Что, в конце концов, происходит? Я решил разобраться с этим немедленно. Дорога в сектор “Д” занимала примерно четверть часа: наш корабль был огромен. Собственно, скорее он походил на завод, состоящий из нескольких корпусов, соединенных друг с другом основными и дублирующими переходами. Чтобы обойти их все по большому кольцу, не хватило бы и двух часов - этим и объяснялось то обстоятельство, что в полном составе команда собиралась довольно редко, хотя каждого из членов экипажа я видел по несколько раз в день.
Я шел по длинному переходу, соединяющему основной корпус с Центром двигательного контроля, раздумывая над услышанным сегодня, пока не уперся в закрытый люк. Кнопка автоматического открывания не действовала. В чем дело? Я взялся за штурвал механического привода: крутанул раз, другой и в недоумении отступил. Люк был заблокирован с противоположной стороны. Мое беспокойство резко усилилось, переходя в настоящую тревогу. Торопясь, я откинул крышечку поста связи и щелкнул тумблером общего вызова. Маленький экран оставался темным, связь здесь почему-то не работала.
Попасть в сектор “Д” можно было разными путями. Самый короткий из них - через сооружения шахтного комплекса. Я повернулся и побежал. Путь до зала управления горнодобывающими механизмами занял у меня минуты четыре - никогда еще я не передвигался по кораблю так быстро. С огромным облегчением я убедился, что дверь в зал работает нормально. Но сам зал оказался пуст! Сейчас здесь должна находиться смена из трех человек. Их обязанности нельзя было назвать слишком уж обременительными: механизмами управляла надежная автоматика, и на долю людей приходился лишь контроль за ее работой, нечастые профилактические осмотры и тестовые испытания. Но от этих обязанностей смену никто не освобождал! Покинуть рабочее место - недопустимое нарушение дисциплины.
Если я не встретил никого из них на своем пути, значит, все они ушли в том направлении, куда торопился я сам. Я пересек помещение и вошел в переход, ведущий к сектору “Д”. Мне оставалось миновать компрессорный зал. Я не сомневался, что и там тоже не застану никого из членов команды - и не ошибся. Но связь здесь работала нормально. Я вызвал Центральный пост.
- Альбрехт?
- Слушаю, командир.
- Выход из основной галереи в сектор “Д” заблокирован. Там не работает пульт связи. Направьте туда дежурного ремонтника.
- Понял, командир.
- Альбрехт!
- Да, командир?
- Тебе не кажется, что у нас что-то происходит?
Несколько секунд он молчал.
- Мне не кажется, - произнес он. - У нас действительно что-то происходит. Пять минут назад я пытался связаться с Центром контроля. Там никто не отвечает. Камеры наблюдения отключены.
- Нарушена связь?
- Связь в порядке. Либо там никого нет, либо мне не захотели ответить. И еще одно… Флетчер в госпитале.
- Что с ним произошло?
- Его нашли без сознания возле монтажной площадки. По-видимому, он сорвался с лестницы во время одного из толчков. Я только что говорил с доктором Кольцовым. Он сказал, что у Флетчера сильное сотрясение мозга, ушибы, но с ним все будет в порядке.
Нелепость! Как мог Флетчер проявить такую неосторожность? Все происходящие события постепенно сплетались в очень неприятный узор. Я услышал голос Альбрехта:
- Где ты находишься?
- В компрессорной, перед люком в сектор “Д”. Альбрехт!
- Да!
- Приготовься к введению режима “Экстрим”. Жди моего сигнала.
- Ты считаешь, что все настолько серьезно?
- Пока еще я ничего не считаю. У меня недостаточно информации. Просто приготовься. Перейди на мой личный канал. Следи за мной внимательно и жди приказа.
За все время работы мне приходилось прибегать к режиму “Экстрим” всего два раза. В первый - когда в Обломок, который мы тащили к безымянной звезде под номером 674, угодил метеорит. Совсем маленький - массой не более двухсот граммов. Нам повезло, что столкновение было не фронтальным и энергия удара не превысила пятидесяти тонн в тротиловом эквиваленте. Но ее хватило, чтобы изменить курс, вывести из строя механизмы шахтного комплекса и уничтожить половину теплиц. На устранение последствий катастрофы у нас ушло около четырех месяцев, а домой из-за этого мы вернулись на полтора года позже, чем планировалось.
