Впрочем, больше выпустить стрел ему не пришлось. Дело было в том, что Сухмат, сорвав с плеча лук, начал молниеносно посылать в сторону убийцы одну стрелу за другой. Пусть не точно, зато — быстро и много. Убийца спрятался за каменной глыбой. От стрел-то он отсиделся, да Рахта тут настиг. И вновь враг не струсил — внезапно прыгнул — ну, прямо как кот — на богатыря, занося для удара кинжал. Рахта въехал с размаху железным кулаком куда-то в летящее на него тело. Хруст… Кинжал не пригодился, богатырь вышиб супротивнику мозги, сломав и вдавив кулаком носовые кости вглубь черепа.
— Все это хорошо, — молвил Рахта задумчиво, — но вот у кого мы теперь спросим — чьи люди, кто послал, кто нанял?
— Вот-вот, а сам талдычил — требу, требу богам… — напомнил побратиму Сухмат.
— Так сначала поспрашать…
— А ты не говорил, что сначала!
— Понимать надо было!
— Так ведь оно… Никого и не пожертвовали! — напомнил разругавшимся было богатырям Нойдак. Ведь спор, чуть не перешедший в потасовку, был не о чем…
— Ты прав колдун, — согласился Рахта, и добавил, да так, что предыдущие слова неожиданно изменили смысл, — тебе готовить!
* * *
Что есть такое река для путника? Река — это и хорошо, и плохо…
Что хорошо? Хорошо то, что из нее можно летом напиться, а зимой — на санях прокатиться!? А серьезно? Во-первых, у реки с голоду не умрешь, рыбы в любой русской речке всегда вдоволь, только не ленись таскать! У рек всегда деревни да селения, у больших рек — городища и большие города. Стало быть, можно отдохнуть, попариться в баньке, поесть пищи домашней, в печке томленной, с тем самым вкусом-привкусом, который нигде боле, кроме как после русской печки и не получается. Короче, река — это люди, причем не степняки какие-нибудь, а основательные, оседлые русичи.
А что в речке плохого? Да то, что через нее путникам переправляться приходится. И мокро, и опасно. Что опасного? Да много чего — и утонуть можно, в водоворот попавши, и чудищу водяному на ужин попасть, да и просто — в засаду врагу. Самое удобное ведь место — схорониться в леске рядом с речкой, да выждать, покуда мокрый путник на землю выберется, а потом — напасть. Куда отступать — позади река, впереди враг… Ну да ладно, не каждый же день засады, а волков бояться — в лес не ходить!
Предыдущая переправа была простой и удобной — река была велика, а на пересечении с дорогой, что в Киев ведет, прилепилось, к воде поближе, село большое. И лодки там были большие — по настоящему большие, чуть ли не с ладью, только что плоскодонные, специально приспособленные путников, вместе с лошадями да возами, через реку переправлять. Тогда богатыри даже и с коней не слазили — так верхом на плоскодонку и заявились, весь путь в седлах просидели, на бережок соскочили да поскакали дальше…
В этот раз на пути была совсем уж небольшая речушка, затянутая у берегов зелеными, сильно пахнущими водорослями. И не было больших лодок в маленькой деревушке. Потому не было, что был через ту речушку мостик деревянный переброшен еще много-премного лет тому назад, да снесло мостик по весне, когда речка вздыбилась, да лед пошел, все вокруг круша. А новый мостик пока еще строили, да не построили…
Что же — переправляться, так переправляться! Спросили у деревенских брод…
— Брод-то рядом, — отвечали им, — и воды по грудь, да вот только — лучше пройти вверх по реке, до Девичьего холма — там воды по щиколотку!
— Чего там! — решили богатыри, — можно и тут, где по пояс.
— А мы все у Девичьего холма переправляемся! — настаивали местные.
— Никак сахарные — растаять боитесь? — шутканул Сухмат.
— Боимся, — отвечали серьезно.
— Пиявок?
