Он полагал, что она, будучи обвиненной, сошлется на свой «долг». Что всякая жизнь, в том числе и ее собственная, принадлежит Олироуну, что этого ждут от нее. Странное чувство, которое он испытал, когда Лом признал его права, помогло ему отчасти понять ее. Она воспитана в вере, что истинный правитель – слуга своей земли, ее защитник до самой смерти. Она признает всякую жертву достойной блага Олироуна, и никто не признает при этом ее личных чувств и желаний. Да, он понимает ее, но это не та Текла, которая сохранилась в его глупых воспоминаниях.
Он низко поклонился высохшей старой женщине на троне, менее глубоко – герцогине. Текла была бледна, лицо напряженное. Рамсей бросил взгляд на ее руки, они не лежали спокойно на коленях, пальцы плотно сжаты, она как будто с трудом сохраняла самообладание.
– Ваше царственное великолепие, – обратился он к императрице.
Она не стала тратить времени.
– Мы с тобой договорились, незнакомец.
– Вы договорились, – поправил он ее. – Но предложенное мне оказалось вовсе не таким, как было обещано.
Текла развела руки.
– О чем ты говоришь? – спросила она.
Рамсей неторопливо повернул голову, посмотрел ей прямо в глаза. Удивительно, какое искреннее выражение недоумения! Он слышал, что королевские особы никогда не бывают сами собой, что их жизнь – постоянное представление, и потому они с рождения актеры, но все же ее вопрос его удивил.
– Пусть не будет между нами тайн, хотя бы относительно прошлого, – ответил Рамсей. – Миледи герцогиня, ты тщательно подготовила маскировку твоего родственника кровника. Потом вернула меня в Лом – должен признаться, что первоначальное спасение все же кажется мне несколько странным. Неужели ты действовала обдуманно? В Ломе я, конечно, обнаружил, что не могу вернуться назад, в свой мир.
– Тогда… – он снова повернулся к императрице, – мы видим очень своевременное вмешательство преподобного. – Рамсей кивком указал на Оситеса. – Как ни странно, учитывая ваши интересы, он не позволил Мелколфу уничтожить меня. Я все думаю, зачем было предпринимать другую, гораздо более сложную попытку. Должна быть для этого причина, но не думаю, чтобы кто-нибудь из вас оказал мне любезность и объяснил ее.
– Во всяком случае вы были очень откровенны со мной – относительно опасности, какую представляет мое лицо, – Рамсей коснулся своего подбородка, – в Ломе. Верховный советник может узнать, и это навлечет на голову невинного чужестранца, завлеченного во дворец, новые беды. Поэтому меня отправили на тщательно подготовленную встречу с человеком, который, как мне позже рассказали, является самым высокооплачиваемым и эффективным наемным убийцей в Уладе.
– К вашему несчастью, я тоже обладаю некоторым мастерством, не знакомым вашему миру, и потому спасся из этой аккуратной западни. Я выжил и потому стал неожиданным фактором…
– Ты веришь в это, на самом деле веришь? – Вопрос задала не императрица, а Текла. Она больше не сжимала руки, пальцы ее двигались по поверхности богатой ткани. Глядя на них, Рамсей на мгновение вспомнил другие пальцы, может, более тонкие, но не лучшей формы, они играли пятью картами с символами.
– Верю, – твердо ответил он.
Руки ее застыли, она непонимающе смотрела на него. Он обнаружил, что не может в ответ посмотреть на нее. Но ведь в конце концов в этом обществе она наименьший из его врагов. А самый главный – высохшая кукла на троне, если не Оситес.
Шаман издал звук, но императрица повелительно подняла руку.
– Оставь, преподобный. У нас нет времени на распутывание старой путаницы. Перед нами новая. Итак, ты отправился к Очаллу, и теперь ты император Лома – на словах… – Глаза ее яростно сверкали. – Ты считаешь себя лучшим для такого выбора?
Рамсей пожал плечами.
– Может, и нет, но я жив…
– Того, кто поддался Очаллу, нельзя считать живым, – нападала она.
– Разве я ему поддался? – возразил Рамсей.
Он видел, что эти трое – стоящий у стены мрачный Бертал не в счет – внимательно смотрят на него. Рамсей украдкой оглянулся. Разве они не понимают, что, когда пытаются манипулировать событиями в будущем, мало чем отличаются от верховного советника, пытающегося управлять одним человеком?
– Если ты пока еще не его орудие, – сказала наконец императрица, – тебе этого не избежать. – Но в голосе ее звучала тревога. Взгляд ее переместился с Рамсея на Оситеса, словно задавая какой-то немой вопрос.
