одна — мягкая и внимательная, безусловно человеческая, другая — звериная и необыкновенно жестокая. И эти две стороны каким-то образом пересекались и взаимодействовали. Когда Лори принимала человеческий облик, она, конечно, все осознавала и именно поэтому предостерегала его, зная о своем зверином перевоплощении. Он вспомнил, что уже когда она перестала быть собой, на глазах превращаясь в зверя, и он закричал, что это он, Гин, она, казалось, опомнилась, узнала его и поэтому не тронула.
Что-то еще беспокоило его. Он подошел к телефону и набрал номер Мэгги. Ему ответили через пять минут. Мэгги была вне себя от злости.
— Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час?
— Мэгги, это я, Гин.
— Боже мой, Гин! Два часа ночи. Я только что уснула.
— Мэгги, извини, но я должен кое-что спросить. Это срочно.
Мэгги тяжело вздохнула, но, почувствовав, как он встревожен и взволнован, переменила тон.
— Хорошо, Гин, — сказала она, — спрашивай. Надеюсь, ты звонишь не за тем, чтобы узнать рецепт печенья с корицей.
— Мэгги, я насчет собак.
— Собак? Каких собак?
— Ты обещала, что попросишь Энрико проверить лицензии на содержание собак у Сэмплов.
— Да, я узнавала.
— Ну и что он тебе сказал?
— Он сказал, что у них нет никаких лицензий. Чтобы убедиться лично, Энрико перезвонил своему приятелю, который живет недалеко от них и прекрасно их знает. Он думает, что они вообще никогда не держали собак.
Вот оно что. Значит, в ту ночь, когда он пробрался в усадьбу, разыскивая Лори, он, возможно, на нее и наткнулся. Зверь, который сбросил его со стены и яростно на него напал, — это, оказывается, его собственная жена!
— Спасибо, Мэгги, я перезвоню тебе завтра.
Гин подошел к окну и закрыл его. Потом вернулся к двери и повернул ключ в замке. Он оделся и прилег сверху на одеяло, чтобы немного отдохнуть, ожидая возвращения Лори. Он задремал, но не спал, время от времени ему чудилось в темноте оскаленное звериное лицо.
***
На рассвете, когда первые лучи солнца осветили комнату, он услышал за дверью какой-то шум. Это были мягкие, шаркающие звуки, как будто кто-то шел босиком по коридору. Гин встал как можно тише и на цыпочках подкрался к двери. Он приложил ухо и напрягся; кто-то повернул дверную ручку и сильно толкнул дверь. Поняв, что она заперта, в дверь постучали и толкнули сильнее. Кто-то всем своим весом навалился на дверь так, что заскрипели петли. Наступила тишина, затем в дверь ударили с такой силой, что она задребезжала. Снова стало тихо. Кто-то тяжело и устало дышал и сопел. Затем послышался голос:
— Гин?
Он покрылся ледяным потом и вытер лоб рукавом. Это была Лори или зверь, в которого она превратилась. Его зубы щелкали, как в лихорадке.
— Гин, — упрашивала она.
***
Он прижался плечом к двери и молчал.
— Я знаю, что ты там, Гин. Пожалуйста, открой дверь.
Это был голос милой любимой Лори, на которой он женился, но Гин все еще не верил. Какого черта он закрылся здесь, в спальне, и прячется от своей красавицы-жены?
— Гин, — прошептала она, — открой дверь, Гин.
Он хрипло ответил:
— Я не могу.
— Ну пожалуйста, Гин. Здесь холодно, я замерзла.
— Лори, я… я боюсь.
Последовала пауза.
— Боишься меня? Почему, Гин?
— А ты не знаешь? Я должен расшифровать? Как я могу открыть тебе дверь? А если ты набросишься на меня, как той ночью, когда я взбирался по стене.
— Гин, ты в своем уме?
Гин кашлянул.
— Да, Лори, я в своем уме, и ты это знаешь. Кстати, вчера я попросил свою секретаршу разыскать информацию об убасти. И теперь я знаю, кто такие убасти, знаю, почему ты так выглядишь и почему ты гордишься этим.
