Фелуче грохнул пустой кружкой по столешнице и громко позвал хозяина. Хозяин пришел, выполняя свой долг обслуживать гостей, но взор у него был какой-то особый, углублявшийся с каждым разом, когда Фелуче призывал его.
— У меня нынче вечером праздничное настроение, — объявил Фелуче звенящим голосом. — Принеси каждому из твоих гостей кружку лучшего пива!
Тихая беседа в комнате оборвалась. Было уже поздно, и в трактире оставалось всего девять человек.
Вскоре всем присутствующим принесли пиво. Люди смотрели в пол. Фелуче поднял свою кружку и выжидательно осмотрелся. Мужчины медленно поднимали свои.
— Кто платит, тот произносит тост, — сказал Фелуче.
— За короля! Фелуче выпил и был ошарашен, когда никто не последовал его примеру.
— Но, государи мои, это граничит с государственной изменой!
Люди один за другим, помедлив, чуть отпивали. Фелуче расхохотался, радуясь удавшейся выходке, в то время как Качиль глазел на пламя и бессмысленно похихикивал. Фелуче снова треснул кружкой по столу.
— Куда подавалась белокурая девица? Хозяин подтянул плечи:
— Она моет посуду. Фелуче щелкнул языком:
— Какая жалость! У нее руки от этого покраснеют, кожа потрескается… Есть ли у нее сходство с дочерью Господина Авиллиды? По слухам, у ведьмы тоже были светлые волосы.
Качиль крякнул от удовольствия, но в целом наступило неловкое молчание.
— Нет, — сказал хозяин приглушенно. — Она всего лишь моя дочь. Госпожа Авиллиды во всем превосходила ее.
Эти слова обладали странным подтекстом. Они казались ритуалом успокоения, который свершали, чтобы отвести зло… Почти как молитва или суеверное постукивание костяшками пальцев но дереву. — Ладно. Умеет твоя дочь петь, танцевать? Мы, южане, такое любим.
— Моя дочь не танцовщица, сударь. А что до нения — она немая от рождения.
По спине Хейвора пробежал холодный зуд.
— Хватит, Фелуче, — сказал он.
— Что хватит, Хейвор? Ничего страшного не произошло. Я пытаюсь оживить этот мрачный балаган. Ну-ка, хозяин, веди свою дочь! Возможно, она умеет жонглировать ножами если уж не умеет петь и танцевать!
— У моей дочери есть работа на кухне. — Вот как? Упрямишься? — Фелуче допил пиво, встал и шагнул к хозяину, с улыбкой отодвинув его в сторону.
Хейвор смотрел, как Фелуче, покачиваясь, направился на кухню. В затихшую гостиную проник хрупкий звон разбитой миски, — ясный, как ливень искр в камине, Дурашливое хихиканье Качиля началось сызнова.
Лицо хозяина побагровело от гнева, но он сдержал себя. Очевидно он уже слыхал, что король мстит жестоко, если плохо обращаются с его людьми.
Фелуче появился в дверях. Он тащил за руку белокурую девушку к свободному пространству перед камином. Одним рывком он поставил ее на стол, где стояли пустые кружки, а затем начал бить в ладоши, притопывать ногами и насвистывать мелодию.
— Давай, девушка, танцуй…
Та, полупарализованная от страха, сделала пару неловких шагов.
Хейвор вскочил, чтобы прекратить балаган, но в этот момент самообладанию хозяина пришел конец. Он двигался быстрее, чем можно было ожидать от его грузной фигуры. Прежде чем Фелуче смог отпрыгнуть в сторону или вытащить меч, хозяин нанес ему в грудь удар кулаком. С криком боли Фелуче упал на длинную скамью у камина. Хейвор видел, как кожаный мешок скользнул на пол, с густым звоном большого колокола ударился о жесткий каменный пол. Все безобидные предметы, которые они засунули для маскировки, вылетели наружу. Кожа, как показалось, жутким образом сама собой вывернулась, и свет огня блеснул на золотом крае кубка.
Еще до этого царила тишина, то теперь наступило гробовое молчание. Оно отражалось от стен, сочилось из щелей каменного пола, молчание, порожденное первобытным ужасом, передающимся от поколения к поколению. Никто не шелохнулся. Люди словно окаменели. Все глаза были направлены на яркий круг вокруг черной горловины. Хейвор как в трансе подумал о том, что он до сих пор не смотрел на этот кубок под таким странным углом зрения. Красота кубка терялась совершенно, если человек смотрел внутрь, в это отверстие, напоминавшее круглую широко разинутую пасть;
Затем тихо, почти беззвучно заговорил хозяин, но его голос отдавался в тишине слишком громко.
— Я чуть было не послал вам проклятие, южане. Теперь да будет с вами мое сочувствие.