— Да завелась тут напасть поблизости…
— Что ж, посмотрим и на напасть! Как хоть, ее звать-величать?
— Жряк.
Получив столь определенные сведения, богатыри оправились к ближайшему броду.
— А кто такое жряк? — спросил у Сухмата Нойдак, — Это как кракордил?
— Нет, не бойся, это — гораздо хуже! — успокоил ведуна Рахта, после слов которого Нойдак не только замолк, но и буквально втянул голову в плечи…
Брони снимать не стали, слезать с коней — тоже. Нойдакова кобылка долго упиралась, не хотела идти в реку, в конце концов, сбросив ведунка на землю. Чего-чего, а падать, не ушибаясь, Нойдак научился — считай каждый день по пять раз — знатоком станешь, великим мастером в деле «хлоп о землю». Сбросила кобылка Нойдака, да, как ни в чем не бывало, пошла сама вброд, вслед за жеребцами Рахты да Сухмата. Делать нечего, пришлось колдуну идти вслед. Нормальные люди коней за узду ведут, а тут кобылка — впереди идет, да хозяина за собой ведет…
На середине речки оказалось, что это рослым оратаям было по грудь — Нойдаку вышло аккурат по шею, еще немного — и пить можно будет, не наклонясь. Северянин попал ногой в ямку, спотыкнулся, забарахтался всеми четырьмя — и получил лишь укоризненный взгляд собственной кобылы — чего мол, суетишься, здесь мелко совсем!
— А вот и жряк, долгожданный, пожаловал! — услышал колдун веселый голос Сухмата.
Собственно, колдуну была видна только темно-зеленая, в бурых пятнах, спина какого-то большого водяного зверя. Правда — очень большого — меньшего, само собой, чем кит, но побольше, чем медведь. Что это водный зверь, Нойдак понял сразу — уж он-то всегда мог отличить зверя лесного, шерстью покрытого, от зверя морского, гладкого…
Показалась из воды морда. Ну и ну! Много всего повидал на своем веку Нойдак, зверей морских странных, и с рогами, и водой вверх брызгающих, поющих даже — но чтобы у чудища были такие челюсти, вдоль да поперек направленные, как пилы огромадные — такого молодой колдун не то, что не видывал, о подобном и не слыхивал! Какое там Слово… Небось, один Вий знает Слово для зверя такого!
Зверь не стал выбирать — бросился на того, кто был ближе, а таковым оказался Сухмат. Разумеется, на суше все было бы кончено в момент, но попробуйте помахать мечом в воде!?
Удар клинком промеж далеко рассаженых маленьких глаз явно не понравился жряку. На ходу развернулся, попытался атаковать с левого бока. И встретил следующий удар неожиданно высунувшейся из-под воды бронированной лапой. И вперед — на богатыря. Рахта, успев прибарахтаться поближе, нанес от души пару ударов мечом в заднюю часть чудища. Жряк, казалось, не обратил на это никакого внимания, продолжая переть на Сухмата с широко разинутой пастью. Сухмат схватил за раздвинутые челюсти руками — заскрипели железные рукавицы, гнущиеся под клыками кривыми звериными. Рванул богатырь руками в стороны — не понравилось жряку таковое обращение, замотал башкой — да Сухмат держал крепко. Рахта времени тож не терял — подобрался поближе к шее — и мечом по ней с размаху. С размаху, да без особого толка — что в тесто клинком лупить. Вязнет меч в жиру подкожном, даже крови — и той не видно. Вертит, крутит головой жряк, чувствует — конец ему пришел, добьют его людишки — вон как дружно взялись, один — держит, другой рубит, а тут еще и третий подтащился, все норовит копьецом глазик выколоть!
Но и у чудища было кое-что в запасе. Вдруг раздался звук отвратный из чрева жрякова, а затем — отрыгнулось прямо на Сухмата все то, что заглотил, да переваривал водяной монстр. Не выдержал богатырь пакости этой зловонной, очи да нос его облепившей, отпрянул, выпустил жряковы челюсти. Монстр на месте развернулся, да еще и лихо как — ну, как волчок, даром что огромадный… Вдарил лапами-плавниками по воде — и был таков!
