Он извлек напиток, выпил его до последней капли и бросил фиолу в снег.
В Венке для него никакой помощи не было — это он знал. Он думал, что волк принесет ему смерть, но это оказалось заблуждением и смерть все еще сидела в засаде. Но теперь-надо было держаться, чтобы уладить еще одно дело.
Были ля Деньги Лакона запятнаны, потому что исходили из его рук? Ну, он мог предупредить женщин. Взял же лавочник его лошадей. Но воздействовало ли на третьих лиц золотое проклятье, которое он тащил с собой?
Девушка не обменялась с ним больше ни словом. Возможно, поняла, что брата больше не было в живых. Он бы позднее сказал им правду, протянув маленький матерчатый кошелек.
После этого он, как уже один раз было, взял бы заступ и ушел подальше. Хейвор хотел выкопать глубокую яму, опустить в нее кубок и ждать поблизости. Ждать смерти.
СИЛСИ
Тело Хейвора, казалось, понимало, что должно оказать последнее сопротивление. Кровь начала шуметь, голова стала совершенно ясной. Он воспринимал холод и яркий дневной свет. Когда во дворе он слез с пони, ноги уже не подгибались и у него уже было чувство, что он способен пройти мили, не уставая. Но между тем Хейвор прекрасно знал, что эйфория обманчива, и надеялся, что она продержится, пока он не справится со своей последней задачей.
Ему бросилось в глаза, что на ферме нигде не было видно живности; Он тщетно прислушивался: ни мычанья коров, ни похрюкиванья свиней или лая собаки. Даже куры или утки не показывались во дворе.
Девушка увела пони в один из низких сараев и сразу же вернулась. Она отворила толстую дощатую дверь в дом и ждала, пока он войдет — старинный жест вежливости южан.
Внутри было бедновато: только стол, скамья, три больших потемневших от времени сундука и высокий стул возле огня. Девушка зажгла воск в глиняном светильнике, так как, за исключением крошечного глазка над дверью, комнатка была без окон и, несмотря на тлеющий очаг, темной. Она сказала с некоторым упрямством в голосе:
— Я владею немногим, но охотно поделюсь с тобой.
Меня зовут Силси.
— Твоей матери и твоей сестры нет? — спросил он.
— Нет.
Она сказала это со странной горечью, которая скрывала нечто другое. Хейвор как-то стал восприимчив к этим тонкостям. -
— Далеко они? До захода солнца вернутся?
— Недалеко, солдат, но домой они больше не придут. На холме за фермой их могила. Я выкопала ее сама. Была эпидемия, многие в деревнях вокруг Венки умерли. Они больше никогда не придут домой. — Она посмотрела на него и добавила:
— Прошу тебя, никакой жалости и утешительных слов. Они не могут быть серьезными, потому что ты не знал их обоих.
— Твой брат Лакон, — объявил Хейвор тихо, — погиб на севере, в Авиллиде.
Ее лицо осталось неподвижным.
— Так и и думала, — ответила она кратко. Она отвернулась и уставилась на огонь.
— Он вбил себе в голову, Что должен сражаться в войске короля. А чем бы его удержали? Жалким клочком земли, которая ничего не родит, и каждый день на которой проходит так же серо, как любой другой? Он верил, что разбогатеет с помощью войны и обогатит нас. Мираж. Но он был таким юным.
— Он сберег это для вас, — сказал Хейвор и извлек маленький матерчатый кошелек из пояса, положив его на стол.
Девушка пристально посмотрела на Хейвора.
— Ты прошел такой долгий путь, чтобы принести нам деньги?
— И да и нет, — ответил он. — Сначала я хотел уладить в Венке дело, а затем зайти сюда. Но вышло иначе.
Он снял кожаный мешок с плеча и тоже положил на стол. Силси не стала задавать вопросов и склонилась над очагом, чтобы согреть пиво.
— Мое имя Хейвор, — сказал он медленно. — Хейвор из Таона. Я родом с севера. В последнее время я был капитаном твоего брата. Я не знаю, как Лакон нашел смерть, но знаю, что он хотел, чтобы вы получили этот кошелек.
Девушка ничего не ответила и Хейвор продолжил, медленно подбирая нужные слова, в то время, как свет и тепло старой каморки проникали в него и будили желание молчать и не бояться больше ничего на свете.
— Прежде, чем оставить Авиллиду, я с двумя другими похитил большое сокровище. Золотой бокал. Я несу его с собой.
— Так ты грабитель? — спросила она тихо. — Это меня удивляет. Ты терпел нужду?
— В известном смысле, да.
Она подошла и поставила перед ним пиво, а также поднос с сыром и хлебом. Он сделал пару глотков, но не чувствовал голода, хотя почти два дня ничего не ел,
— Угощайся! — упрямо сказала она — Я не так бедна, чтобы не могла угостить гостей.
