Не всегда, исполнив свой долг, можно сохранить в неприкосновенности честь!
Что же мне делать, в отчаянии думал Ринальд, направляясь в сторону дома Хромой Ив, своему ныне единственному надежному пристанищу, что мне делать?!..
Женщину он, однако, не застал, и только Шенар встретил лэрда, благосклонно виляя хвостом, и ходил за ним попятам.
— Ну, псина, — Ринальд присел на корточки, заглядывая в умные карие собачьи глаза, — может, ты мне что-то подскажешь?
Пес вздохнул и лизнул его в лицо. Увы, большего от него ожидать было трудно.
Глава XIV
Ив оставила давнего боевого товарища, ставшего ныне великим королем, спустя более полусуток с момента их встречи, и всё это время пролетело незаметно для обоих в непрерывных воспоминаниях. Впрочем, несмотря на радостное волнение, женщина не забывала и о том, зачем, на самом деле, явилась во дворец. Она пристально приглядывалась ко всем приближенным Конана и слогам Треворуса, светившимся возле стола. Нет, никто из этих людей не заставлял Ив ощущать присутствие опасности, но… нечто тревожное наполняло в мессантийском дворце самый воздух. «Нехорошее, недоброе место», как сказали бы в народе. Ив испытывала всё усиливающееся желание поскорее покинуть его.
— Конан, — спросила она вдруг, — ты не замечал, есть ли здесь кошки?
— Кошки? — киммериец усмехнулся. — Зачем бы они мне сдались? Вот мне другой заботы нет, как следить за какими-то…
— А ты, — обратилась Ив к Лю Шен, и это были первые слова, по которым можно было судить, что она вообще заметила девушку, — ты, бедное создание с изуродованными ногами и такою же душой, не примечала ли кошек?
— Нет, — покачала головою кхитаянка, сделав вид, будто не заметила странного обращения. — Не видела.
— Плохо, — проворчала Ив, — ой, как плохо. Сдается мне, эти твари бегут отсюда как ошпаренные. Они умеют чуять беду.
— Ты чего там бурчишь себе под нос? — спросил Конан. — Чем недовольна?
— Да не тобой, не волнуйся! Ты-то молодец хоть куда! Помню, как, было дело, на спор перетряс едва ли не половину мессантийских девок, а я тебе в этом посодействовала, — Ив ехидно хихикнула. — Очень уж меня зацепило, как ты хвалился своей мужской силой!
— Да ладно, — попытался остановить ее Конан. — Не было ничего такого.
— Как так «не было»? Память у тебя короткая! Я тогда тебе подсыпала в вино такой порошочек заговоренный, от которого у тебя это самое сокровище три дня… — она захлебнулась от смеха, вытирая глаза, — три дня без перерыва колом стояло и ты уже не знал, куда деваться от такой напасти! Потом-то до-олго, надо думать, на женский наш змеиный род и смотреть было тошно… Не обижайся, герой! Мне самой жаль сделалось, что я так над тобой подшутила, да было поздно.
— Так это твоя работа была, мерзавка?! — изумился киммериец. — А я до сих пор не знал, что именно ты мне такую подлость подстроила!
— Вот теперь знаешь! Ну, не держи зла. Оба мы тогда были дураки-дураками, ветер в голове, даром что почитали нас за великих бойцов… Мышь! — вдруг закричала Ив, указывая пальцем куда-то в угол. — Вон, вон подбежала!
Лю Шен завизжала так, что у всех присутствующих заложило уши, и, забыв о всяком достоинстве и порядке, взлетела на скамью, с ужасом глядя в том направлении, куда показывала Ив.
— А если б там было две мыши, — опросила женщина, — ты что, на потолок бы влезла? Ой, не могу! Ну, хоть что-то в тебе, узкоглазая, человеческого есть, коли еще способна чего-то бояться! Только самая-то мерзость не в норе под полом гнездится, а в человеческой душе — ее больше бояться следует…
— Нe понимаю, о чем твои речи, госпожа, — пробормотала кхитаянка, пунцовая от стыда за свою слабость.
— Что ты пристала к девчонке, — вступился Конан, — ревнуешь, что ли, старая перечница? Это зря! У меня жена есть, а Лю Шен мне как дочь.
— Хорошая дочь, почтительная, это славно, — кивнула Ив. — Которая ради родителя хоть кого своей рукой четвертует и куски скормит псам. Так ведь, девонька? — и прежде, чем Лю Шен успела хоть что-то ответить, добавила: — Я тебе, пугливой такой, подарочек сделаю, котика серого принесу, чтоб мышей гонял, хочешь? Только уж ты, будь любезна, не убивай его, если, не ровен час, зашипит на твоего господина, а то ты больно быстрая на расправу, р-раз — и дух вон… из котика. Потом сама плакать будешь, да сделанного не вернешь.
