Пожизненное заключение есть. Но, видимо, Господь считает, что этого недостаточно.
- Для этой женщины? В чём же её грех?
- Увы, доктор, в убийстве. Ни более, ни менее.
- И как она…
- Она бывает в полном сознании, доктор. Разумеется, в тот промежуток времени, когда уже вышла из беспамятства, а боли ещё не возобновились. И в эти промежутки просветления она отлично понимает и тяжесть содеянного, и справедливость кары.
- Не получается ли так, что она хочет с моей помощью сократить срок наказания?
- Не исключено. Меня это не удивляет: боли, доктор, и в самом деле жестоки.
Орлен кивнул.
- Понимаю. Кстати, меня несколько удивило, что ради такого единичного случая вам пришлось приглашать специалиста со стороны. Неужели в вашем мире не нашлось эвтанатора?
- Ни единого, доктор. И никогда не было. Наша церковь вообще-то к самой идее эвтаназии относится без одобрения. Но тут ей приходится уступать мнению нашего гуманного общества. А эвтанатора у нас быть просто не может, потому что эвтаназия - тоже убийство, не правда ли? Пусть разрешённое, законное, в каком-то смысле даже благодетельное - но убийство. И совершить его означало бы перенять болезнь от того больного, которому была оказана последняя услуга.
- Гм, - сказал Орлен, невольно задумавшись. - Слушайте, а вы уверены, что такая участь не постигнет и меня?
Ординатор покачал головой.
- У вас же нет этого гена, верно? Если бы он был, то проявился бы уже при самой первой эвтаназии, проведенной вами. Но вы же родились не на Эване, так что опасаться совершенно нечего. Вы в полной безопасности.
- Нет, я родился не на Эване, - подтвердил Орлен. - И оказался здесь впервые в жизни.
- Ну вот видите! Ага, смотрите: наша больная приходит в себя. Прекрасно. Хотите ли вы, чтобы я присутствовал при вашей беседе?
- Не хочу, доктор, отнимать ещё больше вашего времени.
- Понимаю и удаляюсь. Впрочем, я вряд ли вам понадоблюсь. Больная ведёт себя крайне спокойно. Ухожу. Буду в триста шестом кабинете - если потом захотите увидеться.
- Спасибо, доктор. Очень возможно.
Он проводил ординатора взглядом. И повернулся к больной.
Её глаза были открыты, и она смотрела на Орлена совершенно разумным взглядом. Без растерянности, без страха. Серьёзно. С некоторым интересом. Равный смотрел на равного. Орлен поспешил изобразить улыбку - профессиональную, заменяющую непременное “всё будет в порядке, всё будет хорошо”. Он произнёс бы это и вслух, но больная опередила.
- Я вас не знаю. Кто вы?
- Доктор Орен Кортон. То есть… я хотел сказать - Орлен Кордо.
“Чёрт, я, похоже, растерялся. Стыдно. Ну-ка, приди в себя!”
- Странно, - сказала она. - Я вижу только одного. “Это следует воспринимать как шутку”, - решил он.
- Второй просто невидим, всё остальное у него в порядке. А кто вы, смею ли спросить?
- Это есть там, на табличке. Инес Аниси.
- Очень приятно познакомиться, мадам Аниси.
- Просто Инее. Взаимно. Особенно, если вы тот, кого я жду. С великой надеждой. Вы ведь эвтанатор? Только не говорите “нет”!
- Это моя специальность, Инее. Я здесь по вашей просьбе. И думаю, что смогу помочь вам - конечно, в случае, если вы будете со мной совершенно откровенны.
- Не вижу, что мне скрывать. Я больна. Неизлечимо. Такой, какой вы видите меня сейчас, я бываю, если суммировать, менее трёх часов в день. Остальное время я или схожу с ума от боли и мечтаю о смерти, или валяюсь в отключке, накачавшись наркотой. Всё очень просто.
- Не так просто, Инее, как вам кажется. Для того чтобы удовлетворить ваше желание, я должен прежде констатировать, что другого выхода действительно нет. Этого требует наш кодекс. Скажите, сколько может продолжаться без перерыва ваше… ну, нормальное состояние, скажем так.
