Конана он продавать не станет, не посмеет связываться с
грозой Пустыньки. Даже бывшим. То, что он не вернется в
воровской квартал, варвар был почти уверен. План Ловкача
действовал даже лучше, чем можно было ожидать. Взять хотя
бы проделку с каменными идолами: она помогла не только
получить у жителей Усмераса желаемое, но и выгодно продать
оставшуюся новехонькую материю встречному купцу - хватило и
на одежду, и на добрую саблю, и в кошельке еще осталось.
Так что варвар не стал упрекать приятеля, когда тот вернул
мудрейшему Куббесу его халат, тюрбан, посох и туфли.
Старикашка чуть не помер от изумления! Благословил
замухрышку Ши и объявил его своим учеником. Даже свиток ему
оставил, сказав, что отправляется в Аренджун, где у него
этих свитков навалом, и будет ждать там Шелама. "Воистину,
сын мой, под рубищем твоим скрывается душа чистая и
благородная..." Умора!
Когда за окнами совсем стемнело, Конан направился на
постоялый двор Флатуна, прихватив несколько безденежных
собутыльников, которые, воспользовавшись хорошим настроением
варвара, не прочь были угоститься за его счет.
Постоялый двор и духан при нем назывались "Верблюжий
горб". Очевидно, хозяин хотел подчеркнуть свое основное
богатства, меланхолично жевавшее губастыми ртами в карале за
домом. Стояли там вьючные желто-пегие силачи, беговые
красавцы с длинными сухими ногами, одногорбые дромадеры и
даже волоокая белая верблюдица, которая одна стоила больше,
чем весь постоялый двор и флатуновы сундуки с золотом, до
которых Конан почти было добрался, да мастафы помешали.
Откуда брались верблюды - одному Митре известно. Флатун
утверждал, что покупает их в Хауране, но многие подозревали
за ним нечистое: приводили животных по-одному, по-двое
какие-то подозрительные личности увешанные оружием, да и
клейма им явно сводили, прежде ем новый хозяин свое
ставил. Как бы то ни было, пользуясь купленной щедрыми
подарками дружбой со светлейшим Эдартом, Флатун продавал
верблюдов с выгодой для себя, а белую красавицу, по слухам,
собирался даже отправить в Вендию.
Киммериец толкнул скрипучую дверь, и вся компания
гурьбой ввалилась в духан. Здесь было шумно и душно, вдоль
стен стояли низкие топчаны, на которых возлежали гости,
булькая посапывая кальянами. Возле иных на коленях стояли
невольниц, обмахивая своих хозяев опахалами из птичьих
перьев или пальмовых листьев. Те, кто еще не удалился на
покой, сидели за низкими столами, вкушали фрукты и
сладости, запивая винами из серебряных и медных сосудов.
Блестели драгоценные камни в перстне, во множестве
унизывающих жирные пальцы, слышался разноязыкий говор,
рыканье, утробное урчание в толстых животах и иные звуки,
сопровождающие обычно трапезу людей, привыкших набивать
свои чрева до самого горла. "Чтобы последний кусок изо рта
торчал", как любил выражаться Ши Шелам.
Сам Ловкач, кажется, уже достиг этого вожделенного
состояния. Животик его под дорогим халатом круглился,
глазки масляно блестели, а вся острая мордочка была измазана
розовой мякотью какого-то плода. Развалясь на мягком диване,
Ши ковырял в зубах костяной палочкой, прихлебывая вино из
тонкостенного кубка и небрежно метал на стол кости. Рядом
восседали вдрызг пьяные стражники и еще несколько человек,
наблюдавших за игрой.
- И опять себе, - заплетающимся языком объявил
круглолицый игрок и сгреб кучку монет. - То есть, говорю,
снова меня... вала Белу.
- Ты жадный и противный, - капризно сказал его
сотоварищ.
- А ты Хабиш, в голове твоей кишмиш, - объявил
круглолицый и захохотал.
Хабиш замахнулся на него чашей, но тут же уронил ее и
сразу же задремал.
- Почтенные, почтенные, - примирительно пискнул Ши, - не
будем ссорится! Ибо сказано в "Заветах": "Люби ближнего
своего, пока он тебя любит..." Если я не путаю. Ты, Басрам,
и вы, Хамза и Хабиш, любите дуг друга, и да наполнятся
сердца ваши миром и благолепием...
