..
- Нет! Он прошел через вестибюль.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что он магнитом разблокировал входную дверь.
- Но, может быть, он магнит прилепил для того, чтобы запутать следствие? Алла Григорьевна, где логика? У вас в музее совершено убийство. В этот же день вы обнаруживаете, что двери черного входа открыты. Вместо того чтобы поднять шум и сообщить об этом следствию, вы втихомолку ищете ключ и тем самым оставляете музей открытым еще на одну ночь...
- Но почему же еще? - перебила Михайлова. - На калитке висел замок.
- Нет, Алла Григорьевна, тогда он еще не висел! Вы его повесили на следующий день после убийства, и тоже втихомолку. До этого калитка не закрывалась три года. И вы это знали. Если бы не знали, то спросили бы за это безобразие с Михайловой. А вы все держите в тайне! Где же логика?
- Что вы хотите этим сказать? Что я убила Локридского? - воскликнула Петрова.
- Конкретно не вы, но ваш друг вполне мог убить.
- Какой еще друг?
- Который носит обувь сорок седьмого размера, и который имеет кулаки с пивную кружку, и который неплохо разбирается в сигнализации - ведь дверь черного хода была разблокирована весьма квалифицированно. Не так ли?
Михайлова в ужасе поднялась с места и закричала срывающимся голосом:
- Как вы смеете обвинять меня в убийстве! Кто вам дал на это право! Я вам больше ничего не скажу! Я требую адвоката!
Она судорожным движением вытащила из кармашка юбки платок и, приложив его к лицу, выскочила из кабинета.
Карасев остался в одиночестве. "Теперь она у меня на крючке", подумал с улыбкой. Однако через пятнадцать минут следователя охватило беспокойство. Он спустился к вахтерше и спросил у нее, не выходила ли из музея директриса.
- Выходила. И очень поспешно! - ответила вахтерша.
В это время сзади подошла смотрительница зала восковых фигур Вера Александровна. Она поманила Карасева, после чего, схватив за рукав, затащила его в зал. Подозрительно оглянувшись и убедившись, что вокруг никто не подслушивает, она полезла в карман.
- Я вам говорила, что Берия неравнодушен к великой княжне Марии? Я это давно заметила. Вот доказательства! Взгляните, что я обнаружила в зале около этого паразита: штучка далеко не из туалета Лаврентьевича.
Она достала из кармана тонкие женские трусики и протянула их Карасеву. Следом из того же кармана она достала узкие очки Берии.
- Я их нашла в рукаве у княжны. Стирала пыль с ее руки, вижу, что-то торчит. Пригляделась - очки!
Карасев с изумлением принял и то, и другое. Трусики были Ленкины, поэтому он сразу спрятал их в карман. А очки пришлось передать Саше для экспертизы.
25
В тот день директриса больше не появлялась. Не появилась она и на следующий день. Работники музея пожимали плечами и ничего вразумительного по этому поводу сказать не могли. Домашний телефон Петровой тоже не отвечал. Такое наглое исчезновение директрисы очень нервировало Карасева.
- Как только она объявится, тут же позвоните мне, - попросил он вахтершу.
Если еще и Сафронов не явится на допрос, будет просто труба. Но Сафронов на допрос явился вовремя, минута в минуту, как написано в повестке, "к двенадцати ноль-ноль".
Когда он вошел и сел на стул, Карасев сразу же вызвал эксперта. С художника сняли отпечатки пальцев и соскоблили грязь с его обуви. Кроме того, состригли все ногти. Художник ко всем этим процедурам отнесся с философским спокойствием.
Его ладони были как лопаты, а ботинки - сорок седьмого размера. Кроме того, Саша, подмигнув, положил перед следователем копию заключения экспертизы, где черным по белому было написано, что отпечатки пальцев на очках Берии идентичны с отпечатками пальцев на двери.
Карасев протянул Сафронову подписать протокол об ответственности за дачу ложных показаний, но художник отклонил его и сказал:
- Я правдиво отвечу на все ваши вопросы без всякой подписки. Но давайте поговорим сначала без протокола. Дело здесь деликатное, и я очень надеюсь, что в вашем заведении имеют представление о порядочности. Взамен я обещаю быть с вами предельно откровенным.