Фелуче поднялся, его глаза превратились в щелки. Вынув меч, он направил острие в грудь хозяина.
— Ты отважился сбить меня с ног! Я должен тебя убить! Хозяин не обратил на него внимания. Он был все еще скован желтым огненным пятном на полу. Фелуче кольнул его мечом.
— Предупреждаю тебя! Не вздумай касаться золота! Оно принадлежит нам троим. Мы умеем драться, и сон у нас легкий. — Он развернулся. — Это всех касается, понятно?
Пустые бледные лица уставились на него, а хозяин ответил так же тихо, как и раньше:
— Ни один человек в Аксе не коснется этой вещи и пальцем. Не коснется, чтобы спасти от голодной смерти свою жену и детей. Не коснется, чтобы выкупить себя у палача!
Фелуче, сморщив лоб, спрятал меч.
— Надеюсь, что ты говоришь правду.
Девушка осторожно спустилась со стола. Белокурые волосы были растрепаны. Она прижалась к руке своего отца, и он наполовину повернулся, готовый увести ее.
— Погоди-ка! — крикнул ему Хейвор. Мужик остановился, не глядя ему в глаза.
— Значит, вы знаете, что мы несем с собой?
— Кубок Авиллиды.
— Что ты имел в виду, когда сказал, что твое сочувствие с нами?
Все так же отвернувшись, хозяин сказал:
— Об этом вы скоро догадаетесь сами.
Он увел девушку на кухню, и вскоре там погас свет.
Вокруг дома мела пурга. Входная дверь громко ударила засовом. Хейвор вскинул брови и, увидел, что они остались в гостиной одни. Он подошел к одному из окон и глянул на улицу. За туманными вогнутыми стеклами жались тесные переулки и нависающие друг к другу дома. Во всей Аксе не было, кажется, ни огонька.
В гостиной вскрикнул человек. Это был крик, знакомый Хейвору по битвам, смесь боли, страха и отчаянья, смертный крик. Он стремительно повернулся, держа нож в руке.
Качиль, постанывая, стоял на коленях у камина, направив взгляд на кубок.
Хейвор подошел к нему. Большие капли пота выступили на лбу рыжего вора.
— Надо его отвести наверх, — сказал Хейвор. — Лихорадка совсем его развалила. Фелуче пожал плечами.
Свечи мерцали и блекли.
Мальчик, который отвел их лошадей в стойло, тихо проскользнул в гостиную, чтобы показать им комнаты. Он не отваживался смотреть в глаза, держался в отдалении, словно они страдали заразной болезнью. Фелуче и Хейвору не оставалось другого выбора, как тащить Качиля наверх, по узкой деревянной лестнице. На каждой ступени белокурый южанин испускал проклятия. Хейвор уложил больного в постель и прикрыл его, в то время как Фелуче небрежно прислонился к косяку.
— Прилежная ты нянька, Хейвор!
Хейвор ничего не ответил. Он привык к Фелуче и его манере разговора.
— При таком уходе, — продолжал Фелуче, — он уж точно быстро выздоровеет.
— Да, если он ночью крепко пропотеет, утром, возможно, почувствует себя лучше.
Когда Хейвор оставил помещение и прикрыл за собой дверь, Фелуче подумал вслух:
— Мы могли бы поехать дальше, здоров он или нет.
Это увеличило бы нашу долю…
— Может быть, — согласился Хейвор. — Но я не хочу менять наши планы. Ночью мешок будет в моей комнате, Фелуче, и я предостерегаю тебя! У меня тоже легкий сон.
Фелуче почувствовал жесткость во взгляде и голосе Хейвора,
— Смотри-ка, — мимоходом обронил он, — Соколок показывает когти. Хорошо-хорошо, я нахожу твою честность похвальной.
Добравшись до своей комнатушки, Хейвор снял кольчугу, сапоги и залез под одеяло. Рубаху и штаны он оставил, а нож лежал наготове под подушкой. Не только Фелуче, но и мрачная ночлежка с ее суеверными хозяевами делала его недоверчивым.
Целый вечер он боролся с усталостью, но теперь сон не хотел приходить, вел себя как строптивый полудикий конь, который уступает, когда не нужен, и упирается, как только видит сбрую и седло. Тем не менее Хейвор чувствовал себя достаточно уютно. Он мог слышать ветер, со стонами бежавший вокруг углов дома, но здесь, внутри, Хейвора укутывал теплый мир, и было приятно вытянуться на мягком ложе; Хотя постель была достаточно жесткой, земля у ворот Авиллиды была гораздо тверже. Сегодня он, как и его спутники, изрядно потратился на еду и постель. Фелуче и Качиль рассчитывали на то, что продажа кубка покроет это мотовство. А он? Ну, новую-то заботу он нашел наверняка, новую калитку в конце этой дороги, если передаст свою долю золота трем женщинам на одиноком, бедном дворе вблизи Венки.
