Никогда нельзя действительно размять ноги и пройтись по ровному месту.
— Но почему же? — сказала Арлетт. — Мы можем обойти весь берег, места достаточно, тут несколько никто метров.
— Нет, нет, — сказал он, махнув рукой. — Вернемся, раз, ты, хочешь домой.
Арлетт рассмеялась.
— Но это не я хочу, а ты.
Он посмотрел на нее с видом одновременно грустным, смущенными нетерпеливым, но искорки доброты снова засветились в его глазах. Он улыбнулся и, сказав: «Да, да, конечно, это я», — ступил на лестницу в скале.
Архитектор, строивший бунгало, в одинаковой мере не любил ни дверей, ни окон; дверей не было ни между маленькой кухней и столовой, их не было также между спальней и ванной. Раздеваясь, Севилла смотрел на голую Арлетт, чистившую зубы. Чтобы лучше видеть себя в зеркале, она наклонилась над раковиной умывальника, тело подалось вперед, живот подобран. Это была наивная и грациозная поза послушной и умной девочки. Он улыбнулся, поток воздуха с силой хлынул в его легкие, он сдержал захватывавший его, почти удушающий порыв радости, именно радости, а не желания. Она пробудила ее, победоносная, как птица, но он знал, что есть грань в осознании своего счастья, которую не следует переступать, если не хочешь его разрушить. Ему было легко, он был счастливым и в то же время остерегался почувствовать себя чересчур счастливым. Ему казалось, что он купается в лучах света, скачет по молодым вершинам мира в первые часы дня. Красота этого тела, веселье, надежда, беспричинная радость! Он чувствовал, как грудь его расширяется до пределов выносимого, счастье внезапно сорвалось с места, перешагнуло рубежи, готово было свалить его на землю. Севилла рассмеялся. Ну конечно, это был выход, надо было смеяться, хитрить и с помощью смеха вернуть состояние полусчастья. Во всем есть, уверяю вас, немножко чего-то забавного или хотя бы абсурдного. Вот пример: он чувствовал себя счастливым, потому что она — чистит зубы. Он смеялся. Он чувствовал какую-то поддельность этого смеха и невозможность удержаться более секунды на такой вершине жизни. Мы лишь переходим из одного состояния в другое: смеемся, чтобы бежать от тоски, обладанием превозмогаем смех, нежностью излечиваемся от обладания — мгновение дикого счастья нельзя заставить остановиться, кто-то держит вас сзади за плечи и толкает вперед: иди, иди, иди.
— Почему ты смеешься? — спросила Арлетт, склоняясь к зеркалу.
— Ты похожа на послушную девочку.
Она повернула голову, посмотрела ему в глаза, уловила его взгляд, горячая волна захлестнула ее цели ком. Она тоже рассмеялась.
— Но я и есть послушная! — сказала она, задыхаясь.
Голова Арлетт покоилась на его плече. Он лежал плашмя на спине, касаясь матраца каждым своим расслабленным мускулом. Он протянул правую руку, выключил свет. Наступила долгая тишина. Дыхание Севиллы стало таким тихим и ровным, что Арлетт подумала, что он заснул. Однако, когда он снова заговорил, голос его звучал так, как будто они веди самую обычную беседу, как будто он возобновлял только что прерванный диалог.
— Если русские, — сказал он, — не втирают очки (его голос раздавался в тишине четко и резко), если им удалось использовать для рыбной ловли сотню дельфинов, то, следовательно, они продвинулись значительно дальше, чем мы предполагали, в установлении межвидовых коммуникаций. Даже если оставить в стороне их разговоры об индивидуализме и капиталистической «борьбе за жизнь», которая заставила нас, бедных американцев, сосредоточить все свои усилия на одной паре, все же приходится признать, что, по сути, мы еще ровным счетом ничего не сделали, научив говорить двух дельфинов. Нам еще остается распространить возможность коммуникативных связей на весь вид или по крайней мере на два—три десятка индивидов. И черт меня подери, если я знаю, с какого конца взяться за это дело.
БЕСЕДА ФА И БИ С ПРОФЕССОРОМ СЕВИЛЛОЙ. ПОНЕДЕЛЬНИК 9 МАРТА 1971 ГОДА, 10 ЧАСОВ УТРА
(Примечания профессора Севиллы: «Я не видел Фа и Би с тех пор, как в пятницу 6 марта покинул лабораторию. При виде меня Фа выпрыгнул из воды, стал бить по ней хвостом и издал целую серию радостных свистов. В течение всего этого времени Би оставалась немного в стороне, молчаливая, настороженная, она почти не смотрела на меня.)
