— Просто двойное предательство, — вдруг догадался Сухмат, — и нас предал, и тех, кто ему серебром платил!
— Предать всех, кроме самого себя? — пожал плечами Рахта.
— Как раз сам себя он в итоге и предал… — сказал Сухмат.
— Но перед этим признался, кто ему заплатил!
— Может, сам и донес…
— Если вы, други, залезете в душу его черную, — вдруг выложил очередную мудрость молодой колдун, — то и сами можете такими же стать!
— Да и вправду, чего нам пачкаться… — согласился Сухмат и переменил тему разговора. И, разумеется, заговорил о бабенках…
Глава 23
Легко и приятно возвращаться домой во время сухой, не очень морозной зимы. Лишь дюжина дней минула от Дня Солнцеворота, Морозко уже превратил непроходимые болота в неплохую дорожку, а снега пока еще не насыпало, всего чуть-чуть. Нет сугробов, наносов, лошадки идут легко, не вязнут. А людям чего — оделся потеплей — и как в вирии…
— Зябко мне, — призналась Полина, — у нас в полях чистых под Киевом таких зим холодных давненько не бывало.
— Разве ж это холод? — искренне удивился Нойдак, — Холод это когда плевок на лету застывает, а сейчас только и всего — что иней на шапке…
— У кого на шапке, а у кого и на усах! — самодовольно высказался Рахта, сбив изморозь со своих длинных усов. Как же — предмет гордости, как никак!
— Может, еще и бороду отпустить, как у Ильи? — рассуждал Сухмат, — Шею да грудь греть станет. А к лету — сбрить!
— Хорошо вам, мужикам, хотите — бороду растите, а захотите — сбреете, — притворно позавидовала Полинушка.
— А, может, есть какое колдовство, чтобы и у девы борода отросла? — встрял в разговор Лёкки, обращаясь к своему старшему другу.
— Тьфу ты, умолкни, дурень! — рассердился было Рахта, живо представивший свою любимую бородатой, но в этот момент все рассмеялись.
— Ответь мне, славный богатырь Сухмат Сухматьевич, сколько нам еще до града Киева ехать осталося? — обратился со всем уважением, какое умел, Нойдак. После того, как Сухмат несколько раз показывал правильное направление, даже находясь в мороке, северянин теперь свято верил в его способности.
— А осталось нам до града Киева, мудрый ведун Нойдак, — в тон колдуну ответствовал Сухмат, — всего-то на всего две дюжины дней! Если чего не случится…
— А чего теперь может еще случиться? — вздохнул Рахта, — Едем с пустыми руками. Что князю скажем?
— Лесной хозяин пообещал нам лешачка малого прислать, — напомнил Сухмат.
— А как забудет?
— Нойдак напомнит, он же все-таки колдун, как никак! — кажется, для Сухмата проблем уже не оставалось.
Возвращались богатыри той же дорогой, что и шли к Москве. А чего мудрить? Так хоть знаешь, что впереди… Вот и камешек на развилке дорог. Тот самый, с буквицами. Старичок-лесовичок так надпись и не доделал, видно основательно его тогда спугнули. Ну и правильно, нечего срамное на вещих камнях выписывать!
— Ей Нойдак, хочешь разогреться? — спросил Рахта.
— Да мне и не холодно, — пожал плечами молодой колдун, — А что?
— Ты как-то сказывал, что по камню работать могешь?
— Да, было дело…
— Вот возьми пару камешков, да сбей тут одно словечко, — Рахта слез с лошади и указал Нойдаку на нужное слово, — а другое выбьешь!
Полина, слава богам, грамоты не разумела и потому равнодушно взирала на пахабные буквицы.
— Так Нойдак… так я же буквиц не ведаю! — Нойдак иногда, в сильном волнении, забывался и заговаривал о себе в третьем лице.
— Я на снежку нарисую, а ты на камне выбьешь!
— Чего время терять-то? — удивился Сухмат.
— Нет, это дело важное, — не согласился Рахта, — тут еще не один витязь проедет! Надо, надо тут подправить.
— Тогда и буквицам заодно научи! — решил воспользоваться удобным моментом Нойдак.
— Ну хорошо, вот смотри, это — Полкан, это…
— Это "О", меня Черный Прынц этой букве уже научил, — вспомнил круглую буквицу Нойдак.
— Запомнил, что ж, может и другие запомнишь! — кивнул богатырь и продолжил свой маленький урок.
— Так ты что, хочешь другое написать? — заинтересовался Сухмат.
— Да, пусть здесь будет — кто направо пойдет, тот своего коня потеряет!
— Почему потеряет?
— А потому, чтобы поменьше исправлять!
— Лады! А дальше? — заинтересовался Сухмат.
