Но, не успел он в очередной раз ослепнуть от непривычного света, как панорама почернела и изобразила обычный пейзаж из дальних скоплений звезд, медленно движущихся навстречу. Это нагнетало неприятное ощущение беспомощности, полной неизвестности и заставляло Матлина сделать хоть что-нибудь, чтобы ощутить в себе присутствие жизни; хотя бы осмотреть корабль.
Меньше всего на свете эта штуковина была похожа на космический корабль. По форме она скорее походила на шар, сплюснутый с полюсов. Абсолютно герметичный, без какого-либо намека на входную дверь или хотя бы на шов от нее. Каким образом Матлин оказался внутри - для него самого осталось загадкой. Под внешней оболочкой корабля находилось залоподобное пространство без единой подпорки: шар, заключенный в шаре радиусом порядка ста метров, с гравитацией, аккуратно направленной к центру шара из любой точки, с уже знакомыми лифтовыми площадками на разметке пола. В таком пространстве можно было бы безопасно учиться водить машину: как ни разгонись - врезаться некуда. Этот идеальный "шаровой автодром" здесь служил банальным коммуникационным коридором, верхней палубой (внешней палубой). Если уметь правильно пользоваться разметкой пола, из него можно было попасть в любой отсек корабля. Матлин от скуки мог бы нарисовать несколько внутренних планов, так... для себя, на память. Но таких элементарных вещей как бумага с карандашом здесь тоже не нашлось. Ему оказались доступны практически все отсеки, за исключением сферы двухметровой толщины, которая опоясывала центральный "смотровой" холл: никаких входов в нее не было, а в холл вела особая площадка, не отмеченная на внешней разметочной панели. Размеры сферического пояса Матлин определил лишь приблизительно, путем математических вычислений, однако далеко не каждая вещь на корабле идеально просчитывалась таким образом. Между центральным холлом и внешней палубой находилось несколько помещений. В одном из них Матлин обнаружил остатки грунта, похожего на серую глину, в другом несколько приспособлений с длинными шнурами и неприятным кисловатым запахом, назначение которых осталось для него загадкой. В помещении рядом была обнаружена разобранная деталь машины, в которой при большой фантазии можно было узнать фрагмент миниатюрного летательного аппарата. Матлин еще раз не поверил своим глазам: эта штука вместо проводов и микросхем была начинена сплетениями лучей разного цвета, яркости и калибра, которые взаимодействовали, реагировали друг на друга, имели свои траектории и частоту мерцания. Матлин, ради эксперимента, бросил туда кусочек серой глины - лучевая конструкция перестроилась в один миг, а под кусочком глины образовалось фиолетовое свечение. Он даже нагнулся поближе, чтобы внимательней рассмотреть: свечение, набирая яркость, сжималось кольцом под глиняный комок, яростно пульсировало и, в конце концов, пульнуло им под глаз экспериментатору. После чего моментально рассосалось, а фингал под глазом светился еще неделю. Больше всего, однако, Матлину пришлись по душе бытовые приспособления, особенно так называемая душевая, в которой использовался пар любой температуры: от кипятка до "зимней проруби"; а также кровать, точнее спальник, который принимал форму тела под каждую косточку, под каждую мышцу организма и сам принимал решение о режимах упругости и температуры. Единственное, что могло испортить ему комфорт, полное отсутствие приспособлений для бритья. Борода не соответствовала его имиджу, но дело шло к тому...
