Как может смоделированное сознание выйти из модели,
частью которой оно является?
- Погоди, Альд, - сказала она, - пожалей наше беспамятство. Я не
очень понимаю, о чем ты говоришь, но я понимаю одно: мы слишком хорошо...
повторены для такой дурацкой игры. Зачем?
- А иначе она потеряет смысл. Только мы в ней что-то можем.
Единственное разнообразие: куда нас воткнут. И бой каждый раз немножко
другой.
- Тогда почему же нас не выключить сразу? Отыграли свое - и
выключить.
- Сотремся, - сказал Алек. - Если хоть чуть-чуть собой не побыть,
сотрешься к чертовой матери.
- Ну, хорошо, - сказала она. - Но если наша... особенность так важна,
значит, что-то должно ее защищать. Ведь даже при переходе мы забываем все
- но не себя, так?
- Так, - медленно ответил Альд.
- А когда нас выключат, мы ведь тоже ничего из себя не теряем?
- Но... - начал было он.
- Погоди, Альд! Ты сохранил память, а мы нет, но у нас есть... - она
поглядела на Алека, и тот сначала кивнул, а потом развел руками, потому
что где здесь найдешь слова? - Ну, неважно, как это назвать. И это мне
говорит: не может быть, чтобы наша игра... чтобы это была единственная
игра. Понимаешь, пока я верила в бой... ну, он мог быть единственным.
Единственное существование, единственная смерть. А так...
- Что?
- Погоди, Альд, - снова сказала она. Было очень трудно находить
слова, и все-таки они были, и она даже удивилась, что помнит так много
слов, и что за этими словами есть смысл, и когда она говорит, он словно бы
прорастает сам по себе. - Зачем нас отключают? Если Игра не прерывается,
нас незачем отключать. Пусть мы будем думать, что спим. Или просто: лег -
а потом утрой и бой. Так? А тут четко: отключают. И появляемся не у себя,
а уже в степи. Зачем?
- Не знаю, - сказал Альд. - Не думал.
- А если в это время просто другая Игра? И мы в нее тоже играем -
только по-другому.
- Ну и что?
- Просто я думаю: другая Игра. А если мы в нее перейдем - какие есть
- ее правила... они будут для нас обязательны?
- Черт его знает, - сказал Алек.
- А если мы просто исчезнем - и тут и там?
- Я уже умер, - ответил Альд спокойно, - и радости в посмертном
существовании не нахожу. А вы с Алеком?
Она улыбнулась. Очень спокойно улыбнулась, словно речь о пустяках.
- У нас нет выбора. Завтра или очень скоро нас опять загонят в первую
цепь.
- К черту! - сказал Алек. - Я - за. Сдохнем - так сдохнем, оно
честней.

Инта свернула в зияющий зев коридора, и они послушно свернули за ней.
Наш командир, подумал Альд. Мне по плечо, Алеку по грудь - а все
равно командир.
Круглые входы чернели со всех сторон. Сектор был пуст, и норы пусты.
Странно, подумал он, а где все те, что уже перешли? Завтра они будут в
строю, но где же они теперь?
Инта остановилась. Ты гляди, беззлобно подумал он, а им и впрямь не
нужны слова, взгляд - и Алек уже все знает...
Взгляд - и Алек шагнул в проем. Только метнулся, лишь заступил, а
отверстие уже пошло зарастать; Алек уперся спиной в один край, руками и
ногами - в другой; всей его силы хватило только на миг, но тот
единственный, пока они с Интой шмыгнули вовнутрь и выдернули его уже из
стены. А когда проход исчез без следа, можно было поглядеть, что тут есть.
Ничего там не было. Ни стен, ни пола, ни потолка - просто слабое
мерцание, обозначившее объем. Ни лежанки, ни постели, ни стола - просто
серенький свет, вялым комом висящий внутри.
- У него не было имени, - бросила Инта, и Алек спокойно кивнул. Все
равно не спрошу, подумал Альд, не хочу я этого знать, наверняка какая-то
мерзость...
- А здесь что, не отключат? - он спросил у Инты, а ответил Алек:
- Ни черта. Продержусь.
Он взъерошенный, как в бою, как в те последние минуты, когда Сигнал
уже гонит вперед, но ты еще человек, еще можешь думать.
А это уже началось. Покуда лишь духота, словно заживо закопали,
подумал Альд, и это было уже удушье, он рвал на груди мундир, не могу,
подумал он, сейчас...
Алек застонал. Он стоял, наклонившись, расставив ноги, словно на нем
лежал неподъемный груз, и этот груз пригибал его к земле, а он все
старался распрямиться, и серенький свет уже покраснел, а Инта глядела на
Алека, подпирала его взглядом, они словно бы вместе поднимали проклятый
груз, и Алек вдруг захрипел и сбросил его со спины.
