– Света отклонилась чуть вбок, чтобы в зеркальце над рулем увидеть глаза таксиста – прислушивается ли? – но тому, как истинному таксисту, было наплевать на разговоры пассажиров, он слушал передачу о футболе и следил за дорогой.
– Женщинам некрасиво задавать такие вопросы. Но тебе я по-честному отвечу: двадцать два. А тебе?
– Мне больше.
– Ясно, что больше, ну а все-таки? Тридцать есть?
– Светик, я не помню.
– Не помнишь?
– Не помню. От всего моего возраста остался только рассеянный склероз, да зависть к твоей юности. – Света недоверчиво хихикнула.
– Уж ты скажешь. Нет, ты очень даже вполне: стройный, красивый, мощненький такой, на старикашку и на больного не похож. И не толстый, самое главное. И гораздо младше… – Света запнулась и покраснела. – Ой, мамочки, как мне стареть не хочется, кто бы только знал!
– Ну так и не старей.
– Да я бы рада, но ведь так не бывает. Как представлю, что когда-нибудь мне будет двадцать пять… А потом и вообще тридцать! Кошмар! Мужчинам-то хорошо, они и в тридцать – считай что молодые… Почти.
– Что, боишься?
– Ужас как боюсь!
– Хм… Ладно, я подумаю. – Света не совсем поняла смысловой переход в словах Филарета, но с готовностью всполошилась:
– Что такое? Что, Филечка, я тебе мешаю думать, да? Извини, пожалуйста, я не хотела. Хочешь, я всю дорогу буду молчать как мышка?
– Ты очень хитрая мышка. Предложение помолчать весьма хорошее, но, во-первых, оно тебе не впору, а во-вторых, мы уже приехали. Узнаешь «кирпич»?
– Да, узнаю, да. А почему не впору?
– Потому что твой речевой аппарат не приспособлен к бездействию и говорлива ты как два футбольных комментатора. Выходи, а я пока расплачусь.
Такси отчалило, и Филарет со Светой чинным прогулочным шагом двинулись по проложенному намедни маршруту.
– По мороженому?
– Ни за что! Нет, нет, нет! Я боюсь располнеть.
– Понятно, тебе какое? – Все было как в прошлый раз: теплый и солнечный день, скудный ассортимент в тележке у мороженицы, запах свежей, не успевшей покрыться зноем и пылью зелени, роликовые конькобежцы, увлеченно рассекающие по асфальтовым дорожкам и полянам, только сейчас шли они вдвоем, а не втроем, Света и Филарет, и оба, похоже, были весьма довольны этим обстоятельством.
– Филечка, а нам нужно опять по сторонам глазеть и высматривать необычное, или иногда и на тебя можно взглянуть?
– Можно и на меня. Но умеренно. Елки… Времени – довольно близко к часу, но все еще не половина второго, а жаль. Я почему-то рассчитывал, что дорога займет куда больше времени, а сегодня и пробок не было, и почти все светофоры нам улыбались.
– А почему? Что должно быть в половину второго?
– Да, понимаешь… Я заранее договорился со смотрителем одной из мачт, как ты их называешь, на внутренний осмотр, но им ведомственные инструкции запрещают пускать внутрь посторонних людей, тем более, что сам он, смотритель, до понедельника выходной. Его же сменщик, который там сейчас сидит, футбольное поле от покражи сторожит, уходит сегодня рано, где-то в пределах четверти второго. Сталкиваться с ним не то чтобы фатально, однако… не желательно, ну, просто чтобы не объясняться, что где и почем, – так мне порекомендовал Виктор. Берем на все-про-все резервные четверть часа – и… Видишь, это ключ, который мне Виктор передал. Как это какой Виктор? Чем ты слушаешь, я же о нем и рассказываю: сторож, приятель мой. Именно этим ключом мы откроем дверь, и я осмотрю внутренности мачты: у нас с Велимиром есть данные, что именно в ней, где-то наверху, могут храниться интересующие нас документы. Понятно?
– Да. И что тогда?
