8
Сколь бы ни был велик испытываемый мною страх, но владевшая моим
сознанием чуждая воля оказалась сильнее. Никакие доводы разума не могли бы
заставить меня идти дальше после того, что я увидел и вспомнил. Но даже в то
время, когда я весь трясся от ужаса, моя правая рука не прекращала своих
ритмических движений, манипулируя запорами воображаемого замка. Когда же я
чуть погодя начал приходить в себя, обнаружилось, что я бегу вперед по
безмолвным коридорам все к той же неумолимо притягивающей меня цели.
В моей голове между тем как бы сами собой возникали вопросы, смысл
которых я не успевал даже толком постичь. Смогу ли я проникнуть в хранилище?
Справится ли человеческая рука с не рассчитанной на нее хитроумной системой
запоров? Не окажется ли поврежденным замок? И что я буду - что я осмелюсь?
- делать с той вещью, которую я надеялся и одновременно боялся найти?
Станет ли она решающим подтверждением, последней точкой во всей этой
безумной и страшной истории или в конечном счете послужит доказательством ее
нереальности?
Внезапно я прервал свой бег и становился перед стеной, состоявшей из
многочисленных ячеек, каждая из которых имела отдельную дверцу и была
помечена соответствующей надписью на языке иероглифов. Нигде не было видно
следов повреждений; из огромного количества ячеек в этой секции лишь три
оказались распахнутыми настежь. Та же, что меня интересовала, находилась в
одном из верхних рядов, недосягаемых для человеческого роста. Осмотрев
стену, я пришел к выводу, что смогу подняться по ней, используя в качестве
опор круглые дверные ручки. В какой-то степени мою задачу облегчала
раскрытая дверца в четвертом снизу ряду. Фонарь во время подъема я мог бы
держать в зубах, как уже делал не раз, преодолевая
особо сложные препятствия.
Хуже обстояло дело с обратным спуском - ведь здесь у меня должна была
появиться дополнительная ноша. Теоретически я этот вопрос разрешил следующим
образом: открыв замок контейнера и зацепив его крюк за воротник своей
куртки, я мог бы нести эту вещь на спине наподобие ранца. Более всего меня
беспокоила исправность системы, запиравшей дверцу ячейки. Я почти не
сомневался в том, что сумею ее открыть, если только не подведет механизм.
Итак, я взял в зубы фонарь и начал подъем, цепляясь за шарообразные
выступы и поминутно рискуя сорваться вниз. Очень помогла - как я и
рассчитывал - открытая ячейка четвертого ряда. Воспользовавшись сперва
краем отверстия, а затем и самой качающейся дверцей, я в конечном счете
утвердился на ее верхнем ребре. Балансируя на этой неустойчивой опоре и
отклоняясь как можно дальше вправо, я дотянулся до нужного мне замка. Сперва
мои онемевшие от напряжения пальцы никак не могли справиться с гладкой
ручкой, но постепенно к ним возвращался задаваемый памятью ритм движений.
Сложный порядок нажимов и поворотов все точнее вырисовывался в моем мозгу, а
тот уже давал команду мышцам - по счастью, я не встретил здесь особых
трудностей, связанных с чисто анатомическими различиями. Замок поддавался
довольно легко, с каждой новой попыткой я действовал все увереннее, и не
прошло и пяти минут, как раздался сухой щелчок, хорошо знакомый и в то же
время совершенно неожиданный, поскольку в отношении его у меня не было
никаких подсознательных предчувствий. В следующий миг тяжелая дверь медленно
и почти бесшумно - издав лишь слабый скрип - повернулась на своих
шарнирах.
Мое нервное возбуждение, казалось, достигло предела, когда я на
расстоянии вытянутой руки увидел край помеченного иероглифами металлического
контейнера. Я осторожно извлек его наружу, попутно обрушив вниз целый ливень
мелкой песчаной пыли, и замер, переводя дыхание. Все было тихо.
Мельком осмотрев контейнер, я убедился в том, что он внешне ничем не
отличался от других виденных мной по пути сюда. Размером он был примерно
двадцать на пятнадцать дюймов при толщине чуть более трех, с рельефным
изображением иероглифов на плоской крышке.