Эйфория продолжалась не больше двух дней. Прошла неделя. Оптимизм Матлина стремительно убывал, - никаких изменений на корабле не происходило, ничто не обещало скорого прибытия. Полет был исключительно стабилен, без особого разнообразия панорамы. Однако Матлин лишился сна и покоя. Следующая неделя прошла в состоянии легкого стресса, который сменился в свою очередь приступами истерик и апатии. Через месяц он понял, что происходит что-то не то... Внутреннее оборудование корабля стало реагировать на вспышки его отчаяния: лифтовые площадки застревали на половине дороги и продолжали движение только после окончания приступа. Освещенные отсеки меняли яркость, внешняя панорама дрожала, а через некоторое время вовсе остановилась, что привело его к окончательному расстройству. Сколько лет он мог проторчать один в открытом космосе? Запасы продовольствия вполне позволяли дожить до глубокой старости. Он уже смотреть не мог на "пищевые брикеты" и давно позабыл, что такое аппетит, наедаясь на целый день одним ломтиком величиной с пятак. Наевшись, он спускался в холл и по несколько часов таращился на панораму в надежде уловить хоть малейшую сдвижку. Корабль будто прирос к пустоте. Матлин вспомнил, как перед началом этого изнурительного полета Серый активно размахивал руками и "бурчал утробой", очевидно, объясняя ему как себя вести на всякий непредвиденный случай. Но Матлин был так счастлив, убраться оттуда, что даже не старался вникнуть в смысл этого бурчания. Для него во сто раз важнее было последнее, с трудом воспринятое им изречение, что внутри корабля опасности не существует, можно все. Остальное воспринималось с непривычки тяжело. Ему так хотелось домой, что жалко было тратить временя на то, чтобы понять, куда его несет, почему он оказался один в этом летающем склепе? Он еще не один раз обыскивал корабль на предмет связи или чего-нибудь похожего на нее. Даже залез в грузовой отсек, в надежде, что на обломках летательного аппарата сохранился аварийный "SOS", но ничего похожего не нашел, а при попытке сунуть палец в лучевую систему получил такую затрещину, что весь день не вылезал из спальника, делая холодные примочки к распухшей руке. Однако это новое впечатление слегка отвлекло его. Когда боль утихла, он даже уснул и проспал неизвестно сколько. Может быть, сутки, может быть больше, - во времени он ориентировался только по наручным часам. Сон прервался стойким ощущением беспокойства: это было похоже на навязчивую идею, манию преследования, на все что угодно, - будто наружная оболочка корабля охвачена огнем, который вот-вот прорвется внутрь. Что-то изменилось вокруг. Посадка ли это или неожиданные неприятности?
Матлин с замиранием сердца поднялся на внешнюю палубу - с потолка обугленных головешек не летело. Он аккуратно прошелся по отсекам и ступил на площадку в смотровой холл. Там-то его и ожидало зрелище, которое заставило усомниться в реальности происходящего и на всякий случай иметь в виду, что пробуждение от сна возможно в любой момент. Посреди холла стояли два вполне человекоподобных существа. Один из них, молодой и черноволосый, очень смахивал на латиноамериканца, а другой, скорее всего, приходился ему престарелым родственником. - Люди! - заорал Матлин и сам чуть было не оглох от крика. Пришельцы вздрогнули. - Люди, - повторил он тише, - наконец-то! Панорама отсутствовала. Холл был ярко освещен сверху вниз всей плоскостью купола. Молодой "латиноамериканец" улыбнулся ему ослепительной белозубой улыбкой и подошел ближе. - Ну надо же... - пробормотал он, осматривая Матлина снизу доверху, - ты здесь откуда взялся? "Русский, - подумал Матлин, - либо галлюцинация русскоговорящего гуманоида, что более вероятно". Он сделал попытку взять себя в руки, точнее, устоять на ногах. Этого быть не может, а если все-таки есть, то здесь что-то не так. И здоровый сон, безусловно, лучше, чем нездоровые галлюцинации. Поэтому самое разумное, что он может предпринять в данной ситуации, - это пойти и лечь спать. Но "латиноамериканец" наступил ногой на край площадки. - Куда это ты снарядился, если не секрет? - На Землю, - отрапортовал Матлин, вытянувшись по стойке "смирно", будто на Земле его ожидало дежурство в почетном карауле. - А откуда, если не секрет? - поинтересовался пришелец. - Я не понял... - Как выглядит то, чего ты не понял? Матлин только успел представить себе картину, которую ему следовало описать, как "латин" уже замахал руками: - Ладно, ладно, не тряси языком! Откуда же ты можешь тащиться, если не из транспортного парка, лучше расскажи, что там у тебя за "земля"? - Та же, что и у тебя, я полагаю. Или ты хочешь сказать, что их несколько? "Латин" сел по-турецки и забарабанил ладонями по полу чечетку. Матлин, за то недолгое время, что он общался с гуманоидами, так и не научился различать, где они придуриваются, а где поступают осмысленно, поэтому не был уверен, что из-под рук "латина" сейчас не выплывет какая-нибудь панель управления. Но ничего не выплыло. Было похоже, что "латин" осуществляет в своей голове сложную мыслительную операцию и активно помогает себе руками. Вскоре он подскочил и втолкнул Матлина в кресло. - Я знаю, что тебе надо! Кресло, в котором Матлин провел почти месяц, ни разу не проявившее даже намека на агрессивность, вдруг сцапало его за все суставы и зафиксировало голову. На кисти рук наехали жесткие рукава и будто приварились к коже. С ногами также происходило что-то странное, но Матлин не мог пошевелиться, чтобы посмотреть, целы ли они еще. Голова оказалась "прихвачена" намертво, было ощущение, что по всему телу гуляют электрические заряды. "Гады, - думал Матлин, - если вы все задались целью со мной покончить, почему не сделать это сразу и сообща?" Физиономия "латина" выкроила сочувственную гримасу, а кресло слегка развернулось, накренилось вперед и из пола рванулся двухметровый столб белого света. - Ты представляешь себе, как обращаться с информатекой? - Я инженер, - выдавил из себя Матлин. - Смотри, инженер, эта машина, кажется, не против с тобой поработать. Матлин, наконец, освободил голову и хорошенько потряс ею, чтобы убедиться, что в ней все на месте. Затем освободил конечности, и кресло вернулось в свою прежнюю форму. - Займись-ка делом, задай ему пару вопросов. Но учти, на его вопросы ты ни в коем случае не должен отвечать, особенно, если он покажет сигнал "навигатор". - "Латин" начертил пальцем в контуре светового столба знак и улыбнулся. - Если, конечно, хочешь долететь живым... Столб света сжался в куб и приблизился к Матлину на расстояние вытянутой руки - в нем мутно прорисовался монитор компьютера неестественно больших размеров, от которого отделилась клавиатура и зависла над коленями. По мере приближения, контуры этих шизофренических голограмм становились все более четкими, приобретая натуральные размеры; вскоре Матлин усомнился в том, что это всего лишь проекция воображения и ткнул пальцем в клавиатуру. Палец прошел насквозь, но экран зарябило. Из ряби выстроился ряд бессмысленных буквосочетаний четким латинским шрифтом. Он еще раз коснулся клавиатуры. Комбинация букв изменилась, но смысла от этого не прибавилось и впредь, сколько раз он ни пытался повторить этот прием, происходило одно и то же с завидным упрямством, будто здешняя информатека ни на что другое не была способна.
Матлин сосредоточился и попытался применить предметный метод мышления Серого гуманоида. Машина на галлюцинации не поддалась, однако видения начались у самого Матлина: символы, графики, звуки, буквы всех когда-либо знакомых ему алфавитов. Он потерял чувство времени, он не способен был членораздельно произнести элементарной фразы, пот стекал с него ручьями, а тело колотил озноб. Такого сильного интеллектуального напряжения он не мог себе представить, даже когда решал самые трудные головоломки. Но что-то подсказало ему, что от этой "головоломки" зависит нечто большее, чем авторитет у соседа по парте. Через час, откинувшись в кресле, мокрый и изможденный, Матлин подозвал к себе "латина": - Твоя информатека говорит о каком-то языке Ареала, что нет языка общения, но совместимость есть, и она готова работать. - Оно и так видно, что нет языка, - ухмыльнулся "латин", - но если она готова работать - попробуй, это твой шанс. - Я не смогу "работать" под таким... напряжением... - выжал он из себя и почувствовал, что теряет сознание. - Перегрелся, инженер, - это была последняя услышанная им фраза "латина". Очнулся он уже совершенно один, как прежде, посреди открытого космоса и наверняка все происшедшее показалось бы ему странным сном, если бы напротив не остался висеть световой куб с размазанными во все стороны очертаниями компьютерного монитора. "Вот и все, - подумал про себя Матлин, - кажется, я прилетел... кажется, это конец".
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Шкала Дуйля.