И появился воздух.
Он просто дышал: взахлеб, в запас, на всякий случай. Он просто был
жив. Сейчас, сию минуту, на этот вот миг.
- Проскочили, - сказал Алек. Нехороший был у него голос, словно он
только-только восстал из пепла.
- А дальше? - спросил Альд.
- Увидим, - ответила Инта.
И они увидели.
Сначала погасли стены. Ничто не обозначало объем, но они пока были
здесь, в норе. Только серенький свет еще напоминал их мир, но он уже
угасал, рассеивался ни в чем, но это не было темнотой, это было каким-то
смутным движеньем, шевеленьем, существованием.
- Надо идти, - сказала Инта.
- Куда?
Она не ответила. Она просто пошла вперед, и движение впитало ее.
Они шли. То, что было, дышало, шевелилось вокруг, понемногу густело.
Как туман, как вода, как кисель. Они шли, раздвигая это перед лицом, и оно
обретало цвет, отзывалось вспышками голубого огня, крохотные радуги
трепетали на кончиках пальцев, и уже красные вспышки отмечали каждый их
шаг, и теперь они сами были черными тенями среди огня, но это был уже не
огонь, многоцветный и вязкий туман, и опять стало трудно дышать, но это
был уже не туман, а багровая взвесь, липкой дрянью она оседала на лицах, и
в этом уже были какие-то сгустки - то ли предметы, то ли тени, и они
двигались мимо них.
Они шли как тени среди теней, и это было похоже на цепь, но багровое
уже выдавалось наверх, собралось над головой в тяжелую тучу, и в этой туче
шли перевернутые фигурки солдат, дробились, корчились, меняли очертанья, и
фигуры, которые двигались мимо них, тоже меняли свои очертания; тонкие
фигуры людей превращались в кусты разрывов, огненные столбы вырывали
конечности из земли и, раскинув щупальца, бежали вперед; откуда-то
появился танк, он мчался прямо на них, но это был уже не танк, а боевая
машина с побережья; башенка излучателя вылезла из-под брони, черное жерло
уставилось прямо на них, Алек прыгнул вперед, заслонил Инту, но жерло
перекосилось, превратилось в зубастую пасть, плюнуло тонкою струйкой
вонючего дыма, и они прошагали сквозь танк, словно это был туман; сон,
подумал Альд, Казарме снится, но тени уже ушли, перед ними была стена, и
они прошагали сквозь стену; просто вошли в нее, как в черный туман, а
потом туман разомкнулся, и не было никаких стен - только лазурная степь во
все концы и белесое небо над головой.

3. ГОРОД
- Прорвались? - с сомнением спросил Альд, и Инта глянула на него. На
него. На Алека. Опять на него. И принялась хохотать.
Они хохотали как дураки - до слез, до икоты, до боли в боку. Потому
что они прошли. Потому, что серебряная чешуя Легиона растаяла без следа, и
каждый из них был такой, каким он покинул свой мир.
Алек - весь пыльный и небритый, в форме, выгоревшей добела.
Инта - статуя из черного камня, затянутая в блестящий мундир.
Но Альд... вот кто красавчик и франт! В обрывках голубенького
комбинезона, с цветастым платком на курчавой гриве, с ножнами на поясе, с
пустой кобурой на бедре...
- Нич-чего себе! - сказал Алек. - Хорош!
- Полгода в горах, - ответил Альд и невесело усмехнулся. - Ладно, не
нравлюсь, так на Инту гляди.
Алек поглядел. И покачал головой. И показал на три золотых шеврона.
- А это что?
- Коммодор.
- Флот?
- Космический, - очень сухо сказала она.
Алек насупился, но зато усмехнулся Альд. Стоял и глядел, качаясь с
носка на пятку, и к его усмешке очень бы пошел лучемет.
- Ну? - ответила Инта его враждебному взгляду. - Как там зовут твою
планетку?
- Латорн.
- Первый раз слышу. Успокойся, с вами мы не воюем.
- В твое время, - спокойно отозвался он.
- Боюсь, что нам не до захватов. Тут бы самим отбиться!
- Ты зря волнуешься, Инта. Я понимаю: тебе никто не приказывал
нападать на Латорн.
- Мне никто не приказывал и защищать Ордален, - сказала она надменно.
- И никто не приказывал встречать с тремя крейсерами эскадру. Я погибла у
Ордалена в 204-м году, и откуда мне знать, что было потом!
Повернулась и куда-то пошла, и они привычно затопали вслед.

Они шли по как будто живой, неспокойной траве, и с белесого неба как
как будто бы чуть пригревало. Было очень приятно идти: не в строю, не в
цепи, не в бой, не в Казарму - куда-нибудь.
Они шли и молчали, и молчанье нарушил Альд, потому что тут нечего и
не с кем делить:
- Чего-то слишком легко мы прорвались.
