Я услышала, как хлопнула железная дверь и как загудел лифт. И больше ничего не слышала. Я посмотрела в окно: из подъезда вышли двое. Один - маленький и толстый кавказец, другой белобрысый - русский. Они сели в белую "Волгу" и уехали. А ночью неожиданно приехала милиция. Стали ходить по подъезду, звонить в квартиры. Они и ко мне звонили, но я не открыла.
- Почему не открыли?
- А ну их всех к черту! Не открыла, и все. Легла спать. Утром является с дежурства муж и говорит, что над нами убили соседа. Я конечно испугалась. Рассказала все, что слышала и видела. А он мне говорит: "Если будет про это расспрашивать милиция, скажи, что спа ла и ничего не слышала. А то потом затаскают по судам". Так я ничего милиции и не рассказала. Может быть, зря...
- Скажите, а вы уверены, что двое, которые вышли из подъезда, были именно те, кто приходил к Алексею?
- А кто же еще? Больше некому. Больше никто не выходил из подъезда, кроме них. И уехали они как-то подозрительно быстро.
- И еще: ваш муж сказал, что это убийство. От кого он это услышал?
- От милиционеров, конечно! Когда они опрашивали подъезд, так и говорили, что, мол, расследуем убийство на двенадцатом этаже. Никто и не сомневался, что Алешу убили. Когда потом подтасовали заключение, весь дом был в шоке.
- А зачем милиции подтасовывать заключение?
- Как зачем? Чтобы не заниматься этим делом. Охота им, что ли, бесплатно искать убийцу? Они лучше за это время пошмонают приезжих. Все польза для семейного бюджета.
- Ну что ж, спасибо за информацию. Возможно, я позвоню еще. До свидания!
Берестов водворил трубку на рычаг и задумался. Что-то в этой истории не вязалось. Особенно такой факт: женщина утаила свои наблюдения от милиции, но с готовностью рассказала о них первому встречному журналисту. Причем не очно, а по телефону. Все это очень подозрительно. Хотя, с другой стороны, за сорок лет сидения в четырех стенах так намолчишься, что заговоришь хоть с чертом. Что касается ментов, то они сами виноваты, что население к ним относится с ещё большим недоверием, чем к бульварным писакам.
Берестов поскреб ногтем висок и позвонил одному из понятых.
- Алексей Леонидович Горкин, - прочитал он в записной книжке под только что набранным номером. - Пенсионер, восемьдесят шесть лет, коммунист...
"Боже мой! Да, столько не живут!" - усмехнулся про себя Берестов и услышал на другом конце провода старческий кашель пенсионера Горкина, коммуниста, восьмидесяти шести лет... Однако, в отличие от предыдущего свидетеля, Алексей Леонидович долго и скрупулезно выспрашивал фамилию, имя, отчество и должность звонившего. Также он задал ряд вопросов о газете, в частности чей это орган, и кто его финансирует, и почему, собственно, он, этот орган, заинтересовался гибелью его соседа, который уже шесть лет как покоится в могиле. Берестов терпеливо отвечал на его бессмысленные вопросы, едва сдерживая раздражение.
- Скажите, на ваш взгляд, это было убийство или смерть от болезни? не выдержав, спросил Берестов.
После минутной паузы Горкин неохотно ответил:
- Какое же это убийство, если вскрытие показало, что Алеша умер из-за сердца.
- Вскрытие вскрытием, но что вы подумали, когда вошли в квартиру? Не показалось ли вам это замаскированным убийством?
На другом конце провода снова образовалась ти шина, которая журналисту показалась умопомрачительной вечностью.
- При чем здесь я? - закашлял голос. - Экспертиза определила смерть от сердца - значит, умер от сердца. А что мне подумалось или не подумалось в ту минуту, это никому не интересно, да я и не помню. Дали нам с Аней подписать бумажку, мы и подписали. Больше мы ничего не знаем и знать не желаем.
"Вот старый хрыч, никак не разговоришь!" - подумал Берестов, а вслух произнес:
- Извините, а Аня это кто? Тоже понятая?
- Соседка наша. Она живет этажом ниже.
- Это которая пьет?
Недоуменная пауза снова воцарилась в телефонной трубке. Затем молчание сменилось кашлем и старческий голос медленно произнес:
- Извините, мне сейчас надо принимать таблетки. Так что разговаривать больше не могу. Извините.
- Подождите, Алексей Леонидович! Можно я вам позвоню после того, как вы примете таблетки?
- Нет, я после уезжаю на дачу, - прокашлял голос.