– Дело будет так или иначе завершено. Если найдем подписи на документиках – а я чувствую, что найдем, – получим очень много денег. Не найдем подписи, но обнаружим документы – получим просто много денег. Пить хочешь?
– Ой, как я хочу, чтобы там были подписи! – Света в восторге затопала кроссовками по асфальту, у нее получалась очень быстрая дробь, почти как у чечеточников, несмотря на то, что коленки она вскидывала довольно высоко. Филарет представил на секунду эту же сцену, но вместо джинсовых брюк на Свете мини-юбка…
– Филечка, почему ты так тяжело вздохнул? Ты боишься, что там нет этих дурацких подписей?
– Примерно… Так ты хочешь пить? Как у тебя с жаждой?
– Да, я бы попила чего-нибудь холодненького А мы не опоздаем?
– Не опоздаем, напротив – лишнее время избудем, в безделье проведем. Сядем вон там под зонтиком, попьем минералки или лимонаду. А хочешь – кофе?
– Что ты, я в такую жару кофе не пью, и от него цвет лица портится. Нет, я конечно с удовольствием могу иногда выпить чашечку, но только не в такую жарк… Что такое, Филечка? – Девушка уже успела расположиться в тени под зонтиком уличного кафе, положила на соседний стул сумочку, с явным намерением извлечь оттуда набор для походного макияжа, но Филарет вдруг напрягся и стал теребить ее за запястье. – Филечка, что такое? Что-то случилось?
– Нет. Ничего плохого, дружочек, то есть абсолютно, напротив – явилось нам случайное хорошее, но давай пересядем во-он за тот столик…
– Какой столик, зачем?
– Вон за тот, где сидит патлатый чувак, что-то пьет. Видишь? – Света с недоумением всмотрелась в незнакомца за дальним столиком, на которого указывал ей Филарет, но ничего примечательного в нем не нашла: европеец, безусый и безбородый, один, в рубашке и джинсах, волосы длинные, наполовину седые, лицо хоть и в профиль, но видно, что все в складках и морщинках.
– Это мой старинный приятель, который, кстати, как две капли воды был похож на другого моего знакомого, безвременно ушедшего от нас… Пойдем, он занятный мужик, я вас познакомлю, и в беседе время пройдет незаметно. Как раз нам хватит до половины второго. Вставай, Светик, там на новом месте нам будет лучше, а ты и так, без подкраски, в полном порядке и как всегда красива… Девушка, нам две минеральных. Французская есть?… Тогда «Полюстрово» похолоднее. И принесите, прошу вас, вон за угловой столик, там где сидит, развалясь, и ковыряется в ухе вон тот солидный угрюмый джентльмен в черной расстегнутой до пупа рубашке, мы туда переместимся.
– Лук, здорово!
– А, Фил… Привет.
– Да, что называется – Питер маленький город.
– Нет, это просто мир узковат, чтобы вместить полное одиночество… Так ты не один?
– Господа, позвольте представить вас друг другу: Света, моя сотрудница. Лук, философ-примитивист.
– Очень приятно!
– Аналогично. Что вам заказать? И умерь голос, Фил, не называй имен: проклятые папарацци, всех оттенков желтого и коричневого, уже слетается отовсюду, дабы помешать моему досугу и извратить…
– Папарацци живут себе бурно, не подозревая о нашем с тобой существовании. Спасибо, но нам уже минералку несут, мы коку не пьем.
– Напрасно, молодые люди. Кока растворяет в себе печали, головную боль, почечные камни… Она вообще все в себе растворяет, даже стаканное стекло, если не торопиться пить всю порцию залпом и присмотреться. Но в данном случае это холодный чай, просто лимон оттуда я уже выел вместе с корочкой. Гуляете?
– Скорее, по работе. А ты что здесь делаешь, Лук?
– Как это что??? Не видно разве? Мечтаю о Париже.
– Ах, да, точно, извини. Так, значит, мы помешали тебе мечтать?
– Не, я уже доканчивал. Я правильно понимаю, что тебе сию минуту надо будет срочно куда-то ехать, и ты решил попросить меня о дружеской услуге?