- Пусть наполнятся, - согласился Басрам, - а сначала
пусть наполнятся наши кубки, у меня во рту словно Нергал
нагадил.
- Не поминай этого имени, о чресла приватной сажи, -
откликнулся Ловкач. - То есть, я хочу сказать... мнэ-э-э...
честность привратной саржи. Нет, стражи... Ибо речено:
"Явится из бездны зверь стоглазый, девятиголовый,
шестирукий..." Дальше не помню, но поминать его поему-то не
надо.
- Не буду, - согласился круглолицы, - давай выпьем за
светлейшего Эдарта!
- За всех светлейших Эдартов, а также Руперов, -
поддержал Ши. - Знавал я одного Руперта из Немедии, ох и
шельмец был, подметки на ходу резал...
Поняв, что его приятель окончательно захмелел и может
испортить все дело, киммериец решительно направился к его
столу, локтем отодвинул безучастного Хабиша и уселся рядом с
Ловкачом. Безденежные приятели уместились среди зрителей и
принялись жадно поедать остатки пиршества.
Ши уронил правое веко, а левым мутным глазом уставился
на варвара.
- А, Ко... - начал было он, однако, получив под ребро,
охнул и заткнулся.
- Хочу сыграть с тобой, купец, - сказал Конан. - Ставлю
сто золотых.
- А у него нету, - встрял Басрам, - он все продул.
- Желаю играть! - Варвар треснул по столу кулаком. -
Пусть товар ставит. Или товара тоже нет?
- Товар есть, - сказал Ловкач и уронил левое веко.
- Ты ведь не хочешь, чтобы его украли?! - гаркнул Конан.
Ши распахнул глазки и завращал зрачками.
- Украли, - захихикал, - украли! Да кому нужно это го...
Он снова охнул и принялся хватать ртом воздух.
- Купец говорит, что желает надежно спрятать свой ценный
груз на ночь, - объявил Конан.
- Разве он что-нибудь говорит? - удивился Басрам.
- Ничего не кишмиш, - пробормотал Хабиш, просыпаясь.
- Кишмиш спрятать? - спросил туговатый на ухо Хамза.
- Я тебе сейчас спрячу! - вызверился вдруг Басрам. - Ты
зачем мой золотой в туфлю сунул?!
Они сцепились и принялись кататься по ковру, награждая
друг друга тумаками. На шум прибежал сам хозяин в
сопровождении слуг, вооруженных дубинками. Ухватив пьяных
стражников под микитки, слуги поволокли их на двор. Хамза,
мстительно улыбаясь, отправился следом, чтобы поглядеть,
как о спину Басрама обломают палки. "Кишмиш, - бормотал он,
удаляясь, - из тебя самого сейчас кишмиш сделают..."
Флатун, дородный мужчина с завитой бородой, подождал,
пока шум утихнет, после чего вежливо осведомился, не
помешали ли драчуны почтенным гостям.
- Бывает хуже, - отвечал Конан, в упор разглядывая
человека, чье золото чуть было не перекочевало в его мешок
позапрошлой ночью. - А что, хозяин, не выпьешь ли ты с нами
за процветание славного Шадизара?
Флатун ответствовал, что вина вообще-то не пьет, но за
процветание чарку пригубит. Присел за стол, сделал глоток,
вытер губы тончайшим платком и аккуратно отправил в рот
маленький кусочек лукума. После чего внимательно глянул на
киммерийца.
- Лицо не твое вроде бы знакомо, почтенный, - сказал он,
поглаживая бороду, - не припомню только, где я тебя видел...
- Мир велик, - сказал варвар, проклиная мысленно
Ловкача за то, что тот налился до ушей в самый неподходящий
момент, - может где и встречались.
Ши Шелам вдруг осмысленно глянул перед собой, заметил
Флатуна и заговорил почти трезво:
- О почтенный хозяин, да сделает Митра так, чтобы борода
твоя как можно дольше оставалась густой и черной, а жены
твои имели достаточно молока, дабы вскармливать чад твоих,
а в хозяйстве твоем царил порядок и прибыток прибывал...
мн-э-э... не иссякал, богатство же умножалось...
Он замолчал, вспоминая, что же, собственно, хотел
сказать, затеяв эту длинную речь. Флатун взирал на него
удивленно и несколько даже испугано.
- О товаре своем печется купец, - пояснил Конан, -
товар у него ценный, боится, как бы ни украл кто.