- Что ж, тогда ответьте мне на такой вопрос, - произнес строго Карасев, - где вы были вечером третьего октября с десяти до половины двенадцатого?
- Провожал домой даму, - широко улыбнулся художник.
- Она это может подтвердить?
- К сожалению, подтвердить не может, - художник шумно вздохнул. Поскольку это замужняя женщина.
Карасев нахмурился. Ответ ему явно не понравился.
- Кто может подтвердить, что вы в тот вечер не были в музее?
- А кто вам сказал, что я в тот вечер не был в музее? - странно усмехнулся художник. - Я был в тот вечер в музее. Но немного раньше: где-то с девяти до десяти. А в десять мы как раз из него вышли.
- С той самой замужней женщиной?
- Совершенно верно.
Карасев растерялся. Он смотрел в спокойные глаза художника и не знал, как дальше строить допрос. Прежняя схема уже рассыпалась.
- Замужняя дама, насколько я догадываюсь, - это Алла Григорьевна?
- Вы правильно догадываетесь, - покачал головой художник. - Но неправильно делаете, что впутываете ее в убийство. Она здесь совершенно ни при чем. Я ее знаю давно. Аллочка на это не способна. Как вы уже догадываетесь, у нас с ней роман. Более того, он у нас длится уже восемнадцать лет. Мы не знаем, когда и чем это закончится и во что в конечном итоге выльется...
Художник сел поудобней и снова тяжело вздохнул.
- Мы с ней учились вместе в университете. Хотели пожениться. Уже подали было заявление в загс, но тут она поехала с подружками на юг и, как бывает, познакомилась там с красивым парнем. После чего вернулась и вышла за него замуж. Ну я, естественно, тоже женился. Только наша страсть вспыхнула с новой силой. После того как у нас появились дети, у нее - двое, у меня - трое, мы стали тайно встречаться. И вот с тех пор так и живем: где попало встречаемся, через час расстаемся. Сначала она приходила ко мне в мастерскую, пока не засекли соседи, теперь стали встречаться в музее.
- И чтобы не раздувать сплетни, вы стараетесь ходить в него как можно реже? Даже не появляетесь на собственных презентациях...
- Абсолютно верно! Да и чего мне делать днем в музее, когда все, что надо, я посмотрю вечером, спокойно, с бокалом шампанского в руках и любимой женщиной в обнимку! - Тень улыбки мелькнула в глазах художника.
- Вечером вы заходите в музей через запасные двери?
- Да, через двор и через черный ход - сразу на второй этаж. Двери черного хода я разблокировал, так что милиции мы не боялись, вахтеров тоже. Сигнализация железная, ночные сторожа понятливые, ведем мы себя тихо, мусора не оставляем. Словом, все чин чинарем.
- Сколько же лет вы встречаетесь в музее?
- Года три.
- И ни разу за это время вас не засек ни один сторож?
- Ни разу. Сторожа в музее тихие. Буйных и любопытных Аллочка сразу увольняет. К тому же я подозреваю, что с некоторыми у нее договоренность, чтобы по таким-то дням не соваться на второй этаж.
- Локридскому она за это даже добавила полставки дворника, - проявил осведомленность Тарас.
- Какому еще Локридскому? При чем здесь Локридский? - нахмурился художник.
- Сторож, которого убили. Я же вам говорил.
Глаза художника сделались стеклянными.
- Тот самый Локридский с ГТС? Вы хотите сказать, что он работал в музее сторожем?
- Работал. Причем десять лет. Вы разве не знали, что здесь убили сторожа?
- Нет, я в курсе, что в музее убили сторожа, но я не знал, что это и был тот самый Локридский. Когда я от вас услышал, что убили Локридского, мне и в голову не пришло, что это тот самый сторож из Аллочкиного музея.
Карасев недоверчиво всмотрелся в Сафронова и подумал: "Если прикидывается шлангом, то делает это весьма профессионально".