Лю Шен поднесла руку к горлу, чувствуя, как ее гортань сжимается до размеров соломинки и не дает дышать.
— Ну, друг, пойду я, — поднялась Ив. — Загляну еще как-нибудь, если взашей не прогонишь, правитель!
— Тебя, пожалуй, прогонишь, — ласково возразил Конан. — Ив, поедешь со мной в Тарантию? Всё равно ты здесь одна.
— Поеду, погляжу, что за женщина твоя Зенобия, которая на тебя узду сумела накинуть, — охотно согласилась Ив. — Да я еще и в Мессантии тебе успею надоесть. Долго в Аргосе пробудешь?
— Вряд ли меньше седьмицы, — ответил Конан, твердо решивший для себя не возвращаться в Аквилонию, дока не будет найден Ринальд: до сих пор никаких следов лэрда обнаружить не удалось. — Я тебя провожу, Ив.
— Много мне чести будет, чтобы меня короли провожали, — смеясь, возразила женщина. — Не надо! Вот пусть лучше она, — Ив указала на Лю Шен, — доедет до ворот со мною.
Кхитаянка последовала за ней, ожидая, что Ив не случайно позвала ее, но та молчала, так что девушка не выдержала первой.
— Ты что-то знаешь о Ринальде? — вырвалось у нее.
— О каком-таком Ринальде? — прищурилась Ив. — Не объяснишь ли подробнее?
— Он служил моему господину, — голос Лю Шен сорвался, — Л потом на него пало подозрение в измене и покушении на короля. Ринальд был арестован, но бежал, и теперь его ищут.
— Пусть ищут, тебе-то что? Зачем даже имя такой сволочи поминаешь демонам на радость? Найдут, если постараются. Возьмут этого голубка, и тогда уж пусть на себя пеняет. Легко не отделается! Если явный враг заслуживает удара мечом, то что станется с тайным предателем? По всей строгости и без пощады прежде, чем предать его смерти, заставят, верно, повыть под пытками и признаться во всем, что делал и чего не делал, а тебе особую честь окажут, какой попросишь. Например, тиски на его ногах потуже зажать, чтобы кости хрустнули… или тело рвать кнутом на полоски… как думаешь, справишься?
Лю Шен остановилась, прислонившись к стене, и вдруг молча начала сползать на каменные плиты коридора.
— Ну, еще чего, — Ив, наклонившись, сильными движениями потерла мочки ее изящных ушей, и Лю Шен мгновенно очнулась. — Что, девочка, тошно слушать? А ты слушай! Слушай, как он шел до Мессантии босиком, на разбитых ногах и не понимая, жив ли еще. Какие у него кровавые следы от веревки на запястьях остались…
— Не мучай меня, — умоляюще прошептала девушка. — И не думай, что сумеешь казнить страшнее, чем я сама себя казню! Если бы только боги сжалились над нами и весь этот ужас как-то разрешился, я до конца дней своих вымаливала бы у него прощение. Ив, я каждый день умираю, представляя себе, как он бродит где-то, словно неприкаянный! Без него для меня и солнце не светит…
— Оно и так не светит, — оказала женщина. — Сумерки над Аргосом такие же, как в твоей, душе. Не реви, глупая ты овца! И на милость богов не уповай. Есть одна только милость на свете, и она тогда проявляется, когда ради другого человека сердце кровью исходит.
— Если он жив… и ты знаешь, где он… — начала Лю Шен, — скажи ему…
— Возвращайся к своему господину, — прервала ее Ив. — Служи хорошо, главное, не отходи от короля ни на шаг ни днем, ни ночью. Что бы ни увидела, морок ли какой или другой страх, ничего не бойся, поняла? Если станет совсем невмоготу, начинай петь, демоны этого не любят.
Здесь не человек старается, иное, более сильное зло ворожит…
Лю Шен, замерев, долго смотрела вслед Ив, терзаемая желанием незаметно последовать за нею и, если повезет, узнать, где может находиться Ринальд — женщина яснее явного дала ей понять, что прекрасно знает это. Однако, в конце концов, возвратилась во дворец, так и не решившись отправиться на поиски лэрда.
Глава XV
Приди скорей, глухая ночь,
Зияющая зло и жутка!
Пусть светляки уходят прочь,
А люди — тронутся рассудком!
И будет вечно длиться пир
Чумы, безмолвия и мрака.
Я завоевываю мир
И создаю обитель страха!
Чтобы его поработить
А подчинить себе навеки,
Хочу я всё переменить,
Убив живое в человеке.
О чернокнижье, помоги
Нести мне дьявольское знамя!