- Тогда последний вопрос, - затараторил Берестов. - Вы случайно не знаете, куда переехала Аня, ваша соседка, с которой вы были понятыми?
- Почему переехала? Никуда она не переехала. Где жила, там и живет.
- А вы не могли бы дать её номер телефона?
Но вместо ответа раздались короткие гудки. "Козел! - вырвалось у Берестова. - А ещё коммунист..." Потом в течение дня сколько бы журналист ни набирал номер Горкина, всегда нарывался на те же короткие гудки.
Интересное получается кино: инвалид, который ничего не видел, дал информации больше, чем живой свидетель. Точнее сказать, живой свидетель вообще не дал никакой информации. "Вот каковы они, свидетели! Только мозги могут парить!" Единственная ценная информация, полученная из разговора, это что понятую зовут Анной и что она никуда не переехала. Климентьева здесь что-то перепутала. А было бы любопытно поговорить с этой "стервой и пьяницей". Но это планы на перспективу, а сейчас надо узнать, в каком виде это убийство вписано в московскую сводку происшествий за 7 марта 1994 года. Потом неплохо бы выяснить: кто конкретно несет ответственность за утерю документов?
Однако ни того, ни другого Берестову выяснить не удалось. В первом случае журналиста около часа гоняли по различным инстанциям, начиная от отделения милиции и кончая Министерством внутренних дел, после чего начальник пресс-службы ГУВД с металлом в голосе отчеканил, что такие сведения он давать не уполномочен. Во втором случае работники архива ГУВД, после невнятных мычаний и бессмысленных расспросов типа: "Зачем это нужно вашей газете? Писать, что ли, больше не о чем?" - честно признались, что даже приблизительно не имеют понятия о том, что случилось с документами. Более того, они затрудняются сказать, кто из вышестоящих ментов может внятно ответить на столь щекотливый вопрос.
Осталось только позвонить судмедэксперту. Теоретически здесь никаких сложностей не было, поскольку телефон Института судебной медицины и фамилия патологоанатома, вскрывавшего Климентьева, журналисту были известны. Их дала сама Климентьева. Однако и здесь вышла незадача. По данному номеру дважды переспросили, кто звонит, с какой целью и из какой газеты. Наконец после двухминутной тишины из института бодро сообщили, что такой здесь не работает.
- Он уволился? - удивился Берестов.
- Почему уволился? Таких здесь отродясь не было.
10
"Какая все-таки рутина, эти российские правоохранительные органы, досадовал Леонид. - Свяжешься с ними - и пропадешь. Это тебе не милые простодушные инопланетяне, из которых можно выудить информацию на все случаи жизни для любой московской газеты. Из органов - можно выудить только геморрой! Словом, этот день можно вычеркивать из жизни. Хотя не совсем так! - улыбнулся Берестов. - Созерцание бюста Лилечки стоит полжизни. Пойти разве что взглянуть на него еще, чтобы на пенсии не сожалеть о бесцельно прожитых годах".
Однако и здесь журналиста ждала неудача. Лилечка отправилась на интервью - показывать бюст остальному миру. Осталось последнее средство: спуститься в переход и засосать бутылочку "Афанасия".
Берестов посмотрел на часы: до обеда час. Это уже неплохо. Послеобеденная жизнь иногда предстает в более радужном свете. И точно, через два часа возвратившись в редакцию слегка подшофе - на большее четыре бутылки пива не располагают, - Леонид почувствовал, что небесный свод наконец сдвинулся со своей мертвой точки. Первым делом секретарша Оля радостно сообщила, что ему звонила жена из Лондона, которая очень возмущалась тем, что его нет на работе в рабочее время. Она велела передать, что барельефы сфотографированы и сброшены ему в электронный ящик. После жены звонила Зинаида Петровна, вспомнившая важные подробности, которые проливают свет на эту темную историю. И наконец, самая важная и значительная новость, свидетельствующая о том, что звезды поменяли свое высокомерное отношение к Берестову, - вернулась Лилечка. Когда Берестов заглянул в отдел, то с изумлением увидел, что она сосредоточенно набивает какой-то текст. По всей видимости, дело серьезное, претендующее на бомбу. Он приблизился чуть ли не на цыпочках. Она доверчиво подняла глаза. На её плечики была наброшена джинсовая куртка, связанная рукавами на груди.
- Ты замерзла? - спросил Берестов, догадываясь, что доступ к созерцанию произведения искусства на сегодня прекращен. (И это правильно. В наслаждении красотой тоже должна быть мера. От общедоступности её ценность снижается.)
