда быть девушкой очень сложно.
А Лусилла была девушкой довольно привлекательной, с множеством девичьих проблем. Но дело девушки – держать свои проблемы при себе. Девушка должна выглядеть уравновешенной и милой. И свободной.
Неправда, что девушки сделаны из сахара и перца. Эти таинственные создания с подкрашенными личиками, от которых веет легким ароматом далеких цветочных полей и мускуса, сужающиеся здесь и расширяющиеся там – они, как и мужчины, животные, составляющая того же грязного потока органической материи. У них много земных проблем, неизвестных мужчинам – ежемесячные кровотечения, рождение новых клеток, благодаря которым пополняется человечество. Женское племя всегда было вершиной хитрости среди любых зверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20