Этот
человек-гора уже одним своим видом внушал ужас, и даже просто приблизиться
к нему было совсем не легко.
Когда Рокко пришел к Дону Марио, тот стоя приветствовал своего
верного заплечных дел мастера Рокко, как крепостная башня, возвышался над
доном. Лицо - словно каменный утес, ручищи - лопаты, грудь - как
холодильник, а глаза - бездонная тьма потустороннего мира.
- Я хочу высказать тебе уважение, Рокко, - сказал Дон Марио.
- А я почитаю за великую честь быть принятым вами, Дон Марио, -
сказал Рокко.
Потом Дон Марио объяснил Рокко, что предстоит сделать, потому что
Рокко нужно было все объяснять очень подробно и терпеливо. Ему будут
помогать трое: один - на карауле, другой должен держать старика, третий
орудовать веревками. Если посреди ночи мистер Бедник вдруг проснется, то
ему надо дать сначала увидеть лицо Рокко, а уж потом погрузить в сон.
- Только на одну ночь, Рокко, не навсегда, - нервно втолковывал Дон
Марио, - только на эту ночь. Он нам нужен. У него нужные мне секреты. Ты
понимаешь? Он должен проспать только одну ночь. В качестве личного мне
одолжения, Рокко. Только одну ночь.
Отпуская Рокко, Дон Марио повторил ему вдогонку:
- Только на одну ночь, Рокко. В этом весь смысл.
Проводив Рокко, Дон Марио улегся в постель в своей спальне, под
защитой телохранителей. Его дом также был надежно защищен кольцом домов
поменьше, в которых жили его люди, и высокой каменной стеной. В полной
безопасности от всех превратностей судьбы. Мистеру Беднику спокойного сна
грядущая ночь не сулила. Проснувшись, он увидит своего слугу висящим со
связанными руками и ногами над его кроватью. Скорее всего, бедняга
останется жив, но всем своим видом убедительно докажет Римо Беднику что
дон при желании может с необыкновенной легкостью его убить. И Римо Беднику
будет ясно, что дон без колебаний пойдет на это. Дон Марио был не совсем
уверен только в одном - в Рокко. Но Рокко предупрежден, и в последние
несколько лет он не давал дону повода для недовольства. За эти годы он не
смог сдержаться только дважды.
В предвкушении успеха задуманной им операции по устрашению Римо, Дон
Марио скользнул под одеяло. Один. Он заснул глубоким, безмятежным сном
человека, довольного собой. Он спокойно проспал всю ночь, однако,
проснувшись наутро, почувствовал что что-то не так. Большой палец ноги
коснулся чего-то мягкого и нежного, как лепесток. Но откуда взяться в его
постели цветку? Он поводил ногой под одеялом и нащупал какую-то липкую
влагу на простыне и нечто холодное, вроде комка глины. Нет, вроде печенки.
Дон Марио откинул одеяло. Увиденное повергло его в такой ужас, что он
завопил во весь голос, подобно перепуганному до смерти ребенку:
- А-а-а-а!!!
Пронзительный крик переполошил дремавших за дверью спальни
телохранителей и взорвал предутренний покой крепости, в неприступности
которой никто не сомневался. На крик сбежалась вся многочисленная охрана,
но Дон Марио запретил входить в спальню. Нельзя, чтобы кто-либо стал
свидетелем его унижения - в его кровати лежала голова гиганта Рокко с
цветком лотоса во рту.
В полдень, когда Ред Рекс в очередной раз отверг просьбу дать
автограф, технический персонал студии прервал съемку и объявил забастовку.
Ему весьма прозрачно намекнули, что стоит подписать фотографию, и запись
немедленно возобновится.
Итак, взглянув в сотый раз за этот день на свою фотографию, Ред Рекс
покорился злосчастной судьбе.
- Хорошо, кому я должен это адресовать?
- Пишите, я буду диктовать, - сказал выступивший вперед коренастый
детина. - "Чиуну - мудрейшему, удивительнейшему, мягкосердечнейшему,
нежночувствительнейшему человеку. С вечным уважением. Ред Рекс".
- Вы шутите?
- Или все это слово в слово будет на фотографии, или на твоей
физиономии.
- Вы не могли бы продиктовать текст еще раз?
- Кхм... "Чиуну - мудрейшему, удивительнейшему..." Написал
"удивительнейшему"? "...мягкосердечнейшему, нежночувствительнейшему
человеку. С вечным уважением. Ред Рекс"
Ред Рекс расписался и театральным жестом вручил собственную
фотографию с этим нелепым автографом дикарю, от которого к тому же и запах
исходил скверный.
