– Авария самолета была подстроена.
Виктория снова чуть не потеряла дар речи.
– …То есть, – продолжал сын, – кто-то намеревался убить меня как раз на следующий день после моей мнимой женитьбы.
– Нет, нет, Антонио, – горестно вырвалось у сеньоры Ломбарде – Ты не можешь думать, что эта девушка… способна на такие страшные вещи… Не могу поверить! А потом Макс же ездил в Гвадалахару и все проверил… Нет, сынок, это ошибка. Все дело в том, что ты не помнишь… И не вздумай говорить такие ужасные вещи этой девушке… Или ты уже сказал ей? И поэтому она хочет уехать?
– Нет. Она хочет уехать, потому что, как она говорит, не любит меня. И потому, что наш брак был ошибкой.
– В таком случае, дай ей уехать, сынок, будь настоящим рыцарем, каков ты и есть на самом деле.
– Уверен, что эта женщина мошенница! Я хочу узнать правду, мама.
– Но что ты собираешься делать? Заявить на нее в полицию?
– Почему бы не заявить?
– Нет, Антонио! Ради Бога! Прежде чем разразится скандал, ты должен быть абсолютно уверен в том, что ты делаешь!.. Умирая, твой отец завещал тебе быть главой семьи Ломбарде, потому что верил в твой разум, в то, что ты сумеешь сохранить наш дом, наше доброе имя, защитить его, если понадобится…
– Всем нашим знакомым вы сказали, что у, же знали Ракель раньше? Может быть, это было сделано поспешно…
– Мы не могли допустить, сынок, чтобы все думали, что ты женился без нашего ведома. Мы сказали, что знаем Ракель, бывали у нее в Гвадалахаре, и она – не первый раз здесь…
Антонио сидел молча, поглаживая усы – этот жест всегда помогал ему сосредоточиться…
– Ну, хорошо, не беспокойся. Я постараюсь быть максимально осторожным, но мне необходимо все выяснить, понимаешь, мама? И хочу попросить тебя… Никому не говори о моих сомнениях. Ни Максу, на Клаудио.
– Хорошо. И я тоже хочу тебя попросить, Антонио! Не обижай Ракель. Поверь, она хорошая, порядочная девушка. Я редко ошибаюсь в людях и не хочу, чтобы ты потом горько раскаивался в своих поступках.
– Ну, если так, мама, я подумаю. А пока, пожалуйста, позвони своим модисткам, пусть они привезут Ракель платья и… все необходимое. Хорошо?
– Так-то оно лучше, сынок! Я все сделаю, как ты хочешь.
Это решение пришло внезапно – о платьях, а следом за ним явилось желание еще раз поговорить с Ракель, но не здесь, дома, а в каком-нибудь маленьком, уютном ресторанчике, где они будут избавлены от вторжений Макса, бдительно следящего за девушкой, предупреждающего каждое ее движение..
Сначала Ракель категорически отказывалась, не хотела снова терпеть унизительные допросы, изворачиваться. Она так и сказала Антонио: меня оскорбляет твое обращение со мной. Антонио смотрел на блестящие глаза девушки, на красиво очерченный рот, произносивший резкие слова отказа и чувствовал, что желание подозревать и уличать вытесняется другим желанием: смотреть на это чудесное, нежное лицо, быть рядом с этой девушкой.
– Ракель, ты знаешь, я потерял память, и не можешь винить меня за это. Если я обидел тебя, сказав, что не чувствую к тебе любви, то прошу, прости меня. Но в одном я тебя хочу заверить… Я никогда бы не женился, если бы не был по-настоящему влюблен в свою жену. Хочу, чтобы ты помогла мне все вспомнить. Почему ты плачешь?
Нет, она не плакала, всхлипнула, как ребенок, несколько раз. Нет, у нее ничего не болело она просто предпочла бы остаться дома, но раз он так проникновенно просит ее об особом одолжении, она согласна пойти с ним.
Часом позже Ракель снова упрямо отказывалась, – теперь уже от многочисленных платьев, принесенных в ее комнату модисткой в сопровождении Виктории. Чем плохи ее платья?.. Конечно, они скромны, но ей к лицу. И пусть сеньора Ломбарде не обидится, она не может принять этот подарок от Антонио.
– Послушай, Ракель, – убеждала ее Виктория. – Я понимаю, для тебя было неожиданностью узнать об истинном положении Антонио… Но, буду с тобой откровенна, ты не виновата в том, что твоя семья жила достаточно скромно… Теперь ты жена Антонио и не сможешь никуда выходить в твоей прежней одежде. Не обижайся, девочка, но это так. И если люди увидят тебя рядом с мужем в неподходящем туалете, они подумают плохо о нем, а не о тебе. Кроме того, нет ничего зазорного в том, что муж делает подарки жене. Это его долг…
Так или иначе, лед сопротивления, благодаря настойчивости Виктории, был сломлен. Да еще Марта после ухода Виктории и модистки, подлила масла в огонь: как можно отказываться от таких туалетов! Появись она сегодня в этом ресторане в одном из своих старых платьев, ее засмеют. Сестрица, видно, все еще не поняла, какое благополучие плывет ей в руки.