Фа. Па! Где ты был? Где ты был?
С. Здравствуй, Фа!
Фа. Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Где ты был?
С. Здравствуй, Би!
Би. Здравствуй, Па. (Би в центре бассейна, она медленно описывает круги в направлении часовой стрелки и посматривает на меня искоса, когда проплывает мимо, но она не издает никаких свистов и не выказывает намерения приблизиться. Фа у края бассейна, в одном метре от меня, игриво настроенный и полный радости. Когда я приблизился, он выкинул свою обычную шутку: окатил меня с головы до ног водой.)
С. Я уезжал отдохнуть вместе с Ма.
Фа. Отдохнуть? Ты хочешь сказать — спать?
С. Отдыхать — это значит ничего не делать.
Фа. А здесь ты не отдыхаешь?
С. Нет, не часто.
Фа. А там, куда ты уезжаешь, ты отдыхаешь?
С. Да.
Фа. А где это?
С. На берегу моря.
(Би перестает описывать круги, слушает внимательно, но не приближается.)
Фа. Здесь тоже рядом море. Иногда я слышу волны, а когда я пью воду, она отдает другими животными.
С. Я тебе объяснял, во время прилива мы открываем шлюзы, и вода из моря наполняет бассейн.
Фа. Да, я знаю. Я не забыл. Я ничего не забываю, никогда. Мне очень нравится, когда у воды вкус моря и других животных.
С. Би, пойди сюда.
(Би повинуется не сразу, а когда она подчиняется, то вместо того, чтобы прямо подплыть к борту, несколько раз делает крюк, показывая свое дурное настроение).
С. Би, что с тобой? Ты сердишься?
Би. Ты не сказал, что ты уезжаешь.
С. Но это уже не в первый раз. До пресс-конференции я уже уезжал дважды.
Би. Да, но ты говорил, что уезжаешь.
С. Хорошо, следующий раз я тебе это скажу.
Би. Спасибо, Па. Там красиво, где ты был?
С. Очень красиво.
Би. Что ты делаешь, чтобы ничего не делать?
(Я смеюсь, и Фа тотчас же мне подражает, поглядывая насмешливо на Би. Би недовольно моргает, но ничего не говорит.)
С. Я играю с Ма, лежу на солнце и купаюсь.
Би. Ты должен был бы брать нас с собой.
Фа. Да, Па, ты должен брать нас с собой.
С. Я не могу, там нет бассейна.
Би. А где ты купаешься?
С. В море.
Би. А как же акулы?
С. Там, куда я езжу, нет акул. Но вам, пока меня нет, совсем не так плохо, вы играете.
Фа. Да, особенно вместе с Ба. Он очень милый. Другие тоже очень милые.
Би. Я очень люблю Ба. Он все время с нами. Он купается с нами. Он играет с нами. Он нас ласкает. И он говорит. Много говорит.
Фа. Он читал нам статьи про нас. Но он не захотел объяснять. Он нам сказал: «Подождите Па». С. Это я его просил вам прочесть.
Фа. Па, мне было грустно. Есть люди, которые нас не любят.
С. Всегда находятся люди, боящиеся новых вещей.
Фа. Они боятся нас?
С. Да.
Би. Я не понимаю почему.
Фа. Один человек сказал: «Место рыбы — в моей тарелке».
Би. Па, почему он так сказал, ведь мы же несъедобные?
Фа. И мы к тому же не рыбы.
Би. О Фа, не будь таким снобом.
(Я смеюсь, и Фа вместе со мной.)
С. Би, кто научил тебя слову «сноб»?
Би. Ба научил. Почему ты смеешься? Это плохое слово?
С. Это очень хорошее слово. В особенности когда Фа хвастается тем, что он млекопитающее.
Фа. Но я горжусь тем, что я млекопитающее. У дельфина мозг весит столько же, сколько и у человека.
С. Это верно. Ты не забыл.
Фа. Я никогда ничего не забываю.
Би. А есть еще статьи про нас?
С. Мы посмотрим после. А сейчас я должен тебе кое-что сказать.
Фа. И мне тоже?