- Наверное, минут двадцать, двадцать пять… не более получаса.
“А вот проверим. Если удастся вовлечь её в интересный разговор, может быть, боль отступит - ну, хотя бы на несколько минут? Тогда, если прибегнуть к гипнотическому воздействию…”
- Очень хорошо. Тогда не будем терять времени.
- Будь по-вашему.
- Инее, причины вашей болезни мне известны. Но лишь в самых общих чертах. Пожалуйста, расскажите всё об этом, отступив как можно дальше. С чего всё начиналось…
- Вам что, нужна моя биография?
- Вы определили очень точно.
- Ну… Сейчас, немного соберусь с мыслями. Да. Вот. Мне тридцать семь лет, родилась и безвыездно прожила эти годы тут, на Эване. Семья среднего достатка, отец - государственный чиновник в департаменте экозащиты, мать вела дом. Образцовые прихожане. Я получила обычное образование, так называемый “непременный пакет”, потом, по собственному выбору, высшее экологическое - пошла, так сказать, по стопам отца. Природа всегда была мне ближе всего прочего. Работала сперва экоинспектором в нашей округе, потом - экокомиссаром. Была на хорошем счету. Ожидала уже повышения - перевода в Верховную канцелярию Министерства природы на должность разъездного контролёра. Этим, собственно, моя карьера и завершилась - произошло это …
- Отсюда, пожалуйста, подробнее.
- Доктор, стоит ли вам рыться в моём белье…
- Не потому, что это мне нравится. Такова моя обязанность.
- Ну что же. Итак, я дослуживала последние дни в качестве комиссара, когда…
- Да? Что же вы замолчали? Когда?..
- Доктор, доктор! Я… Мне… О! Опять! До-октор! Я не могу, не могу!.. А-а!..
Она начала корчиться. “Как на сковороде” - само собой всплыло сравнение. Свивалась в клубок и разжималась, как пружина, разбрасывая руки и ноги, накрывавшая её простыня улетела куда-то в сторону. Пальцы судорожно вцепились в матрац, забулькала наполняющая его жидкость, тут же руки вновь взмахнули, словно крылья, задели тумбочку - что-то со звоном полетело на пол. Она уже не кричала, а выла - громко, хрипло, ужасно:
- Доктор, до-о-о… помо… Господи, помилуй, пощади!..
Да ещё вперемежку с площадной лексикой.
“Видимо, она упустила мгновение, когда следовало добавить обезболивающее. Увлеклась своим рассказом? Или это мне самому следовало почувствовать приближение нового приступа? Так или иначе, вольём ещё дозу… вот так. Это должно помочь достаточно быстро. Да, наблюдать подобные муки - к этому вряд ли можно привыкнуть. Надо требовать прибавки за вредность. Хотя платят нам, прямо сказать, вовсе не плохо…”
- О, доктор… спасибо… она уходит. Господи, как хорошо, как прекрасно!
- Инес, вы в состоянии говорить сейчас?
- Я в состоянии… всегда в состоянии… я всё могу… Хотите убить кого-то? Может быть, убить вас? Я могу, я…
“Это уже бред. Впрочем, голос становится всё тише, слова - неразборчивее. Вот уже пошёл речевой лом - комбинация звуков, лишённая смысла. Больная в очередной раз впадает в беспамятство. Сколько она в нём пробудет? Час, полтора, два? Дозу ты влил минимальную. Ну что же, надо сидеть и ждать, чтобы при малейшей возможности сразу же продолжить. Видимо, придётся обойтись без мелких деталей - иначе всё может растянуться на неделю с лишним, а тем временем на Середину может прийти с таким нетерпением ожидаемая информация…
Нет. Сейчас не думай об этом. У тебя - больная, и думай прежде всего о ней. О её судьбе. Только что ты наблюдал картину весьма выразительную. Может быть, принять решение сразу? Тогда останется только выяснить позицию родных и предоставить ей выбор способа избавления. Посмотрим, как пойдёт дальше. Сегодняшний день, во всяком случае, пусть уйдёт на общение с нею. Потом ведь ещё понадобится время на получение официального разрешения - вероятнее всего, у той троицы, с которой я уже общался, согласование наверху - это уже их работа.