– Ты чего? Какой еще услуге? Я у тебя ничего не собирался просить!
– Заботливо и с тактом присмотреть, чтобы к… Свете (Света, да?) не приставали посторонние ловеласы, пока ты отсутствуешь. Поопекать ее вдоволь. – Лук с ног до головы обежал девушку задумчивым взглядом, и та судорожно вцепилась Филу в рукав пиджака.
– Все шутишь. Не бойся, лапушка, я никуда не собираюсь срочно ехать и уж ни под каким видом, ни на минуту, не доверю тебя этому шустряку-шестидесятнику. Лук, она же тебе в дочери годится, как тебе не стыдно – обжигать ее голливудскими взглядами, не по возрасту нахальными и пылкими?
– Почему это мне должно быть стыдно? Я, в отличие от некоторых, не шастаю по паркам в рабочее время с сомнительными намерениями, не окружаю себя каждый раз все более и более ослепительными красотками. Жена знает?
– Я не женат.
– Опять?
– Света, не обращай внимания: это он разволновался в твоем присутствии, его приколам сто лет в обед… Спасибо… Сколько с нас, посчитайте сразу, будьте добры?
– Да нет, ничего, я и сама люблю поюморить под настроение. – Филарет по просьбе официантки принялся искать в бумажнике купюры помельче, а Света тем временем лучезарно улыбалась этому Луку, показывая, что ей не противно общаться с новым знакомым и она ничуть не боится его шуток и «ухаживаний».
– Более того, ты оскорбил меня, Филарет, назвав шестидесятником, что абсурд, если учесть мой спелый, но недостаточный для этого диагноза возраст, привычную мне среду обитания и общественно-политический образ мыслей. И все же в такой великолепный день я тебе прощаю и твою распущенность, и «шестидесятника», и жадность, выразившуюся в неспособности поделиться последним…
– Вот спасибо, дорогой. Ты чего?
– Сиди, я пойду еще чайку возьму. Надо было ей сразу сказать, да поздно сообразил. В хорошей компании даже у трезвенников горло пересыхает в полтора раза чаще обычного…
– Ну как он тебе?
– Ничего, нормально. Но… странный такой и мнит о себе много. А сколько ему лет?
– Не знаю. Вероятно, меньше пятидесяти.
– Да? А я думала, что больше. А почему… – Но Лук уже вернулся и девушка запнулась.
– Сударыня, давно собирался задать вам вопрос… Вы позволите?
– Конечно, спрашивайте. – «Когда давно? – вертелось на языке у Свете, – когда мы друг друга знаем несколько минут от силы…»
– Красота редко бывает столь совершенной как у вас. Чем, какими достоинствами вы компенсируете это непростое обстоятельство? Трудитесь в сфере изучения иностранных языков, внедряете инновационные проекты? Или просто снимаетесь в череде однотипных блокбастеров?
– Я… не совсем понимаю…
– Он делает тебе комплименты, вот и все. Лук, мы и вправду здесь по работе, и не приставай к девушке, она тебя стесняется.
– Странно. То ты всегда укоряешь меня, что я молчу на твоих интернетовских реалити-шабашах, то осуждаешь вежды мои, манеры мои, то вдруг рот затыкаешь.
– Угу, уста еще скажи.
– Уста – это специальный рот для меда и поцелуев, я же – философ.
– Так потому, что у тебя все невпопад получается. В прошлый раз, кстати, ты позиционировал себя как писателя.
– Это не важно, не надо оправдываться… Укорять, вместо того, чтобы гордиться…
– Чем гордиться, тобой, что ли?
– Нет, но знакомством со мной.
– Я обязательно исправлюсь. Над чем сейчас трудишься?
– Ну там… есть один проект, завершаю… Осевая философская проблема, вокруг которой и строится вся вещь такова: почему-то ноги используют в пищу гораздо чаще, чем руки.
– Блестяще, Лук, просто и гениально! Сразу ясно, что не какая-нибудь белиберда. Вот только читатель может не оценить, или не так понять…
– Читатель? Читатель – это пассивный графоман. Кому нужно его мнение?