С. И тебе тоже. Помнишь, Фа, это ты научил Би говорить.
Фа. Да, это я.
С. А теперь мне бы хотелось, чтобы вы оба научили говорить других дельфинов.
Фа. Зачем?
С. Двух говорящих дельфинов мало.
Фа. Почему?
С. Это слишком долго объяснять.
Фа. Тебе доставит удовольствие, если мы научим других дельфинов?
С. Да.
Фа. А как мы будем действовать?
С. Я приведу к вам дельфинов.
Би. Сюда? В бассейн?
С. Да.
Би. Дельфинов или дельфинок?
С. Одну дельфинку для начала.
Би. Нет! Нет!
С. Почему нет?
Би. Я не хочу.
С. Не хочешь?
Би. Я ее побью. Я ее укушу.
С. Но послушай, Би…
Би. Я отниму у нее ее порцию рыбы.
С. Но послушай, Би, это будет очень нехорошо с твоей стороны.
Би. Да.
С. Ты хочешь быть нехорошей?
Би. Да, я буду нехорошей, все время я буду ее кусать.
С. Но послушай, Би. Почему?
Би. Я не хочу, чтобы Фа за ней ухаживал.
(Фа смеется. Би поворачивается к нему и ударяет его хвостом; он ускользает от удара и не отвечает на него.)
С. Би, но ты же знаешь, что в море всегда так бывает.
Би. Это другое дело.
С. В море у самца всегда несколько самок.
Би. Это другое дело.
С. Почему это другое дело?
Би. Фа и я, мы говорим.
(Я на мгновение замолчал, настолько был поражен этим ответом.)
Фа. Ты молчишь, Па?
С. Би, а если вдруг другая дельфинка будет сильнее, чем ты?
Би. Тогда я попрошу Фа, чтобы он помог мне ее бить.
С. И ты, Фа, будешь ее бить?
Фа. Да.
С. Почему?
Фа. Я всегда делаю то, что мне говорит Би.
С. Почему?
Фа. Мне нравится так делать. Я очень люблю Би.
С. А если я впущу в бассейн дельфина?
Фа. Я буду с ним драться. Может быть, я его убью.
С. А вдруг он будет больше и сильнее тебя?
Фа. Би мне поможет.
(Я смотрю на Би, она подтверждает кивком головы.)
С. Би, поговорим об этой дельфинке. Какая разница от того, что вы с Фа умеете говорить? Прежде чем говорить по-английски, вы говорили на языке дельфинов.
Би. Это другое дело.
С. В чем разница?
Би. Не знаю.
С. А до того, как ты стала говорить по-английски, ты согласилась бы допустить другую дельфинку в бассейн?
Би. Я очень люблю Фа. Я его люблю, как ты любишь Ма.
С. Ты заметила, что я люблю Ма?
Би. Да.
С. А если бы я не любил Ма, ты согласилась бы на другую дельфинку?
Би (с волнением). Ты хочешь перестать любить Ма?
С. Нет, нет. Я же сказал «если». Я тебе уже объяснял, что значит «если».
Би. Я не люблю «если». Фа хорошо понимает «если», а я нет. Вещи или есть, или их нет. Зачем «если»?
С. Слушай меня как следует, Би. Слушай, это очень важно. Ты не хочешь, чтобы другая дельфинка была в бассейне, потому что я люблю Ма?
(Молчание).
Би. Да, может быть.
С. Ты хочешь быть с Фа, как я с Ма?
Би. Да.
С. А если бы ты не говорила по-английски, ты бы заметила, что я люблю Ма?
Би. Я не люблю «если». «Если» меня сбивает с толку.
С. Постарайся мне ответить, Би, я тебя прошу.
Би. Не знаю. Я устала.
(Би поворачивается ко мне хвостом, плывет к резиновому кругу, продевает в него морду и бросает круг Фа, который ловит его на лету и бросает ей снова. Я делаю несколько попыток вновь завязать разговор. Она не отвечает. Время — 10 часов 20 минут.)