Я довольно долго провозился с его замком, поскольку мог действовать
лишь одной рукой, прижав контейнер к поверхности стены. Наконец я высвободил
крючок, поднял крышку и перенес тяжелый металлический ящик за спину, зацепив
крючком воротник своей куртки. Теперь обе мои руки вновь были свободны, и я
начал сползать вниз, что оказалось делом еще более трудным, чем
предшествовавший подъем.
Достигнув пола я тотчас опустился на колени, достал из-за спины
контейнер и положил его перед собой. Руки мои тряслись, и я долго медлил, не
решаясь его открыть - давно уже догадавшись, что именно я должен там найти,
я был буквально парализован этим знанием. Стоило сейчас моей догадке
получить реальное подтверждение, и - если все это не было сном - я с той
самой минуты не мог бы уже поручиться за целостность своего рассудка.
Особенно пугающей была моя все более очевидная неспособность воспринимать
себя в атмосфере сна. Ощущение реальности порой странно преломлялось в моем
сознании, и мне казалось, что я вспоминаю свои настоящие действия так,
словно они были отделены от меня громадной временной пропастью.
В конце концов я все же достал книгу из контейнера и еще в течение
нескольких минут смотрел, как зачарованный, на знакомую комбинацию
иероглифов на ее обложке; моментами мне начинало казаться, что я могу их
прочесть. Возможно, где-то в глубине моей памяти эта надпись и впрямь
ассоциировалась с некими осмысленными звуковыми сочетаниями, но мне не
удавалось довести этот процесс до конца.
Время шло, а я все еще пребывал в нерешительности. Вспомнив вдруг про
фонарь, по-прежнему зажатый в моих зубах, я положил его на пол и выключил,
дабы не расходовать зря батарею. Оказавшись в темноте, я наконец скрался с
духом и перевернул обложку книги. Затем я медленно поднял фонарь, направил
его на страницу и щелкнул переключателем.
Одной секунды мне вполне хватило. Стиснув зубы, я, однако, удержался от
крика. В наступившей вновь темноте я, почти лишившись чувств, распластался в
пыли и сжал руками горевшую голову. То, чего я так опасался, все-таки
произошло. Одно из двух: либо это был только сон, либо пространство и время
теряли всякий смысл, обращаясь в жалкую никчемную пародию на то, что мы
всегда считали незыблемыми категориями своего бытия.
Нет, скорее всего это был сон - мой здравый смысл отказывался
допускать обратное - но чтобы удостовериться в этом окончательно, я должен
был взять эту вещь с собой наверх, и тогда утром в присутствии остальных все
сразу встало бы на свои места. Голова моя сильно кружилась - если можно
говорить о головокружении в кромешной тьме, где взгляду просто не за что
было зацепиться. Фантастические мысли и образы стремительно сменяли друг
друга в моем возбужденном сознании, и я уже не пытался провести границу
между реальными фактами моей жизни и отголосками безумных сновидений.
Я подумал о странных следах на пыльном полу н вздрогнул, испугавшись
звуков собственного дыхания. Вновь на несколько секунд включив фонарь, я
посмотрел на раскрытую страницу с таким чувством, с каким, вероятно, смотрит
обреченный кролик в холодные глаза удава. Затем, уже в темноте, я захлопнул
книгу, положил ее в контейнер и закрепила гнезде крючок замка. Теперь
оставалось вынести его наверх, в мир людей, если таковой и вправду
существовал, как существовала эта подземная бездна - и если вправду
существовал я сам, в чем я в этот момент отнюдь не был уверен.
Не могу сказать точно, когда я пустился в обратный путь. За все время,
проведенное под землей, я ни разу не взглянул на часы, что также являлось
показателем моей отрешенности от привычных человеческих реалий.
С фонарем в руке и зажатым под мышкой контейнером я, сдерживая дыхание,
на цыпочках миновал участок коридора с непонятными отпечатками и отверстие в
базальтовой башне, из которого продолжал подниматься холодный паток воздуха.
Позднее, уже с несколько меньшими предосторожностями идя вверх по
бесконечным наклонным галереям, я все же не мог отделаться от мрачных
предчувствий, причем на сей раз они были куда более определенными, чем во
время моего спуска.