А Сухмат, добравшись до берега, еще долго-предолго мылся-отмывался. И потом весь день плакался, что воняет все…
Глава 7
— Так кто же смерти нашей желал, душегубов нанимаючи? — спросил то ли себя, то ли друзей Сухматий.
— Что бы князь или Добран? Не может быть!
— Да и зачем тогда было бы нас из Киева отпускать? — пожал плечами Сухмат.
— Скажем, не хотел, чтобы знали люди киевские…
— Не столь уж велики мы с тобой птицы!
— Да и что толку людей лихих нанимать? Против нас-то?! — усмехнулся Сухмат, — Пустое, Добрыня бы так не сделал.
— Добрыня — не сделал бы, а Добран Малкович… Он мог! Вроде подготовились, и камни заранее припасли, и место знали, и время…
— А откуда им было знать? Ну, сам подумай!
— Может, жрецы расстарались?
— Вот, это ближе к истине!
Богатыри замолчали, в который раз раздумывая на тему — кто же был против них? И то не годится, и это — не так, странно все как-то…
— А коли ведуны, то кто хотел Рахту, да Сухмата, да Нойдака убить? — подал голос Нойдак.
— Не все ли равно, одно слово — ведуны! — бросил Рахта с презрением.
— Не одно! — возразил Нойдак, — Нойдак так думает: одно дело, если слуги того ведуна, что молниями повелевал, другое — если тот черный колдун убивцев нанял…
— Этот колдун почему-то за Бронятой охотится, — пожал плечами Рахта, — и мы ему более не помеха… Ему теперь другая помеха будет!
— Тогда кто?
— Просто… Ведуны!
— Просто не бывает!
— Ну ты, колдун, — повернулся Рахта к Нойдаку, — возьми бубен, покамлай — будут на нас еще нападенья?
— Нойдак сейчас! — молодой ведун полез за бубном.
— Брось, не сейчас, — остановил его Сухмат, — вечером поворожишь… Да и не все равно, что ты наколдуешь, нам все одно — настороже быть надобно!
* * *
Смеркалось. Впереди, поодаль от дороги, виднелось старое христьянское кладбище. То самое место, о котором говорят — лучше б не было его! Но если уже есть — что сделаешь? Все обычаи всех народов, когда-то живших и ныне живущих в этих местах, предостерегали трогать мертвых, какому роду они не были бы. Лежат — и пусть лежат!
— И как это христьяне мертвецов закапывают как есть в землю?! — недоумевал Сухмат, — Как представишь себя на их месте… Лежишь в земле сырой, тебя черви земляные гложут, а ты — потому как мертвый — и отогнать их не можешь! Как представишь, что тебя едят — бр-р-р…
— У всех свои обычаи, у русов — русские, у христьян — христьянские, — проворчал Рахта.
— А Черный Прынц сказывал, что есть на свете племена-народы, которые стариков сами и съедают, — высказался Нойдак.
— Каждый своих, али чужих тоже?
— Про то Черный Прынц Нойдаку не сказывал, просто молвил — родителей поедают, как старость приходит, а те — спасибо говорят!
— Может и правы они, все лучше, чем в земле гнить…
— Вот, вот, так и говорят: «Лучше покоиться в родных желудках, чем в земле и глине!», — закивал Нойдак.
— Наш обычай — самый лучший! — объявил Сухмат чуть ли не торжественно, — Убили тебя — сожгут на костре, а пока тризну справлять будут, ты — уж в Вирии!
— Али в Кощном царстве, на полях медных, — буркнул Рахта.
— Каждому — по заслугам его!
— А ты уверен?
Сухмат не нашелся, что сказать. В этот момент в наступившей тишине чуткие уши всех трех молодых парней уловили шум и какую-то возню, доносившуюся со стороны заброшенного кладбища. Немалый, видать, был шумок, ведь до могил было от дороги шагов этак пятьсот, не меньше.