Всем желающим изучать основы метакосмологии, рекомендуется иметь представление о шкале Дуйля - это одна из немногих систем, пригодная к усвоению без каких-либо предварительных разъяснений. Шкалу иногда называют "схемой цивилизаций". Прежде всего, "цивилизация" по Дуйлю - это обобщающий термин существования от планетарного состояния до Ареала, без учета различия культур, методов и направлений прогресса, если, разумеется, таковой присутствует. Шкала мною сильно упрощена и сокращена в объеме, но, представив ее даже в таком виде, я смогу использовать самые элементарно необходимые термины, такие как "Ареал", "фактура", "КМ", "БКМ", "Е-инфополе", "И-инфополе" и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Меньше всего на свете эта штуковина была похожа на космический корабль. По форме она скорее походила на шар, сплюснутый с полюсов. Абсолютно герметичный, без какого-либо намека на входную дверь или хотя бы на шов от нее. Каким образом Матлин оказался внутри - для него самого осталось загадкой. Под внешней оболочкой корабля находилось залоподобное пространство без единой подпорки: шар, заключенный в шаре радиусом порядка ста метров, с гравитацией, аккуратно направленной к центру шара из любой точки, с уже знакомыми лифтовыми площадками на разметке пола. В таком пространстве можно было бы безопасно учиться водить машину: как ни разгонись - врезаться некуда. Этот идеальный "шаровой автодром" здесь служил банальным коммуникационным коридором, верхней палубой (внешней палубой). Если уметь правильно пользоваться разметкой пола, из него можно было попасть в любой отсек корабля. Матлин от скуки мог бы нарисовать несколько внутренних планов, так... для себя, на память. Но таких элементарных вещей как бумага с карандашом здесь тоже не нашлось. Ему оказались доступны практически все отсеки, за исключением сферы двухметровой толщины, которая опоясывала центральный "смотровой" холл: никаких входов в нее не было, а в холл вела особая площадка, не отмеченная на внешней разметочной панели. Размеры сферического пояса Матлин определил лишь приблизительно, путем математических вычислений, однако далеко не каждая вещь на корабле идеально просчитывалась таким образом. Между центральным холлом и внешней палубой находилось несколько помещений. В одном из них Матлин обнаружил остатки грунта, похожего на серую глину, в другом несколько приспособлений с длинными шнурами и неприятным кисловатым запахом, назначение которых осталось для него загадкой. В помещении рядом была обнаружена разобранная деталь машины, в которой при большой фантазии можно было узнать фрагмент миниатюрного летательного аппарата. Матлин еще раз не поверил своим глазам: эта штука вместо проводов и микросхем была начинена сплетениями лучей разного цвета, яркости и калибра, которые взаимодействовали, реагировали друг на друга, имели свои траектории и частоту мерцания. Матлин, ради эксперимента, бросил туда кусочек серой глины - лучевая конструкция перестроилась в один миг, а под кусочком глины образовалось фиолетовое свечение. Он даже нагнулся поближе, чтобы внимательней рассмотреть: свечение, набирая яркость, сжималось кольцом под глиняный комок, яростно пульсировало и, в конце концов, пульнуло им под глаз экспериментатору. После чего моментально рассосалось, а фингал под глазом светился еще неделю. Больше всего, однако, Матлину пришлись по душе бытовые приспособления, особенно так называемая душевая, в которой использовался пар любой температуры: от кипятка до "зимней проруби"; а также кровать, точнее спальник, который принимал форму тела под каждую косточку, под каждую мышцу организма и сам принимал решение о режимах упругости и температуры. Единственное, что могло испортить ему комфорт, полное отсутствие приспособлений для бритья. Борода не соответствовала его имиджу, но дело шло к тому...