- Ага. О! - сказал тот. Надо еще добавить "скромнейший".
- Вы не говорили этого.
- Ну и что? Мы хотим, чтобы оно было.
- Скромнейший Ред Рекс или скромнейший Чиун?
- Чиун. Впиши это между "мягкосердечнейшим" и
"нежночувствительнейшим".
Фотография с автографом и две тысячи четыреста пар темных носков были
незамедлительно доставлены в дом, расположенный в том районе Куинса, где
обычно селятся представителя среднего класса.
Когда Чиун увидел фотографию с продиктованной им когда-то надписью, о
чем он успел уж забыть, из его старческих глаз выкатилась слезинка.
- Чем знаменитее, тем они добрее, - сказал Мастер Синанджу.
Позднее он поделился этим наблюдением с Римо, но тот не проявил
никакого интереса. Он собирался к инспектору Уильяму Макгарку, чтобы выйти
на что-нибудь конкретное, и даже не поинтересовался, откуда у него в
спальне взялись 4800 черных носков.
11
Однако инспектора Уильяма Макгарка в полицейском управлении не
оказалось. Он находился в это время на окраине Манхэтена, в старом здании
на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, где когда-то располагался тир
городского полицейского управления. Теперь на первом этаже был магазин
одежды, а вход с лестничной площадки на второй этаж закрывала массивная
двойная стальная дверь с небольшой табличкой - "РЩ". За дверью находились
старый гимнастический зал и тир.
Несмотря на наличие кондиционеров, помещение тира было пропитано
пороховым дымом. Но кондиционеры и звукопоглощающее покрытие стен были не
единственным новшеством в старом тире. Главное состоим в том, что теперь
не существовало разграничительных линий для стрелков с мишенью на каждой
полосе огня, а в конце тира была установлена одна-единственны мишень, и
стреляли теперь не из револьверов, а из автоматов.
- Хорошо. Теперь еще раз. Я говорю "массированный огонь", имея при
этом в виду не стрельбу веером от бедра и не прицельный огонь одиночными.
Короткими очередями изрешетить чучело. Изрешетить! - крикнул Макгарк,
показывая рукой на темную, в человеческий рост, мишень. - Теперь внимание!
Не будем стрелять на счет "три!" или когда вам заблагорассудится.
Открывайте огонь по щелчку вот этой штучки.
Макгарк показал детскую игрушку-щелкунчика в виде лягушонка, обойдя
шеренгу стрелков, чтобы всем было видно. На нем были серые брюки и голубая
рубашка. Лоб в испарине, но на лице довольная улыбка, казалось,
говорившая: вот она - сила, способная оправдать свое предназначение.
- Итак, слушать! - крикнул Макгарк.
Три полицейских встали полукругом приготовились к стрельбе. Прошло
три секунды, десять, двенадцать. Щелчка не было.
Макгарк по-прежнему стоял с щелкунчиком в руке, наблюдая за
полицейскими. Тридцать секунд. Сорок пять. Один из полицейских вытер
взмокший на спусковом крючке палец. Другой облизал губы и посмотрел на
Макгарка. Минута. Минута и десять секунд. Третий стрелок опустил автомат.
Две минуты. Стволы всех трех автоматов были обращены к полу, а три
пари глаз - на Макгарка, который, казалось, ничего не замечал.
- Эй, когда же вы наконец щелкните этой штукой? - крикнул один из
полицейских.
- Что? - спросил, подавшись вперед, Макгарк, словно он не расслышал
вопроса.
- Я спросил когда вы...
В этот момент раздался щелчок и один из полицейских открыл бешеную
пальбу из автомата. Двое других поспешили последовать его примеру, осыпая
пулями стену на почтительном расстоянии от мишени.
- Ладно, все! - прокричал Макгарк. - Прекратить огонь! Прекратить
огонь!
Последний одиночный выстрел пробил небольшое отверстие в
чучеле-мишени, и настала тишина. Макгарк покачал головой и медленно, как
бы нехотя вышел за огневой рубеж в зал и встал перед полицейскими.
- Вам троим предстоит стать командирами, - начал он, все еще качая
головой. - В скором времени, когда у нас прибавится народу, вы будете
учить своих подчиненных. Вы станете лидерами, а посмотрите, что вы сейчас
из себя представляете? Остолопы!
Лицо его налилось кровью.