Хорошо, буду ждать, пока она снова придёт в себя.
Интересно, а что она делает в минуты просветления? Просто лежит? Слушает музыку? Смотрит записи? Читает?
Ну-ка, ну-ка. Нет, граммы не видно. Зато кристаллов - хоть горстями черпай.
Целая коробка аудио. И столько же - видео. Интересно: это её собственные или Клиника заботится о досуге своих больных? Что, кстати, вообще потребляют на Эване - в смысле искусств? Есть ли всеобщая классика? Скорее всего, как везде: большая часть записей - продукты современной моды. Дешёвка или рядом с нею.
О досуге больных заботятся. А о приглашённых врачах? Между работой и сном - чем буду развлекаться лично я? В отеле, в номере, медиа-оборудование имеется, успел заметить. А что в него заряжать? Свои я, к сожалению, забыл взять. По-моему, тут в номере валялось пять или шесть кристаллов - не более. Скудно. Хотя, скорее всего, их можно заказать. За особую плату, естественно.
А почему бы ни прихватить из этого богатства? По сути, знакомство с такого рода вкусами и предпочтениями больной является частью моей работы. Так что это ни в коем случае не может быть сочтено воровством… - Орлен зачерпнул полную горсть из одной, затем из другой коробки. Уложил в сумку - в разные кармашки, чтобы не путать потом. Когда будет возвращать. - А может, начать прямо сейчас? Для начала - музыку. Очень негромко. Лишь чтобы получить представление. Беру наугад. Заряжаю. Включаю. - Минуту-другую он вслушивался. - А что, интересно. Можно сказать, достаточно своеобразно. Но ты ведь ожидал совершенно другого. Широкого потока, кантилены, скорее, в мажоре: музыка благополучного, одухотворённого мира. А звучит совсем другое: две темы, ни одна не доводится до конца, перебивается другой, прерывается, а через несколько тактов - первая возвращается, силой вытесняя вторую, и снова врывается вторая… Первая тема - мелодичная, спокойная, не помню уж, как это называется у музыкантов. Вторая - рваная, тревожная, пронзительная, синкопированная. Массовая музыка? Вряд ли. Элитарная? Что это: добро и зло? Правда и ложь? Борьба структуры и энтропии? В фонотеке эколога? Ну, а…
- Вам нравится, доктор?
Снова спокойный, ясный взгляд. Даже лёгкая улыбка на искусанных губах.
- Боюсь, я вас основательно напугала, да? Ничего не могу поделать: боль сильнее меня. Когда она врывается, оживает - это больше уже не я, это вопит мясо. Не представляете, как я мечтаю от него избавиться. Верите?
- Да, Инес. Скажите: а как относятся к вашему желанию родители? Дети? Их мнению мы придаём немалое значение.
- Никак. Родители отреклись от меня сразу после того, как я… как это произошло. А детей у меня никогда не было. Так что не беспокойтесь, вам не придётся общаться с ними. Родители выдали больнице полную доверенность.
- Понимаю. Так что же всё-таки тогда случилось?
- Мне пришлось совершить доброе дело - хотя вам такая характеристика может показаться странной.
- Откровенно говоря, я не понял.
- Вся беда в том, что я - лесной человек. Лес - моя любимая среда. Только там я по-настоящему отдыхала. Обретала спокойствие и уверенность в себе.
- И что же?
- Уверенности, наверное, оказалось слишком много. Там, в лесу, меня изнасиловали. Вернее, изнасиловал - он был один. Совершенно незнакомый. Сейчас, вспоминая, думаю, что я почему-то сопротивлялась ему не до конца. Знаете, у меня не было постоянного… друга, скажем так. Вообще, секс был для меня как бы на заднем плане, меня всегда считали фригидной. А тут… одним словом, так случилось. Но тем не менее это было насилие. И оргазма я не испытала. Он - да. Я убила его там же, он даже не успел привести себя в порядок.