Сюзи окинула всех взглядом. Это было первое заседание после 20 февраля. Стулья были расположены вокруг стола, на котором стоял магнитофон. Порядок сохранялся всегда один и тот же: сотрудники являлись на пять минут раньше. Севилла врывался последним и последним усаживался. Он взял на место Лизбет Симона, но, то ли случайно, то ли умышленно, он никем не заменил Майкла — один замещающий, один отсутствующий. «Кроме места Майкла слева от меня, все остальные заняты как обычно; сам того не зная, ни во что не посвященный Симон сел, как садилась Лизбет, справа от Арлетт. Питер, конечно, рядом со мной, сидит, положив руку на спинку моего стула, он не касается меня, но я ощущаю затылком тепло его руки. И Мэгги рядом с Бобом, одетым очень элегантно; что только он не делает: и принимает самый отсутствующий вид, и наполовину повернулся к ней спиной, но я готов поспорить, что и этим ему не удастся отбить у нее охоту пошептаться с ним, она будет бросать реплики и своему соседу слева, тихому, скромному Симону, убравшему ноги под стул; он не станет ей отвечать, но это не спасет его, несчастного, совсем напротив: для Мэгги все служит знаком признания, даже молчанье».
— Вы сейчас услышите, — сказал Севилла, — мою беседу от 9 марта с Фа и Би. Слушайте ее внимательно, она будет предметом нашего обсуждения.
Он включил магнитофон, положил ладони плашмя на стол и глядел, как разматывается лента. Крикливые голоса обоих дельфинов наполнили комнату.
— Ну вот, — сказал он, когда лента закончилась. — Что вы об этом думаете? Я жду от вас сейчас не практических предложений, а анализа поведения. Что вы об этом скажете?
Сюзи первая нарушила молчание:
— По-моему, реакция Фа вполне нормальна. Она согласуется с тем, что мы знаем о поведении дельфина-самца. Фа живет один в бассейне с Би. Ввести другого самца — значит поставить вопрос о разделе самки и установлении иерархии.
— В этом смысле, — сказала Арлетт, — реакция Би также не отклонялась от нормы. Введение другой самки в бассейн повлекло бы за собой те же проблемы.
— Не совсем, — сказал Питер.
Арлетт посмотрела на него. С момента ухода Майкла Питер стал как-то увереннее в себе, он возмужал и не скрывает своего покровительственного отношения к Сюзи.
— Би, — продолжал Питер, — жила в море, то есть она жила в группе дельфинов, где пары нестабильны, где самец владеет последовательно несколькими самками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Но почему же? — сказала Арлетт. — Мы можем обойти весь берег, места достаточно, тут несколько никто метров.
— Нет, нет, — сказал он, махнув рукой. — Вернемся, раз, ты, хочешь домой.
Арлетт рассмеялась.
— Но это не я хочу, а ты.
Он посмотрел на нее с видом одновременно грустным, смущенными нетерпеливым, но искорки доброты снова засветились в его глазах. Он улыбнулся и, сказав: «Да, да, конечно, это я», — ступил на лестницу в скале.
Архитектор, строивший бунгало, в одинаковой мере не любил ни дверей, ни окон; дверей не было ни между маленькой кухней и столовой, их не было также между спальней и ванной. Раздеваясь, Севилла смотрел на голую Арлетт, чистившую зубы. Чтобы лучше видеть себя в зеркале, она наклонилась над раковиной умывальника, тело подалось вперед, живот подобран. Это была наивная и грациозная поза послушной и умной девочки. Он улыбнулся, поток воздуха с силой хлынул в его легкие, он сдержал захватывавший его, почти удушающий порыв радости, именно радости, а не желания. Она пробудила ее, победоносная, как птица, но он знал, что есть грань в осознании своего счастья, которую не следует переступать, если не хочешь его разрушить. Ему было легко, он был счастливым и в то же время остерегался почувствовать себя чересчур счастливым. Ему казалось, что он купается в лучах света, скачет по молодым вершинам мира в первые часы дня. Красота этого тела, веселье, надежда, беспричинная радость! Он чувствовал, как грудь его расширяется до пределов выносимого, счастье внезапно сорвалось с места, перешагнуло рубежи, готово было свалить его на землю. Севилла рассмеялся. Ну конечно, это был выход, надо было смеяться, хитрить и с помощью смеха вернуть состояние полусчастья. Во всем есть, уверяю вас, немножко чего-то забавного или хотя бы абсурдного. Вот пример: он чувствовал себя счастливым, потому что она — чистит зубы. Он смеялся. Он чувствовал какую-то поддельность этого смеха и невозможность удержаться более секунды на такой вершине жизни. Мы лишь переходим из одного состояния в другое: смеемся, чтобы бежать от тоски, обладанием превозмогаем смех, нежностью излечиваемся от обладания — мгновение дикого счастья нельзя заставить остановиться, кто-то держит вас сзади за плечи и толкает вперед: иди, иди, иди.