- Надо же, как складывается судьба, - покачал головой художник. Локридский - это какой-то мой черный человек, который и после смерти продолжает откусывать куски моего покоя и даже благополучия. А ведь такое ничтожество. Варвар! Античеловек!
- Что это значит - античеловек? - удивился Карасев.
- Это тот, который не понимает устремлений человеческого духа. Которому, говоря образно, не дано наслаждаться пением соловья, но именно такие никогда не пройдут мимо соловья, а обязательно поймают его, вырвут язык и съедят.
- Ну вы хватили! - засмеялся Карасев.
- Вы думаете - это метафора? - удивился художник. - В Древнем Риме соловьиные языки считались изысканным деликатесом. Что это, как не варварское надругательство над человеческой душой, ибо во все века соловьиное пение считалось бальзамом для души.
- Но давайте вернемся, Федор Ильич, к третьему октября. Итак, в девять вечера вы вошли на второй этаж и...
- Ну что и... Вы хотите знать эротические подробности?
- Нет! Я хочу знать, слышали ли вы что-нибудь подозрительное?
- Ничего я не слышал.
- Но, может быть, Алла Григорьевна что-нибудь слышала?
- И она ничего не слышала. Когда мы встречаемся, она слышит только меня.
- Но, может быть, она спускалась на первый этаж, в туалет или еще зачем-то: проверить сторожа, все ли у него нормально.
- Она никогда не проверяет сторожей. Она старается с ними не встречаться, чтобы было меньше разговоров. И в туалет она не спускалась. Около десяти мы тихо-мирно вышли из музея...
- Двери не заперли?
- Не помню. Кажется, не заперли. Когда входили, двери точно были не заперты. Обычно перед свиданием Алла Григорьевна уходит из музея последней. Она проверяет кабинеты, все ли ушли, чтобы вдруг не получилось конфуза. После этого она спускается в подвал и отпирает запасные двери, чтобы потом нам не возиться в темноте с замком и чтобы в музее не было лишнего скрежета. А запирает двери она обычно на следующее утро.
- Вспомните, когда вы вышли, видели кого-нибудь поблизости?
- Никого.
Карасев вздохнул и вдруг вспомнил:
- А очки вы зачем сняли с Берии?
Сафронов сморщил лоб.
- С Берии? Это было месяц назад. Я их не снял, а нашел на полу в коридоре. Мы с Аллочкой спустились посмотреть выставку. Сторож в это время был в отрубе. Вернее, мы думали, что он в отрубе. На самом деле, не успели мы толком осмотреть фигуры, как услышали его шаги. Он спьяну начал шастать по музею, и нам пришлось спрятаться за фигуры. Только после того, как он спустился в туалет, я сунул очки в рукав какой-то фигуре, поскольку на Берии очки уже были, и мы убежали...
- Понятно, - вздохнул Карасев, соображая, что разговор с художником насчет убийства не прояснил ничего.
- Где сейчас Алла Григорьевна?
- Она очень напугана. Прячется у меня в мастерской. Как мужчина мужчину прошу вас не придавать широкой огласке нашу тайну.
Карасев, подумав немного, пообещал, что эту историю он не станет рассказывать прессе. Тарас отпустил художника на все четыре стороны с подпиской о невыезде и впал в депрессию.
Все, что рассказывал художник, было похоже на правду. Вряд ли он мог убить Локридского из мести. Однако он мог пристукнуть его за то, что тот взялся их шантажировать. Почему бы нет! Обычная житейская ситуация.
Тогда зачем понадобилась вся эта чехарда с магнитом? Тихо грохнули бы сторожа, подтерли следы и культурно исчезли. Так нет! Мажут руки Берии кровью Локридского, затем в карман фигуры суют магнит. Ради чего?
Карасев немного поразмыслил и решил, что, возможно, для того, чтобы сбить с панталыку следствие. Действительно, наутро Петрова является на работу самой первой, снимает магнит, стирает с него отпечатки и прячет его в карман Берии. Потом она нагло врет, что видела открытой дверь отдела Гончарова и валит все на Александрову с вытекающими отсюда последствиями.