— Вот твари нечистые разгулялись, — голос Рахты был недовольно-раздраженным.
— Вот-вот, и я говорю, где мертвецы несожженые — там и нечисть вся! — вновь взялся за свое Сухмат.
— А где ж им быть, как не там, где есть чего поесть? — сказал Нойдак.
— Да, говаривают, есть такие упыри, что токмо телами мертвыми и наедаются!
— Вот и сейчас, небось, мертвеца не поделили? — предположил Рахта насмешливо.
— Если только не живого… Схватят путника и…
Богатыри переглянулись. Такой оборот дел, неожиданно пришедший в голову пугливому колдунишке, резко менял дело. И, как бы в подкреплении его слов со стороны кладбища донеслось что-то похожее на крик «Помогите!».
Рахта и Сухмат молча развернули коней и рванули галопом напрямик — к тому месту, откуда послышался крик. Нойдак старался не отстать. Конечно, все эти чудища страшны зело, но одному остаться — еще и пострашней будет!
А вот и упыри-упырики! Высыпали навстречу богатырям. Да как их много, и все — злые какие-то, будто их только что выдрали! Вооружены, что странно, правда так себе вооружены — у кого мечи ржавой поеденные, видать из курганов украденные, у кого — палки да дубье тем разное сучковатое. Были б живые люди с таким вот оружием — так то смех было бы, а не сражение. Но упыря так просто не убьешь, ему руку срубишь — он другой покарябать норовит! Мелко их приходится сечь, мелко!
Сухмат поспел первым. Один взмах — и поганое тело толстого упыря разрублено почти точно надвое — с головы до копчика. Рахта мигом позже отбил удар оржавелого меча, да так, что меч рассыпался на куски. Второй взмах меча богатырского отрубил длинному упырю голову. Голова-то скатилась на землю, дико вращая глазами, а вот тело — тело решило продолжить драку. Правда — вслепую! Рахта уже проскочил дальше, а обезглавленное тело, ища на ощупь врага, наткнулась на другого упыря, ростом не великого, и затеяло с ним бой…
Сухмат последовательно отрубал руки — сначала правую, потом — левую, у всех попавшихся на пути монстров. Потом приостановился, оглянулся на скакавшего вслед Нойдака, да кинул ему свою запасную сабельку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
— Все это хорошо, — молвил Рахта задумчиво, — но вот у кого мы теперь спросим — чьи люди, кто послал, кто нанял?
— Вот-вот, а сам талдычил — требу, требу богам… — напомнил побратиму Сухмат.
— Так сначала поспрашать…
— А ты не говорил, что сначала!
— Понимать надо было!
— Так ведь оно… Никого и не пожертвовали! — напомнил разругавшимся было богатырям Нойдак. Ведь спор, чуть не перешедший в потасовку, был не о чем…
— Ты прав колдун, — согласился Рахта, и добавил, да так, что предыдущие слова неожиданно изменили смысл, — тебе готовить!
* * *
Что есть такое река для путника? Река — это и хорошо, и плохо…
Что хорошо? Хорошо то, что из нее можно летом напиться, а зимой — на санях прокатиться!? А серьезно? Во-первых, у реки с голоду не умрешь, рыбы в любой русской речке всегда вдоволь, только не ленись таскать! У рек всегда деревни да селения, у больших рек — городища и большие города. Стало быть, можно отдохнуть, попариться в баньке, поесть пищи домашней, в печке томленной, с тем самым вкусом-привкусом, который нигде боле, кроме как после русской печки и не получается. Короче, река — это люди, причем не степняки какие-нибудь, а основательные, оседлые русичи.
А что в речке плохого? Да то, что через нее путникам переправляться приходится. И мокро, и опасно. Что опасного? Да много чего — и утонуть можно, в водоворот попавши, и чудищу водяному на ужин попасть, да и просто — в засаду врагу. Самое удобное ведь место — схорониться в леске рядом с речкой, да выждать, покуда мокрый путник на землю выберется, а потом — напасть. Куда отступать — позади река, впереди враг… Ну да ладно, не каждый же день засады, а волков бояться — в лес не ходить!