— Почему ты смеешься? — спросила Арлетт, склоняясь к зеркалу.
— Ты похожа на послушную девочку.
Она повернула голову, посмотрела ему в глаза, уловила его взгляд, горячая волна захлестнула ее цели ком. Она тоже рассмеялась.
— Но я и есть послушная! — сказала она, задыхаясь.
Голова Арлетт покоилась на его плече. Он лежал плашмя на спине, касаясь матраца каждым своим расслабленным мускулом. Он протянул правую руку, выключил свет. Наступила долгая тишина. Дыхание Севиллы стало таким тихим и ровным, что Арлетт подумала, что он заснул. Однако, когда он снова заговорил, голос его звучал так, как будто они веди самую обычную беседу, как будто он возобновлял только что прерванный диалог.
— Если русские, — сказал он, — не втирают очки (его голос раздавался в тишине четко и резко), если им удалось использовать для рыбной ловли сотню дельфинов, то, следовательно, они продвинулись значительно дальше, чем мы предполагали, в установлении межвидовых коммуникаций. Даже если оставить в стороне их разговоры об индивидуализме и капиталистической «борьбе за жизнь», которая заставила нас, бедных американцев, сосредоточить все свои усилия на одной паре, все же приходится признать, что, по сути, мы еще ровным счетом ничего не сделали, научив говорить двух дельфинов. Нам еще остается распространить возможность коммуникативных связей на весь вид или по крайней мере на два—три десятка индивидов. И черт меня подери, если я знаю, с какого конца взяться за это дело.
БЕСЕДА ФА И БИ С ПРОФЕССОРОМ СЕВИЛЛОЙ. ПОНЕДЕЛЬНИК 9 МАРТА 1971 ГОДА, 10 ЧАСОВ УТРА
(Примечания профессора Севиллы: «Я не видел Фа и Би с тех пор, как в пятницу 6 марта покинул лабораторию. При виде меня Фа выпрыгнул из воды, стал бить по ней хвостом и издал целую серию радостных свистов. В течение всего этого времени Би оставалась немного в стороне, молчаливая, настороженная, она почти не смотрела на меня.)
Фа. Па! Где ты был? Где ты был?
С. Здравствуй, Фа!
Фа. Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Здравствуй, Па! Где ты был?
С. Здравствуй, Би!
Би. Здравствуй, Па. (Би в центре бассейна, она медленно описывает круги в направлении часовой стрелки и посматривает на меня искоса, когда проплывает мимо, но она не издает никаких свистов и не выказывает намерения приблизиться. Фа у края бассейна, в одном метре от меня, игриво настроенный и полный радости. Когда я приблизился, он выкинул свою обычную шутку: окатил меня с головы до ног водой.)
С. Я уезжал отдохнуть вместе с Ма.
Фа. Отдохнуть? Ты хочешь сказать — спать?
С. Отдыхать — это значит ничего не делать.
Фа. А здесь ты не отдыхаешь?
С. Нет, не часто.
Фа. А там, куда ты уезжаешь, ты отдыхаешь?
С. Да.
Фа. А где это?
С. На берегу моря.
(Би перестает описывать круги, слушает внимательно, но не приближается.)
Фа. Здесь тоже рядом море. Иногда я слышу волны, а когда я пью воду, она отдает другими животными.
С. Я тебе объяснял, во время прилива мы открываем шлюзы, и вода из моря наполняет бассейн.
Фа. Да, я знаю. Я не забыл. Я ничего не забываю, никогда. Мне очень нравится, когда у воды вкус моря и других животных.
С. Би, пойди сюда.
(Би повинуется не сразу, а когда она подчиняется, то вместо того, чтобы прямо подплыть к борту, несколько раз делает крюк, показывая свое дурное настроение).
С. Би, что с тобой? Ты сердишься?
Би. Ты не сказал, что ты уезжаешь.
С. Но это уже не в первый раз. До пресс-конференции я уже уезжал дважды.
Би. Да, но ты говорил, что уезжаешь.
С. Хорошо, следующий раз я тебе это скажу.