В этом случае некая логика присутствует. Однако если все так, то дальнейшие их действия совсем не логичны: они аккуратно стирают отпечатки с разводного ключа, с ручек дверей в вестибюле, с крючка, но оставляют кучу следов со стороны черного хода...
На этих размышлениях в кабинет влетел Саша и взволнованно поведал, что отпечатки пальцев Сафронова идентичны с отпечатками пальцев на ручке запасной двери. Также они идентичны с отпечатками на очках Берии. Следы ботинок тоже совпадали один к одному.
- Усекаешь? - спросил эксперт.
- Усекаю. Что еще?
- На входной двери остался отпечаток носка кроссовок приблизительно сорок второго размера. Входную дверь открывал кто-то ступней правой ноги.
Карасев подпрыгнул.
- Совпадает с теми следами кроссовок, которые вы обнаружили в предбаннике?
- Откуда я знаю. Ты же велел... игнорировать?.
Карасев тут же набрал сотовый Берестова и спросил:
- Леня, вспомни, перед тем как выйти из музея, ты пинал центральную входную дверь?
- Ты с ума сошел! Я же был с дамой! Джентльмены открывают перед дамами дверь исключительно тремя пальцами левой руки.
- Ах да. Извини! Я забыл, что ты джентльмен! У тебя же жена в Лондоне.
- Хорошо, что напомнил. Ей нужно послать валюту. А ты все выводишь на чистую воду Берию? Кстати, знаешь, что я сейчас подумал? Мне кажется, душа Берии здесь ни при чем. Когда я заснул в музее, мне почему-то Берия не снился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
- Нет! Он прошел через вестибюль.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что он магнитом разблокировал входную дверь.
- Но, может быть, он магнит прилепил для того, чтобы запутать следствие? Алла Григорьевна, где логика? У вас в музее совершено убийство. В этот же день вы обнаруживаете, что двери черного входа открыты. Вместо того чтобы поднять шум и сообщить об этом следствию, вы втихомолку ищете ключ и тем самым оставляете музей открытым еще на одну ночь...
- Но почему же еще? - перебила Михайлова. - На калитке висел замок.
- Нет, Алла Григорьевна, тогда он еще не висел! Вы его повесили на следующий день после убийства, и тоже втихомолку. До этого калитка не закрывалась три года. И вы это знали. Если бы не знали, то спросили бы за это безобразие с Михайловой. А вы все держите в тайне! Где же логика?
- Что вы хотите этим сказать? Что я убила Локридского? - воскликнула Петрова.
- Конкретно не вы, но ваш друг вполне мог убить.
- Какой еще друг?
- Который носит обувь сорок седьмого размера, и который имеет кулаки с пивную кружку, и который неплохо разбирается в сигнализации - ведь дверь черного хода была разблокирована весьма квалифицированно. Не так ли?
Михайлова в ужасе поднялась с места и закричала срывающимся голосом:
- Как вы смеете обвинять меня в убийстве! Кто вам дал на это право! Я вам больше ничего не скажу! Я требую адвоката!
Она судорожным движением вытащила из кармашка юбки платок и, приложив его к лицу, выскочила из кабинета.
Карасев остался в одиночестве. "Теперь она у меня на крючке", подумал с улыбкой. Однако через пятнадцать минут следователя охватило беспокойство. Он спустился к вахтерше и спросил у нее, не выходила ли из музея директриса.
- Выходила. И очень поспешно! - ответила вахтерша.
В это время сзади подошла смотрительница зала восковых фигур Вера Александровна. Она поманила Карасева, после чего, схватив за рукав, затащила его в зал. Подозрительно оглянувшись и убедившись, что вокруг никто не подслушивает, она полезла в карман.
- Я вам говорила, что Берия неравнодушен к великой княжне Марии? Я это давно заметила. Вот доказательства! Взгляните, что я обнаружила в зале около этого паразита: штучка далеко не из туалета Лаврентьевича.
Она достала из кармана тонкие женские трусики и протянула их Карасеву. Следом из того же кармана она достала узкие очки Берии.
- Я их нашла в рукаве у княжны. Стирала пыль с ее руки, вижу, что-то торчит. Пригляделась - очки!