Я с ужасом думал о втором распахнутом люке, который мне еще предстояло
пройти. Я думал о тех существах, которых так боялась Великая Раса и которая
- пусть даже ослабевшие и не столь многочисленные, как прежде - продолжали
обитать в своем зловещем подземном мире. Я думал о тех пятипалых отпечатках
в пыли и о схожих следах, упоминавшихся в моих сновидениях - а также о
неистовых ураганах и странных свистящих звуках, связываемых все с теми же
существами. И еще я думал о рассказах туземцев, в которых неизменно
присутствовали таинственные руины и якобы порождаемые ими злые ветры.
По настенному символу я определил нужный мне уровень и - пройдя мимо
лежавшей на полу открытой книги, которую я не так давно с интересом
рассматривал - вступил наконец в круглый холл, где сходились несколько
коридоров. Без колебаний я свернул в ближайший справа арочный проем. Впереди
меня ждал самый сложный отрезок пути со множеством препятствий и завалов,
которые начались почти сразу по выходе за пределы Центральных Архивов.
Тяжесть моей ноши постепенно сказывалась, мне все труднее было избегать
шума, перелезая с нею через груды камней и песка.
Но вот я остановился перед мощным, поднимавшимся до самого потолка
завалом, который мне в прошлый раз пришлось преодолевать ползком. Тогда я не
смог сделать это абсолютно бесшумно, теперь же- после увиденных мной
отпечатков - я более всего боялся громких звуков. А ведь сейчас со мной был
еще и контейнер, представлявший собой дополнительную помеху во время
движения по узкому лазу.
Осторожно взобравшись на гору камней, я сперва просунул в отверстие
контейнер, а затем начал протискиваться туда сам - вновь, как и в прошлый
раз, задевая спиной за острые края сталактитов. Тут я и совершил свою первую
оплошность - когда самый опасный участок был уже позади, контейнер вдруг
выскользнул из моих пальцев и с металлическим грохотом покатился вниз по
склону. Я рванулся вперед и успел его перехватить, но в тот же миг
неустойчивая тяжелая глыба зашаталась и поехала под моими ногами, вызвав
небольшой, но достаточно шумный обвал.
Когда движение камней наконец замерло, я услышал - по крайней мере мне
так показалось - иной звук, очень далекий и слабый, донесшийся откуда-то из
лабиринта ходов за моей спиной. Это был тонкий вибрирующий свист, не похожий
ни на один из слышанных мною прежде звуков.
Совершенно обезумев от ужаса, я бросился бежать по коридору,
перепрыгивая через отдельно лежащие блоки, иногда падая, но при этом не
выпуская из рук фонаря и книги. Одна только мысль владела мной в те минуты
- поскорее выбраться из этих кошмарных подземелий в открытый мир, туда, где
спокойный свет луны разливается по бескрайней пустынной равнине.
Не помню, как я добежал до груды обломков, над которой вместо свода
зияло черное пустое пространство, и начал карабкаться вверх.
Здесь-то и произошла катастрофа. В спешке я позабыл о том, что за
вершиной сразу идет очень крутой спуск, и, не удержав равновесие, с разгону
полетел вниз, увлекая за собой целую лавину камней. Оглушительный гром
потряс древние своды, отдаваясь долгим эхом во всех закоулках погребенного
под землей города.
Из того дикого хаоса я вспоминаю сейчас лишь один эпизод - я падаю,
поднимаюсь, ползу сквозь густое облако пыли все дальше и дальше по коридору.
Фонарь и контейнер пока еще были при мне.
'"Когда я достиг базальтовой башни, эхо лавины уже затихло вдали, и в
наступившей тишине слух мой - вновь и на сей раз безошибочно - уловил все
те же свистящие звуки. Но если ранее источник их находился где-то позади, в
уже пройденных мной коридорах, то теперь эти звуки шли из темноты мне
навстречу.
Вероятно, у меня вырвался крик - я больше не мог себя сдерживать.
Смутно помню промелькнувшие стены базальтовой башни и бездонный провал в ее
центре, откуда со зловещим свистом вырывался уже не просто поток влажного
холодного воздуха, но ветер - свирепый, неистовый, одушевленный ветер.
Помню свой бег по длинным коридорам в нарастающих с каждой минутой
яростных порывах ветра, который хотя и был мне как будто попутным, но на
самом деле препятствовал, а не помогал моему движению;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14