- Вы что, не понимаете, о чем я говорю, да? По-вашему, я
несправедлив, да? Вас не так учили?
- Сэр, - отозвался один из троицы, вы так долго не щелкали! Ну вот мы
и расслабились".
- Ах, я, видите ли, слишком долго не щелкал! Вас, видите ли, совсем
по-другому учили в полицейской академии! А поскольку вас учили по-другому,
то учиться по-новому вы и не хотите. Хорошо! Кто из вас когда-либо
участвовал в засаде? Поднимите руку!
Поднялась одна рука.
- Какая это была засада? - спросил Макгарк.
- Там были эти... контрабандисты...
- Скольких вы убили?
Полицейский запнулся.
- Мы ранили троих.
- А были ли вы в такой засаде, когда требовалось убить всех? Как
придется делать нам? Вот об этом сейчас идет речь. Пора психологически
перестраиваться и перестать мыслить на манер полицейских, за спиной у
которых 30000 парней нью-йоркского департамента. Здесь вы не полицейские.
- Как же так? Мы согласились вступить в эту организацию именно
потому, что хотели стать лучшими из полицейских, - озадаченно пробормотал
другой стрелок.
- Забудьте об этом, - отрезал Макгарк. - Вас учат нападать из засады.
Чем дальше, тем более сложные будут возникать ситуации, и я советую вам
серьезно учиться сейчас, чтобы всегда быть во всеоружии, иначе от вас
может остаться мокрое место, так что и хоронить будет нечего.
Все трое еще не совсем успокоились, но гнев их постепенно сменялся
уважением. И Макгарк почувствовал это. Стоя перед ними, он щелкнул
лягушонком. Руки дернулись к спусковым крючкам, и один из автоматов чуть
было не выстрелил. ~ Макгарк громко расхохотался, и его смех помог
окончательно снять напряжение. Ну и хорошо! Он пересек опять линию огня,
на сей раз в обратном направлении, и, не дойдя еще до своего прежнего
места, щелкнул еще раз. Огневой рубеж мгновенно взорвался дружным залпом
трех автоматов. Помещение заполнилось грохотом выстрелов и свистом
вспарывающего воздух свинца.
- Прекрасно! - воскликнул, не оборачиваясь, Макгарк. - Прекрасно!
- Почему вы так считаете? - поинтересовался один из стрелявших. - Вы
же еще не видели результат.
- Сейчас не это главное, - ответил довольный Макгарк. - Главное в
засаде - точный выбор момента и синхронность. Вы все проделали
великолепно. Мне нет необходимости смотреть, куда именно угодили ваши
пули. Мне достаточно было слышать, как слаженно вы стреляли.
Однако и стрельба и наставления Макгарка отнюдь не понравились
случайному свидетелю происходившего в зале. Этим человеком был заместитель
начальника департамента, который, не застав Макгарка в управлении, пришел
в тир, чтобы получить его подпись на некоторых бумагах о кадровых
перестановках в Бруклине. Подойдя к двери, ведущей в гимнастический зал с
тиром, он вдруг услышал автоматную стрельбу и наставительную речь
Макгарка. Занятие было явно нестандартным. Он сразу же понял, что в недрах
полиции Нью-Йорка зародилось движение, аналогичное тому, что было в Южной
Америке. Ему хватило ума и сообразительности затаиться за дверью и
прислушаться к тому, что говорит Макгарк. Бумаги подождут.
Заместитель начальника департамента знал, что во всем департаменте
был один-единственный человек которому он мог довериться.
Один-единственный человек, настолько одержимый идеями гражданских прав,
что восстановил против себя всех своих сотрудников. Заместитель начальника
полиции не раз резко расходился во мнении с комиссаром О'Тулом. Однажды он
даже пригрозил подать в отставку, и О'Тул сказал ему тогда:
- Потерпите. Если нам удастся пережить это сложное время, сохранив в
неприкосновенности конституционные свободы, то только благодаря стойкости
таких людей, как вы. Мы выбрали трудную дорогу. Прошу вас, верьте мне!
- О'Тул, Вы не правы. То, что случилось с вашей дочерью, должно было
убедить вас в этом. Хорошо, О'Тул, я не уйду, и главным образом потому,
что в Святой Цецилии меня научили уважению. В данном случае это - дань
уважения Деве Марии, ибо никто другой уважения не заслуживает. Учтите это.