— Гин, — сказала она нежно, — открой дверь. Давай поговорим.
— Мы уже разговариваем.
— Но здесь холодно. Я стою на сквозняке. Впусти меня. Я ничего плохого тебе не сделаю.
— А где гарантия? Вдруг я открою дверь, а ты набросишься на меня?
— Гин, значит, ты видел, какая я была ночью? Ты видел, что со мной происходило? Гин, сейчас я не такая. Слышишь, это я, твоя жена.
Покусывая губу, Гин в раздумье смотрел на ключ, торчащий из замочной скважины. Если он повернет его, не сдастся ли он легко и просто, как газель Смита на той гравюре? Но с другой стороны, может, она права, может, она снова такая же безобидная и любящая, как всегда?
— Подожди минутку, — сказал Гин.
Он отошел от двери и взял небольшой деревянный стул, стоявший в углу. Держа стул в правой руке, Гин осторожно протянул левую и повернул ключ в замке.
— Я открыл, — сказал он. — Теперь ты можешь войти. Но пожалуйста, без резких движений!
Лори ничего не ответила. Она медленно повернула ручку, раздался щелчок. Дверь открылась, заскрипев петлями.
Сначала Гин ее не увидел. Хотя уже светало, на лестничной площадке было еще темно, и все, что он разглядел, — это высокий неясный силуэт. Он слышал ее дыхание и видел блеск ее глаз.
— Хорошо, Лори. Можешь войти.
Она сделала несколько шагов вперед. Гин стоял в воинственной позе, держа в руке стул, как дрессировщик-любитель. Лори подошла к кровати с балдахином и остановилась. Он не мог рассмотреть ее в предрассветной мгле.
— Лори, — сказал он, — стой там, я включу ночник.
Шаря рукой в поисках выключателя, Гин не спускал глаз с ее неподвижной фигуры. Наконец он включил свет.
В первую секунду Гин подумал, что она одета во что-то алое. Но потом, испытывая невыразимое отвращение, он увидел, что она вся голая и перепачкана кровью. Кровью были забрызганы ее растрепанные волосы, испачкан ее рот, как будто она грызла сырое мясо. Вся ее грудь, живот и бедра были влажные и блестящие от крови, как передник мясника.
Глава 6
— Что ты сделала? — прошептал он, затем закричал:
— Лори! Что ты наделала?
Она пошла в ванную, оставляя на ковре кровавые следы, и открыла краны. Затем ополоснула лицо и промокнула полотенцем обильные следы крови.
— Лори, — повторял Гин, весь дрожа, — Лори, ты скажешь мне, что случилось?
— Я спасла тебе жизнь, — спокойно ответила она, глядя куда-то в сторону.
— Что ты сказала? Лори, ради всего святого…
— Я задрала овцу и тем самым спасла тебе жизнь. На ее месте мог оказаться ты.
Гин не мог в это поверить, у него начиналась истерика.
— Ты исчезаешь куда-то ночью, без одежды, находишь овцу, убиваешь ее и ешь сырое мясо?!
Лори смывала кровь. Она была спокойна и, казалось, совсем не чувствовала себя виноватой.
— Это тебя удивляет? — спросила она. — Ты же знаешь, я — убасти. Мы люди-львы — моя мать и я. Задрать овцу и съесть ее где-нибудь в поле ничем не хуже, чем зажарить ее и подать на стол, как это делаете вы.
— Но ты же сказала, что на ее месте мог оказаться я! Предположим, львиный инстинкт возобладал бы?
Она вытерлась и подошла к шкафу за другой сорочкой.
— Но этого же не случилось — ты жив.
Гин почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он снова уселся в кресло и пошарил в карманах в поисках сигарет. В пачке оставалась только одна — помятая и изогнутая. Он выпрямил ее и закурил.
— Лори, — сказал он, — ты понимаешь, что это конец?
Она завязывала ленты на длинной вышитой ночной сорочке.
— То есть ты собираешься уйти от меня?
— А что еще мне делать? Это не может больше продолжаться. Я больше тебе не верю. Как я могу спать с тобой, зная, что ты можешь наброситься на меня ночью и перегрызть мне горло? Это невозможно.
