Он явно был. Им широко пользовались сторожа. Тем более что, по словам эксперта, на датчике остался пластилин. Вполне возможно, что музейная работница его видела, но не обязательно сегодня утром. Это бывает со страху, когда ум заходит за разум и память начинает вываливать наружу все подряд. Но если магнит действительно с утра висел на датчике, то его снял кто-то из сотрудников музея. А это означает, что он в данный момент еще находится в здании. Карасев сорвал телефонную трубку и набрал номер вахтера.
- Скажите, сегодня из персонала кто-нибудь выходил на улицу?
- Никто не выходил.
- А из музея еще есть выход?
- Есть черный ход во двор. Но им не пользуются уже года три. Он ведет сразу на второй этаж.
- Ключи от черного хода у кого?
- У Зои Павловны.
- Понятно. Слесари еще не появлялись?
- Нет.
- Как появятся, дайте знать.
Карасев бросил изгрызанную ручку в корзину и отправился к экспертам. Они уже завершили работу, осмотрев и обнюхав все залы и закутки музея, а также сняв у музейщиков отпечатки.
- Есть что-нибудь интересное? - спросил Тарас у Саши.
- В подвале обнаружены следы мужских резиновых сапог сорок третьего и сорок пятого размеров. Там протекало из батареи и от этого на полу образовалась ржавая лужа. Так что следы получились довольно четкие.
- Это ноги слесарей! - махнул рукой Тарас. - Магнит нашли?
- Нет! С магнитом глухо. По логике, от него должны были избавиться сразу. Его должны либо бросить в мусор, либо смыть в унитазе. Мусорные корзины мы проверили, в унитазах посмотрели. Магнита нет. На данный момент все, но мы еще не закончили.
- Когда снимали отпечатки, заметили у кого-нибудь на пальцах пластилин?
- Ничего мы не заметили. Честно говоря, на пластилине мы не сосредоточивались. Для того чтобы сорвать с датчика магнит, не обязательно касаться пластилина.
- А чтобы прикрепить?
- А чтобы прикрепить, нужно скатать как минимум два шарика. У трупа никаких следов пластилина на пальцах не обнаружено. Так что магнит к датчику, скорее всего, крепил не сторож.
- Если его вообще крепили, - вздохнул Тарас и пошел разыскивать директрису.
Он нашел ее в кабинете Гончарова. Она стояла у раскрытого шкафа и листала старинную книгу. За столом сидела миловидная черноволосая девушка лет двадцати двух. Красавица была настолько погружена в свою писанину, что даже не подняла головы. Алла Григорьевна напротив - расплылась в улыбке и участливо поинтересовалась:
- Уже что-нибудь нашли?
- Ищем, - неопределенно ответил Карасев, задерживая долгий взгляд на девушке. Она была в его вкусе. "Допросить, что ли?" - подумал он.
- Алла Григорьевна, я хотел бы вам задать несколько вопросов относительно Локридского, - произнес Карасев.
- Нет проблем! - с готовностью отозвалась директриса и сунула книгу в шкаф. - Идемте ко мне в кабинет! - Она кинула взгляд на девушку и приказала: - Когда закончите с аннотацией, займитесь тургеневскими письмами!
- Хорошо, Алла Григорьевна, - ответила девушка, подняв на нее свои красивые глаза.
- Это наше племя - младое, незнакомое, - пояснила директриса, когда вышли из кабинета. - Очень талантливая девушка. И скромная.
- В чем же ее талант? - улыбнулся Карасев.
- Во всем! - ответила директриса. - У нее всеобъемлющее мышление и прекрасно развито чувство синтеза. Это важно для исследовательской работы. И потом, она очень живо интересуется историей нашего края, хотя сама приезжая.
После того как они зашли в кабинет и сели за стол друг против друга, Карасев спросил:
- Что за человек был Локридский?
- Человек как человек, - пожала плечами Алла Григорьевна. - Тихий, непьющий, бесконфликтный. Другие сторожа - три месяца проработают, ну, бывает, что и год, ну, от силы - два и поминай, как звали. А Александр Яковлевич работает у нас, дай бог, уже десять лет. Точнее, работал.
