- Пару раз, а что? Похоже, ты сам немало выпил, Говард.
- Может быть, немного. Послушай, Дороти, как он себя ведет когда
напьется? Физически - как он реагирует?
- Он никогда не показывает, что он напился, я имею в виду никогда не
показывал. Почему ты говоришь о нем в настоящем, Говард? Это больно
слышать.
- В чем же все-таки это выражалось?
- У него просто отказывали ноги. Он сидел и казался трезвым, как
епископ, и единственное, чего он не мог сделать - встать на ноги, не
говоря уже о том, чтобы ходить. Пожалуйста, скажи мне почему ты хочешь
знать об этом?
- Так происходило каждый раз?
- Насколько мне известно - да. Почему ты не можешь забыть об этом,
Говард?
- Не сейчас, малышка. У меня есть одна идея и я собираюсь проверить
ее до конца. И пожалуйста, Дороти...
- Что такое?
- Пожелай мне успеха.
- Удачи тебе, Говард, - ее голос был тихим, а потом я услышал, что
она повесила трубку.
Я допил остатки бренди и улегся спать.

На получение паспорта у меня ушла неделя. Я зарезервировал билет на
"Сиам Экспресс", отплывающий из Лос-Анжелеса. Корабль отходил через шесть
дней в двадцативосьмидневное плавание до Рангуна [столица Бирмы]. Времени
оказалось достаточно, чтобы спокойно доехать до Лос-Анжелеса и продать мой
"Плимут" на пятьдесят долларов дороже, чем я сам платил за него.
Я набил полный саквояж одеждой, бутылками с бренди, сигаретами и
романами. Утром я пришел на причал и нашел свое место в каюте туристского
класса. Моим соседом по каюте оказался хитрый гражданин по имени Даквуд.
Он утверждал, что отправляется в Рангун, чтобы возглавить там рекламное
агентство одной из крупнейших киностудий. У него были светлые волосы,
складки под маленьким подбородком и отвратительный запах изо рта. Я решил
оставить его одного до конца поездки, купил шезлонг и приготовился
проскучать двадцать восемь дней на палубе.
Днем мы отплыли. У меня ушло три дня на то, чтобы привыкнуть есть,
спать, читать и делать зарядку по расписанию. Я не старался избегать
людей, но и сам на знакомства не напрашивался. Таким образом я большую
часть времени проводил в одиночестве. "Сиам Экспресс" оказался вполне
приличным кораблем, правда, имел небольшую тенденцию к качке в ветреную
погоду. Кормили недурно, и я с удовольствием съедал свою порцию. За моим
столом, кроме меня самого, обедали также Даквуд и две напыщенные школьные
учительницы из Канзаса, которые вынуждены были просидеть в Штатах пять
военных лет и теперь получили годичный отпуск. Они имели очень
привлекательную привычку - есть с открытым ртом. Я их обеих нежно любил,
впрочем имен их мне так и не удалось запомнить.
Через десять дней мне стало совсем скучно. Я старался спать как можно
больше.
Утром двадцать пятого дня я узнал, что корабль опоздает в Рангун,
поскольку возникла необходимость зайти в порт Тринкомали на северном
побережье Цейлона. Я зашел поговорить с начальником интендантской службы
по поводу прекращения моего путешествия. Он заупрямился и сказал, что это
невозможно.
Я вернулся в каюту и собрал свои вещи. В два часа дня мы медленно
подходили к огромной Британской военной базе в Тринкомали. Поросшие лесом
холмы круто спускались к голубой гавани. Вокруг портовых строений
извивалась дорога, и вдалеке по ней, в клубах пыли, ехал грузовик. Я взял
саквояж с собой на палубу и поставил его рядом с пассажирскими сходнями.
Матрос, который приготовился сбросить трап на причал, удивленно посмотрел
на меня. Я старательно игнорировал его. Мой расчет на суматоху, что
начинается, когда большое судно заходит в порт, полностью оправдался.
Как только трап оказался спущен, я проскользнул мимо матроса и стал
спускаться вниз. Люди на причале и на палубе бессмысленно уставились на
меня. Кто-то закричал:
- Остановите этого человека! - наверное, это был мой друг интендант.
Я пошел по причалу к берегу. За моей спиной раздались чьи-то
торопливые шаги. Я остановился и повернулся. Передо мной стояли интендант
и толстый матрос.
- А теперь, друзья, послушайте меня, - сказал я. - Цейлонская виза у
меня есть и, если хотя бы один из вас протянет ко мне свои обезьяньи лапы,
я вчиню вашей компании иск на сто тысяч, а вы останетесь без работы.