Во второй раз все начиналось примерно так же, как и сейчас. Даже при строжайшем отборе и великолепной психологической подготовке люди все равно остаются самым слабым звеном любой системы. Увы, этого не изменить. Интеллект коллектива равен сумме составляющих ее интеллектов. Но когда коллектив превращается в толпу, ее интеллект мгновенно падает до уровня самого безумного индивида. Достаточно одного легкого толчка, чтобы сплоченная команда превратилась в сборище сумасшедших. Но чтобы восстановить контроль, нужны намного более сильные потрясения…
Люк в сектор “Д” открылся в автоматическом режиме. Это меня немного обнадежило. Может быть, все сведется к незначительному отклонению от штатной ситуации, которое уже ликвидировано? Я миновал последнюю дверь и оказался в Центре контроля двигательных установок.
Сурдин был здесь. И Войцех тоже, и Елена, и Ольга, и вся смена горняков, и еще человек двадцать. Всего более половины команды. Они сгрудились перед транспортной тележкой, с которой им что-то вдохновенно вещал Бартоло, ожесточенно размахивающий руками. Он стоял лицом ко входу и увидел меня первым. Замолк на полуслове, застыл в неподвижности, так и не опустив вскинутую руку. Потом в направлении его взгляда ко мне медленно повернулись остальные.
- Вы здесь очень кстати, командир, - сказал Бартоло, и в голосе его прозвучало замешательство. Впрочем, он довольно быстро справился с ним. - Странно только, что не вы нас здесь собрали.
Бартоло - лучший программист из тех, кого мне доводилось знать. Я пришел к этому выводу еще на Земле, в Центре подготовки, и не переменил своего мнения до сих пор. Худощавый аргентинец, смуглый, подвижный, импульсивный, эмоциональный - типичный представитель своей нации. Удивительно, но его подругой стала Сигрун - полная и абсолютная противоположность по темпераменту. Казалось, ее безмятежное спокойствие выковано в недрах вечных ледников родной Исландии. Лед и Пламень - так я называл про себя эту пару, вполне удовлетворенный подобным соединением стихий. Если Бартоло стал причиной кризиса - это только моя вина. Мне следовало распознать в нем потенциального бунтаря.
Те, кто находился здесь, слушали сейчас его. Не меня. Ему, скорее всего, подчинялись. Не мне - их командиру. Это было очень серьезно.
“Друг мой, существующий когда пожелаешь! - возопил я в мыслях своих. - Отчего ты не вездесущ и не сверхпроницателен, а также не доступен для общения именно тогда, когда ты мне особенно нужен! Друг ли ты мне вообще после этого?”
Кстати, отметил я, Сигрун среди собравшихся не было. Зато присутствовал Лозовский. Он стоял справа от Бартоло - на месте первого соратника.
- Что происходит, Бартоло? - требовательно произнес я. - Почему ты здесь, а не на своем рабочем месте? Кстати, тот же самый вопрос адресован и всем остальным.
- Люди хотят знать правду, командир, - заявил он. - Вы не можете им этого запретить.
- У меня никогда не было таких намерений, - пожал я плечами. - Так в чем же, по твоему мнению, заключается эта самая правда? Полагаю, я тоже имею право ее узнать.
- Я говорил вам об этом два месяца назад, - довольно нервно заметил Бартоло. - Коммуникатор не отвечает на стандартные тестовые запросы.
- В режиме межзвездного перехода для Коммуникатора не существует стандартов, Бартоло, - мягко возразил я. - Вы как специалист знаете это не хуже меня.
К сожалению, моя фраза оказалась роковой. Первоначальное смятение Бартоло, вызванное моим появлением, мгновенно прошло.
- Я специалист! - Он сжигал меня пламенным взглядом черных очей. - Поэтому отвечаю за каждое свое слово. А вы, командир, всего лишь администратор, который обязан доверять заключениям специалистов. И я как специалист утверждаю: Коммуникатор неисправен. Мы не в силах его восстановить. Врата не раскроются никогда!
Ожидая от него именно этих слов, я смотрел не на него, а на остальных членов экипажа. И видел по их глазам, по стиснутым челюстям и сжатым кулакам, что уровень их доверия к идиотской фантазии Бартоло на порядок выше, чем доверие ко мне или верность служебному долгу. Однажды мне довелось испытать подобное, и в тот раз я победил. Поэтому не стал отчаиваться.
- Я не буду спорить с тобой, потому что ты совершенно не прав, - сказал я очень громко и одновременно предельно спокойно. - Ты не единственный специалист в этой области. Интересно узнать, что думает Флетчер?