- Мне показалась, его не очень любит Зоя Павловна.
- Ну... понимаете... - замялась директриса, - человек он... не очень приятный. Хотя о покойниках плохо не говорят... Да и сказать-то о нем ничего плохого нельзя... Ну что-то было в нем неприятное... Я не могу объяснить.
- Алла Григорьевна, пожалуйста, поконкретней, - насторожился следователь.
Директриса подняла глаза к потолку и замерла.
- Как бы это объяснить? - произнесла, искривив рот. - Человек он был серый. Всегда ходил в одной и той же одежде: в черном невзрачном пиджачке и синей рубашке. Хотя, повторяю, он не был отрицательным. Он не пил, не курил, не хулиганил. Но рядом с ним было как-то не по себе. Понимаете, говоришь с ним об одном, а думаешь о другом: скорее бы договорить и уйти. Словом, это не объяснишь.
- Друзья у него были?
- Вряд ли. Он из тех, которые все в себе. Но это, наверное, от трудного детства. Родители у него были репрессированы. Он воспитывался в интернате... Хотя, знаете, он был заядлый болельщик. Футбол очень любил. Еще книги читал. И, кстати, все больше классику.
- Понятно! Но кому он все-таки перешел дорогу, если его убили?
- Я ума не приложу! - всплеснула руками директриса. - Он был человек совершенно безобидный. Не только никогда не перечил, но даже голоса не повышал...
В это время в кабинет постучали.
- Слесаря пришли, - прошептала вахтерша, заглянув в комнату.
- Прекрасно! Зовите их сюда, - оживился Тарас.
В ту же минуту в кабинет ввалились два подвыпивших архаровца в черных промасленных робах. У первого косил один глаз, у второго глаза были навыкате. Оба казались весьма растерянными.
- Присаживайтесь! - сказал им Карасев.
Они послушно сели на стулья и вопросительно уставились на следователя.
- Представьтесь!
- Я Петров Колян... Э-э, Николай то есть, а это Андрюха Ушаков, произнес тот, что с глазами навыкате, кивая на своего товарища. - Э-э... ЖКО номер четырнадцать.
- Ясно! - сдвинул брови следователь. - Уже в курсе, что вчера произошло после вашего ухода?
- Рассказали, - закивали оба.
- Ну теперь рассказывайте: сколько вчера выпили и во сколько ушли из музея?
Друзья переглянулись. Тот, что косил, втянул голову в плечи, а тот, у которого глаза навыкате, обреченно развел руками.
- Да почти ничего и не пили. По бутылочке "Анапы" засосали и пошли домой. Это, так сказать, для поддержания тонуса. А без этого нельзя! Без этого работа не пойдет!
- Не пойдет! - интенсивно закивал товарищ. - Да еще сыро в подвале. Вот мы по стакану и тяпнули... чтобы не простыть...
- Чисто для здоровья, - поддержал другой.
- Инструмент, значит, бросили в коридоре, а сами в забегаловку? строго произнес Тарас.
Слесари снова недоуменно переглянулись и тот, что с выпученными глазами, отрицательно покрутил пальцем:
- Нет! Никаких забегаловок! Лично я сразу пошел домой, не знаю, как Андрюха.
- А что я? Я тоже пошел домой, - отжестикулировал другой слесарь. - До мы вместе же и пошли по Карла Маркса. По кружке пива в пельменной вмазали и по домам.
- Вмазали и по домам! - подтвердил слесарь с выпученными глазами. - А то, что инструмент оставили в музее, так мы всегда его оставляем на объектах. Не тащить же его в ЖКО. ЖКО уже закрылось. Оно закрывается в шесть, а было уже восемь...
- Так вы ушли последними из музея?
- Почему последними? - удивились мужики. - Зоя Павловна еще оставалась со сторожем. Они нас выпроводили и заперлись. Было восемь часов. Что между ними произошло, мы не знаем.