Внезапно все завращалось в его голове. Короткий, резкий приступ головокружения совершенно разбил его. Он ничего не хотел ей рассказывать, но услышал лишь собственное бормотание:
— Не растрачивай свою еду на проклятого!
— Проклятого? Что ты имеешь в виду? Ты что, совершил убийство?
— Убийство? А что такое война как не убийство? Однако нет, Силси, не это я имею в виду.
— А что тоща?
Он заметил, что она села возле него. В ее юном, нежно очерченном лице чувствовались воля, желание помочь ему, несмотря на собственные печали и заботы. Она излучала странную силу, которая только подчеркивалась ее хрупкой фигурой. Ее доброта будила в нем намерение ничего не рассказывать, чтобы не усугублять горе, уже пережитое Силси, но потом он сделал полностью противоположное: описал, запинаясь, отрывистыми фразами, что произошло. Он думал, что она способна его понять. Или, если не поймет, выкажет презрение и страх. Она, однако, не шелохнулась вообще. Только лицо девушки казалось таким же бледным, как в тот момент, когда она очищала нож в снегу.
— Да, — сказала она, когда он закончил. — Я знаю такие проклятия. Читала о них.
— Отнеси деньги Лакона священнику, в Венку, — продолжал Хейвор, хотя его губы словно пересохли. — Возможно, они смогут произнести над ними свои молитвы.
Она улыбнулась тонкой пренебрежительной улыбкой.
— Священники еще никогда не помогали нашей, семье. Кроме того, сейчас это по сравнению с другим — мелочь. Я только — все еще не понимаю, зачем ты взял кубок.
— Сейчас это уже не играет роли.
В очаге треснул уголек, и искры взвились в высоту. Они засветились в глазах девушки, затем потухли, как будто бы их поглотило зеленое море.
— Вечереет, — сказал он.
Маленький квадратик над дверью потемнел. Скоро заход солнца и его время остановится.
— Для нас! — внезапно воскликнула Силси. Он снова посмотрел на нее. — Ты украл тот кубок для нас, правда? Лакон рассказал тебе, как мы бедны, и, когда ты увидел кубок.., ты подумал, что золотом сможешь смягчить наше горе.
— Нет, — возразил Хейвор. — Или, в лучшем случае, вначале… Но даже тогда уже вмешалось колдовство. Я хотел взяться за кубок, держать его. Не думай, что я украл его для вас. Это была такая же алчность, которая охватила и Качиля, и Фелуче.
Она затрясла головой.
— Не забывай, я слышала, как ты говорил с волком. Ты украл для нас, не для себя. Я чувствую такие вещи — это дар, которым владеет наша семья, Лакон предугадывал свою смерть, не так ли?
— Сейчас это безразлично, — сказал Хейвор И встал. Все его тело болело и сопротивлялось. Теперь недолго, утешал он свои мускулы, как утешал волка. Скоро всему конец.
— Погоди, — сказала она.
— Зачем?
— Куда ты идешь.., что ты намерен делать?
— Хочу взять заступ, если такой у тебя есть, — сказал он. — Затем унесу эту штуку как можно дальше отсюда, выкопаю глубокую яму и опущу ее туда.
Она бросила взгляд на кожаный мешок. Она не хотела видеть кубка. Все другие страстно желали этого, даже испытывая страх.
— А потом? — спросила Силси.
— Конечно, — Хейвор пошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее. Ледяной ветер проскочил мимо ног, и пламя в очаге гневно затрещало. В течение минуты огонь казался ему огромным рыжим псом, защищавшим Силси. Но он отбросил эту мысль и посмотрел на заснеженные поля.
Солнце уже опустилось. Вечер всходил в голубизне, и выше к лесу, на гребне холма, по которому он недавно спускался, он увидел их: три всадника, черные на голубом фоне, на своих темных конях, и над головой одного пламенные языки белокурых волос.
Только сейчас он заметил, что Силси стояла рядом с ним. — Ты видишь их? — спросил он. Почему-то он не верил, что Эти три фигуры могут причинить ей вред. Они положили глаз только на него.
— Я различаю.., что-то. Возможно, тени. Хорошо, подумал Хейвор, пусть они для тебя останутся тенями. Для меня они обладают субстанцией.
— Ты можешь дать мне заступ?
Она помедлила.
— Да.
— Неси его немедленно, Силси, — сказал он. — Я хочу, чтобы как можно большее расстояние было между мной и твоим двором, прежде, чем мне придётся остановиться.
Она повернулась и вышла на двор, в сумерки. В то время, как ее не было, он пристально смотрел на трех всадников на вершине холма или на тени, которые он принимал за трех всадников, но они не двигались с места, а Силси вскоре вернулась.