– Действительно. Крупноформатная вещь?
– Ну так… листов на 17 авторских… Художественная – отвечу, опережая твой следующий вопрос…
– Ого. Целый роман. А сюжетный, или более модных очертаний?
– Роман без сюжета – что драка без участников. Вроде бы пока неплохо идет, самому нравится. И еще одна странность: почему тебе всегда холодная вода достается, а мне из того же самого источника, из-за того же прилавка – как повезет?
– Сам же и ответил – как повезет! Дашь почитать?
– Удача принадлежит везучим. Дам. Но ты не прочтешь.
– Почему это?
– Потому что планы твои, жизнь твоя – внезапно изменятся, и мы не увидимся долго, и даже очень долго.
– Ну опять начинается! Нет, Лук, роль кумской сивиллы тебе никак не подходит, пророк из тебя паршивенький. Я ответственно говорю и обещаю: увидимся скоро, прочту обязательно, прямо с монитора, обсудим, и вообще все будет как встарь. А? Как тебе встречный мой проект?
– Эх… Он очень хорош, но слишком невероятен для фэнтези… Жалко, что я никогда не спорю на деньги и проставку с абсентом, хотя это модно, ты бы у меня был вечным банкротом по кабальной записи. Но что мне моды, когда я прав!
– А вы совсем не любите современную моду? Потому что не любите никому подражать, да?
– Я??? Не люблю? С чего бы? Но, сударыня, я отнюдь не против современности. И мода – это вовсе не слепое подражание, а простое повальное совпадение вкусов.
– А почему тогда вы сказали, что не спорите на деньги? Из принципа, или вам вера запрещает?
– Нет, просто проиграть боюсь. Кругом столько мошенников, леди Света, но я так прост и доверчив…
– Ну вот, теперь, стало быть, и я в мошенники попал, а был простым брокером.
– Да тише же ты… брокером! Посторонним, простым честным людям, вовсе ни к чему это знать – насторожатся мгновенно. Видишь, наша официантка уже подозрительно посматривает в твою сторону, проверяет на свет червонцы, что ты ей вручил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Женщинам некрасиво задавать такие вопросы. Но тебе я по-честному отвечу: двадцать два. А тебе?
– Мне больше.
– Ясно, что больше, ну а все-таки? Тридцать есть?
– Светик, я не помню.
– Не помнишь?
– Не помню. От всего моего возраста остался только рассеянный склероз, да зависть к твоей юности. – Света недоверчиво хихикнула.
– Уж ты скажешь. Нет, ты очень даже вполне: стройный, красивый, мощненький такой, на старикашку и на больного не похож. И не толстый, самое главное. И гораздо младше… – Света запнулась и покраснела. – Ой, мамочки, как мне стареть не хочется, кто бы только знал!
– Ну так и не старей.
– Да я бы рада, но ведь так не бывает. Как представлю, что когда-нибудь мне будет двадцать пять… А потом и вообще тридцать! Кошмар! Мужчинам-то хорошо, они и в тридцать – считай что молодые… Почти.
– Что, боишься?
– Ужас как боюсь!
– Хм… Ладно, я подумаю. – Света не совсем поняла смысловой переход в словах Филарета, но с готовностью всполошилась:
– Что такое? Что, Филечка, я тебе мешаю думать, да? Извини, пожалуйста, я не хотела. Хочешь, я всю дорогу буду молчать как мышка?
– Ты очень хитрая мышка. Предложение помолчать весьма хорошее, но, во-первых, оно тебе не впору, а во-вторых, мы уже приехали. Узнаешь «кирпич»?
– Да, узнаю, да. А почему не впору?
– Потому что твой речевой аппарат не приспособлен к бездействию и говорлива ты как два футбольных комментатора. Выходи, а я пока расплачусь.
Такси отчалило, и Филарет со Светой чинным прогулочным шагом двинулись по проложенному намедни маршруту.
– По мороженому?
– Ни за что! Нет, нет, нет! Я боюсь располнеть.