Лори причесала волосы и выключила свет в ванной. Она села с краю на кровать и задумчиво и печально посмотрела на Гина.
— Ты должен ненавидеть меня, — сказала она, — ты, наверное, думаешь, что я отвратительная.
— Лори, я так не думаю. Но я не могу спокойно воспринимать происходящее. Это чертовски меня пугает. Неужели ты не понимаешь?
— Конечно. Я знаю, что ты должен чувствовать. Но пойми и ты, что есть сырое мясо для меня так же просто и необходимо, как и дышать.
Гин отрицательно замотал головой:
— Лори, я не могу это принять, несмотря на все твои объяснения. Как часто это с тобой происходит? Каждую ночь? Раз в месяц? Или как?
— Когда мы поженились, я так надеялась, что ты поможешь мне, — сказала она мягко.
— Помочь тебе? Каким образом?
— Я надеялась, что смогу стать просто твоей женой. Обычной американской женой. Должно же когда-то племя убасти прекратить свое существование. Я думала, что стану последней убасти.
— Значит ли это, что ты и твоя мать — последние представители этого племени?
Она кивнула:
— Возможно, есть и другие, но мы никогда не слышали о них. Наше племя было изгнано из Тель-Баста войсками фараонов задолго до Рождества Христова. Убасти сначала расселились по всему миру, но вскоре живых почти никого не осталось. Многие были убиты или захвачены в плен: они были больше львы, чем люди; некоторые просто не смогли приспособиться к жизни среди людей. Я считаю, нашей семье повезло. В нас было больше человеческого, чем звериного. И мы сотни лет скрывались в Европе. Львиные черты проявляются только у женщин, а так как женщины выходили замуж и меняли фамилии, нас трудно было проследить. Иногда мы придумывали себе новые имена. Например, девичья фамилия моей матери — Мизаб — это анаграмма слова «Симба» — так в Африке называют льва.
— Твой отец… он умер. Его действительно задрал медведь? — содрогнулся Гин. — Или это сделала твоя мать?
— Мама очень чтит традиции, — зашептала Лори. — Я не такая, как она. Она верит во все древние ритуалы.
— Так, значит, она действительно убила твоего отца?
— Я не знаю точно. Она об этом никогда не говорит. Но в древних книгах сказано, что женщина-лев должна уничтожить своего партнера после того, как он перестал быть ей полезным.
— Полезным? — переспросил Гин.
— Все зависит от того, что женщина хочет получить от своего мужа. Мой отец привез маму в Америку, обеспечил ей жизнь, о которой она мечтала, дал ей дочь, и больше он ей был не нужен.
Гин докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице.
— То же самое ожидает и меня? Сначала я буду полезным, введу тебя в вашингтонское светское общество, а потом ты меня разорвешь на куски?
— Гин, — перебила она, — ты не понял.
— Может быть. И не хочу понимать! Все, что я хочу, — это убраться из этого проклятого дома. Лори, неужели ты не понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты возвращаешься домой голая, вся в крови, и ожидаешь, что я скажу с улыбкой: «Привет, дорогая, ты хорошо провела ночь?»
— Вечером ты говорил, что любишь меня.
— Ну, а сегодня утром я уже не уверен в этом.
— Гин, я думала, ты…
— Ты думала, я что? — закричал он. — Ты думала, я сяду и позволю обращаться с собой, как с манекеном? Разве ты не понимаешь, чего мне стоило вернуться сюда после того, как я увидел твое тело? Я любил тебя и думал, что смогу убедить тебя сделать пластическую операцию. И когда я вернулся, ты начала подкрадываться ко мне, твоей жертве, как проклятое хищное животное!
— Гин, я хочу измениться. Хочу! Ты — моя единственная надежда.
— Вчера ты не говорила, что хочешь измениться. «Я убасти, и горжусь этим» — вот что ты сказала! «Почитать и уважать мужа — не значит изменять внешность». Лори, ты не человек!
Она вздрогнула. На мгновение ее глаза расширились, потом она, казалось, расслабилась, пытаясь обуздать свою дикую звериную натуру.