- У вас было оружие?
- Откуда?! У нас не принято иметь оружие, и я никогда не держала ничего такого в руках. Нет, конечно. Но у нас экологи с давних времён обучаются искусству самозащиты. Человека ведь можно убить руками - очень просто. И зверя тоже; нас, собственно, обучали защите от зверей. Но разницы почти никакой. Вам ведь известны такие способы?
- Нет, - соврал Орлен. - Но вы говорили о добром деле.
- Конечно. Я ведь избавила его от того, что сейчас испытываю сама. Теперь-то я жалею о своём поступке: он слишком легко отделался. Но, как говорится, содеянного не вернуть.
- Инес, а вот эта мысль о сделанном вами добром деле - если углубляться в неё, расширять, укоренять - разве не сможет облегчить ваше состояние? Пусть сначала и ненамного, но чем дальше…
- Доктор, не надо уговаривать меня. Знаете, я пыталась. И, может быть, появлялись какие-то намёки на улучшение. Но почти сразу я поняла: этого не нужно.
- То есть как? Почему?
- Допустим, я выжила бы. И даже выздоровела. А потом?
- Не понимаю, что - потом?
- Жить в этом мире - убийцей? Вы не представляете, что это такое. Начиная с еженедельных проклятий в храмах, между службой и проповедью. Продолжая тем, что никто не посмеет предоставить убийце работу. Жильё. Не говоря уже об общении. По-вашему, это была бы жизнь?
- Инее, но ведь существует множество других миров, в которых живут миллионы, миллиарды людей…
- Конечно. И раньше были люди, по разным причинам покидавшие Эван и искавшие счастье в других мирах. Но не известно ни одного, кто выжил бы там больше одного года. Нет, их не убивали, не преследовали, не чурались, они были неплохо обеспечены. Но - не выживали. Может быть, сказываются наши генетические особенности, несовместимость с теми духовными полями, какие существуют в других мирах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
- Для этой женщины? В чём же её грех?
- Увы, доктор, в убийстве. Ни более, ни менее.
- И как она…
- Она бывает в полном сознании, доктор. Разумеется, в тот промежуток времени, когда уже вышла из беспамятства, а боли ещё не возобновились. И в эти промежутки просветления она отлично понимает и тяжесть содеянного, и справедливость кары.
- Не получается ли так, что она хочет с моей помощью сократить срок наказания?
- Не исключено. Меня это не удивляет: боли, доктор, и в самом деле жестоки.
Орлен кивнул.
- Понимаю. Кстати, меня несколько удивило, что ради такого единичного случая вам пришлось приглашать специалиста со стороны. Неужели в вашем мире не нашлось эвтанатора?
- Ни единого, доктор. И никогда не было. Наша церковь вообще-то к самой идее эвтаназии относится без одобрения. Но тут ей приходится уступать мнению нашего гуманного общества. А эвтанатора у нас быть просто не может, потому что эвтаназия - тоже убийство, не правда ли? Пусть разрешённое, законное, в каком-то смысле даже благодетельное - но убийство. И совершить его означало бы перенять болезнь от того больного, которому была оказана последняя услуга.
- Гм, - сказал Орлен, невольно задумавшись. - Слушайте, а вы уверены, что такая участь не постигнет и меня?
Ординатор покачал головой.
- У вас же нет этого гена, верно? Если бы он был, то проявился бы уже при самой первой эвтаназии, проведенной вами. Но вы же родились не на Эване, так что опасаться совершенно нечего. Вы в полной безопасности.
- Нет, я родился не на Эване, - подтвердил Орлен. - И оказался здесь впервые в жизни.
- Ну вот видите! Ага, смотрите: наша больная приходит в себя. Прекрасно. Хотите ли вы, чтобы я присутствовал при вашей беседе?
- Не хочу, доктор, отнимать ещё больше вашего времени.