Бедняга Лакон, подумал Хейвор неожиданно. Чтобы я не терял, чего бы не лишался.., жизнь я все-таки надеюсь сохранить
Качиль недоверчиво жмурился. Он не мог вспомнить, где находился, и скверное предчувствие пронизало его.
Такое пробуждение было ему знакомо в карцере или подвале мелкого дворянина. Качиль, знал, что будет дальше. Его будут морить голодом, бить, пороть, пока он не скажет, где находится его жалкая добыча, а затем выкинут на улицу. Жизнь Качиля постоянно проходила по этим станциям — кража, насилие, отчаянье. Он не видел никакой возможности избежать такого круговорота. Он обладал некоторой хитростью, но не подлинным умом и уж совсем не встречал удачи.
Хотя, здесь, кажется, карцера не было. Это была ночлежка.
Качиль открыл глаза и, успокоившись, осторожно потянулся, как человек, который не хочет привлекать к себе излишнего внимания
Трактир казался знакомым, но Качиль не мог вспомнить, что когда-либо был здесь. Он видел грязное окно и больший очаг. Потом заметил, что его предосторожности излишни: большая комната, душная, была совершенно пустынна. Или нет?
В самом дальнем углу он обнаружил стройный, закутанный в плащ силуэт и камеевый профиль девушки. Незнакомка медленно повернулась и глянула на Качиля, затем, слабо шевельнув рукой, дала понять, что он должен подойти поближе.
Качиль был удивлен, польщен, испуган. Он встал, радуясь, что можно отойти от огня, который мучил его своим жаром, хотя зной, казалось, последовал за ним.
Не говоря ни слова, незнакомка знаком предложила ему сесть и что-то положила перед собой.
Это была коробочка с камнями, разрисованными с двух сторон, которыми пользовались предсказатели. Коробочку нужно было встряхнуть и изображения на трех Или четырех верхних камешках становились символами твоей судьбы. Подобные вещи беспокоили Качиля. Как многие преследуемые несчастьем, он научился их уважать. Кроме того, Качиль сразу увидел, что камни для девушки выпали скверно. На самом верху были череп, сломанное кольцо и горящая башня. Тем не менее девушка улыбнулась, привела в порядок камни и протянула коробочку Качилю.
— О нет, леди, — сказал Качиль. — Лучше не надо. Я лучше подожду пока…
Но она снова улыбнулась и сама потрясла коробочку, выбросив три верхних камня.
Качиль содрогнулся. Пот побежал по бровям и затуманил зрение. Ему тоже выпал череп, а в довесок стрела, обозначавшая болезнь, и веревка палача.
Качиль судорожно глотнул и заставил себя невесело усмехнуться:
— Жуткое содержимое у этого ящичка, леди! Словно придерживаясь того же мнения, незнакомка оставила лежать камни и поднялась. Что-то заставило Качиля следовать за ней.
Девушка открыла дверь на улицу. Качиль надеялся, что зимняя ночь охладит его, но ничего подобного не произошло; В его животе и висках бушевало пламя. Никакого облегчения не было.
Ветер сбросил с головы женщины капюшон и развернул ее волосы как шафрановый веер. Что-то в этих волосах сильно встревожило Качиля.
Он видел на дороге темный экипаж и черных лошадей с белыми гривами. Рядом ждали две неясные фигуры, а дверца экипажа была широко открыта. Карета явно принадлежала незнакомке, но ожидавшие не помогли ей войти туда…
Неожиданно они схватили Качиля и крепко держа, потащили к открытому экипажу, он беззвучно сопротивлялся, но все было бесполезно. Его последний взгляд поймал улыбающуюся женщину с развевающимся веером волос. Затем он рухнул в экипаж.
Почему внутри было так темно и душно.., а звуки доносились так приглушенно? И почему дверь открывалась сверху, а не сбоку, как в нормальных экипажах? И так тесно было…
Неожиданно Качиль понял ответ, в тот же момент дверь над ним с шумом захлопнулась.
Качиль катался и извивался. Он был заперт в гробу, вместе с жарой и удушливым чадом. Он не получал ни глотка воздуха… Качиль почувствовал, как что-то мягко скользнуло вдоль его горла и шеи. Качиль заскулил от ужаса. Это ощущалось.., как волосы… Одна прядь, мягко щекоча, легла на его губы, затем вторая. Затем волосы заструились в темноте. Он бил руками, задыхался. Он хотел наполнить свои трескавшиеся легкие, и чернота взорвалась в груди и мозгу.
У Хейвора создалось впечатление, что не было разделительной черты между бодрствованием и сном. Теплая постель неожиданно исчезла, и он уже мчал по пустынной дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12