— Вот.
Он взвесил тяжелый старый инструмент в своей руке. Лезвие было зазубрено, рукоятка отполирована от долгого употребления. Использовала ли Силси этот заступ, чтобы выкопать могилу матери и сестре?
— Спасибо, — сказал он.
Она отступила на шаг и холодно спросила:
— Далеко ли ты уйдешь? Ты и сейчас уже полумертвый.
— Достаточно далеко. Если выйду немедленно.
Ее губы сжались. Казалось, Силси приняла решение.
— Здесь есть узкая тропа, по которой идти быстрее. Я могу показать ее тебе.
— Нет, — отказался Хейвор. Он не хотел, чтобы она выходила с ним в ночь, если троица следовала за ним.
— Пошли! — сказала она. — Это недалеко, но нам надо идти по склону.
Все формы имели теперь размытые края. В голове его стучало и звенело при каждом ударе сердца. Они прошли мимо кривой сосны. Он видел дерево как нечто, находившееся под водой, и снова были видения. В ветвях сидела нимфа, искалеченная, как и дерево, и плакала в своем жилище из коры.
Склон был гладким как стекло. Он скользнул, то и дело съезжал, идя вслед за девушкой. Раз или два он оглянулся, но ничего не смог различить сквозь шепчущий ветер. Он становился слабее с каждым шагом.
Раньше он полагал, что знаком с отчаяньем, но теперь понял” что всегда был далек от этого. Подлинным отчаяньем был этот болезненный подъем, это упрямое стремление к тьме. Это был черный груз на его шее, черная пещера, которая его поглощала.
Теперь дороги назад не было. Дело шло к завершающей схватке. Избежать ее нельзя. -
Они подобрали тот же самый ключ к нему, как к Качилю и Фелуче. Согласие. Качиль пошел на согласие в страхе, сломленный… Фелуче — радостный и полный ожидания. Теперь шея на согласие Хейвор, без подлинного страха, но уж точном и без радости. Но этого было достаточно.
Они достигли вершины холма. Хейвор стоял, тяжело дыша, и девушка посмотрела ему в лицо. Ее собственные черты были белыми, ясно различались только глаза, такие светло-голубые, что напоминали благородные камни восточных стран.
Затем запылала рукоятка заступа в его ладони, он посмотрел в сторону и увидел торчащую из-под снега памятную дощечку.
— Да, — сказала Силси, не поворачиваясь. — Они похоронены здесь, моя мать и маленькая сестра. Я вырезала их имена на дощечке. А вон там дорога.
Хейвор повернулся и увидел извилистую тропу, более низкую, чем окружавшая ее почва. Контур тропы казался ему по жуткому выделенным, словно тушью провели по снегу.
Он хотел сказать Силси еще что-нибудь, но ему не доставало настоящих слов.
— Иди же! — крикнула она внезапно, — Иди же, наконец! Хейвор подумал, что девушка боится, он быстро повернулся к тропе и почти бегом сделал первые шаги, в То время, как она осталась возле могилы.
ТЬМА
Взошла луна. Сейчас она не казалась Хейвору черепом мертвеца, а скорее, белой бумажной маской, повисшей на небе. Ветер успокоился. Было очень тихо. Только его сапоги поскрипывали в снегу.
Он шел по тропе. Вначале окружение представлялось бесконтурным, но затем снова пошли леса, растопырившие свои припудренные белым пальцы. Один раз он увидел вдали отблеск на горизонте, словно тысяча светильников и факелов города в ночи. Возможно, Венка, но наверняка он не знал. Действительность, или иллюзия, теперь это было все равно.
Он шел по тропе. Шел внимательно, потому что боялся сделать круг и снова оказаться вблизи старой фермы. Но он боялся и того, что тропа может привести к какой-нибудь деревне, он представлял себе, как уронит кубок, и черное дыхание вырвется из его зева, заражая все вокруг. Поэтому примерно через час он — оставил тропу и углубился в лес.
Сосульки блестели и позванивали над его головой. Хейвор ничего не чувствовал — ни холода, ни колючек кустарника, ни острых камней под подошвами. Вскоре он перестал чувствовать ноги и ему приходилось следить за каждым шагом, каждым движением колена, каждым соприкосновением с почвой, чтобы не споткнуться.
Затем земля перед ним кончилась.
Он остановился и уставился в бездну из снега и черной скалы. Старая каменоломня, давно забытая. Сюда уже никто не являлся, кроме птиц, змей и сбившейся с пути дичи, которая опрометчиво попадала в эту яму, ибо на дне впадины, примерно в двадцати футах, лежали кости животных, полускрытые снегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12