Предыдущая переправа была простой и удобной — река была велика, а на пересечении с дорогой, что в Киев ведет, прилепилось, к воде поближе, село большое. И лодки там были большие — по настоящему большие, чуть ли не с ладью, только что плоскодонные, специально приспособленные путников, вместе с лошадями да возами, через реку переправлять. Тогда богатыри даже и с коней не слазили — так верхом на плоскодонку и заявились, весь путь в седлах просидели, на бережок соскочили да поскакали дальше…
В этот раз на пути была совсем уж небольшая речушка, затянутая у берегов зелеными, сильно пахнущими водорослями. И не было больших лодок в маленькой деревушке. Потому не было, что был через ту речушку мостик деревянный переброшен еще много-премного лет тому назад, да снесло мостик по весне, когда речка вздыбилась, да лед пошел, все вокруг круша. А новый мостик пока еще строили, да не построили…
Что же — переправляться, так переправляться! Спросили у деревенских брод…
— Брод-то рядом, — отвечали им, — и воды по грудь, да вот только — лучше пройти вверх по реке, до Девичьего холма — там воды по щиколотку!
— Чего там! — решили богатыри, — можно и тут, где по пояс.
— А мы все у Девичьего холма переправляемся! — настаивали местные.
— Никак сахарные — растаять боитесь? — шутканул Сухмат.
— Боимся, — отвечали серьезно.
— Пиявок?
— Да завелась тут напасть поблизости…
— Что ж, посмотрим и на напасть! Как хоть, ее звать-величать?
— Жряк.
Получив столь определенные сведения, богатыри оправились к ближайшему броду.
— А кто такое жряк? — спросил у Сухмата Нойдак, — Это как кракордил?
— Нет, не бойся, это — гораздо хуже! — успокоил ведуна Рахта, после слов которого Нойдак не только замолк, но и буквально втянул голову в плечи…
Брони снимать не стали, слезать с коней — тоже. Нойдакова кобылка долго упиралась, не хотела идти в реку, в конце концов, сбросив ведунка на землю. Чего-чего, а падать, не ушибаясь, Нойдак научился — считай каждый день по пять раз — знатоком станешь, великим мастером в деле «хлоп о землю». Сбросила кобылка Нойдака, да, как ни в чем не бывало, пошла сама вброд, вслед за жеребцами Рахты да Сухмата. Делать нечего, пришлось колдуну идти вслед. Нормальные люди коней за узду ведут, а тут кобылка — впереди идет, да хозяина за собой ведет…
На середине речки оказалось, что это рослым оратаям было по грудь — Нойдаку вышло аккурат по шею, еще немного — и пить можно будет, не наклонясь. Северянин попал ногой в ямку, спотыкнулся, забарахтался всеми четырьмя — и получил лишь укоризненный взгляд собственной кобылы — чего мол, суетишься, здесь мелко совсем!
— А вот и жряк, долгожданный, пожаловал! — услышал колдун веселый голос Сухмата.
Собственно, колдуну была видна только темно-зеленая, в бурых пятнах, спина какого-то большого водяного зверя. Правда — очень большого — меньшего, само собой, чем кит, но побольше, чем медведь. Что это водный зверь, Нойдак понял сразу — уж он-то всегда мог отличить зверя лесного, шерстью покрытого, от зверя морского, гладкого…
Показалась из воды морда. Ну и ну! Много всего повидал на своем веку Нойдак, зверей морских странных, и с рогами, и водой вверх брызгающих, поющих даже — но чтобы у чудища были такие челюсти, вдоль да поперек направленные, как пилы огромадные — такого молодой колдун не то, что не видывал, о подобном и не слыхивал! Какое там Слово… Небось, один Вий знает Слово для зверя такого!