– Мне сказали, – осторожно заметил Рамсей, пытаясь уловить реакцию троих, – что в этой игре я выступаю как рыцарь снов.
Звук втянутого воздуха… Текла прижала руки ко рту; глаза ее испуганно распахнулись. Но заговорил Оситес.
– И кто тебе сказал это?
– Некая Эдайс, – коротко ответил Рамсей и продолжил, видя, как подействовали на них его слова: – Страх и Судьба, Страх и Королева Надежды. Означает ли это что-то для тебя, Просвещенный?
Оситес медленно кивнул. Однако когда заговорил, то обратился к императрице, а не ответил на вопрос Рамсея.
– Ваше царственное великолепие, в этом ответ. В этом…
Она прервала его.
– Я не понимаю ваших тайн, преподобный. Я знаю только, что в этот час этот… этот Каскар, который не Каскар, правит Уладом. И у его правой руки стоит темный, который всех нас приведет к падению! Что ж, мы играли с судьбой, и вот наша награда. Но пока я жива… – теперь ее яростные слова были обращены к Рамсею… – я буду защищать то, что сделал мой супруг! И обещаю тебе: я не легкий противник!
С поднятым подбородком, с яростно сверкающими глазами, как у хищной птицы, она бросала ему вызов, гораздо более достойный и целеустремленный, чем картинный бросок меча Бертала.
– Вы не знаете Очалла. – Пусть она враг, подумал Рамсей, но нельзя оставлять ее в неведении о планах верховного советника. – Он уже договорился с торговцами с севера и вот что он при этом получил: слушайте и поверьте мне. – Он кратко описал битву на хребте, не упустив ни одной ужасной подробности, чтобы показать, что может ожидать Лом.
– В Яснаби! – воскликнула Текла. Теперь она закрыла руками лицо и задрожала, как будто своими глазами увидела сцену бойни. – В Олироуне!
– Чудовищно! – Плечи императрицы слегка обвисли. Казалось, за несколько мгновений она еще больше постарела. – И однако ты союзник этого человека! Почему ты тогда открыл нам его действия? Хочешь использовать страх как оружие, чтобы заставить нас побыстрее сдаться?
– Я рассказал только то, что видел… чувствовал… – Рамсей поднес руку к щеке, на которой обжигающее пламя оставило не рубец, а воспоминание. – Если бы моим намерением было вторгнуться в Лом, я бы дал Очаллу нужные ему пять дней…
– Чего ты хочешь от нас? – воскликнула Текла.
– Чего всегда хотел – вернуться к себе.
– Но мы… Мелколф не может дать тебе это! – Текла раскраснелась, спина ее выпрямилась, она смотрела на него как на угрозу, которую не должна признавать открыто.
– Да, – согласился Рамсей. – Поэтому – перед нами проблема. Я теперь Каскар и не могу вернуться. А кто такой Каскар?
– Ты играешь словами! – Императрица открыто проявила гнев. – Девушка права – чего ты хочешь от нас?
– Еще не знаю – пока, – ответил Рамсей. – Но предупреждаю: больше я в ваши игры не играю. И в игры Очалла тоже, – добавил он, поколебавшись секунду. – Он обладает непонятной мне властью, вам лучше в это поверить. Он намерен захватить власть в Уладе – любым путем, это вы тоже знаете…
– Ты явился сюда с ним… – начала императрица.
– Я взял его с собой, потому что так легче за ним следить. Оставь я его в Видине… Вы хотели бы, чтобы на вас обрушились туман и пламя?
Впервые в разговор вмешался Оситес.
– Рыцарь слов… – медленно сказал он. – И что тебе снилось?
– Ничего – пока.
– Эдайс… – Произнеся это имя, Текла помолчала и продолжила с большей уверенностью: – Она великий чтец…
– Не успокаивайся этим! – выпалила императрица. Она бросила на шамана враждебный взгляд. – Мне кажется, преподобный, что дело Улада не нашло в тебе истинного сторонника. Похоже, мы были слепы. Нами управляли, как Очалл управлял Каскаром, и привели к этой ситуации по какому-то решению Просвещенных, которое не принесет нам ничего хорошего! Слепы! Слепы! – Она рукой прикрыла глаза. – Я стара, слепа и бесполезна! И Улад погибнет, потому что я не справилась.
– Нет! – Текла схватила другую руку императрицы. – Не думай так! – Она посмотрела на Оситеса. – Преподобный, скажи, что это неправда. Вы… все вы… не можете быть такими жестокими!
– Улад не погибнет. – Шаман произнес эти три слова медленно, словно не утверждение, а обещание.