– Понятно, тебе какое? – Все было как в прошлый раз: теплый и солнечный день, скудный ассортимент в тележке у мороженицы, запах свежей, не успевшей покрыться зноем и пылью зелени, роликовые конькобежцы, увлеченно рассекающие по асфальтовым дорожкам и полянам, только сейчас шли они вдвоем, а не втроем, Света и Филарет, и оба, похоже, были весьма довольны этим обстоятельством.
– Филечка, а нам нужно опять по сторонам глазеть и высматривать необычное, или иногда и на тебя можно взглянуть?
– Можно и на меня. Но умеренно. Елки… Времени – довольно близко к часу, но все еще не половина второго, а жаль. Я почему-то рассчитывал, что дорога займет куда больше времени, а сегодня и пробок не было, и почти все светофоры нам улыбались.
– А почему? Что должно быть в половину второго?
– Да, понимаешь… Я заранее договорился со смотрителем одной из мачт, как ты их называешь, на внутренний осмотр, но им ведомственные инструкции запрещают пускать внутрь посторонних людей, тем более, что сам он, смотритель, до понедельника выходной. Его же сменщик, который там сейчас сидит, футбольное поле от покражи сторожит, уходит сегодня рано, где-то в пределах четверти второго. Сталкиваться с ним не то чтобы фатально, однако… не желательно, ну, просто чтобы не объясняться, что где и почем, – так мне порекомендовал Виктор. Берем на все-про-все резервные четверть часа – и… Видишь, это ключ, который мне Виктор передал. Как это какой Виктор? Чем ты слушаешь, я же о нем и рассказываю: сторож, приятель мой. Именно этим ключом мы откроем дверь, и я осмотрю внутренности мачты: у нас с Велимиром есть данные, что именно в ней, где-то наверху, могут храниться интересующие нас документы. Понятно?
– Да. И что тогда?
– Дело будет так или иначе завершено. Если найдем подписи на документиках – а я чувствую, что найдем, – получим очень много денег. Не найдем подписи, но обнаружим документы – получим просто много денег. Пить хочешь?
– Ой, как я хочу, чтобы там были подписи! – Света в восторге затопала кроссовками по асфальту, у нее получалась очень быстрая дробь, почти как у чечеточников, несмотря на то, что коленки она вскидывала довольно высоко. Филарет представил на секунду эту же сцену, но вместо джинсовых брюк на Свете мини-юбка…
– Филечка, почему ты так тяжело вздохнул? Ты боишься, что там нет этих дурацких подписей?
– Примерно… Так ты хочешь пить? Как у тебя с жаждой?
– Да, я бы попила чего-нибудь холодненького А мы не опоздаем?
– Не опоздаем, напротив – лишнее время избудем, в безделье проведем. Сядем вон там под зонтиком, попьем минералки или лимонаду. А хочешь – кофе?
– Что ты, я в такую жару кофе не пью, и от него цвет лица портится. Нет, я конечно с удовольствием могу иногда выпить чашечку, но только не в такую жарк… Что такое, Филечка? – Девушка уже успела расположиться в тени под зонтиком уличного кафе, положила на соседний стул сумочку, с явным намерением извлечь оттуда набор для походного макияжа, но Филарет вдруг напрягся и стал теребить ее за запястье. – Филечка, что такое? Что-то случилось?
– Нет. Ничего плохого, дружочек, то есть абсолютно, напротив – явилось нам случайное хорошее, но давай пересядем во-он за тот столик…
– Какой столик, зачем?
– Вон за тот, где сидит патлатый чувак, что-то пьет. Видишь? – Света с недоумением всмотрелась в незнакомца за дальним столиком, на которого указывал ей Филарет, но ничего примечательного в нем не нашла: европеец, безусый и безбородый, один, в рубашке и джинсах, волосы длинные, наполовину седые, лицо хоть и в профиль, но видно, что все в складках и морщинках.