– Единственное, что я поняла, – грустно заключила Ракель, равнодушно примеривая у зеркала белое элегантное, вечернее платье, подчеркивающее прелесть ее точеных плеч и стройность фигуры, – это то, что обманываю человека, который не заслуживает, чтобы с ним так поступали. Кстати, Марта, я не изменила своего решения уехать. Ты виделась с Максом? Он поможет нам выбраться отсюда?
Макс, оказывается, ничего определенного Марте не сказал.
– Жаль, – снова вздохнула Ракель. И, попрощавшись с сестрой, спустилась в гостиную, где ее уже ждал Антонио.
Щеки ее вспыхнули, когда Ломбардо вынув из внутреннего кармана светлого пиджака ожерелье, протянул его девушке.
– Ты прекрасно выглядишь! Пожалуйста, надень его!
– Нет, нет… Спасибо за платья, Антонио, они очаровательны, но я не могу принять этот подарок. Правда, не могу…
Если бы Ракель попыталась в тот вечер, проведенный в уютном маленьком ресторанчике «Мадейрас», сосчитать, сколько Антонио наговорил ей комплиментов, она скорее всего сбилась бы со счета. Но так случилось, что впервые за эти последние тягостные дни, проведенные в Акапулько, она почувствовала себя прежней Ракель, которой не нужно было притворяться, обдумывать каждое слово, лгать и изворачиваться.
Их столик располагался на открытой веранде, с которой открывался чудесный вид на окропленный огнями залив. Они сели, и Антонио предложил забыть на этот вечер все проблемы, почувствовать себя друзьями, решившими приятно провести время и получше узнать друг друга. Что ж, условия игры вполне подходящие, и Ракель радостно согласилась на них. Ее вдруг отпустило, и тому немало способствовал аперитив, от которого она сначала, было, отказалась, но несколько глотков мартини приятно затуманили голову, помогли расслабиться. Она протянула свой бокал навстречу протянутому бокалу Антонио. От их соприкосновения в воздухе поплыл долгий легкий звон, который слился с тихими звуками оркестра, с нежной мелодией, льющейся прямо в сердце. Ракель легко разговорилась.
Ломбардо узнал, что она дважды бывала в Акапулько. Однажды с отцом и сестрою, другой раз большой компанией с друзьями на пасхальной неделе. Что значит для нее весело провести время? Ракель на минуту задумалась, но только на минуту. Это когда она с людьми, которые ей нравятся, когда можно поговорить по душам, послушать музыку, пойти в кино… Оказывается, и ему тоже нравилась лирическая музыка, вот как эта, которая звучала сейчас. Он пошутил: наверное, это не единственное, что есть у них общего, наверное, есть и еще что-то… Но, в отличие от нее, он путешествовал всегда один. Отец постоянно был занят делами, а Виктория, любя его, не хотела никогда оставлять одного. С остальными членами семьи Ломбарде у него никогда не было теплых отношений. Как не было и настоящего друга – его найти не так-то просто. В самом деле, согласилась Ракель, друг должен быть искренним и бескорыстным… А она сама, Ракель, бескорыстна? Девушка ответила: если она ищет чью-то дружбу, то потому, что ей нравится сам человек, его мысли, взгляды… Честолюбива ли она?.. – Если он, Антонио, о деньгах, то нет: она, конечно, знает, что деньги – это хорошо, но для нее они никогда не были главным. – Что главное для нее в жизни? Снова задумалась… – Конечно, быть счастливой. – Даже без денег? – А разве нельзя быть счастливой и без них?
Антонио осторожно взял Ракель за руку и, прищурившись, словно стремясь лучше разглядеть сокрытое, сказал:
– Ты прекрасна, Ракель, и телом и душой…
– А ты, Антонио, ты… – она в волнении не договорила.
– Что я? – тут же спросил он.
– Ничего… Ты пользуешься всем этим, – она плавным движением руки обвела веранду, показала на стол, – чтобы окрутить меня?
Антонио очаровательно улыбнулся.
– А разве это плохо, Ракель?
– Не знаю! – В словах девушки не было уверенности.