Тем самым я изъявляю веру в Господа Бога, но отнюдь не в вашу
компетентность, комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
человек-гора уже одним своим видом внушал ужас, и даже просто приблизиться
к нему было совсем не легко.
Когда Рокко пришел к Дону Марио, тот стоя приветствовал своего
верного заплечных дел мастера Рокко, как крепостная башня, возвышался над
доном. Лицо - словно каменный утес, ручищи - лопаты, грудь - как
холодильник, а глаза - бездонная тьма потустороннего мира.
- Я хочу высказать тебе уважение, Рокко, - сказал Дон Марио.
- А я почитаю за великую честь быть принятым вами, Дон Марио, -
сказал Рокко.
Потом Дон Марио объяснил Рокко, что предстоит сделать, потому что
Рокко нужно было все объяснять очень подробно и терпеливо. Ему будут
помогать трое: один - на карауле, другой должен держать старика, третий
орудовать веревками. Если посреди ночи мистер Бедник вдруг проснется, то
ему надо дать сначала увидеть лицо Рокко, а уж потом погрузить в сон.
- Только на одну ночь, Рокко, не навсегда, - нервно втолковывал Дон
Марио, - только на эту ночь. Он нам нужен. У него нужные мне секреты. Ты
понимаешь? Он должен проспать только одну ночь. В качестве личного мне
одолжения, Рокко. Только одну ночь.
Отпуская Рокко, Дон Марио повторил ему вдогонку:
- Только на одну ночь, Рокко. В этом весь смысл.
Проводив Рокко, Дон Марио улегся в постель в своей спальне, под
защитой телохранителей. Его дом также был надежно защищен кольцом домов
поменьше, в которых жили его люди, и высокой каменной стеной. В полной
безопасности от всех превратностей судьбы. Мистеру Беднику спокойного сна
грядущая ночь не сулила. Проснувшись, он увидит своего слугу висящим со
связанными руками и ногами над его кроватью. Скорее всего, бедняга
останется жив, но всем своим видом убедительно докажет Римо Беднику что
дон при желании может с необыкновенной легкостью его убить. И Римо Беднику
будет ясно, что дон без колебаний пойдет на это. Дон Марио был не совсем
уверен только в одном - в Рокко. Но Рокко предупрежден, и в последние
несколько лет он не давал дону повода для недовольства. За эти годы он не
смог сдержаться только дважды.
В предвкушении успеха задуманной им операции по устрашению Римо, Дон
Марио скользнул под одеяло. Один. Он заснул глубоким, безмятежным сном
человека, довольного собой. Он спокойно проспал всю ночь, однако,
проснувшись наутро, почувствовал что что-то не так. Большой палец ноги
коснулся чего-то мягкого и нежного, как лепесток. Но откуда взяться в его
постели цветку? Он поводил ногой под одеялом и нащупал какую-то липкую
влагу на простыне и нечто холодное, вроде комка глины. Нет, вроде печенки.
Дон Марио откинул одеяло. Увиденное повергло его в такой ужас, что он
завопил во весь голос, подобно перепуганному до смерти ребенку:
- А-а-а-а!!!
Пронзительный крик переполошил дремавших за дверью спальни
телохранителей и взорвал предутренний покой крепости, в неприступности
которой никто не сомневался. На крик сбежалась вся многочисленная охрана,
но Дон Марио запретил входить в спальню. Нельзя, чтобы кто-либо стал
свидетелем его унижения - в его кровати лежала голова гиганта Рокко с
цветком лотоса во рту.
В полдень, когда Ред Рекс в очередной раз отверг просьбу дать
автограф, технический персонал студии прервал съемку и объявил забастовку.
Ему весьма прозрачно намекнули, что стоит подписать фотографию, и запись
немедленно возобновится.
Итак, взглянув в сотый раз за этот день на свою фотографию, Ред Рекс
покорился злосчастной судьбе.
- Хорошо, кому я должен это адресовать?
- Пишите, я буду диктовать, - сказал выступивший вперед коренастый
детина. - "Чиуну - мудрейшему, удивительнейшему, мягкосердечнейшему,
нежночувствительнейшему человеку. С вечным уважением. Ред Рекс".
- Вы шутите?
- Или все это слово в слово будет на фотографии, или на твоей
физиономии.
- Вы не могли бы продиктовать текст еще раз?
- Кхм... "Чиуну - мудрейшему, удивительнейшему..." Написал
"удивительнейшему"? "...мягкосердечнейшему, нежночувствительнейшему
человеку. С вечным уважением. Ред Рекс"
Ред Рекс расписался и театральным жестом вручил собственную
фотографию с этим нелепым автографом дикарю, от которого к тому же и запах
исходил скверный.