- И знать не хотим, - добавил слесарь с косящим взглядом.
- Так-так... - произнес Карасев, сощурив глаза. - И во сколько же вы были дома?
- Я лично в десять, - ответил слесарь с выпученными глазами.
- И я в десять, - кивнул слесарь с косящим взглядом.
- Кто это может подтвердить?
- Да кто угодно. Хоть жена! - возмутился слесарь. - Я пришел домой и как раз начались "Вести". А после них в половине одиннадцатого футбол. Играл "Спартак" с "Динамо".
- И у меня может подтвердить его жена, - кивнул Андрюха. - То есть моя. Наши жены... пушки заряжены...
- Ну, хорошо... допустим... - пожевал губу Тарас. - Как я понял, вы живете рядом.
- Через дом. На улице Орлова.
- Но отсюда до Орлова двадцать минут пешком.
Мужики снова переглянулись, и у Коляна от непонятливости следователя глаза чуть не вылезли из орбит.
- Так мы же заходили в пельменную засадить по кружке пива. Потом по пути завернули в подвальчик "Витязь", еще по бутылочке взяли. Потом... куда мы еще заходили?
- На улице Мира в рюмочную, - подсказал Андрюха.
- Точно! С миром шли! Побухивая! Никого не трогали.
- И так набухались, что решили вернуться в музей за инструментом? сощурился Тарас.
- На кой хрен нам сдался этот инструмент, когда мы и так опаздывали?
- Куда?
- На футбол.
Вопросы иссякли. Карасев задумался. Эти могли по пьяни замочить сторожа. Но стереть отпечатки пальцев и не оставить ни одного следа от сапога они, разумеется, не могли. Тарас взглянул им на ноги и хотел спросить про размеры сапог, но в комнату без стука влетел взволнованный эксперт. Он взглянул на слесарей и сделал выразительные глаза.
"Что-то есть", - догадался Карасев и быстро выпроводил мужиков в коридор.
- Магнит нашли? - спросил Тарас.
- Если бы! - вытаращил глаза эксперт. - Нашли кровь. У Берии на пальцах...
6
- Если ты будешь молчать, то никогда не вылечишься! Мама говорила, что за целый день из тебя не вытянешь слова. Для тебя это смерти подобно. Говори всегда, везде, обо всем. Не важно, о чем говорить, главное говорить. Ты меня поняла?
- Х-х-хорошо, Ол-ол-ллег, Е-е-ф-фремович!
- То-то же! Будь в себе уверена, Катенька, и все у нас получится! Ты веришь, что все у нас получится? Главное, верить и ни в чем не сомневаться. Посмотри на этих телевизионных ведущих! Они ни в чем не сомневаются. Несут с экранов чушь, но так уверенно, что кажется: говорят что-то значительное. И ведь не боятся, что засмеют. Вот с кого тебе нужно брать пример. Будь уверенной и не бойся сказать глупость. Важно не что говорить, а как. А сейчас спокойной ночи. Завтра я тебе позвоню и ты мне расскажешь, что тебе снилось.
- С-с-покойной н-ночи, Ол-ол-л-лег Е-е-ф-фремович...
Катя водворила телефонную трубку на место и стала разбирать постель. В комнату вошла мама. Она поцеловала дочь в висок, пожелала спокойной ночи и, перед тем как удалиться к себе в спальню, прошептала со слезами на глазах: "Только не молчи! Ты разрываешь мне сердце".
Катя потушила свет, зажгла ночной светильник и достала с полки своего любимого Вергилия. Нет, никогда не расскажет она логопеду своих снов, потому что они слишком красивые для этой невзрачной жизни. Потому что ей вот уже целых два месяца кряду снится Александр Федорович.
Катя повалилась на кровать и блаженно зажмурилась. Она потянулась к лежащему в ногах одеялу, и Вергилий, выскользнув из-под руки, шлепнулся на пол. Бедные поэты. В конечном итоге они всегда оказываются под ногами. Но поэзия в отличие от поэтов всегда на высоте...