— Гин, я люблю тебя, — сказала она.
Он ничего не ответил.
— Я твоя жена, Гин, кем бы я ни была. Я знаю, ты хочешь, чтобы я изменилась, я тоже этого хочу. Я согласна сделать пластическую операцию. Мне удалят грудь; и я никогда больше не уйду ночью. Я смогу, Гин, если ты поможешь мне. Только помоги, пожалуйста, даже если ты меня не любишь, даже если я для тебя отвратительное животное, пожалуйста, помоги мне избавиться от этого кошмара.
Он кашлянул.
— Хорошо говорить так с набитым брюхом, правда? А что будет, когда ты снова проголодаешься? Что будет, когда тебе понадобится глоток свежей крови?
— Гин, я обещаю.
— Не надо. Я ухожу. Мой адвокат пришлет тебе документы о разводе.
Лори опустилась на колени, она плакала.
— Встань! — нетерпеливо крикнул он. — Слезы не помогут!
— Гин, дай мне шанс! Пожалуйста, Гин, ну пожалуйста!
— Встань, я сказал!
В этот момент дверь в спальню открылась и появилась миссис Сэмпл, высокая и строгая, в длинном халате. Она была безупречно причесана, на лице был макияж. Она стремительно подошла к Лори и положила руки ей на плечи, сверля Гина холодным недоверчивым взглядом.
— Вы расстроили ее! — сказала она обвиняюще. — Разве вы не знаете, какая она чувствительная?
Гин едва заметно кивнул:
— Я также знаю, что она выпрыгивает из окна второго этажа и задирает овцу.
— Глупец, она же убасти, — прошептала миссис Сэмпл, — живой потомок самых гордых и редких существ на земле. Неужели вы этого совсем не понимаете?
— О, я очень хорошо все понимаю! Я читал об убасти.
— Тогда вы должны знать, что с Лори нельзя обращаться как с заурядной домохозяйкой. О Лори, не плачь, моя дорогая. Посмотрите на нее, Гин, неужели вы не видите древнюю породу?
— Какую породу? — просто спросил Гин. — Львиную породу?
— О Лори, не плачь, дорогая, не плачь! — повторяла миссис Сэмпл, обнимая дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Что-то еще беспокоило его. Он подошел к телефону и набрал номер Мэгги. Ему ответили через пять минут. Мэгги была вне себя от злости.
— Кто это, черт возьми? Вы знаете, который час?
— Мэгги, это я, Гин.
— Боже мой, Гин! Два часа ночи. Я только что уснула.
— Мэгги, извини, но я должен кое-что спросить. Это срочно.
Мэгги тяжело вздохнула, но, почувствовав, как он встревожен и взволнован, переменила тон.
— Хорошо, Гин, — сказала она, — спрашивай. Надеюсь, ты звонишь не за тем, чтобы узнать рецепт печенья с корицей.
— Мэгги, я насчет собак.
— Собак? Каких собак?
— Ты обещала, что попросишь Энрико проверить лицензии на содержание собак у Сэмплов.
— Да, я узнавала.
— Ну и что он тебе сказал?
— Он сказал, что у них нет никаких лицензий. Чтобы убедиться лично, Энрико перезвонил своему приятелю, который живет недалеко от них и прекрасно их знает. Он думает, что они вообще никогда не держали собак.
Вот оно что. Значит, в ту ночь, когда он пробрался в усадьбу, разыскивая Лори, он, возможно, на нее и наткнулся. Зверь, который сбросил его со стены и яростно на него напал, — это, оказывается, его собственная жена!
— Спасибо, Мэгги, я перезвоню тебе завтра.
Гин подошел к окну и закрыл его. Потом вернулся к двери и повернул ключ в замке. Он оделся и прилег сверху на одеяло, чтобы немного отдохнуть, ожидая возвращения Лори. Он задремал, но не спал, время от времени ему чудилось в темноте оскаленное звериное лицо.