Я сошел на берег, а эти двое все еще продолжали орать друг на друга.
Я обернулся. Интендант махал рукой в мою сторону, а матрос - в сторону
корабля.
В Тринкомали не имелось американского представительства, и я
телеграфировал о своем прибытии на остров американскому консулу в Коломбо.
Англичане были очень любезны, когда производили досмотр моего багажа и
меняли часть моих долларов на цейлонскии рупии. Я поблагодарил их, они
поблагодарили меня, а я снова поблагодарил их. Короткие поклоны и крепкие
рукопожатия. Все очень приятно. Они улыбнулись и спросили, что я собираюсь
делать на острове. Я улыбнулся и сказал, что я турист, который собирается
написать книгу. Когда же они улыбаясь спросили о заглавии моей будущей
книги, я улыбаясь ответил: "Британские сферы влияния, или Железный кулак
над миром". Они перестали улыбаться и кланяться, и я благополучно отбыл по
своим делам.
На ночь я остался в Тринкомали. В сто рупий мне обошлось нанять
машину до Канду. Узкая, разбитая дорога изгибалась среди джунглей. В
асфальте полно было выбоин шириной в фут и дюймов по шесть глубиной. Я
трясся на кожаном заднем сиденье старого автомобиля и дважды прикусил себе
язык. Шофер не спускал босой коричневой ноги с педали газа и не обращал ни
малейшего внимания на состояние дороги. После особенно чувствительных
ударов он оборачивался ко мне и смущенно улыбался. На нем была
бледно-зеленая европейская рубашка и цветастый саронг [мужская и женская
одежда народов Юго-Восточной Азии: полоса ткани, обертываемая вокруг бедер
или груди и доходящая до щиколоток]. Дорога выровнялась лишь
непосредственно перед въездом в Канду. Шофер высадил меня перед
Королевским отелем. На ужин я съел карри [острое индийское национальное
блюдо] и на такси доехал до вокзала, чтобы успеть сесть на поезд, идущий в
Коломбо.
До прибытия на остров моя задача казалась совсем простой: разыскать
О'Делла и Констанцию Северенс и узнать, что же все-таки произошло в
действительности. За долгие дни путешествия я много раз представлял себе
эти разговоры. В моем воображении все должно было происходить в уединенном
номере отеля, где каждый из них охотно расскажет о том, как и почему погиб
Дэн.
На острове же все оказалось иначе. Я сидел в купе и смотрел на
возвышающиеся вокруг меня горы, а маленький поезд скрежетал на поворотах.
Когда я плыл на корабле я совершенно не думал об острове. Было в нем
что-то теплое и буйно зеленое, что делало все происходящее каким-то
таинственным. Длинноногие обитатели острова сильно отличались от жителей
Индии, к которым я привык за время службы. Это был остров сочных цветов,
острых приправ и драгоценных камней. Все планы серьезных разговоров с
О'Деллом и Констанцией Северенс улетучились у меня из головы. Я потерял
уверенность. Вернулись старые сомнения. И что я вообще делаю здесь, на
Востоке?
Я приехал в Коломбо еще до закрытия американского консульства. Я
поднялся наверх на старом скрипящем лифте, и сидел у стола, ожидая пока
молодой блондин изучит мой паспорт. Я смотрел в окно, выходящее на большой
порт: ряды кораблей, стоящих на якоре, маленькие лодочки, лениво плавающие
вдоль длинного причала от одного корабля к другому. Воздух в офисе был
теплым и влажным. Лопасти вентилятора медленно кружились у меня над
головой. У молодого вице-консула на верхней губе выступили капельки пота.
Шум проезжающих машин доносился с улицы через открытое окно.
Наконец, он протянул мне мой паспорт назад.
- Как долго вы планируете пробыть здесь, мистер Гарри?
- Трудно сказать. Может быть, неделю. Может быть, месяц...
- У вас есть... э... достаточные фонды, я полагаю.
- Вполне.
- Здесь очень часто воруют. Не хотите ли оставить часть ваших средств
в сейфе? В Коломбо даже с чеками вы не сможете чувствовать себя спокойно.
Я отсчитал три тысячи долларов и положил на край его стола. Он занес
сумму в книгу и дал мне расписку. Затем я спросил его насчет отеля и он
порекомендовал мне "Галли Фейс". Позвонив прямо из офиса, я получил номер.