И она с Александром Федоровичем тоже оказывалась в каких-то сияющих высотах. Они брели по немыслимому саду и беседовали о великом грядущем и невзрачном настоящем этого мира. Он брал ее руку и светящимся взором смотрел в глаза. Он был красив, как Аполлон. Почему как? Он и был Аполлоном - златокудрым, тонкокожим богом с умными голубыми глазами. А она была богиней - длинноногой с осиной талией и пышными волосами, - облаченной в роскошную голубую тунику. Хотя нет. Она не была богиней. Отец и мать ее были простыми смертными, хотя и царского рода. Он говорил ей: "Предсказывать судьбы просто. Достаточно вглядеться в глаза... В них у смертных написано все..."
Катя протянула руку к тумбочке с настольной лампой, нащупала выключатель и подумала, что, наверное, бедного Вергилия все-таки следует поднять с пола. Что же несчастный любимец муз так и будет всю ночь валяться между кроватью и письменным столом? Впрочем, это уже не важно. Это не важно, кто и где сейчас валяется. Все равно время потом все расставит по своим местам.
Катя щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту. Сейчас он опять появится, этот милый Александр Федорович в алом плаще Аполлона. И они снова будут брести по цветущей оливковой роще, и теплый ветерок будет колыхать его золотые кудри и ее голубую тунику с золотыми полосками у щиколоток.
Она почувствовала на своем запястье тепло его руки и вдохнула лавровый запах его кудрей. Синие глаза смотрели на нее с любопытством и любовью.
- Предсказывать судьбы просто. Достаточно вглядеться человеку в глаза... В них написано все...
"Но ведь, кроме того, нужно знать, что на уме у богов относительно этого человека", - подумала она, и Аполлон рассмеялся, услышав ее мысли.
- Боги расписывают судьбы, исходя из стремлений смертных. Рожденному ползать никогда не заполучить прекрасной судьбы Икара. Боги всего лишь создают ситуации, а как поступать - забота людей. Истина земной жизни в том, что бессмертные не отвечают за поступки смертных. Так что людские судьбы в руках самих людей, а не богов, как они считают по своему невежеству. Поэтому предсказывать им будущее так же бессмысленно, как толочь в ступе воду.
- Нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Скажите, сегодня из персонала кто-нибудь выходил на улицу?
- Никто не выходил.
- А из музея еще есть выход?
- Есть черный ход во двор. Но им не пользуются уже года три. Он ведет сразу на второй этаж.
- Ключи от черного хода у кого?
- У Зои Павловны.
- Понятно. Слесари еще не появлялись?
- Нет.
- Как появятся, дайте знать.
Карасев бросил изгрызанную ручку в корзину и отправился к экспертам. Они уже завершили работу, осмотрев и обнюхав все залы и закутки музея, а также сняв у музейщиков отпечатки.
- Есть что-нибудь интересное? - спросил Тарас у Саши.
- В подвале обнаружены следы мужских резиновых сапог сорок третьего и сорок пятого размеров. Там протекало из батареи и от этого на полу образовалась ржавая лужа. Так что следы получились довольно четкие.
- Это ноги слесарей! - махнул рукой Тарас. - Магнит нашли?
- Нет! С магнитом глухо. По логике, от него должны были избавиться сразу. Его должны либо бросить в мусор, либо смыть в унитазе. Мусорные корзины мы проверили, в унитазах посмотрели. Магнита нет. На данный момент все, но мы еще не закончили.
- Когда снимали отпечатки, заметили у кого-нибудь на пальцах пластилин?
- Ничего мы не заметили. Честно говоря, на пластилине мы не сосредоточивались. Для того чтобы сорвать с датчика магнит, не обязательно касаться пластилина.
- А чтобы прикрепить?
- А чтобы прикрепить, нужно скатать как минимум два шарика. У трупа никаких следов пластилина на пальцах не обнаружено. Так что магнит к датчику, скорее всего, крепил не сторож.