- Меня знобит. Я была в собачьем морге.
- Уже есть собачьи морги?
- И даже собачьи кладбища с надгробиями и склепами.
- М-да. "Новым русским" не откажешь в фантазии, чего не скажешь о нас, журналистах. Кстати, мы уже второй день работаем без редактора и никто не помыслил это дело отметить. Это упущение. Предлагаю закатить банкет.
- Прямо в редакции? - улыбнулась она. - Лично я "за"! Организуйте коллектив.
- Сегодня?
- Сегодня я занята. Мне нужно писать про собачий морг. В пятницу!
- В пятницу сдача номера. Давай завтра!
Она кивнула и опять уткнулась в компьютер. Берестов прошелся по редакции, но коллеги к предстоящей пьянке отнеслись без энтузиазма. "Ну и черт с вами, - усмехнулся Берестов. - Главное, Лилечка согласна".
Он вернулся в отдел и принялся звонить Климентьевой. Но почему-то не дозвонился. Это уже как признак хорошего тона - просят позвонить и исчезают. "Ладно. Залезем в почтовый ящик и просмотрим барельефы, которые прислала жена. Дело занудное, но необходимое. - Слайдов оказалось около двухсот. - Поработала на совесть, - отметил Берестов, - но, кажется, напрасно". Нужного барельефа среди присланных не оказалось.
Берестов подпер подбородок и уставился в окно. Он видел этот барельеф на египетском саркофаге. Только где? Где ещё есть египетские залы?
Леонид перебрал в голове все музеи, в которых когда-либо бывал, и пришел к выводу, что этот барельеф он мог видеть только в Британском музее, когда они три года назад ездили в Англию определять сына в университет. Хотя, возможно, и в Варшаве. Но это вряд ли, поскольку в Польше Леонид был в восемьдесят девятом году. Даже если бы Леонид увидел его в Польше, в восемьдесят девятом рисунок вряд ли бы отложился в памяти. Ведь световой коридор он увидел годом позже. Это было в Пермской аномальной зоне.
Как не запомнить февраль девяностого? Тогда пермский треугольник будоражил передовые умы во всех уголках тогда ещё советской державы. Берестов работал внештатным корреспондентом в "Известиях". Собственно, редакция "Известий" и предложила ему организовать экспедицию в Пермскую аномальную зону. Он организовал.
Их поехало пятеро. Все они были членами уфоло гического клуба ДК "Первое мая". Андрей Шмелев - поэт, Владимир Кузнецов - лесоруб, Коля Зайцев - пожарный, Сеня Дольский - эколог. Компания подобралась веселая. Главное, никто всерьез не верил, что эта зона - действительно перевалочный пункт инопланетян, как об этом писали газеты. Но каждый был убежден, что кому-кому, а уж им улыбнется удача. Уж кто-кто, а они непременно встретят там такое - ещё неизвестно какое, но это будет нечто! - какое ещё никому не встречалось. Это станет мировой сенсацией. Уверенности добавляла карта Сени Дольского с какими-то супераномальными местами. Откуда Дольский выкопал такую карту, Берестов не помнил. Но это не важно.
Однако, как только они зашли в этот пермский аномальный лес, иллюзии встретить что-нибудь эдакое, претендующее на мировое открытие, как-то быстро испарились. Лес был исхожен вдоль и поперек и загажен исследователями так, что у эколога Сени Дольского чуть не выпали последние волосы. Экспедиция сразу же пошла по компасу к какому-то болоту, к одному из самых жутких мест в этой зоне, где, по словам очевидцев, происходит дикий отсос энергии.
Болото нашли к двенадцати ночи. Разожгли костер, поставили палатку. Никакого отсоса не ощутили. Напротив, когда Кузнецов извлек из рюкзака четыре бутылки водки, ощутили буйный присос и шальную российскую радость. Вот тут надо признаться, что в тот вечер они набрались здорово. Даже удивительно, как это их угораздило с четырех бутылок. После чего стали носиться по лесу с криком: "Инопланетяне, выходите! Хватит морочить голову человечеству!"
Наутро у всех раскалывались головы. Экспедиции пришлось сняться с места и пойти на поиски пивного ларька. Как тут не отметить зверскую целеустремленность всех участников? Пивной ларек не нашли, но в каком-то селе нашли бабку, торговавшую самогоном. Он продала три литра. Там-то и выяснилось, что орлы провели ночь совсем на другом болоте. Оказывается, экспедиция ушла вообще в противоположную сторону от того места, где обычно ходят исследователи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27