"Галли Фейс" находился в конце длинного усыпанного роскошным белым
песком пляжа, недалеко от центра города. Высокая стена отгораживала пляж
от города. По верху этой стены шла дорожка для прогулок. А параллельно
пролегало асфальтовое шоссе, по сторонам которого высилась зеленая
изгородь деревьев. Недалеко от шоссе располагался клуб "Коломбо",
пристанище ленивых плантаторов.
Мой номер был на четвертом этаже, с окнами, выходящими на море и
парк. Я мог сидя на постели видеть целую милю пляжа, наблюдать парочки,
прогуливающиеся по дорожке на стене или следить за лошадьми, галопирующими
в парке.
Посыльный сказал, что зовут его Фернандо. Он обещал служить честно и
являться по первому моему зову. Я дал ему пять рупий, дабы закрепить
сделку, и его ухмылочка при этом стала такой широкой, что ее можно было
завязать у него на шее, как салфетку.
Разложив вещи по различным шкафчикам, я принял душ и переоделся в
более легкую одежду. Спустившись в большой холл, я стал листать телефонный
справочник. В нем далеко не всегда соблюдался алфавитный порядок, поэтому
я нашел фамилию О'Делла лишь минут через десять. Кларенс Дж.О'Делл, Галле
Роуд, 31. Затем я не торопясь пообедал в огромном зале ресторана. Еда
показалась вкусной, но порции могли бы быть и побольше.
Когда я уже заканчивал обед, маленький оркестрик поднялся на эстраду
и начал играть нечто, что сами исполнители считали музыкой Шопена. Я вышел
из отеля и немного постоял на ступеньках. Наступали сумерки и прибой,
казалось, шумел громче, чем днем. Звон колокольчиков рикш был гораздо
приятнее музыки в ресторане. Отмахнувшись от швейцара с белой бородой,
который предложил мне поймать такси, я прогулялся до угла и обнаружил, что
как я и предполагал Галле Роуд начинается почти от отеля.
Я прошел почти целый квартал, прежде чем увидел два номера: 18 и 20.
Значит я двигался в нужном направлении. Это был фешенебельный район
больших бунгало, стоящих далеко за высокими заборами и зелеными лужайками.
Я пересек улицу и нашел 31-й номер. Номер был нарисован на воротах при
въезде. Я вошел в ворота и направился к дому. Я не ожидал, что О'Делл
живет в таком шикарном доме. Я бросил сигарету в траву и она, прочертив
огненную дугу, рассыпалась маленький фейерверком искр. Впереди золотые
овалы света падали на газон из больших окон. Когда я подходил к крыльцу,
из-за колонны выступил человек и стоял, явно поджидая меня. Я всмотрелся в
него и оказалось, что это сингалец [нация, основное население Цейлона;
язык сингальский, по религии буддисты] в белой униформе.
- Кого вы хотите видеть? - вежливо спросил он.
- О'Делла. Кларенса О'Делла. Меня зовут Говард Гарри и он меня не
знает.
- С кем, дьявол тебя раздери, ты там болтаешь, Перейра? - голос
прозвучал так близко, что я вздрогнул. Круглый высокий человек стоял на
крыльце, выделяясь силуэтом на фоне окна. Он казался гигантом - такой он
был огромный и толстый.
- Меня зовут Говард Гарри, я хотел бы поговорить с вами, мистер
О'Делл. Если вы сейчас заняты, я могу зайти завтра.
- Ничем я не занят, - проревел он, - я никогда не бываю занят.
Заходите. Заходите и садитесь. Давайте выпьем. Перейра! Дай этому человеку
то, что он захочет. Виски, бренди, пива - что пожелает.
Я попросил немного бренди с содовой и стал разглядывать О'Делла. В
нем было по меньшей мере шесть футов и пять дюймов росту и сильно за
триста фунтов весу. Он был обнажен - только большая голубая турецкая
простыня обернута вокруг мощной талии. Он имел очень много лишнего веса,
но под жировыми складками еще перекатывались бугры мышц. Лицо и руки -
кирпично-красные, все остальное тело мертвенно белое, широкий жирный торс
абсолютно лишен растительности.
В его лицe что-то мне показалось странным. Я продолжал довольно
нахально рассматривать его, пока не понял, в чем тут дело. Чертам его лица
не хватало грубости, свойственной таким огромным людям. У него был
деликатный маленький нос, а губы по форме напоминали женские. Я решил, что
его хриплый голос и грубоватые манеры были для него способом
доказательства собственной мужественности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14