- Понимаю и удаляюсь. Впрочем, я вряд ли вам понадоблюсь. Больная ведёт себя крайне спокойно. Ухожу. Буду в триста шестом кабинете - если потом захотите увидеться.
- Спасибо, доктор. Очень возможно.
Он проводил ординатора взглядом. И повернулся к больной.
Её глаза были открыты, и она смотрела на Орлена совершенно разумным взглядом. Без растерянности, без страха. Серьёзно. С некоторым интересом. Равный смотрел на равного. Орлен поспешил изобразить улыбку - профессиональную, заменяющую непременное “всё будет в порядке, всё будет хорошо”. Он произнёс бы это и вслух, но больная опередила.
- Я вас не знаю. Кто вы?
- Доктор Орен Кортон. То есть… я хотел сказать - Орлен Кордо.
“Чёрт, я, похоже, растерялся. Стыдно. Ну-ка, приди в себя!”
- Странно, - сказала она. - Я вижу только одного. “Это следует воспринимать как шутку”, - решил он.
- Второй просто невидим, всё остальное у него в порядке. А кто вы, смею ли спросить?
- Это есть там, на табличке. Инес Аниси.
- Очень приятно познакомиться, мадам Аниси.
- Просто Инее. Взаимно. Особенно, если вы тот, кого я жду. С великой надеждой. Вы ведь эвтанатор? Только не говорите “нет”!
- Это моя специальность, Инее. Я здесь по вашей просьбе. И думаю, что смогу помочь вам - конечно, в случае, если вы будете со мной совершенно откровенны.
- Не вижу, что мне скрывать. Я больна. Неизлечимо. Такой, какой вы видите меня сейчас, я бываю, если суммировать, менее трёх часов в день. Остальное время я или схожу с ума от боли и мечтаю о смерти, или валяюсь в отключке, накачавшись наркотой. Всё очень просто.
- Не так просто, Инее, как вам кажется. Для того чтобы удовлетворить ваше желание, я должен прежде констатировать, что другого выхода действительно нет. Этого требует наш кодекс. Скажите, сколько может продолжаться без перерыва ваше… ну, нормальное состояние, скажем так.
- Наверное, минут двадцать, двадцать пять… не более получаса.
“А вот проверим. Если удастся вовлечь её в интересный разговор, может быть, боль отступит - ну, хотя бы на несколько минут? Тогда, если прибегнуть к гипнотическому воздействию…”
- Очень хорошо. Тогда не будем терять времени.
- Будь по-вашему.
- Инее, причины вашей болезни мне известны. Но лишь в самых общих чертах. Пожалуйста, расскажите всё об этом, отступив как можно дальше. С чего всё начиналось…
- Вам что, нужна моя биография?
- Вы определили очень точно.
- Ну… Сейчас, немного соберусь с мыслями. Да. Вот. Мне тридцать семь лет, родилась и безвыездно прожила эти годы тут, на Эване. Семья среднего достатка, отец - государственный чиновник в департаменте экозащиты, мать вела дом. Образцовые прихожане. Я получила обычное образование, так называемый “непременный пакет”, потом, по собственному выбору, высшее экологическое - пошла, так сказать, по стопам отца. Природа всегда была мне ближе всего прочего. Работала сперва экоинспектором в нашей округе, потом - экокомиссаром. Была на хорошем счету. Ожидала уже повышения - перевода в Верховную канцелярию Министерства природы на должность разъездного контролёра. Этим, собственно, моя карьера и завершилась - произошло это …
- Отсюда, пожалуйста, подробнее.
- Доктор, стоит ли вам рыться в моём белье…
- Не потому, что это мне нравится. Такова моя обязанность.
- Ну что же. Итак, я дослуживала последние дни в качестве комиссара, когда…
- Да? Что же вы замолчали? Когда?..
- Доктор, доктор! Я… Мне… О! Опять! До-октор! Я не могу, не могу!.. А-а!..