Эйфория продолжалась не больше двух дней. Прошла неделя. Оптимизм Матлина стремительно убывал, - никаких изменений на корабле не происходило, ничто не обещало скорого прибытия. Полет был исключительно стабилен, без особого разнообразия панорамы. Однако Матлин лишился сна и покоя. Следующая неделя прошла в состоянии легкого стресса, который сменился в свою очередь приступами истерик и апатии. Через месяц он понял, что происходит что-то не то... Внутреннее оборудование корабля стало реагировать на вспышки его отчаяния: лифтовые площадки застревали на половине дороги и продолжали движение только после окончания приступа. Освещенные отсеки меняли яркость, внешняя панорама дрожала, а через некоторое время вовсе остановилась, что привело его к окончательному расстройству. Сколько лет он мог проторчать один в открытом космосе? Запасы продовольствия вполне позволяли дожить до глубокой старости. Он уже смотреть не мог на "пищевые брикеты" и давно позабыл, что такое аппетит, наедаясь на целый день одним ломтиком величиной с пятак. Наевшись, он спускался в холл и по несколько часов таращился на панораму в надежде уловить хоть малейшую сдвижку. Корабль будто прирос к пустоте. Матлин вспомнил, как перед началом этого изнурительного полета Серый активно размахивал руками и "бурчал утробой", очевидно, объясняя ему как себя вести на всякий непредвиденный случай. Но Матлин был так счастлив, убраться оттуда, что даже не старался вникнуть в смысл этого бурчания. Для него во сто раз важнее было последнее, с трудом воспринятое им изречение, что внутри корабля опасности не существует, можно все. Остальное воспринималось с непривычки тяжело. Ему так хотелось домой, что жалко было тратить временя на то, чтобы понять, куда его несет, почему он оказался один в этом летающем склепе? Он еще не один раз обыскивал корабль на предмет связи или чего-нибудь похожего на нее. Даже залез в грузовой отсек, в надежде, что на обломках летательного аппарата сохранился аварийный "SOS", но ничего похожего не нашел, а при попытке сунуть палец в лучевую систему получил такую затрещину, что весь день не вылезал из спальника, делая холодные примочки к распухшей руке. Однако это новое впечатление слегка отвлекло его. Когда боль утихла, он даже уснул и проспал неизвестно сколько. Может быть, сутки, может быть больше, - во времени он ориентировался только по наручным часам. Сон прервался стойким ощущением беспокойства: это было похоже на навязчивую идею, манию преследования, на все что угодно, - будто наружная оболочка корабля охвачена огнем, который вот-вот прорвется внутрь. Что-то изменилось вокруг. Посадка ли это или неожиданные неприятности?
Матлин с замиранием сердца поднялся на внешнюю палубу - с потолка обугленных головешек не летело. Он аккуратно прошелся по отсекам и ступил на площадку в смотровой холл. Там-то его и ожидало зрелище, которое заставило усомниться в реальности происходящего и на всякий случай иметь в виду, что пробуждение от сна возможно в любой момент. Посреди холла стояли два вполне человекоподобных существа. Один из них, молодой и черноволосый, очень смахивал на латиноамериканца, а другой, скорее всего, приходился ему престарелым родственником. - Люди! - заорал Матлин и сам чуть было не оглох от крика. Пришельцы вздрогнули. - Люди, - повторил он тише, - наконец-то! Панорама отсутствовала. Холл был ярко освещен сверху вниз всей плоскостью купола. Молодой "латиноамериканец" улыбнулся ему ослепительной белозубой улыбкой и подошел ближе. - Ну надо же... - пробормотал он, осматривая Матлина снизу доверху, - ты здесь откуда взялся? "Русский, - подумал Матлин, - либо галлюцинация русскоговорящего гуманоида, что более вероятно". Он сделал попытку взять себя в руки, точнее, устоять на ногах. Этого быть не может, а если все-таки есть, то здесь что-то не так. И здоровый сон, безусловно, лучше, чем нездоровые галлюцинации. Поэтому самое разумное, что он может предпринять в данной ситуации, - это пойти и лечь спать. Но "латиноамериканец" наступил ногой на край площадки. - Куда это ты снарядился, если не секрет? - На Землю, - отрапортовал Матлин, вытянувшись по стойке "смирно", будто на Земле его ожидало дежурство в почетном карауле. - А откуда, если не секрет? - поинтересовался пришелец. - Я не понял... - Как выглядит то, чего ты не понял? Матлин только успел представить себе картину, которую ему следовало описать, как "латин" уже замахал руками: - Ладно, ладно, не тряси языком! Откуда же ты можешь тащиться, если не из транспортного парка, лучше расскажи, что там у тебя за "земля"? - Та же, что и у тебя, я полагаю. Или ты хочешь сказать, что их несколько? "Латин" сел по-турецки и забарабанил ладонями по полу чечетку. Матлин, за то недолгое время, что он общался с гуманоидами, так