***
На рассвете, когда первые лучи солнца осветили комнату, он услышал за дверью какой-то шум. Это были мягкие, шаркающие звуки, как будто кто-то шел босиком по коридору. Гин встал как можно тише и на цыпочках подкрался к двери. Он приложил ухо и напрягся; кто-то повернул дверную ручку и сильно толкнул дверь. Поняв, что она заперта, в дверь постучали и толкнули сильнее. Кто-то всем своим весом навалился на дверь так, что заскрипели петли. Наступила тишина, затем в дверь ударили с такой силой, что она задребезжала. Снова стало тихо. Кто-то тяжело и устало дышал и сопел. Затем послышался голос:
— Гин?
Он покрылся ледяным потом и вытер лоб рукавом. Это была Лори или зверь, в которого она превратилась. Его зубы щелкали, как в лихорадке.
— Гин, — упрашивала она.
***
Он прижался плечом к двери и молчал.
— Я знаю, что ты там, Гин. Пожалуйста, открой дверь.
Это был голос милой любимой Лори, на которой он женился, но Гин все еще не верил. Какого черта он закрылся здесь, в спальне, и прячется от своей красавицы-жены?
— Гин, — прошептала она, — открой дверь, Гин.
Он хрипло ответил:
— Я не могу.
— Ну пожалуйста, Гин. Здесь холодно, я замерзла.
— Лори, я… я боюсь.
Последовала пауза.
— Боишься меня? Почему, Гин?
— А ты не знаешь? Я должен расшифровать? Как я могу открыть тебе дверь? А если ты набросишься на меня, как той ночью, когда я взбирался по стене.
— Гин, ты в своем уме?
Гин кашлянул.
— Да, Лори, я в своем уме, и ты это знаешь. Кстати, вчера я попросил свою секретаршу разыскать информацию об убасти. И теперь я знаю, кто такие убасти, знаю, почему ты так выглядишь и почему ты гордишься этим.
— Гин, — сказала она нежно, — открой дверь. Давай поговорим.
— Мы уже разговариваем.
— Но здесь холодно. Я стою на сквозняке. Впусти меня. Я ничего плохого тебе не сделаю.
— А где гарантия? Вдруг я открою дверь, а ты набросишься на меня?
— Гин, значит, ты видел, какая я была ночью? Ты видел, что со мной происходило? Гин, сейчас я не такая. Слышишь, это я, твоя жена.
Покусывая губу, Гин в раздумье смотрел на ключ, торчащий из замочной скважины. Если он повернет его, не сдастся ли он легко и просто, как газель Смита на той гравюре? Но с другой стороны, может, она права, может, она снова такая же безобидная и любящая, как всегда?
— Подожди минутку, — сказал Гин.
Он отошел от двери и взял небольшой деревянный стул, стоявший в углу. Держа стул в правой руке, Гин осторожно протянул левую и повернул ключ в замке.
— Я открыл, — сказал он. — Теперь ты можешь войти. Но пожалуйста, без резких движений!
Лори ничего не ответила. Она медленно повернула ручку, раздался щелчок. Дверь открылась, заскрипев петлями.
Сначала Гин ее не увидел. Хотя уже светало, на лестничной площадке было еще темно, и все, что он разглядел, — это высокий неясный силуэт. Он слышал ее дыхание и видел блеск ее глаз.
— Хорошо, Лори. Можешь войти.
Она сделала несколько шагов вперед. Гин стоял в воинственной позе, держа в руке стул, как дрессировщик-любитель. Лори подошла к кровати с балдахином и остановилась. Он не мог рассмотреть ее в предрассветной мгле.
— Лори, — сказал он, — стой там, я включу ночник.
Шаря рукой в поисках выключателя, Гин не спускал глаз с ее неподвижной фигуры. Наконец он включил свет.
В первую секунду Гин подумал, что она одета во что-то алое. Но потом, испытывая невыразимое отвращение, он увидел, что она вся голая и перепачкана кровью. Кровью были забрызганы ее растрепанные волосы, испачкан ее рот, как будто она грызла сырое мясо. Вся ее грудь, живот и бедра были влажные и блестящие от крови, как передник мясника.
Глава 6
— Что ты сделала? — прошептал он, затем закричал:
— Лори! Что ты наделала?