Зверь не стал выбирать — бросился на того, кто был ближе, а таковым оказался Сухмат. Разумеется, на суше все было бы кончено в момент, но попробуйте помахать мечом в воде!?
Удар клинком промеж далеко рассаженых маленьких глаз явно не понравился жряку. На ходу развернулся, попытался атаковать с левого бока. И встретил следующий удар неожиданно высунувшейся из-под воды бронированной лапой. И вперед — на богатыря. Рахта, успев прибарахтаться поближе, нанес от души пару ударов мечом в заднюю часть чудища. Жряк, казалось, не обратил на это никакого внимания, продолжая переть на Сухмата с широко разинутой пастью. Сухмат схватил за раздвинутые челюсти руками — заскрипели железные рукавицы, гнущиеся под клыками кривыми звериными. Рванул богатырь руками в стороны — не понравилось жряку таковое обращение, замотал башкой — да Сухмат держал крепко. Рахта времени тож не терял — подобрался поближе к шее — и мечом по ней с размаху. С размаху, да без особого толка — что в тесто клинком лупить. Вязнет меч в жиру подкожном, даже крови — и той не видно. Вертит, крутит головой жряк, чувствует — конец ему пришел, добьют его людишки — вон как дружно взялись, один — держит, другой рубит, а тут еще и третий подтащился, все норовит копьецом глазик выколоть!
Но и у чудища было кое-что в запасе. Вдруг раздался звук отвратный из чрева жрякова, а затем — отрыгнулось прямо на Сухмата все то, что заглотил, да переваривал водяной монстр. Не выдержал богатырь пакости этой зловонной, очи да нос его облепившей, отпрянул, выпустил жряковы челюсти. Монстр на месте развернулся, да еще и лихо как — ну, как волчок, даром что огромадный… Вдарил лапами-плавниками по воде — и был таков!
А Сухмат, добравшись до берега, еще долго-предолго мылся-отмывался. И потом весь день плакался, что воняет все…
Глава 7
— Так кто же смерти нашей желал, душегубов нанимаючи? — спросил то ли себя, то ли друзей Сухматий.
— Что бы князь или Добран? Не может быть!
— Да и зачем тогда было бы нас из Киева отпускать? — пожал плечами Сухмат.
— Скажем, не хотел, чтобы знали люди киевские…
— Не столь уж велики мы с тобой птицы!
— Да и что толку людей лихих нанимать? Против нас-то?! — усмехнулся Сухмат, — Пустое, Добрыня бы так не сделал.
— Добрыня — не сделал бы, а Добран Малкович… Он мог! Вроде подготовились, и камни заранее припасли, и место знали, и время…
— А откуда им было знать? Ну, сам подумай!
— Может, жрецы расстарались?
— Вот, это ближе к истине!
Богатыри замолчали, в который раз раздумывая на тему — кто же был против них? И то не годится, и это — не так, странно все как-то…
— А коли ведуны, то кто хотел Рахту, да Сухмата, да Нойдака убить? — подал голос Нойдак.
— Не все ли равно, одно слово — ведуны! — бросил Рахта с презрением.
— Не одно! — возразил Нойдак, — Нойдак так думает: одно дело, если слуги того ведуна, что молниями повелевал, другое — если тот черный колдун убивцев нанял…
— Этот колдун почему-то за Бронятой охотится, — пожал плечами Рахта, — и мы ему более не помеха… Ему теперь другая помеха будет!
— Тогда кто?
— Просто… Ведуны!
— Просто не бывает!
— Ну ты, колдун, — повернулся Рахта к Нойдаку, — возьми бубен, покамлай — будут на нас еще нападенья?
— Нойдак сейчас! — молодой ведун полез за бубном.
— Брось, не сейчас, — остановил его Сухмат, — вечером поворожишь… Да и не все равно, что ты наколдуешь, нам все одно — настороже быть надобно!