и не научился различать, где они придуриваются, а где поступают осмысленно, поэтому не был уверен, что из-под рук "латина" сейчас не выплывет какая-нибудь панель управления. Но ничего не выплыло. Было похоже, что "латин" осуществляет в своей голове сложную мыслительную операцию и активно помогает себе руками. Вскоре он подскочил и втолкнул Матлина в кресло. - Я знаю, что тебе надо! Кресло, в котором Матлин провел почти месяц, ни разу не проявившее даже намека на агрессивность, вдруг сцапало его за все суставы и зафиксировало голову. На кисти рук наехали жесткие рукава и будто приварились к коже. С ногами также происходило что-то странное, но Матлин не мог пошевелиться, чтобы посмотреть, целы ли они еще. Голова оказалась "прихвачена" намертво, было ощущение, что по всему телу гуляют электрические заряды. "Гады, - думал Матлин, - если вы все задались целью со мной покончить, почему не сделать это сразу и сообща?" Физиономия "латина" выкроила сочувственную гримасу, а кресло слегка развернулось, накренилось вперед и из пола рванулся двухметровый столб белого света. - Ты представляешь себе, как обращаться с информатекой? - Я инженер, - выдавил из себя Матлин. - Смотри, инженер, эта машина, кажется, не против с тобой поработать. Матлин, наконец, освободил голову и хорошенько потряс ею, чтобы убедиться, что в ней все на месте. Затем освободил конечности, и кресло вернулось в свою прежнюю форму. - Займись-ка делом, задай ему пару вопросов. Но учти, на его вопросы ты ни в коем случае не должен отвечать, особенно, если он покажет сигнал "навигатор". - "Латин" начертил пальцем в контуре светового столба знак и улыбнулся. - Если, конечно, хочешь долететь живым... Столб света сжался в куб и приблизился к Матлину на расстояние вытянутой руки - в нем мутно прорисовался монитор компьютера неестественно больших размеров, от которого отделилась клавиатура и зависла над коленями. По мере приближения, контуры этих шизофренических голограмм становились все более четкими, приобретая натуральные размеры; вскоре Матлин усомнился в том, что это всего лишь проекция воображения и ткнул пальцем в клавиатуру. Палец прошел насквозь, но экран зарябило. Из ряби выстроился ряд бессмысленных буквосочетаний четким латинским шрифтом. Он еще раз коснулся клавиатуры. Комбинация букв изменилась, но смысла от этого не прибавилось и впредь, сколько раз он ни пытался повторить этот прием, происходило одно и то же с завидным упрямством, будто здешняя информатека ни на что другое не была способна.
Матлин сосредоточился и попытался применить предметный метод мышления Серого гуманоида. Машина на галлюцинации не поддалась, однако видения начались у самого Матлина: символы, графики, звуки, буквы всех когда-либо знакомых ему алфавитов. Он потерял чувство времени, он не способен был членораздельно произнести элементарной фразы, пот стекал с него ручьями, а тело колотил озноб. Такого сильного интеллектуального напряжения он не мог себе представить, даже когда решал самые трудные головоломки. Но что-то подсказало ему, что от этой "головоломки" зависит нечто большее, чем авторитет у соседа по парте. Через час, откинувшись в кресле, мокрый и изможденный, Матлин подозвал к себе "латина": - Твоя информатека говорит о каком-то языке Ареала, что нет языка общения, но совместимость есть, и она готова работать. - Оно и так видно, что нет языка, - ухмыльнулся "латин", - но если она готова работать - попробуй, это твой шанс. - Я не смогу "работать" под таким... напряжением... - выжал он из себя и почувствовал, что теряет сознание. - Перегрелся, инженер, - это была последняя услышанная им фраза "латина". Очнулся он уже совершенно один, как прежде, посреди открытого космоса и наверняка все происшедшее показалось бы ему странным сном, если бы напротив не остался висеть световой куб с размазанными во все стороны очертаниями компьютерного монитора. "Вот и все, - подумал про себя Матлин, - кажется, я прилетел... кажется, это конец".
УЧЕБНИК
ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ
Шкала Дуйля.
Всем желающим изучать основы метакосмологии, рекомендуется иметь представление о шкале Дуйля - это одна из немногих систем, пригодная к усвоению без каких-либо предварительных разъяснений. Шкалу иногда называют "схемой цивилизаций". Прежде всего, "цивилизация" по Дуйлю - это обобщающий термин существования от планетарного состояния до Ареала, без учета различия культур, методов и направлений прогресса, если, разумеется, таковой присутствует. Шкала мною сильно упрощена и сокращена в объеме, но, представив ее даже в таком виде, я смогу использовать самые элементарно необходимые термины, такие как "Ареал", "фактура", "КМ", "БКМ", "Е-инфополе", "И-инфополе" и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94