- Если его вообще крепили, - вздохнул Тарас и пошел разыскивать директрису.
Он нашел ее в кабинете Гончарова. Она стояла у раскрытого шкафа и листала старинную книгу. За столом сидела миловидная черноволосая девушка лет двадцати двух. Красавица была настолько погружена в свою писанину, что даже не подняла головы. Алла Григорьевна напротив - расплылась в улыбке и участливо поинтересовалась:
- Уже что-нибудь нашли?
- Ищем, - неопределенно ответил Карасев, задерживая долгий взгляд на девушке. Она была в его вкусе. "Допросить, что ли?" - подумал он.
- Алла Григорьевна, я хотел бы вам задать несколько вопросов относительно Локридского, - произнес Карасев.
- Нет проблем! - с готовностью отозвалась директриса и сунула книгу в шкаф. - Идемте ко мне в кабинет! - Она кинула взгляд на девушку и приказала: - Когда закончите с аннотацией, займитесь тургеневскими письмами!
- Хорошо, Алла Григорьевна, - ответила девушка, подняв на нее свои красивые глаза.
- Это наше племя - младое, незнакомое, - пояснила директриса, когда вышли из кабинета. - Очень талантливая девушка. И скромная.
- В чем же ее талант? - улыбнулся Карасев.
- Во всем! - ответила директриса. - У нее всеобъемлющее мышление и прекрасно развито чувство синтеза. Это важно для исследовательской работы. И потом, она очень живо интересуется историей нашего края, хотя сама приезжая.
После того как они зашли в кабинет и сели за стол друг против друга, Карасев спросил:
- Что за человек был Локридский?
- Человек как человек, - пожала плечами Алла Григорьевна. - Тихий, непьющий, бесконфликтный. Другие сторожа - три месяца проработают, ну, бывает, что и год, ну, от силы - два и поминай, как звали. А Александр Яковлевич работает у нас, дай бог, уже десять лет. Точнее, работал.
- Мне показалась, его не очень любит Зоя Павловна.
- Ну... понимаете... - замялась директриса, - человек он... не очень приятный. Хотя о покойниках плохо не говорят... Да и сказать-то о нем ничего плохого нельзя... Ну что-то было в нем неприятное... Я не могу объяснить.
- Алла Григорьевна, пожалуйста, поконкретней, - насторожился следователь.
Директриса подняла глаза к потолку и замерла.
- Как бы это объяснить? - произнесла, искривив рот. - Человек он был серый. Всегда ходил в одной и той же одежде: в черном невзрачном пиджачке и синей рубашке. Хотя, повторяю, он не был отрицательным. Он не пил, не курил, не хулиганил. Но рядом с ним было как-то не по себе. Понимаете, говоришь с ним об одном, а думаешь о другом: скорее бы договорить и уйти. Словом, это не объяснишь.
- Друзья у него были?
- Вряд ли. Он из тех, которые все в себе. Но это, наверное, от трудного детства. Родители у него были репрессированы. Он воспитывался в интернате... Хотя, знаете, он был заядлый болельщик. Футбол очень любил. Еще книги читал. И, кстати, все больше классику.
- Понятно! Но кому он все-таки перешел дорогу, если его убили?
- Я ума не приложу! - всплеснула руками директриса. - Он был человек совершенно безобидный. Не только никогда не перечил, но даже голоса не повышал...
В это время в кабинет постучали.
- Слесаря пришли, - прошептала вахтерша, заглянув в комнату.
- Прекрасно! Зовите их сюда, - оживился Тарас.
В ту же минуту в кабинет ввалились два подвыпивших архаровца в черных промасленных робах. У первого косил один глаз, у второго глаза были навыкате. Оба казались весьма растерянными.
- Присаживайтесь! - сказал им Карасев.
Они послушно сели на стулья и вопросительно уставились на следователя.
- Представьтесь!
- Я Петров Колян... Э-э, Николай то есть, а это Андрюха Ушаков, произнес тот, что с глазами навыкате, кивая на своего товарища. - Э-э... ЖКО номер четырнадцать.