- Флетчер думает точно так же, - закричал Бартоло еще громче. - И я уверен, что произошедшее с ним - не случайность. Кто-то очень постарался, чтобы Флетчер сейчас ничего не мог нам сказать!
- Это неправда, - отчеканила Ольга. Она вышла из толпы и встала рядом со мной. - Я говорила с Флетчером всего несколько часов назад…
Но Бартоло грубо перебил ее:
- Коммуникатор не работает! Врата мертвы, они не могут раскрыться и не раскроются никогда!
Беда в том, что это была правда. Только слово “никогда” следовало бы исключить. Коммуникатор бесполезен в полете. Врата не раскрываются в ничто. В сверхсветовом безвременье для них нет опоры. Я начал это объяснять, но речь мою прервали яростные протестующие вопли. Люди подступали ко мне всё ближе, в их искаженных лицах я едва узнавал членов своей команды - тех, кого выбирал лично и предлагал на утверждение Совету. Ольгу бесцеремонно оттолкнули в сторону, они были на грани безумия, они забыли, что командир - это я, и готовы были разорвать меня на куски.
Усыпляющий газ, изоляция, индивидуальный уход и полный контроль за процессом выздоровления - это было единственно правильное решение для каждого из них. Я не собирался терять ни одного члена своего экипажа. Так придется поступить, если мне не удастся овладеть ситуацией.
- Подождите! - Я поднял руки, останавливая надвигающуюся толпу. - Кто-нибудь из вас хоть раз слышал об отказе Коммуникатора? Разве такое когда-нибудь случалось?
- Да! - заявил Бартоло. - Обломок, посланный к Вольфа-359, исчез навсегда вместе с командой. И ты об этом знаешь! Они не смогли вернуться!
- Они не смогли долететь, Бартоло, - грустно поправил я его. - Это не подлежит сомнению. С ними могло случиться все, что угодно.
- Ложь! - выкрикнул он с ожесточением. - Ты еще расскажи нам сказку про спящего в Обломке реликта, которого они разбудили.
- Реликт - это не сказка… - начал было я, но Бартоло не дал мне договорить:
- Нас кормили этой ложью, чтобы не потерять лицо. Чтобы не признаваться в том, что экспедиция к Вольфа была послана на гибель. Только ребенок поверит в сказки о воскресающих чудовищах пояса астероидов. Все это чушь!
Двенадцать лет назад проходческий комплекс, заброшенный на Обломок-15, был полностью уничтожен, едва он углубился под поверхность астероида, успев передать изображение гигантской бесформенной массы, атакующей механизмы. Камера не показала облик существа - только движение живой, странно переливающейся плоти. Это была единственная встреча человечества с загадочным Нечто, которое вскоре начали называть реликтом, но ее хватило, чтобы запомнить навсегда. Людям так и не удалось выяснить, с кем или с чем они столкнулись. Обломок-15 необъяснимым образом исчез. Он был навсегда утерян в пространстве.
Неудача с экспедицией к Вольфа-359 подлила масла в незатухающее пламя. Может быть, на том обломке тоже оказался реликт? Впрочем, отнюдь не все были склонны верить в их существование, объясняя и первый, и второй инцидент намного более естественными причинами, а ту странную запись - дефектом оборудования.
Я верил.
- Но у тебя нет никаких доказательств, что экспедиция к Вольфа-359 исчезла в результате отказа Врат, - сказал я. - Как нет доказательств неисправности нашего Коммуникатора.
- Доказательства есть, - презрительно бросил он. - Но они доступны пониманию только профессионалов. Никто из вас все равно не сможет разобраться в ситуации.
Круг замкнулся. Я понял, что любые аргументы наткнутся на полное нежелание их воспринимать. Нужно немедленно перехватывать инициативу, однако теперь уже иным способом.
- Альбрехт! - воскликнул я, зная, что он следит за происходящим. - Я объявляю режим “Экс…”
Договорить до конца мне не удалось. Я почувствовал движение за своей спиной, потом в глазах вспыхнуло - и наступила темнота…
Доктор Кольцов закончил перевязку, и я смог подняться. Повязка слегка давила, в голове гудели чугунные колокола, но в остальном я чувствовал себя сносно. В каюте нас было четверо: я, Альбрехт, Кольцов и Ольга - видимо, единственные, кого не поразило безумие. Мятеж оказался неплохо подготовлен. В общем-то бить меня по голове не стоило. Альбрехта схватили еще тогда, когда я пытался успокоить восставших, так что шансов на успех у меня не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59