– Еще одно предсказание? – Бертал отошел от стены, губы его кривились в усмешке. – Прекрасно. Пусть этот… этот чужестранец ответит мне лезвием на лезвие, и тогда у нас будет уверенность! – Ненависть его была горяча, как и хвастовство.
– Предсказание… – Оситес говорил размеренно… – указывает только на вероятный исход, который может быть изменен выбором тех, кто с ним связан. Вы все это знаете. – Он помолчал, словно выбирал путь через какой-то мысленный лабиринт. – Но есть общий план – и он заходит далеко. Улад – необходимая часть этого чертежа, первое устойчивое правительство появилось в этой стране после Великой Катастрофы. Этот Улад служит фундаментом, на котором здание будет построено заново. Нет, Улад – благодаря нашим действиям и вопреки нашим действиям – не погибнет. Но наши индивидуальные судьбы это не решает…
Императрица смотрела на него, одну ее руку держала Текла, другая вяло лежала на коленях, как будто недавняя вспышка истощила запас ее сил и воли, казавшийся неисчерпаемым.
– Если Улад будет в безопасности, – негромко сказала она, – моя собственная судьба мне безразлична.
– А мне нет! – Бертал сделал шаг в направлении Рамсея. – Здесь будет править подлинная кровь! Улад – это Дом Джостерна! Мы создали эту землю в прошлом, мы ее и удержим! А ты… – он плюнул в сторону Рамсея, – ты не наш. Будешь жить как император – вскоре умрешь…
Рамсей неожиданно рассмеялся.
– Второй раз, принц?
Бертал кивнул, словно признавая правду.
– Да.
– Довольно! – Голос императрицы прозвучал по-старому властно. – Не будем поддевать друг друга. Нам нужно прийти к какому-то согласию. Ты провозгласил себя императором, – сказала она Рамсею. – Ты продолжаешь утверждать это?
– Ты признаешь меня? – удивленно спросил Рамсей.
– Я признаю все… абсолютно все… что способно сохранить эту землю. Ты говоришь, что Очалл не твой хозяин. Если это окажется правдой, тогда…
– Нет! – перебил ее Бертал. – Он не наследник, он ничто, человек, который должен быть мертв! Позволить ему жениться на Текле, сесть на трон? Ты стара! Ты выжила из ума!
Текла вскочила и встала между императрицей и Берталом, который снова как будто потерял самообладание, как на Месте Флагов.
– Молчи! – Как и у императрицы, голос ее звучал властно. – Главой Дома Джостерна остается ее царственное великолепие…
– Мне не нужна твоя защита, моя дорогая, – сказала императрица. – И я не выжила из ума. Прежде всего Улад. Мы не допустим, чтобы из-за спора за наследие страна снова погрузилась в войну, чтобы сын воевал с отцом, брат с братом. Если Каскар докажет, что он не игрушка Очалла…
Теперь ее прервал Рамсей.
– Ваше царственное великолепие, – он воспользовался ее титулом, – я не игрушка – ни мужчины, ни женщины. И мои решения приняты мной без принуждения. Но так как я участвую в вашей игре невольно и пока не очень многое знаю, я воздерживаюсь от принятия решения.
Он поклонился ей и Текле, не обращая внимания на шамана и Бертала, который преградил было ему выход, но, посмотрев в глаза Рамсею, передумал. И вот, оставив их размышлять над его декларацией независимости, Рамсей вышел из помещения.
Он не знал, где во дворце могут находиться покои Каскара. Но от унизительных поисков его спасли ждавшие снаружи Джасмун и двое видинских стражников. Рамсей подумал, что они решили охранять своего признанного предводителя. Под их охраной он прошел в богато меблированную комнату, похожую на ту, в которой произнес, запинаясь, первые слова в этой жизни.
Он вежливо отпустил своих верных людей, желая остаться в одиночестве. Где сейчас Очалл и что делает верховный советник? Если бы только у него, Рамсея, был человек, которому он мог бы доверять! Императрица почти пообещала поддержать Каскара… можно ли полагаться на это обещание? Вряд ли. Он должен извлечь урок из предыдущего предательства. И быть императором… Он никогда не собирался им стать.
На столе Рамсей обнаружил поднос. На нем запечатанная хрустальная бутылка с тонким горлышком, такой же кубок и тарелка с печеньем. Рамсей опустился на груду подушек, которые здесь служат стульями, и с аппетитом принялся есть, неожиданно поняв, что не ел уже очень давно. Конечно, он предпочел бы более питательную пищу, но ему хотелось подумать, и потому он не стал звать слуг.
Проглотив печенье, он с большей осторожностью прихлебывал напиток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30