- Ясно! - сдвинул брови следователь. - Уже в курсе, что вчера произошло после вашего ухода?
- Рассказали, - закивали оба.
- Ну теперь рассказывайте: сколько вчера выпили и во сколько ушли из музея?
Друзья переглянулись. Тот, что косил, втянул голову в плечи, а тот, у которого глаза навыкате, обреченно развел руками.
- Да почти ничего и не пили. По бутылочке "Анапы" засосали и пошли домой. Это, так сказать, для поддержания тонуса. А без этого нельзя! Без этого работа не пойдет!
- Не пойдет! - интенсивно закивал товарищ. - Да еще сыро в подвале. Вот мы по стакану и тяпнули... чтобы не простыть...
- Чисто для здоровья, - поддержал другой.
- Инструмент, значит, бросили в коридоре, а сами в забегаловку? строго произнес Тарас.
Слесари снова недоуменно переглянулись и тот, что с выпученными глазами, отрицательно покрутил пальцем:
- Нет! Никаких забегаловок! Лично я сразу пошел домой, не знаю, как Андрюха.
- А что я? Я тоже пошел домой, - отжестикулировал другой слесарь. - До мы вместе же и пошли по Карла Маркса. По кружке пива в пельменной вмазали и по домам.
- Вмазали и по домам! - подтвердил слесарь с выпученными глазами. - А то, что инструмент оставили в музее, так мы всегда его оставляем на объектах. Не тащить же его в ЖКО. ЖКО уже закрылось. Оно закрывается в шесть, а было уже восемь...
- Так вы ушли последними из музея?
- Почему последними? - удивились мужики. - Зоя Павловна еще оставалась со сторожем. Они нас выпроводили и заперлись. Было восемь часов. Что между ними произошло, мы не знаем.
- И знать не хотим, - добавил слесарь с косящим взглядом.
- Так-так... - произнес Карасев, сощурив глаза. - И во сколько же вы были дома?
- Я лично в десять, - ответил слесарь с выпученными глазами.
- И я в десять, - кивнул слесарь с косящим взглядом.
- Кто это может подтвердить?
- Да кто угодно. Хоть жена! - возмутился слесарь. - Я пришел домой и как раз начались "Вести". А после них в половине одиннадцатого футбол. Играл "Спартак" с "Динамо".
- И у меня может подтвердить его жена, - кивнул Андрюха. - То есть моя. Наши жены... пушки заряжены...
- Ну, хорошо... допустим... - пожевал губу Тарас. - Как я понял, вы живете рядом.
- Через дом. На улице Орлова.
- Но отсюда до Орлова двадцать минут пешком.
Мужики снова переглянулись, и у Коляна от непонятливости следователя глаза чуть не вылезли из орбит.
- Так мы же заходили в пельменную засадить по кружке пива. Потом по пути завернули в подвальчик "Витязь", еще по бутылочке взяли. Потом... куда мы еще заходили?
- На улице Мира в рюмочную, - подсказал Андрюха.
- Точно! С миром шли! Побухивая! Никого не трогали.
- И так набухались, что решили вернуться в музей за инструментом? сощурился Тарас.
- На кой хрен нам сдался этот инструмент, когда мы и так опаздывали?
- Куда?
- На футбол.
Вопросы иссякли. Карасев задумался. Эти могли по пьяни замочить сторожа. Но стереть отпечатки пальцев и не оставить ни одного следа от сапога они, разумеется, не могли. Тарас взглянул им на ноги и хотел спросить про размеры сапог, но в комнату без стука влетел взволнованный эксперт. Он взглянул на слесарей и сделал выразительные глаза.
"Что-то есть", - догадался Карасев и быстро выпроводил мужиков в коридор.
- Магнит нашли? - спросил Тарас.
- Если бы! - вытаращил глаза эксперт. - Нашли кровь. У Берии на пальцах...
6
- Если ты будешь молчать, то никогда не вылечишься! Мама говорила, что за целый день из тебя не вытянешь слова. Для тебя это смерти подобно. Говори всегда, везде, обо всем. Не важно, о чем говорить, главное говорить. Ты меня поняла?