- Мы не прорвались, - сказала Инта. - Это просто другая игра.
И они увидели Город. Они подходили к Городу, а он приближался к ним.
Сначала плотная кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись,
выпустили поросль домов. Потом раздвинулись и дома, открывая прорехи улиц.
Мы шли по истоптанной мостовой, по стертым усталым камням, и к нам
подползали дома...
- Это ловушка, - сказал Альд.
- Просто Город, - сказала Инта, - только тут никто не живет.
Алек не сказал ничего. Просто город или просто ловушка, но я тут уже
бывал. Взаправду или во сне, но мы сейчас повернем, а там будет дом-утюг и
полосатый навес...
И они повернули; там был дом-утюг и полосатый навес, и у входа кто-то
стоял.
Сейчас он окликнет меня...
- Алек! - крикнул тот, у дверей. - Ночь творения! Алек!
Почти человек, в Легионе сошел бы за земляка...
- Ты что, не узнаешь?
- Нет!
- Только выскочил?
Алек опять промолчал. Глядел на него сверху вниз и поигрывал
желваками. Хряснуть, что ли, его по башке, чтобы не веселился? Если ты
ушел, так чего ты здесь? Или это и вся свобода?
- А вы что, вместе? Так и рванули?
- Ага, - ответил Алек. - Так и рванули.
Знать бы, откуда я это помню, когда я ходил по этим улицам и заходил
в этот дом...
- Что? - спросил незнакомый, - не понимаешь? Пошли к нашим, поймешь.
И они спустились в подвал.
Там были простые столы и простые скамейки, и горел настоящий огонь.
Там были люди - так много людей, что разбегались глаза, одни только люди
без щупалец и чешуи, и взгляд терялся в однообразии лиц, хоть лица эти
были не на один лад, и люди эти наверняка были с разных планет, но после
Простора...
Они вошли, и шум голосов притих, и лица поднялись к ним.
- Ребята, - сказал провожатый, - наших прибыло! Этот из моей
шестерки. Алек...
- Инта, - сказала она.
- Альд, - представился Альд.
Лица качнулись, что-то бодрое рявкнули глотки, мы спустились еще на
ступеньку, поближе к огню, нам улыбались, к нам тянулись руки, и когда мы
уселись на могучей скамье, перед нами уже стояли плошки с едою, и пузатый
кувшин разливал по стаканам густую струю.
Вот оно что, подумал Алек. Теперь я помню, когда это было, и помню,
что было потом. Инта...
Он поглядел на нее и отвел глаза. Тихая женщина со спокойным лицом, а
в глазах - только отблеск огня.
А Альду уже хорошо. Рот до ушей, стакан в кулаке, и его уже хлопают
по плечу, и он подмигивает в ответ.
- Ты что, совсем меня не помнишь? - спросил поводырь. - Меня зовут
Алдар. Двенадцать боев...
- Приятель! - угрюмо ответил он. - Я, может, двести кругов по
двадцать боев... а ты двенадцать!
- Ты зря не веришь, - сказал Алдар, - тут все свои.
На свету у него были голубые глаза, а тут стали черные с кошачьим
зрачком, и видно было, что он - нормальный мужик, и, наверное, нам хорошо
сиделось в Просторе. Не до тебя, подумал Алек, если это будет сейчас... Я
только пригубил стакан, подумал он. Совсем дрянное винцо, но как я о нем
вспоминал...
- А из третьего сектора тут есть? - спросила Инта, и кто-то заржал.
- Не понимаю, - холодновато сказала она, тоненький холодок, как
льдинка за пазуху, и он остудил смех. - Я была в третьем секторе, -
сказала она, - и мои были все без имен.
Вот тут они отвели глаза. Вот тут они нас зауважали, потому что ни в
жизни, ни в бою нет страшнее тех, что без имен.
- А вы что, тут живете? - спросил Альд. Сам твердил про ловушку, а
тут размяк, даже сдернул свой дурацкий платок и тихонько пихнул в карман,
только концы наружу.
- Тут и живем, - сказал ему хмурый верзила. - А как живем, сам
увидишь.
- И все из Легиона?
- А то откуда?
- А почему вы здесь? - спросил их Альд. - Неужели вам некуда уйти?
- Сам увидишь, - сказал Алдар. - Тут нормально, - сказал он. -
Правда, теперь похуже. Совсем обнаглели, сволочи, - сказал он.
Алек отхлебнул из стакана. Дрянное были винцо, терпкое, как тогда, но
теперь я его допью, подумал он, пусть хоть это не как тогда, и вино
тягучей струей ушло в него, обернулось теплом, а огонь шевелится,
высвечивая то носы, то глаза, то пузатый бок кувшина, и все мы за этим
столом свои, и за тем столом - тоже свои.
1 2 3 4 5 6 7 8