Она начала корчиться. “Как на сковороде” - само собой всплыло сравнение. Свивалась в клубок и разжималась, как пружина, разбрасывая руки и ноги, накрывавшая её простыня улетела куда-то в сторону. Пальцы судорожно вцепились в матрац, забулькала наполняющая его жидкость, тут же руки вновь взмахнули, словно крылья, задели тумбочку - что-то со звоном полетело на пол. Она уже не кричала, а выла - громко, хрипло, ужасно:
- Доктор, до-о-о… помо… Господи, помилуй, пощади!..
Да ещё вперемежку с площадной лексикой.
“Видимо, она упустила мгновение, когда следовало добавить обезболивающее. Увлеклась своим рассказом? Или это мне самому следовало почувствовать приближение нового приступа? Так или иначе, вольём ещё дозу… вот так. Это должно помочь достаточно быстро. Да, наблюдать подобные муки - к этому вряд ли можно привыкнуть. Надо требовать прибавки за вредность. Хотя платят нам, прямо сказать, вовсе не плохо…”
- О, доктор… спасибо… она уходит. Господи, как хорошо, как прекрасно!
- Инес, вы в состоянии говорить сейчас?
- Я в состоянии… всегда в состоянии… я всё могу… Хотите убить кого-то? Может быть, убить вас? Я могу, я…
“Это уже бред. Впрочем, голос становится всё тише, слова - неразборчивее. Вот уже пошёл речевой лом - комбинация звуков, лишённая смысла. Больная в очередной раз впадает в беспамятство. Сколько она в нём пробудет? Час, полтора, два? Дозу ты влил минимальную. Ну что же, надо сидеть и ждать, чтобы при малейшей возможности сразу же продолжить. Видимо, придётся обойтись без мелких деталей - иначе всё может растянуться на неделю с лишним, а тем временем на Середину может прийти с таким нетерпением ожидаемая информация…
Нет. Сейчас не думай об этом. У тебя - больная, и думай прежде всего о ней. О её судьбе. Только что ты наблюдал картину весьма выразительную. Может быть, принять решение сразу? Тогда останется только выяснить позицию родных и предоставить ей выбор способа избавления. Посмотрим, как пойдёт дальше. Сегодняшний день, во всяком случае, пусть уйдёт на общение с нею. Потом ведь ещё понадобится время на получение официального разрешения - вероятнее всего, у той троицы, с которой я уже общался, согласование наверху - это уже их работа.
Хорошо, буду ждать, пока она снова придёт в себя.
Интересно, а что она делает в минуты просветления? Просто лежит? Слушает музыку? Смотрит записи? Читает?
Ну-ка, ну-ка. Нет, граммы не видно. Зато кристаллов - хоть горстями черпай.
Целая коробка аудио. И столько же - видео. Интересно: это её собственные или Клиника заботится о досуге своих больных? Что, кстати, вообще потребляют на Эване - в смысле искусств? Есть ли всеобщая классика? Скорее всего, как везде: большая часть записей - продукты современной моды. Дешёвка или рядом с нею.
О досуге больных заботятся. А о приглашённых врачах? Между работой и сном - чем буду развлекаться лично я? В отеле, в номере, медиа-оборудование имеется, успел заметить. А что в него заряжать? Свои я, к сожалению, забыл взять. По-моему, тут в номере валялось пять или шесть кристаллов - не более. Скудно. Хотя, скорее всего, их можно заказать. За особую плату, естественно.
А почему бы ни прихватить из этого богатства? По сути, знакомство с такого рода вкусами и предпочтениями больной является частью моей работы. Так что это ни в коем случае не может быть сочтено воровством… - Орлен зачерпнул полную горсть из одной, затем из другой коробки. Уложил в сумку - в разные кармашки, чтобы не путать потом. Когда будет возвращать. - А может, начать прямо сейчас? Для начала - музыку. Очень негромко. Лишь чтобы получить представление. Беру наугад. Заряжаю. Включаю. - Минуту-другую он вслушивался. - А что, интересно. Можно сказать, достаточно своеобразно. Но ты ведь ожидал совершенно другого. Широкого потока, кантилены, скорее, в мажоре: музыка благополучного, одухотворённого мира. А звучит совсем другое: две темы, ни одна не доводится до конца, перебивается другой, прерывается, а через несколько тактов - первая возвращается, силой вытесняя вторую, и снова врывается вторая… Первая тема - мелодичная, спокойная, не помню уж, как это называется у музыкантов. Вторая - рваная, тревожная, пронзительная, синкопированная. Массовая музыка? Вряд ли. Элитарная? Что это: добро и зло? Правда и ложь? Борьба структуры и энтропии? В фонотеке эколога? Ну, а…
- Вам нравится, доктор?