- Х-х-хорошо, Ол-ол-ллег, Е-е-ф-фремович!
- То-то же! Будь в себе уверена, Катенька, и все у нас получится! Ты веришь, что все у нас получится? Главное, верить и ни в чем не сомневаться. Посмотри на этих телевизионных ведущих! Они ни в чем не сомневаются. Несут с экранов чушь, но так уверенно, что кажется: говорят что-то значительное. И ведь не боятся, что засмеют. Вот с кого тебе нужно брать пример. Будь уверенной и не бойся сказать глупость. Важно не что говорить, а как. А сейчас спокойной ночи. Завтра я тебе позвоню и ты мне расскажешь, что тебе снилось.
- С-с-покойной н-ночи, Ол-ол-л-лег Е-е-ф-фремович...
Катя водворила телефонную трубку на место и стала разбирать постель. В комнату вошла мама. Она поцеловала дочь в висок, пожелала спокойной ночи и, перед тем как удалиться к себе в спальню, прошептала со слезами на глазах: "Только не молчи! Ты разрываешь мне сердце".
Катя потушила свет, зажгла ночной светильник и достала с полки своего любимого Вергилия. Нет, никогда не расскажет она логопеду своих снов, потому что они слишком красивые для этой невзрачной жизни. Потому что ей вот уже целых два месяца кряду снится Александр Федорович.
Катя повалилась на кровать и блаженно зажмурилась. Она потянулась к лежащему в ногах одеялу, и Вергилий, выскользнув из-под руки, шлепнулся на пол. Бедные поэты. В конечном итоге они всегда оказываются под ногами. Но поэзия в отличие от поэтов всегда на высоте...
И она с Александром Федоровичем тоже оказывалась в каких-то сияющих высотах. Они брели по немыслимому саду и беседовали о великом грядущем и невзрачном настоящем этого мира. Он брал ее руку и светящимся взором смотрел в глаза. Он был красив, как Аполлон. Почему как? Он и был Аполлоном - златокудрым, тонкокожим богом с умными голубыми глазами. А она была богиней - длинноногой с осиной талией и пышными волосами, - облаченной в роскошную голубую тунику. Хотя нет. Она не была богиней. Отец и мать ее были простыми смертными, хотя и царского рода. Он говорил ей: "Предсказывать судьбы просто. Достаточно вглядеться в глаза... В них у смертных написано все..."
Катя протянула руку к тумбочке с настольной лампой, нащупала выключатель и подумала, что, наверное, бедного Вергилия все-таки следует поднять с пола. Что же несчастный любимец муз так и будет всю ночь валяться между кроватью и письменным столом? Впрочем, это уже не важно. Это не важно, кто и где сейчас валяется. Все равно время потом все расставит по своим местам.
Катя щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту. Сейчас он опять появится, этот милый Александр Федорович в алом плаще Аполлона. И они снова будут брести по цветущей оливковой роще, и теплый ветерок будет колыхать его золотые кудри и ее голубую тунику с золотыми полосками у щиколоток.
Она почувствовала на своем запястье тепло его руки и вдохнула лавровый запах его кудрей. Синие глаза смотрели на нее с любопытством и любовью.
- Предсказывать судьбы просто. Достаточно вглядеться человеку в глаза... В них написано все...
"Но ведь, кроме того, нужно знать, что на уме у богов относительно этого человека", - подумала она, и Аполлон рассмеялся, услышав ее мысли.
- Боги расписывают судьбы, исходя из стремлений смертных. Рожденному ползать никогда не заполучить прекрасной судьбы Икара. Боги всего лишь создают ситуации, а как поступать - забота людей. Истина земной жизни в том, что бессмертные не отвечают за поступки смертных. Так что людские судьбы в руках самих людей, а не богов, как они считают по своему невежеству. Поэтому предсказывать им будущее так же бессмысленно, как толочь в ступе воду.
- Нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25