Карасев с изумлением принял и то, и другое. Трусики были Ленкины, поэтому он сразу спрятал их в карман. А очки пришлось передать Саше для экспертизы.
25
В тот день директриса больше не появлялась. Не появилась она и на следующий день. Работники музея пожимали плечами и ничего вразумительного по этому поводу сказать не могли. Домашний телефон Петровой тоже не отвечал. Такое наглое исчезновение директрисы очень нервировало Карасева.
- Как только она объявится, тут же позвоните мне, - попросил он вахтершу.
Если еще и Сафронов не явится на допрос, будет просто труба. Но Сафронов на допрос явился вовремя, минута в минуту, как написано в повестке, "к двенадцати ноль-ноль".
Когда он вошел и сел на стул, Карасев сразу же вызвал эксперта. С художника сняли отпечатки пальцев и соскоблили грязь с его обуви. Кроме того, состригли все ногти. Художник ко всем этим процедурам отнесся с философским спокойствием.
Его ладони были как лопаты, а ботинки - сорок седьмого размера. Кроме того, Саша, подмигнув, положил перед следователем копию заключения экспертизы, где черным по белому было написано, что отпечатки пальцев на очках Берии идентичны с отпечатками пальцев на двери.
Карасев протянул Сафронову подписать протокол об ответственности за дачу ложных показаний, но художник отклонил его и сказал:
- Я правдиво отвечу на все ваши вопросы без всякой подписки. Но давайте поговорим сначала без протокола. Дело здесь деликатное, и я очень надеюсь, что в вашем заведении имеют представление о порядочности. Взамен я обещаю быть с вами предельно откровенным.
- Что ж, тогда ответьте мне на такой вопрос, - произнес строго Карасев, - где вы были вечером третьего октября с десяти до половины двенадцатого?
- Провожал домой даму, - широко улыбнулся художник.
- Она это может подтвердить?
- К сожалению, подтвердить не может, - художник шумно вздохнул. Поскольку это замужняя женщина.
Карасев нахмурился. Ответ ему явно не понравился.
- Кто может подтвердить, что вы в тот вечер не были в музее?
- А кто вам сказал, что я в тот вечер не был в музее? - странно усмехнулся художник. - Я был в тот вечер в музее. Но немного раньше: где-то с девяти до десяти. А в десять мы как раз из него вышли.
- С той самой замужней женщиной?
- Совершенно верно.
Карасев растерялся. Он смотрел в спокойные глаза художника и не знал, как дальше строить допрос. Прежняя схема уже рассыпалась.
- Замужняя дама, насколько я догадываюсь, - это Алла Григорьевна?
- Вы правильно догадываетесь, - покачал головой художник. - Но неправильно делаете, что впутываете ее в убийство. Она здесь совершенно ни при чем. Я ее знаю давно. Аллочка на это не способна. Как вы уже догадываетесь, у нас с ней роман. Более того, он у нас длится уже восемнадцать лет. Мы не знаем, когда и чем это закончится и во что в конечном итоге выльется...
Художник сел поудобней и снова тяжело вздохнул.
- Мы с ней учились вместе в университете. Хотели пожениться. Уже подали было заявление в загс, но тут она поехала с подружками на юг и, как бывает, познакомилась там с красивым парнем. После чего вернулась и вышла за него замуж. Ну я, естественно, тоже женился. Только наша страсть вспыхнула с новой силой. После того как у нас появились дети, у нее - двое, у меня - трое, мы стали тайно встречаться. И вот с тех пор так и живем: где попало встречаемся, через час расстаемся. Сначала она приходила ко мне в мастерскую, пока не засекли соседи, теперь стали встречаться в музее.
- И чтобы не раздувать сплетни, вы стараетесь ходить в него как можно реже? Даже не появляетесь на собственных презентациях...
- Абсолютно верно! Да и чего мне делать днем в музее, когда все, что надо, я посмотрю вечером, спокойно, с бокалом шампанского в руках и любимой женщиной в обнимку! - Тень улыбки мелькнула в глазах художника.
- Вечером вы заходите в музей через запасные двери?