Нойдак, между тем, уже принялся за работу. У него нашелся большой заостренный кусок кремня, а в качестве молотка он использовал найденный поблизости кругляш. Получалось у молодого ведуна действительно споро, линии букв были четкие, не то, что у старичка-лесовичка — кое-как…
— Мы куда потом поехали? Прямо? — переспросил Рахта.
— Ага!
— Вот тогда и напишем… Прямо пойдешь, — богатырь взглянул на Полинушку, — прямо пойдешь, женатым быть!
— Здорово! — Сухмату явно понравилось, — а как налево?
— Да кто его знает, мы ж не ходили…
— Ничего не напишем?
— Нет, не порядок, — Рахта задумался, — а пусть будет так! Налево пойдешь — свою судьбу найдешь!
Работа была закончена быстро. Богатыри полюбовались на вещий камень, дождались Полину, успевшую каким-то чудом добыть зайца, и двинулись дальше. И так день за днем…
* * *
Посреди дороги стоял ведун. Стоял и смотрел на приближающихся богатырей. Что это был ведун было ясно по всему — и по одежде, и по амулетам, и по независимому, особому взгляду, проникавшему в самую душу… Богатыри остановились и тоже принялись разглядывать незнакомца. Что-то странное было в нем. И Рахта, и Сухмат могли бы поклясться, что никогда не видели этого, довольно молодого, ведуна. Но в нем было что-то такое, странно знакомое…
— По здорову живешь, славный богатырь Рахта, и ты, славный богатырь Сухмат? — спросил незнакомец, — споймали ли лешего? И тебе привет, славный Нойдак, и тебе, Полина, снова живая. И тебе, незнакомый мне отрок!
— Что-то не помню я тебя, — сказал Сухмат, — а коли ты такой великий в волшбе знаток, что наши имена угадал, то и про лешего тебе прознать ведь ничего не стоит!
— Нет, ничего я не угадывал, и знаю вас хорошо, — возразил ведун, — просто вы меня не помните!
— Да, что-то есть знакомое в тебе, но что — никак не пойму, — признался Рахта.
— Случилось чудо со мной невиданное, — просто ответил ведун, — где день прошел, там для меня дюжина весен минула… Жил я эти годы, жил, уму набирался, мудрости соскрытой, а вернулся в мир, в явную явь — здесь только день да ночь и минули…
— Стало быть, знаком ты с нами? — продолжал допытываться Рахта. Богатырь соскочил с коня, подошел к ведуну. Его примеру последовали и остальные.
— Кабы у Бронтика был бы брат старшой, я бы сказала, что ты — его брат! — вдруг признала ведуна Полина.
— Да, похож, — согласился Сухмат.
— Так я Броня и есть, только мне теперь лет поболе, — признался ведун.
— Не может быть! — воскликнул Рахта.
— Может, может, — улыбнулся, как бы успокаивая богатыря, молодой человек, — а помнишь ли ты…
Ведун наклонился к самому уху Рахты и что-то там зашептал, как видно рассказывая одним им известный эпизод. Рахта немного покраснел, видно, эта старая история была ему не совсем приятна, но его взгляд теперь из не верящего переходил в какой-то ошеломленный.
— Все равно не верится, — произнес богатырь растеряно, — хотя эта выщерблинка на твоей харе…
— Кровь тогда недолго шла, помнишь?
— Или это очень хитрое ведовство, или ты — Бронята! — признал Рахта.
— Да он это, он, — сказала Полина, — по всему чую!
— А как же это с тобой случилось? — спросил Нойдак, — Как ты за день ведуном стал?
— Это для тебя за день, а у меня тот день более десятка лет длился, и я учился, учился…
— Расскажи! — попросил Нойдак.
— Да, конечно, расскажи! — попросили все.
— Конечно, расскажу, тем более, что начало этой истории и вас касается, — кивнул Бронята, — только давайте костерчик, что ли, разложим, да закусим…
Лёкки бросился бегом в лес, к нему присоединился Нойдак, уже через несколько мгновений сушняк был набран. Броня не преминул блеснуть — сказал Слово Огня и костер мгновенно разгорелся, да так, что в первый момент полыхнул выше роста человеческого.
— Да, неплохой из тебя ведун получился, парень, — признал Сухмат.
— Говорил же, — буркнул Рахта, — что из парня будет толк. Хотя лучше б он богатырем стал!
Плотно перекусив, наши герои приготовились слушать Броню. И он начал неторопливо рассказывать все, как было.
* * *
Броняте понравилось жить у Одолени. Хоть молодой ведун бывал частенько строг и порол отрока за лень и шалости, за лень — крапивой, за шалости — березовой розгою — так то по обычаю, да не больше, чем положено, да — и в пол-силы, так… Зато не считаясь со временем, учил Броню то грамоте, то о травах и камнях рассказывал, то заговоры да Слова Заветные учить заставлял, повторять бессчетно, пока паренек твердо-натвердо не запоминал. Не раз вспоминал Броня о черном колдуне, сказывал учителю, что боится, как бы тот не пришел и не забрал его…
— А в сон тот колдун к тебе не приходил? — осведомился Одоленя.