Снова спокойный, ясный взгляд. Даже лёгкая улыбка на искусанных губах.
- Боюсь, я вас основательно напугала, да? Ничего не могу поделать: боль сильнее меня. Когда она врывается, оживает - это больше уже не я, это вопит мясо. Не представляете, как я мечтаю от него избавиться. Верите?
- Да, Инес. Скажите: а как относятся к вашему желанию родители? Дети? Их мнению мы придаём немалое значение.
- Никак. Родители отреклись от меня сразу после того, как я… как это произошло. А детей у меня никогда не было. Так что не беспокойтесь, вам не придётся общаться с ними. Родители выдали больнице полную доверенность.
- Понимаю. Так что же всё-таки тогда случилось?
- Мне пришлось совершить доброе дело - хотя вам такая характеристика может показаться странной.
- Откровенно говоря, я не понял.
- Вся беда в том, что я - лесной человек. Лес - моя любимая среда. Только там я по-настоящему отдыхала. Обретала спокойствие и уверенность в себе.
- И что же?
- Уверенности, наверное, оказалось слишком много. Там, в лесу, меня изнасиловали. Вернее, изнасиловал - он был один. Совершенно незнакомый. Сейчас, вспоминая, думаю, что я почему-то сопротивлялась ему не до конца. Знаете, у меня не было постоянного… друга, скажем так. Вообще, секс был для меня как бы на заднем плане, меня всегда считали фригидной. А тут… одним словом, так случилось. Но тем не менее это было насилие. И оргазма я не испытала. Он - да. Я убила его там же, он даже не успел привести себя в порядок.
- У вас было оружие?
- Откуда?! У нас не принято иметь оружие, и я никогда не держала ничего такого в руках. Нет, конечно. Но у нас экологи с давних времён обучаются искусству самозащиты. Человека ведь можно убить руками - очень просто. И зверя тоже; нас, собственно, обучали защите от зверей. Но разницы почти никакой. Вам ведь известны такие способы?
- Нет, - соврал Орлен. - Но вы говорили о добром деле.
- Конечно. Я ведь избавила его от того, что сейчас испытываю сама. Теперь-то я жалею о своём поступке: он слишком легко отделался. Но, как говорится, содеянного не вернуть.
- Инес, а вот эта мысль о сделанном вами добром деле - если углубляться в неё, расширять, укоренять - разве не сможет облегчить ваше состояние? Пусть сначала и ненамного, но чем дальше…
- Доктор, не надо уговаривать меня. Знаете, я пыталась. И, может быть, появлялись какие-то намёки на улучшение. Но почти сразу я поняла: этого не нужно.
- То есть как? Почему?
- Допустим, я выжила бы. И даже выздоровела. А потом?
- Не понимаю, что - потом?
- Жить в этом мире - убийцей? Вы не представляете, что это такое. Начиная с еженедельных проклятий в храмах, между службой и проповедью. Продолжая тем, что никто не посмеет предоставить убийце работу. Жильё. Не говоря уже об общении. По-вашему, это была бы жизнь?
- Инее, но ведь существует множество других миров, в которых живут миллионы, миллиарды людей…
- Конечно. И раньше были люди, по разным причинам покидавшие Эван и искавшие счастье в других мирах. Но не известно ни одного, кто выжил бы там больше одного года. Нет, их не убивали, не преследовали, не чурались, они были неплохо обеспечены. Но - не выживали. Может быть, сказываются наши генетические особенности, несовместимость с теми духовными полями, какие существуют в других мирах?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59