- Ага. О! - сказал тот. Надо еще добавить "скромнейший".
- Вы не говорили этого.
- Ну и что? Мы хотим, чтобы оно было.
- Скромнейший Ред Рекс или скромнейший Чиун?
- Чиун. Впиши это между "мягкосердечнейшим" и
"нежночувствительнейшим".
Фотография с автографом и две тысячи четыреста пар темных носков были
незамедлительно доставлены в дом, расположенный в том районе Куинса, где
обычно селятся представителя среднего класса.
Когда Чиун увидел фотографию с продиктованной им когда-то надписью, о
чем он успел уж забыть, из его старческих глаз выкатилась слезинка.
- Чем знаменитее, тем они добрее, - сказал Мастер Синанджу.
Позднее он поделился этим наблюдением с Римо, но тот не проявил
никакого интереса. Он собирался к инспектору Уильяму Макгарку, чтобы выйти
на что-нибудь конкретное, и даже не поинтересовался, откуда у него в
спальне взялись 4800 черных носков.
11
Однако инспектора Уильяма Макгарка в полицейском управлении не
оказалось. Он находился в это время на окраине Манхэтена, в старом здании
на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, где когда-то располагался тир
городского полицейского управления. Теперь на первом этаже был магазин
одежды, а вход с лестничной площадки на второй этаж закрывала массивная
двойная стальная дверь с небольшой табличкой - "РЩ". За дверью находились
старый гимнастический зал и тир.
Несмотря на наличие кондиционеров, помещение тира было пропитано
пороховым дымом. Но кондиционеры и звукопоглощающее покрытие стен были не
единственным новшеством в старом тире. Главное состоим в том, что теперь
не существовало разграничительных линий для стрелков с мишенью на каждой
полосе огня, а в конце тира была установлена одна-единственны мишень, и
стреляли теперь не из револьверов, а из автоматов.
- Хорошо. Теперь еще раз. Я говорю "массированный огонь", имея при
этом в виду не стрельбу веером от бедра и не прицельный огонь одиночными.
Короткими очередями изрешетить чучело. Изрешетить! - крикнул Макгарк,
показывая рукой на темную, в человеческий рост, мишень. - Теперь внимание!
Не будем стрелять на счет "три!" или когда вам заблагорассудится.
Открывайте огонь по щелчку вот этой штучки.
Макгарк показал детскую игрушку-щелкунчика в виде лягушонка, обойдя
шеренгу стрелков, чтобы всем было видно. На нем были серые брюки и голубая
рубашка. Лоб в испарине, но на лице довольная улыбка, казалось,
говорившая: вот она - сила, способная оправдать свое предназначение.
- Итак, слушать! - крикнул Макгарк.
Три полицейских встали полукругом приготовились к стрельбе. Прошло
три секунды, десять, двенадцать. Щелчка не было.
Макгарк по-прежнему стоял с щелкунчиком в руке, наблюдая за
полицейскими. Тридцать секунд. Сорок пять. Один из полицейских вытер
взмокший на спусковом крючке палец. Другой облизал губы и посмотрел на
Макгарка. Минута. Минута и десять секунд. Третий стрелок опустил автомат.
Две минуты. Стволы всех трех автоматов были обращены к полу, а три
пари глаз - на Макгарка, который, казалось, ничего не замечал.
- Эй, когда же вы наконец щелкните этой штукой? - крикнул один из
полицейских.
- Что? - спросил, подавшись вперед, Макгарк, словно он не расслышал
вопроса.
- Я спросил когда вы...
В этот момент раздался щелчок и один из полицейских открыл бешеную
пальбу из автомата. Двое других поспешили последовать его примеру, осыпая
пулями стену на почтительном расстоянии от мишени.
- Ладно, все! - прокричал Макгарк. - Прекратить огонь! Прекратить
огонь!
Последний одиночный выстрел пробил небольшое отверстие в
чучеле-мишени, и настала тишина. Макгарк покачал головой и медленно, как
бы нехотя вышел за огневой рубеж в зал и встал перед полицейскими.
- Вам троим предстоит стать командирами, - начал он, все еще качая
головой. - В скором времени, когда у нас прибавится народу, вы будете
учить своих подчиненных. Вы станете лидерами, а посмотрите, что вы сейчас
из себя представляете? Остолопы!
Лицо его налилось кровью.