Би. Спасибо, Па. Там красиво, где ты был?
С. Очень красиво.
Би. Что ты делаешь, чтобы ничего не делать?
(Я смеюсь, и Фа тотчас же мне подражает, поглядывая насмешливо на Би. Би недовольно моргает, но ничего не говорит.)
С. Я играю с Ма, лежу на солнце и купаюсь.
Би. Ты должен был бы брать нас с собой.
Фа. Да, Па, ты должен брать нас с собой.
С. Я не могу, там нет бассейна.
Би. А где ты купаешься?
С. В море.
Би. А как же акулы?
С. Там, куда я езжу, нет акул. Но вам, пока меня нет, совсем не так плохо, вы играете.
Фа. Да, особенно вместе с Ба. Он очень милый. Другие тоже очень милые.
Би. Я очень люблю Ба. Он все время с нами. Он купается с нами. Он играет с нами. Он нас ласкает. И он говорит. Много говорит.
Фа. Он читал нам статьи про нас. Но он не захотел объяснять. Он нам сказал: «Подождите Па». С. Это я его просил вам прочесть.
Фа. Па, мне было грустно. Есть люди, которые нас не любят.
С. Всегда находятся люди, боящиеся новых вещей.
Фа. Они боятся нас?
С. Да.
Би. Я не понимаю почему.
Фа. Один человек сказал: «Место рыбы — в моей тарелке».
Би. Па, почему он так сказал, ведь мы же несъедобные?
Фа. И мы к тому же не рыбы.
Би. О Фа, не будь таким снобом.
(Я смеюсь, и Фа вместе со мной.)
С. Би, кто научил тебя слову «сноб»?
Би. Ба научил. Почему ты смеешься? Это плохое слово?
С. Это очень хорошее слово. В особенности когда Фа хвастается тем, что он млекопитающее.
Фа. Но я горжусь тем, что я млекопитающее. У дельфина мозг весит столько же, сколько и у человека.
С. Это верно. Ты не забыл.
Фа. Я никогда ничего не забываю.
Би. А есть еще статьи про нас?
С. Мы посмотрим после. А сейчас я должен тебе кое-что сказать.
Фа. И мне тоже?
С. И тебе тоже. Помнишь, Фа, это ты научил Би говорить.
Фа. Да, это я.
С. А теперь мне бы хотелось, чтобы вы оба научили говорить других дельфинов.
Фа. Зачем?
С. Двух говорящих дельфинов мало.
Фа. Почему?
С. Это слишком долго объяснять.
Фа. Тебе доставит удовольствие, если мы научим других дельфинов?
С. Да.
Фа. А как мы будем действовать?
С. Я приведу к вам дельфинов.
Би. Сюда? В бассейн?
С. Да.
Би. Дельфинов или дельфинок?
С. Одну дельфинку для начала.
Би. Нет! Нет!
С. Почему нет?
Би. Я не хочу.
С. Не хочешь?
Би. Я ее побью. Я ее укушу.
С. Но послушай, Би…
Би. Я отниму у нее ее порцию рыбы.
С. Но послушай, Би, это будет очень нехорошо с твоей стороны.
Би. Да.
С. Ты хочешь быть нехорошей?
Би. Да, я буду нехорошей, все время я буду ее кусать.
С. Но послушай, Би. Почему?
Би. Я не хочу, чтобы Фа за ней ухаживал.
(Фа смеется. Би поворачивается к нему и ударяет его хвостом; он ускользает от удара и не отвечает на него.)
С. Би, но ты же знаешь, что в море всегда так бывает.
Би. Это другое дело.
С. В море у самца всегда несколько самок.
Би. Это другое дело.
С. Почему это другое дело?
Би. Фа и я, мы говорим.
(Я на мгновение замолчал, настолько был поражен этим ответом.)
Фа. Ты молчишь, Па?
С. Би, а если вдруг другая дельфинка будет сильнее, чем ты?
Би. Тогда я попрошу Фа, чтобы он помог мне ее бить.
С. И ты, Фа, будешь ее бить?
Фа. Да.
С. Почему?
Фа. Я всегда делаю то, что мне говорит Би.
С. Почему?
Фа. Мне нравится так делать. Я очень люблю Би.
С. А если я впущу в бассейн дельфина?
Фа. Я буду с ним драться. Может быть, я его убью.
С. А вдруг он будет больше и сильнее тебя?