* * *
Смеркалось. Впереди, поодаль от дороги, виднелось старое христьянское кладбище. То самое место, о котором говорят — лучше б не было его! Но если уже есть — что сделаешь? Все обычаи всех народов, когда-то живших и ныне живущих в этих местах, предостерегали трогать мертвых, какому роду они не были бы. Лежат — и пусть лежат!
— И как это христьяне мертвецов закапывают как есть в землю?! — недоумевал Сухмат, — Как представишь себя на их месте… Лежишь в земле сырой, тебя черви земляные гложут, а ты — потому как мертвый — и отогнать их не можешь! Как представишь, что тебя едят — бр-р-р…
— У всех свои обычаи, у русов — русские, у христьян — христьянские, — проворчал Рахта.
— А Черный Прынц сказывал, что есть на свете племена-народы, которые стариков сами и съедают, — высказался Нойдак.
— Каждый своих, али чужих тоже?
— Про то Черный Прынц Нойдаку не сказывал, просто молвил — родителей поедают, как старость приходит, а те — спасибо говорят!
— Может и правы они, все лучше, чем в земле гнить…
— Вот, вот, так и говорят: «Лучше покоиться в родных желудках, чем в земле и глине!», — закивал Нойдак.
— Наш обычай — самый лучший! — объявил Сухмат чуть ли не торжественно, — Убили тебя — сожгут на костре, а пока тризну справлять будут, ты — уж в Вирии!
— Али в Кощном царстве, на полях медных, — буркнул Рахта.
— Каждому — по заслугам его!
— А ты уверен?
Сухмат не нашелся, что сказать. В этот момент в наступившей тишине чуткие уши всех трех молодых парней уловили шум и какую-то возню, доносившуюся со стороны заброшенного кладбища. Немалый, видать, был шумок, ведь до могил было от дороги шагов этак пятьсот, не меньше.
— Вот твари нечистые разгулялись, — голос Рахты был недовольно-раздраженным.
— Вот-вот, и я говорю, где мертвецы несожженые — там и нечисть вся! — вновь взялся за свое Сухмат.
— А где ж им быть, как не там, где есть чего поесть? — сказал Нойдак.
— Да, говаривают, есть такие упыри, что токмо телами мертвыми и наедаются!
— Вот и сейчас, небось, мертвеца не поделили? — предположил Рахта насмешливо.
— Если только не живого… Схватят путника и…
Богатыри переглянулись. Такой оборот дел, неожиданно пришедший в голову пугливому колдунишке, резко менял дело. И, как бы в подкреплении его слов со стороны кладбища донеслось что-то похожее на крик «Помогите!».
Рахта и Сухмат молча развернули коней и рванули галопом напрямик — к тому месту, откуда послышался крик. Нойдак старался не отстать. Конечно, все эти чудища страшны зело, но одному остаться — еще и пострашней будет!
А вот и упыри-упырики! Высыпали навстречу богатырям. Да как их много, и все — злые какие-то, будто их только что выдрали! Вооружены, что странно, правда так себе вооружены — у кого мечи ржавой поеденные, видать из курганов украденные, у кого — палки да дубье тем разное сучковатое. Были б живые люди с таким вот оружием — так то смех было бы, а не сражение. Но упыря так просто не убьешь, ему руку срубишь — он другой покарябать норовит! Мелко их приходится сечь, мелко!
Сухмат поспел первым. Один взмах — и поганое тело толстого упыря разрублено почти точно надвое — с головы до копчика. Рахта мигом позже отбил удар оржавелого меча, да так, что меч рассыпался на куски. Второй взмах меча богатырского отрубил длинному упырю голову. Голова-то скатилась на землю, дико вращая глазами, а вот тело — тело решило продолжить драку. Правда — вслепую! Рахта уже проскочил дальше, а обезглавленное тело, ища на ощупь врага, наткнулась на другого упыря, ростом не великого, и затеяло с ним бой…
Сухмат последовательно отрубал руки — сначала правую, потом — левую, у всех попавшихся на пути монстров. Потом приостановился, оглянулся на скакавшего вслед Нойдака, да кинул ему свою запасную сабельку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55