Умрите же, мои враги,
И воцарись, лихое пламя!
Питер Эннар «Молитва колдуна»
Мальчишка сделал все как надо, но не успел завершать начатое, подумал Нагуд, хмуро разглядывая свои руки, покрытые расплывающимися трупными пятнами. Впрочем, вины Гильгана в этом не было. Если бы не «серые», проклятые недоумки, промышляющие грабежом, он наверняка довел бы дело до конца, но они, как назло, появились очень не вовремя.
Будь Гильган посильнее и более опытным в драке, может, и сумел бы отбиться, но он даже меча в руках толком держать не умел, а сам Нагуд в тот момент помочь ему был еще не способен. Для того, чтобы дух соединился с телом, требовалось больше времени.
Он всё видел, слышал и понимал, однако был почти бессилен вмешаться в ход событий. Правда, на то, чтобы до безумия испугать «серых», его уже тогда хватало.
Для этого не потребовалось особых усилий. Трудно оказать, как они представляли себе содержимое тяжелого холщового мешка, который с заметным трудом нес на узких плечах высокий молодой парень, но поскольку алчность будит особенно богатое воображение, вероятно, рассчитывали на неплохую добычу.
Боевой топор разрубил голову Гильгана — ибо для «серых» чья-то жалкая жизнь ничего не значила по сравнению с возможностью поживиться, но когда они поспешно распороли мешок, то обнаружили там не совсем то, что хотели. Вернее сказать, совсем не то, ибо вряд ли пределом их мечтаний мог быть несвежий мертвец, час назад выкопанный из могилы.
А уж когда его мутные запавшие глаза вдруг раскрылись, блеснув в неверном лунном свете, «серых» как ветром сдуло. Впрочем, свое дело они сделали — кровь Гильгана, потоком хлынувшая на умершего, как раз и поспособствовала его пробуждению от сна, который сообразно естественному порядку вещей должен был продолжаться вечно.
Дух Нагуда возвращался в тело, но, во-первых, это не было мгновенным, и он не сразу обрел над собственными членами власть, достаточную для того, чтобы встать и двигаться — они не желали служить Нагулу: еще бы, после трехдневного погребения, коему предшествовали пытки и смерть в петле. Некоторые кости оказались сломаны, в том числе и шейные позвонки, не выдержавшие в тот момент, когда из-под ног Нагуда выбили опору.
Сейчас он, правда, не чувствовал уже ни боли и ничего вообще, однако испытывал некоторые неудобства и сложности в обращении со своим изуродованным телом, слишком далеким от совершенства. Да, личный опыт не шел ни в какое сравнение с опытами подобного же рода, когда Нагул вместе с Гильганом искали пути возвращения умерших к жизни. Он еще недостаточно освоился в новом качестве и тогда, когда появилась Хромая Ив.
На самого Нагуда она взглянула лишь мельком, ничуть его не испугавшись и только с некоторым недоумением по поводу того, как и зачем он здесь оказался, покинув могилу, зато Гильгану уделила куда больше внимания, обыскав его и — о, проклятье! — обнаружив Камень, который старая карга уволокла с собой. Впрочем, Камень Нагуд рассчитывал вернуть, тем более зная, где сможет найти его.
А еще он рассчитывал вернуть Гильгана, своего дорогого мальчика. Но прежде следовало позаботиться о себе самом. Нагуд понимал, что слишком скоро, если не принять никаких мер, тело начнет разваливаться на куски, растекаться и так далее, ибо пока оно оставалось мертвым. А для того, чтобы привести его в прежнее, посмертное состояние, требовалась кровь ведьмы, к тому же такой, которая не знает о своем колдовском даре и, к тому же, сама себя сглазила. Задача получалось не из легких! Но увы, правила этой игры придумывал не сам Нагуд. Ему оставалось только следовать им.
Самым обидным и несправедливым было то, что почти сразу после ухода Ив Нагуд уже сумел подняться и начать несколько неуверенно двигаться. Произойди это раньше, Камень остался бы с ним, а не создавал дополнительных сложностей, которых и так хватало с избытком. Если физические ощущения у Нагуда теперь отсутствовали, то неё остальное было прежним, он точно так же испытывал гнев, ярость, досаду, как и будучи живым.
К несчастью, он не мог взять с собой тело Гильгана («Вот была бы картина, — подумал Нагуд, — один труп несет другой! Прежде я бы и сам ошалел, доводись мне такое увидеть!»), но не сомневался, что позже отыщет его где угодно, как угодно, не остановившись ни перед какими препятствиями, Гильган был ему слишком дорог, его дорогой мальчик, золотой мальчик, давний возлюбленный. Конечно, улар топора не сделал его привлекательней, но ничего, Нагуд сумеет исправить и это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31