- Вы что, не понимаете, о чем я говорю, да? По-вашему, я
несправедлив, да? Вас не так учили?
- Сэр, - отозвался один из троицы, вы так долго не щелкали! Ну вот мы
и расслабились".
- Ах, я, видите ли, слишком долго не щелкал! Вас, видите ли, совсем
по-другому учили в полицейской академии! А поскольку вас учили по-другому,
то учиться по-новому вы и не хотите. Хорошо! Кто из вас когда-либо
участвовал в засаде? Поднимите руку!
Поднялась одна рука.
- Какая это была засада? - спросил Макгарк.
- Там были эти... контрабандисты...
- Скольких вы убили?
Полицейский запнулся.
- Мы ранили троих.
- А были ли вы в такой засаде, когда требовалось убить всех? Как
придется делать нам? Вот об этом сейчас идет речь. Пора психологически
перестраиваться и перестать мыслить на манер полицейских, за спиной у
которых 30000 парней нью-йоркского департамента. Здесь вы не полицейские.
- Как же так? Мы согласились вступить в эту организацию именно
потому, что хотели стать лучшими из полицейских, - озадаченно пробормотал
другой стрелок.
- Забудьте об этом, - отрезал Макгарк. - Вас учат нападать из засады.
Чем дальше, тем более сложные будут возникать ситуации, и я советую вам
серьезно учиться сейчас, чтобы всегда быть во всеоружии, иначе от вас
может остаться мокрое место, так что и хоронить будет нечего.
Все трое еще не совсем успокоились, но гнев их постепенно сменялся
уважением. И Макгарк почувствовал это. Стоя перед ними, он щелкнул
лягушонком. Руки дернулись к спусковым крючкам, и один из автоматов чуть
было не выстрелил. ~ Макгарк громко расхохотался, и его смех помог
окончательно снять напряжение. Ну и хорошо! Он пересек опять линию огня,
на сей раз в обратном направлении, и, не дойдя еще до своего прежнего
места, щелкнул еще раз. Огневой рубеж мгновенно взорвался дружным залпом
трех автоматов. Помещение заполнилось грохотом выстрелов и свистом
вспарывающего воздух свинца.
- Прекрасно! - воскликнул, не оборачиваясь, Макгарк. - Прекрасно!
- Почему вы так считаете? - поинтересовался один из стрелявших. - Вы
же еще не видели результат.
- Сейчас не это главное, - ответил довольный Макгарк. - Главное в
засаде - точный выбор момента и синхронность. Вы все проделали
великолепно. Мне нет необходимости смотреть, куда именно угодили ваши
пули. Мне достаточно было слышать, как слаженно вы стреляли.
Однако и стрельба и наставления Макгарка отнюдь не понравились
случайному свидетелю происходившего в зале. Этим человеком был заместитель
начальника департамента, который, не застав Макгарка в управлении, пришел
в тир, чтобы получить его подпись на некоторых бумагах о кадровых
перестановках в Бруклине. Подойдя к двери, ведущей в гимнастический зал с
тиром, он вдруг услышал автоматную стрельбу и наставительную речь
Макгарка. Занятие было явно нестандартным. Он сразу же понял, что в недрах
полиции Нью-Йорка зародилось движение, аналогичное тому, что было в Южной
Америке. Ему хватило ума и сообразительности затаиться за дверью и
прислушаться к тому, что говорит Макгарк. Бумаги подождут.
Заместитель начальника департамента знал, что во всем департаменте
был один-единственный человек которому он мог довериться.
Один-единственный человек, настолько одержимый идеями гражданских прав,
что восстановил против себя всех своих сотрудников. Заместитель начальника
полиции не раз резко расходился во мнении с комиссаром О'Тулом. Однажды он
даже пригрозил подать в отставку, и О'Тул сказал ему тогда:
- Потерпите. Если нам удастся пережить это сложное время, сохранив в
неприкосновенности конституционные свободы, то только благодаря стойкости
таких людей, как вы. Мы выбрали трудную дорогу. Прошу вас, верьте мне!
- О'Тул, Вы не правы. То, что случилось с вашей дочерью, должно было
убедить вас в этом. Хорошо, О'Тул, я не уйду, и главным образом потому,
что в Святой Цецилии меня научили уважению. В данном случае это - дань
уважения Деве Марии, ибо никто другой уважения не заслуживает. Учтите это.
Тем самым я изъявляю веру в Господа Бога, но отнюдь не в вашу
компетентность, комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22