Ракель старалась пить вино совсем маленькими глоточками, чтоб не опьянеть, и все же она опьянела. Ею овладела та степень раскованности, которая еще не давала переступить в поступках и словах грань отчужденности, но раскрепощала, позволяла не задумываясь отвечать на многочисленные вопросы Антонио. И она поймала себя на новом ощущении: ей эти вопросы не были безразличны и неприятны. Хорошо ли Ракель было с ним в этот вечер, спрашивал Антонио, когда они глубокой ночью вернулись домой и поднимались по лестнице, взявшись за руки. Да, конечно, она чувствует себя… спокойной. Теперь она примет от него ожерелье? Нет, нет, нет…
И тут только Ракель увидела, что они пришли не в ее комнату. Разве?.. – Антонио был удивлен не меньше девушки. Его руки осторожно и нежно легли на ее плечи, лицо приблизилось настолько, что она видела только его глаза… Нет, нет, она ничего не хочет!.. Антонио на мгновение прижал ее к себе, спросил: «Ты уверена?» – «Совершенно уверена…» – ответила она и почувствовала, как он отпустил ее.
– Не знаю, что и думать о тебе, Ракель. Ты очень странная. Мне бы хотелось, чтобы мы познакомились при других обстоятельствах. Доброй ночи…
Глава 7
Пока отсутствовали Ракель и Антонио, Максимилиано почти не отходил от Марты и уже порядком ей надоел своими расспросами о том, как она, сестра, допустила, чтобы эти двое отправились в ресторан, – ведь все уже наготове: и катер, и самолет. Сколько же можно ждать, ведь уже второй час ночи… Какое-то время Макс отсутствовал, и девушку развлекал муж Камилы, Клаудио, приглашал следующим вечером пойти поужинать, заглянуть на дискотеку – свободного времени у него было более чем достаточно, ведь он нигде не служил. На вопрос хорошенькой, прикидывающейся, когда было нужно, наивной Марты насчет жены, Клаудио искренне рассмеялся и сказал что-то насчет их с Ракель простодушия: в их кругу, здесь, в Акапулько, подобное считается в порядке вещей и вообще он не прочь бы стать… учителем Марты.
Они не успели обсудить этого животрепещущего вопроса, Клаудио удалился, завидев нервного, взбудораженного Максимилиано: Ракель с Антонио еще не вернулись. Марта невинно заметила: наверное, зашли еще куда-нибудь, потанцевать… Макс ревнует? О, его брат настоящий красавец!..
– Не болтай! – совсем разъярился Макс. – Как только приедете в Гвадалахару, пусть твоя сестра немедленно наймет хорошего адвоката, чтобы добиться развода. О деньгах не беспокойтесь.
– А потом ты хочешь жениться на Ракель по-настоящему? – наивничала Марта.
– Да, да, по-настоящему! – выходил из себя Макс. – И у меня достаточно для этого средств!
– Но не так много, как у твоего брата! – не унималась Марта.
В это мгновение они услышали, как в дом вошли Ломбардо и Ракель; и Максимилиано поторопил девушку – пусть она поднимется следом за Ракель: он ждет их на молу…
Марта вернулась подозрительно быстро, сказав, что Ракель не желает спускаться к молу, говорит, что очень устала и хочет спать…
Наутро Ракель, поднявшись очень рано, решила пойти искупаться в бассейне, надеясь, что будет одна, однако ожидания ее не оправдались: там ее уже поджидал злой, невыспавшийся Максимилиано и закатил сцену ревности, достойную мужа со стажем, осыпая упреками по поводу вчерашнего вечера: зачем-де согласилась отправиться в ресторан, зачем не отказалась от приглашения зайти в комнату Антонио – Марта все ему рассказала. Зачем… Ракель уже не слышала, что он говорил дальше, для нее было полнейшей неожиданностью, что Макс ждал ее минувшей ночью на молу, чтобы переправить в Гвадалахару… – Так… Значит, Марта ей ничего не сказала. Она уже давно поняла намерения своей сестрицы – слишком ей нравилась богатая жизнь на вилле Ломбарде, чтобы так просто она рассталась с ней. Когда же Ракель спросила у Марты, почему та ей ничего не сказала, она, глядя как ни в чем не бывало в глаза Ракель, ответила: «Я думала, ты переменила решение и намерена остаться здесь. Ведь не может быть, чтобы после всех неприятностей, которые доставил тебе Макс, ты все еще любишь его!»
– Дело не в этом, Марта, пойми! – Ракель будто раздумывала, сказать сестре то, что ее волновало, не давало спокойно жить. – Дело в том, что я боюсь Макса… И Антонио тоже…
Единственный человек, чье доброе расположение постоянно чувствовала к себе Ракель Саманьего, была Виктория. Она не раз повторяла девушке, что та должна чувствовать себя у Ломбардо, как дома, – это и есть ее дом, и нет оснований быть такой робкой и нерешительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65