— Нет, во сне я его не видел, — ответил Броня.
— Тогда не колдует он на тебя, — успокоил ведун мальчика, — да и дом мой тебя защитит, здесь ведь кругом заклинания охранные, да обереги заветные. Не пройти сюда со злом, так и знай!
— Так-то оно так, да все равно боязно!
— Муж должен быть смел, а коли богатырь — так вдвойне отважен, ну, а если ж в ведуны подался — так и втройне бесстрашен! — учил Одоленя, — В нашем деле трусом быть — робом стать, а таких, которые ведуна себе в робы поиметь жаждут — пруд пруди…
— Я не буду бояться! — пообещал Броня.
— Одних благих намерений мало! — сказал ведун, — Пошли!
А было в то время уже поздненько, повел Одоленя ученика далеко в лес, вокруг все темнело и темнело, только и запомнил Броня, так то, что повернули они в сторону запретную, куда Одоленя раньше гулять отроку заказывал… А вот и капище, да боги на нем не деревянные, а каменные, древние-предревние, да ничего больше и не разглядишь — хоть и полная луна светит. А потом рассмотрел Броня, что глаза-то у старых богов светом красным, кровожадным светят, а рты их крови ждут, вроде даже и облизываются…
— Вот смотри, отроче, куда тебе идти придется! — сказал Одоленя, — Да не просто идти, подружиться с этими богами надоть!
— А как с ними подружиться? — спросил дрожащим голосом Броня, хотя где-то далеко в своем сознании уже предчувствовал ответ учителя.
— Как подружиться? Да покормить их малость… Собой! Кровь они любят, а, бывает, и мясцом человеческим не побрезгуют, — ведун говорил спокойно, но мальчик почувствовал, что его учитель сам сейчас в великом страхе за него, Броняту, — раздевайся, отроче, совсем раздевайся, ибо будешь ты сейчас рожден заново!
Броня сбросил с себя рубаху, торопливо развязал оборы, скинул лапоточки, чуть промедлив, развязал гашник на портах, дав им упасть наземь и стоял теперь голый, дрожа всем телом. «Не бояться, не бояться!» — твердил он сам себе, но зубы предательски стучали…
— Слушай меня, ученик мой, слушай внимательно, — заговорил Одоленя, — эти боги старые-престарые, им много не надо, только чуть-чуть твоего тела молодого, крови да мясца… Покормятся они тобой сейчас — и будут тебе потом всю жизнь помогать, в обиду не давать. К каждому подойдешь, да дождешься, пока не насытится тобою. Больно будет — кричи, то — не запретно, запретно — уйти раньше времени! Коли взойдешь на капище, так обратной дороги не будет, с пол-испытания не уйти, умрешь в муках! Решай сейчас — идти ли, аль нет? Не решишься — домой вернемся. Я тебя даже драть не стану, пальцем не трону, буду и дальше учить, как твоим друзьям-богатырям обещал. Но настоящим ведуном, мировых сил повелителем тогда тебе уже не стать…
— А пройду — стану? — спросил Броня.
— Может, станешь ведуном великим, а может — и нет, но коли струсишь сейчас — так точно не станешь!
— Я пойду! — сказал Броня. Он, в общем-то решил все заранее…
— Тогда слушай дальше. Здесь их, богов, девять. Подойдешь к каждому, каждый возьмет свое, их, богов кровожадных восемь, а девятая — богиня, самая древняя Мать-Прародительница. Ей не кровь иль мясо твое понадобится, она тебя всего захочет, полностью! И откроет перед тобой чрево свое. Войдешь туда, и, коли будет на то ее воля, выйдешь снова, родившись из чрева ее, другим человеком… А может, и не выйдешь! Теперь ты знаешь все, что тебя ждет. И, коли смел да отважен, коли хочешь судьбу в руках держать — иди!
Броня замер в нерешительности, потом посчитал про себя — раз, два, три! И пошел вперед, прямо к каменным истуканам, все более кровожадно на него смотрящим. Подошел к первому. Ничего не происходило, только глаза древнего бога огнем красным горели да сверкали. Броня решился и прижался к камню всем телом. Боль в шее, не очень сильная, эта боль — всего лишь укус. Мальчик почувствовал, что камень пьет его кровь. Броня стоял, едва себя сдерживая, дожидался. Потом несмело взглянул в лицо каменного бога. Глаза его уже угасали. Насытился! И Броня перешел к следующему истукану. Прижался всем телом к камню. И — дикая боль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55