– Это мой старинный приятель, который, кстати, как две капли воды был похож на другого моего знакомого, безвременно ушедшего от нас… Пойдем, он занятный мужик, я вас познакомлю, и в беседе время пройдет незаметно. Как раз нам хватит до половины второго. Вставай, Светик, там на новом месте нам будет лучше, а ты и так, без подкраски, в полном порядке и как всегда красива… Девушка, нам две минеральных. Французская есть?… Тогда «Полюстрово» похолоднее. И принесите, прошу вас, вон за угловой столик, там где сидит, развалясь, и ковыряется в ухе вон тот солидный угрюмый джентльмен в черной расстегнутой до пупа рубашке, мы туда переместимся.
– Лук, здорово!
– А, Фил… Привет.
– Да, что называется – Питер маленький город.
– Нет, это просто мир узковат, чтобы вместить полное одиночество… Так ты не один?
– Господа, позвольте представить вас друг другу: Света, моя сотрудница. Лук, философ-примитивист.
– Очень приятно!
– Аналогично. Что вам заказать? И умерь голос, Фил, не называй имен: проклятые папарацци, всех оттенков желтого и коричневого, уже слетается отовсюду, дабы помешать моему досугу и извратить…
– Папарацци живут себе бурно, не подозревая о нашем с тобой существовании. Спасибо, но нам уже минералку несут, мы коку не пьем.
– Напрасно, молодые люди. Кока растворяет в себе печали, головную боль, почечные камни… Она вообще все в себе растворяет, даже стаканное стекло, если не торопиться пить всю порцию залпом и присмотреться. Но в данном случае это холодный чай, просто лимон оттуда я уже выел вместе с корочкой. Гуляете?
– Скорее, по работе. А ты что здесь делаешь, Лук?
– Как это что??? Не видно разве? Мечтаю о Париже.
– Ах, да, точно, извини. Так, значит, мы помешали тебе мечтать?
– Не, я уже доканчивал. Я правильно понимаю, что тебе сию минуту надо будет срочно куда-то ехать, и ты решил попросить меня о дружеской услуге?
– Ты чего? Какой еще услуге? Я у тебя ничего не собирался просить!
– Заботливо и с тактом присмотреть, чтобы к… Свете (Света, да?) не приставали посторонние ловеласы, пока ты отсутствуешь. Поопекать ее вдоволь. – Лук с ног до головы обежал девушку задумчивым взглядом, и та судорожно вцепилась Филу в рукав пиджака.
– Все шутишь. Не бойся, лапушка, я никуда не собираюсь срочно ехать и уж ни под каким видом, ни на минуту, не доверю тебя этому шустряку-шестидесятнику. Лук, она же тебе в дочери годится, как тебе не стыдно – обжигать ее голливудскими взглядами, не по возрасту нахальными и пылкими?
– Почему это мне должно быть стыдно? Я, в отличие от некоторых, не шастаю по паркам в рабочее время с сомнительными намерениями, не окружаю себя каждый раз все более и более ослепительными красотками. Жена знает?
– Я не женат.
– Опять?
– Света, не обращай внимания: это он разволновался в твоем присутствии, его приколам сто лет в обед… Спасибо… Сколько с нас, посчитайте сразу, будьте добры?
– Да нет, ничего, я и сама люблю поюморить под настроение. – Филарет по просьбе официантки принялся искать в бумажнике купюры помельче, а Света тем временем лучезарно улыбалась этому Луку, показывая, что ей не противно общаться с новым знакомым и она ничуть не боится его шуток и «ухаживаний».
– Более того, ты оскорбил меня, Филарет, назвав шестидесятником, что абсурд, если учесть мой спелый, но недостаточный для этого диагноза возраст, привычную мне среду обитания и общественно-политический образ мыслей. И все же в такой великолепный день я тебе прощаю и твою распущенность, и «шестидесятника», и жадность, выразившуюся в неспособности поделиться последним…
– Вот спасибо, дорогой. Ты чего?
– Сиди, я пойду еще чайку возьму. Надо было ей сразу сказать, да поздно сообразил. В хорошей компании даже у трезвенников горло пересыхает в полтора раза чаще обычного…
– Ну как он тебе?