Фа. Би мне поможет.
(Я смотрю на Би, она подтверждает кивком головы.)
С. Би, поговорим об этой дельфинке. Какая разница от того, что вы с Фа умеете говорить? Прежде чем говорить по-английски, вы говорили на языке дельфинов.
Би. Это другое дело.
С. В чем разница?
Би. Не знаю.
С. А до того, как ты стала говорить по-английски, ты согласилась бы допустить другую дельфинку в бассейн?
Би. Я очень люблю Фа. Я его люблю, как ты любишь Ма.
С. Ты заметила, что я люблю Ма?
Би. Да.
С. А если бы я не любил Ма, ты согласилась бы на другую дельфинку?
Би (с волнением). Ты хочешь перестать любить Ма?
С. Нет, нет. Я же сказал «если». Я тебе уже объяснял, что значит «если».
Би. Я не люблю «если». Фа хорошо понимает «если», а я нет. Вещи или есть, или их нет. Зачем «если»?
С. Слушай меня как следует, Би. Слушай, это очень важно. Ты не хочешь, чтобы другая дельфинка была в бассейне, потому что я люблю Ма?
(Молчание).
Би. Да, может быть.
С. Ты хочешь быть с Фа, как я с Ма?
Би. Да.
С. А если бы ты не говорила по-английски, ты бы заметила, что я люблю Ма?
Би. Я не люблю «если». «Если» меня сбивает с толку.
С. Постарайся мне ответить, Би, я тебя прошу.
Би. Не знаю. Я устала.
(Би поворачивается ко мне хвостом, плывет к резиновому кругу, продевает в него морду и бросает круг Фа, который ловит его на лету и бросает ей снова. Я делаю несколько попыток вновь завязать разговор. Она не отвечает. Время — 10 часов 20 минут.)
Сюзи окинула всех взглядом. Это было первое заседание после 20 февраля. Стулья были расположены вокруг стола, на котором стоял магнитофон. Порядок сохранялся всегда один и тот же: сотрудники являлись на пять минут раньше. Севилла врывался последним и последним усаживался. Он взял на место Лизбет Симона, но, то ли случайно, то ли умышленно, он никем не заменил Майкла — один замещающий, один отсутствующий. «Кроме места Майкла слева от меня, все остальные заняты как обычно; сам того не зная, ни во что не посвященный Симон сел, как садилась Лизбет, справа от Арлетт. Питер, конечно, рядом со мной, сидит, положив руку на спинку моего стула, он не касается меня, но я ощущаю затылком тепло его руки. И Мэгги рядом с Бобом, одетым очень элегантно; что только он не делает: и принимает самый отсутствующий вид, и наполовину повернулся к ней спиной, но я готов поспорить, что и этим ему не удастся отбить у нее охоту пошептаться с ним, она будет бросать реплики и своему соседу слева, тихому, скромному Симону, убравшему ноги под стул; он не станет ей отвечать, но это не спасет его, несчастного, совсем напротив: для Мэгги все служит знаком признания, даже молчанье».
— Вы сейчас услышите, — сказал Севилла, — мою беседу от 9 марта с Фа и Би. Слушайте ее внимательно, она будет предметом нашего обсуждения.
Он включил магнитофон, положил ладони плашмя на стол и глядел, как разматывается лента. Крикливые голоса обоих дельфинов наполнили комнату.
— Ну вот, — сказал он, когда лента закончилась. — Что вы об этом думаете? Я жду от вас сейчас не практических предложений, а анализа поведения. Что вы об этом скажете?
Сюзи первая нарушила молчание:
— По-моему, реакция Фа вполне нормальна. Она согласуется с тем, что мы знаем о поведении дельфина-самца. Фа живет один в бассейне с Би. Ввести другого самца — значит поставить вопрос о разделе самки и установлении иерархии.
— В этом смысле, — сказала Арлетт, — реакция Би также не отклонялась от нормы. Введение другой самки в бассейн повлекло бы за собой те же проблемы.
— Не совсем, — сказал Питер.
Арлетт посмотрела на него. С момента ухода Майкла Питер стал как-то увереннее в себе, он возмужал и не скрывает своего покровительственного отношения к Сюзи.
— Би, — продолжал Питер, — жила в море, то есть она жила в группе дельфинов, где пары нестабильны, где самец владеет последовательно несколькими самками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52