- Да-да, - облегченно закивал головой Ши Шелам, -
знатный товарец, дорогой. Тревожусь я...
Флатун обиженно засопел и объявил, что тревожится нечего,
"Верблюжий горб" - самый надежный постоялый двор в городе, а
может быть и во всей Заморе и не было еще такого, чтобы
товар из ограды умыкнули. А если гости думают, что в
Шадизаре только и делают, что воруют, то эти слухи
распускают злые языки, светлейший Эдарт давно навел
порядок...
- Хвала Митре, - воскликнул Ловкач, - выпьем за
светлейшего Эдарта! До дна!
Хозяин не мог отказаться от подобного тоста и с гулким
бульканьем влил в себя всю чарку. Непослушными пальцами
подхватил из вазы персик, надкусил смачно, забрызгав
окружающих соком.
Потом пили за чад и домочадцев главы городской стражи,
за родителей его и родителей его родителей, за мудрость
его и безжалостность к врагам, за палачей его и победу
верблюдов его на предстоящих бегах.
- Люблю я светлейшего, - еле ворочая языком, вещал
Флатун, брезгливо отодвигая подвернувшуюся чашу с шербетом
и таща через стол солидных объемов кувшин аренджунского, -
Митрой клянусь, так люблю, что подарю белую верблюдицу...
Ловкач и Конан шумно одобрили это решение, а варвар тут
же потребовал раки, чтобы отметить столь неслыханную
щедрость.
- Раку пьет голытьба и разбойники, - скривился хозяин
"Верблюжьего горба", - но у меня есть шемское вино из
пальмовых листьев, напиток столь же крепкий, сколь и
приятный.
Напиток принесли, и все, включая безденежных приятелей
Конана, принялись угощаться, закусывая фруктами, халвой,
нугой, пахвалой, лаклаком и кус-кусом. Киммериец щедро
расплачивался, нисколько не сожалея об убывающей тяжести
кошеля и не обращая внимания на то, что вокруг стола сидело
гораздо больше народа, чем в начале пирушки: многие
посетители присоединились к празднеству и под шумок уплетали
яства и наливались винами, восторженными криками
поддерживала каждый новый тост.
Кто-то предложил выпить за наместника Шадизара Хеир-Агу,
и все пошло по второму кругу: сиятельного вельможи тоже
были жены, чада, родители, палачи и верблюды. Многие гости
оставили свои кальяны, вновь наполнили чарки и
присоединились к здравницам.
Флатун и Шелам уже обменялись подарками в знак вечной
дружбы: Ши надел на шею хозяина серебряный медальон в виде
серебряного полумесяца, а тот вручил прохвосту массивное
платиновое кольцо с тремя изумрудами. Кольцо было слишком
велико, и Ловкачу пришлось просунуть в него сразу три
пальца.
Теперь они сидели, упершись лбами, и мирно беседовали,
причем Ловкач ласково выбирал из бороды Флатуна сладкие
крошки и отправлял себе в рот.
- Скажи купец, - домогался Флатун, - что за товар у
тебя?
- Тайна сия велика есть, - важничал Ши, - и покрыта она
темным мраком... Но тебе друг, скажу.
- Скажи, друг.
- Это, друг, зола.
- Зола, друг?
- Зола. Прах, пепел. Т-с-с!
- Значит, это ты уплатил сегодня стражникам большие
деньги за въезд в город?
- Я.
- А зачем тебе прах друг, что в нем проку?
Конан, прислушивающийся к разговору, хмыкнул. Вот-вот,
жители Усмераса тоже недоумевали, зачем молодому
купцу-северянину понадобилась зола с пепелища. И, конечно,
не поверили, когда он объявил, что это отличный товар,
который можно продать на рынке в Шадизаре. Не поверили, но
позволили, нарушая обычай, опустошить пожарище, ибо получили
взамен целую штуку аренджунской парчи!
- Да ведь это отличный товар, который с выгодой можно
продать на шадизарском рынке! - услышал киммериец слова
Ловкача. - Воистину, завтра я стану богат, и мы устроим в
твоем духане, друг, еще не такое празднество. Только вот
зольцу-то мою следовало бы рассыпать на ночь по рогожам.
Чтоб не слежалась. Прикажи слугам сделать это в таком месте,
где не дует ветер.
- В карале можно, - промычал Флатун, рот которого был
занят виноградными ягодами, - тихо там, и собаки охраняют.
- А верблюды? - спросил Ловкач невинно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9