– Ничего, нормально. Но… странный такой и мнит о себе много. А сколько ему лет?
– Не знаю. Вероятно, меньше пятидесяти.
– Да? А я думала, что больше. А почему… – Но Лук уже вернулся и девушка запнулась.
– Сударыня, давно собирался задать вам вопрос… Вы позволите?
– Конечно, спрашивайте. – «Когда давно? – вертелось на языке у Свете, – когда мы друг друга знаем несколько минут от силы…»
– Красота редко бывает столь совершенной как у вас. Чем, какими достоинствами вы компенсируете это непростое обстоятельство? Трудитесь в сфере изучения иностранных языков, внедряете инновационные проекты? Или просто снимаетесь в череде однотипных блокбастеров?
– Я… не совсем понимаю…
– Он делает тебе комплименты, вот и все. Лук, мы и вправду здесь по работе, и не приставай к девушке, она тебя стесняется.
– Странно. То ты всегда укоряешь меня, что я молчу на твоих интернетовских реалити-шабашах, то осуждаешь вежды мои, манеры мои, то вдруг рот затыкаешь.
– Угу, уста еще скажи.
– Уста – это специальный рот для меда и поцелуев, я же – философ.
– Так потому, что у тебя все невпопад получается. В прошлый раз, кстати, ты позиционировал себя как писателя.
– Это не важно, не надо оправдываться… Укорять, вместо того, чтобы гордиться…
– Чем гордиться, тобой, что ли?
– Нет, но знакомством со мной.
– Я обязательно исправлюсь. Над чем сейчас трудишься?
– Ну там… есть один проект, завершаю… Осевая философская проблема, вокруг которой и строится вся вещь такова: почему-то ноги используют в пищу гораздо чаще, чем руки.
– Блестяще, Лук, просто и гениально! Сразу ясно, что не какая-нибудь белиберда. Вот только читатель может не оценить, или не так понять…
– Читатель? Читатель – это пассивный графоман. Кому нужно его мнение?
– Действительно. Крупноформатная вещь?
– Ну так… листов на 17 авторских… Художественная – отвечу, опережая твой следующий вопрос…
– Ого. Целый роман. А сюжетный, или более модных очертаний?
– Роман без сюжета – что драка без участников. Вроде бы пока неплохо идет, самому нравится. И еще одна странность: почему тебе всегда холодная вода достается, а мне из того же самого источника, из-за того же прилавка – как повезет?
– Сам же и ответил – как повезет! Дашь почитать?
– Удача принадлежит везучим. Дам. Но ты не прочтешь.
– Почему это?
– Потому что планы твои, жизнь твоя – внезапно изменятся, и мы не увидимся долго, и даже очень долго.
– Ну опять начинается! Нет, Лук, роль кумской сивиллы тебе никак не подходит, пророк из тебя паршивенький. Я ответственно говорю и обещаю: увидимся скоро, прочту обязательно, прямо с монитора, обсудим, и вообще все будет как встарь. А? Как тебе встречный мой проект?
– Эх… Он очень хорош, но слишком невероятен для фэнтези… Жалко, что я никогда не спорю на деньги и проставку с абсентом, хотя это модно, ты бы у меня был вечным банкротом по кабальной записи. Но что мне моды, когда я прав!
– А вы совсем не любите современную моду? Потому что не любите никому подражать, да?
– Я??? Не люблю? С чего бы? Но, сударыня, я отнюдь не против современности. И мода – это вовсе не слепое подражание, а простое повальное совпадение вкусов.
– А почему тогда вы сказали, что не спорите на деньги? Из принципа, или вам вера запрещает?
– Нет, просто проиграть боюсь. Кругом столько мошенников, леди Света, но я так прост и доверчив…
– Ну вот, теперь, стало быть, и я в мошенники попал, а был простым брокером.
– Да тише же ты… брокером! Посторонним, простым честным людям, вовсе ни к чему это знать – насторожатся мгновенно. Видишь, наша официантка уже подозрительно посматривает в твою сторону, проверяет на свет червонцы, что ты ей вручил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51