Она пошла в ванную, оставляя на ковре кровавые следы, и открыла краны. Затем ополоснула лицо и промокнула полотенцем обильные следы крови.
— Лори, — повторял Гин, весь дрожа, — Лори, ты скажешь мне, что случилось?
— Я спасла тебе жизнь, — спокойно ответила она, глядя куда-то в сторону.
— Что ты сказала? Лори, ради всего святого…
— Я задрала овцу и тем самым спасла тебе жизнь. На ее месте мог оказаться ты.
Гин не мог в это поверить, у него начиналась истерика.
— Ты исчезаешь куда-то ночью, без одежды, находишь овцу, убиваешь ее и ешь сырое мясо?!
Лори смывала кровь. Она была спокойна и, казалось, совсем не чувствовала себя виноватой.
— Это тебя удивляет? — спросила она. — Ты же знаешь, я — убасти. Мы люди-львы — моя мать и я. Задрать овцу и съесть ее где-нибудь в поле ничем не хуже, чем зажарить ее и подать на стол, как это делаете вы.
— Но ты же сказала, что на ее месте мог оказаться я! Предположим, львиный инстинкт возобладал бы?
Она вытерлась и подошла к шкафу за другой сорочкой.
— Но этого же не случилось — ты жив.
Гин почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Он снова уселся в кресло и пошарил в карманах в поисках сигарет. В пачке оставалась только одна — помятая и изогнутая. Он выпрямил ее и закурил.
— Лори, — сказал он, — ты понимаешь, что это конец?
Она завязывала ленты на длинной вышитой ночной сорочке.
— То есть ты собираешься уйти от меня?
— А что еще мне делать? Это не может больше продолжаться. Я больше тебе не верю. Как я могу спать с тобой, зная, что ты можешь наброситься на меня ночью и перегрызть мне горло? Это невозможно.
Лори причесала волосы и выключила свет в ванной. Она села с краю на кровать и задумчиво и печально посмотрела на Гина.
— Ты должен ненавидеть меня, — сказала она, — ты, наверное, думаешь, что я отвратительная.
— Лори, я так не думаю. Но я не могу спокойно воспринимать происходящее. Это чертовски меня пугает. Неужели ты не понимаешь?
— Конечно. Я знаю, что ты должен чувствовать. Но пойми и ты, что есть сырое мясо для меня так же просто и необходимо, как и дышать.
Гин отрицательно замотал головой:
— Лори, я не могу это принять, несмотря на все твои объяснения. Как часто это с тобой происходит? Каждую ночь? Раз в месяц? Или как?
— Когда мы поженились, я так надеялась, что ты поможешь мне, — сказала она мягко.
— Помочь тебе? Каким образом?
— Я надеялась, что смогу стать просто твоей женой. Обычной американской женой. Должно же когда-то племя убасти прекратить свое существование. Я думала, что стану последней убасти.
— Значит ли это, что ты и твоя мать — последние представители этого племени?
Она кивнула:
— Возможно, есть и другие, но мы никогда не слышали о них. Наше племя было изгнано из Тель-Баста войсками фараонов задолго до Рождества Христова. Убасти сначала расселились по всему миру, но вскоре живых почти никого не осталось. Многие были убиты или захвачены в плен: они были больше львы, чем люди; некоторые просто не смогли приспособиться к жизни среди людей. Я считаю, нашей семье повезло. В нас было больше человеческого, чем звериного. И мы сотни лет скрывались в Европе. Львиные черты проявляются только у женщин, а так как женщины выходили замуж и меняли фамилии, нас трудно было проследить. Иногда мы придумывали себе новые имена. Например, девичья фамилия моей матери — Мизаб — это анаграмма слова «Симба» — так в Африке называют льва.
— Твой отец… он умер. Его действительно задрал медведь? — содрогнулся Гин. — Или это сделала твоя мать?
— Мама очень чтит традиции, — зашептала Лори. — Я не такая, как она. Она верит во все древние ритуалы.
— Так, значит, она действительно убила твоего отца?
— Я не знаю точно. Она об этом никогда не говорит. Но в древних книгах сказано, что женщина-лев должна уничтожить своего партнера после того, как он перестал быть ей полезным.
— Полезным? — переспросил Гин.
— Все зависит от того, что женщина хочет получить от своего мужа. Мой отец привез маму в Америку, обеспечил ей жизнь, о которой она мечтала, дал ей дочь, и больше он ей был не нужен.
Гин докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице.
— То же самое ожидает и меня? Сначала я буду полезным, введу тебя в вашингтонское светское общество, а потом ты меня разорвешь на куски?
— Гин, — перебила она, — ты не понял.
— Может быть. И не хочу понимать! Все, что я хочу, — это убраться из этого проклятого дома. Лори, неужели ты не понимаешь, о чем ты меня просишь? Ты возвращаешься домой голая, вся в крови, и ожидаешь, что я скажу с улыбкой: «Привет, дорогая, ты хорошо провела ночь?»
— Вечером ты говорил, что любишь меня.
— Ну, а сегодня утром я уже не уверен в этом.
— Гин, я думала, ты…
— Ты думала, я что? — закричал он. — Ты думала, я сяду и позволю обращаться с собой, как с манекеном? Разве ты не понимаешь, чего мне стоило вернуться сюда после того, как я увидел твое тело? Я любил тебя и думал, что смогу убедить тебя сделать пластическую операцию. И когда я вернулся, ты начала подкрадываться ко мне, твоей жертве, как проклятое хищное животное!
— Гин, я хочу измениться. Хочу! Ты — моя единственная надежда.
— Вчера ты не говорила, что хочешь измениться. «Я убасти, и горжусь этим» — вот что ты сказала! «Почитать и уважать мужа — не значит изменять внешность». Лори, ты не человек!
Она вздрогнула. На мгновение ее глаза расширились, потом она, казалось, расслабилась, пытаясь обуздать свою дикую звериную натуру.
— Гин, я люблю тебя, — сказала она.
Он ничего не ответил.
— Я твоя жена, Гин, кем бы я ни была. Я знаю, ты хочешь, чтобы я изменилась, я тоже этого хочу. Я согласна сделать пластическую операцию. Мне удалят грудь; и я никогда больше не уйду ночью. Я смогу, Гин, если ты поможешь мне. Только помоги, пожалуйста, даже если ты меня не любишь, даже если я для тебя отвратительное животное, пожалуйста, помоги мне избавиться от этого кошмара.
Он кашлянул.
— Хорошо говорить так с набитым брюхом, правда? А что будет, когда ты снова проголодаешься? Что будет, когда тебе понадобится глоток свежей крови?
— Гин, я обещаю.
— Не надо. Я ухожу. Мой адвокат пришлет тебе документы о разводе.
Лори опустилась на колени, она плакала.
— Встань! — нетерпеливо крикнул он. — Слезы не помогут!
— Гин, дай мне шанс! Пожалуйста, Гин, ну пожалуйста!
— Встань, я сказал!
В этот момент дверь в спальню открылась и появилась миссис Сэмпл, высокая и строгая, в длинном халате. Она была безупречно причесана, на лице был макияж. Она стремительно подошла к Лори и положила руки ей на плечи, сверля Гина холодным недоверчивым взглядом.
— Вы расстроили ее! — сказала она обвиняюще. — Разве вы не знаете, какая она чувствительная?
Гин едва заметно кивнул:
— Я также знаю, что она выпрыгивает из окна второго этажа и задирает овцу.
— Глупец, она же убасти, — прошептала миссис Сэмпл, — живой потомок самых гордых и редких существ на земле. Неужели вы этого совсем не понимаете?
— О, я очень хорошо все понимаю! Я читал об убасти.
— Тогда вы должны знать, что с Лори нельзя обращаться как с заурядной домохозяйкой. О Лори, не плачь, моя дорогая. Посмотрите на нее, Гин, неужели вы не видите древнюю породу?
— Какую породу? — просто спросил Гин. — Львиную породу?
— О Лори, не плачь, дорогая, не плачь! — повторяла миссис Сэмпл, обнимая дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23