- Да, через двор и через черный ход - сразу на второй этаж. Двери черного хода я разблокировал, так что милиции мы не боялись, вахтеров тоже. Сигнализация железная, ночные сторожа понятливые, ведем мы себя тихо, мусора не оставляем. Словом, все чин чинарем.
- Сколько же лет вы встречаетесь в музее?
- Года три.
- И ни разу за это время вас не засек ни один сторож?
- Ни разу. Сторожа в музее тихие. Буйных и любопытных Аллочка сразу увольняет. К тому же я подозреваю, что с некоторыми у нее договоренность, чтобы по таким-то дням не соваться на второй этаж.
- Локридскому она за это даже добавила полставки дворника, - проявил осведомленность Тарас.
- Какому еще Локридскому? При чем здесь Локридский? - нахмурился художник.
- Сторож, которого убили. Я же вам говорил.
Глаза художника сделались стеклянными.
- Тот самый Локридский с ГТС? Вы хотите сказать, что он работал в музее сторожем?
- Работал. Причем десять лет. Вы разве не знали, что здесь убили сторожа?
- Нет, я в курсе, что в музее убили сторожа, но я не знал, что это и был тот самый Локридский. Когда я от вас услышал, что убили Локридского, мне и в голову не пришло, что это тот самый сторож из Аллочкиного музея.
Карасев недоверчиво всмотрелся в Сафронова и подумал: "Если прикидывается шлангом, то делает это весьма профессионально".
- Надо же, как складывается судьба, - покачал головой художник. Локридский - это какой-то мой черный человек, который и после смерти продолжает откусывать куски моего покоя и даже благополучия. А ведь такое ничтожество. Варвар! Античеловек!
- Что это значит - античеловек? - удивился Карасев.
- Это тот, который не понимает устремлений человеческого духа. Которому, говоря образно, не дано наслаждаться пением соловья, но именно такие никогда не пройдут мимо соловья, а обязательно поймают его, вырвут язык и съедят.
- Ну вы хватили! - засмеялся Карасев.
- Вы думаете - это метафора? - удивился художник. - В Древнем Риме соловьиные языки считались изысканным деликатесом. Что это, как не варварское надругательство над человеческой душой, ибо во все века соловьиное пение считалось бальзамом для души.
- Но давайте вернемся, Федор Ильич, к третьему октября. Итак, в девять вечера вы вошли на второй этаж и...
- Ну что и... Вы хотите знать эротические подробности?
- Нет! Я хочу знать, слышали ли вы что-нибудь подозрительное?
- Ничего я не слышал.
- Но, может быть, Алла Григорьевна что-нибудь слышала?
- И она ничего не слышала. Когда мы встречаемся, она слышит только меня.
- Но, может быть, она спускалась на первый этаж, в туалет или еще зачем-то: проверить сторожа, все ли у него нормально.
- Она никогда не проверяет сторожей. Она старается с ними не встречаться, чтобы было меньше разговоров. И в туалет она не спускалась. Около десяти мы тихо-мирно вышли из музея...
- Двери не заперли?
- Не помню. Кажется, не заперли. Когда входили, двери точно были не заперты. Обычно перед свиданием Алла Григорьевна уходит из музея последней. Она проверяет кабинеты, все ли ушли, чтобы вдруг не получилось конфуза. После этого она спускается в подвал и отпирает запасные двери, чтобы потом нам не возиться в темноте с замком и чтобы в музее не было лишнего скрежета. А запирает двери она обычно на следующее утро.
- Вспомните, когда вы вышли, видели кого-нибудь поблизости?
- Никого.
Карасев вздохнул и вдруг вспомнил:
- А очки вы зачем сняли с Берии?
Сафронов сморщил лоб.
- С Берии? Это было месяц назад. Я их не снял, а нашел на полу в коридоре. Мы с Аллочкой спустились посмотреть выставку. Сторож в это время был в отрубе. Вернее, мы думали, что он в отрубе. На самом деле, не успели мы толком осмотреть фигуры, как услышали его шаги. Он спьяну начал шастать по музею, и нам пришлось спрятаться за фигуры. Только после того, как он спустился в туалет, я сунул очки в рукав какой-то фигуре, поскольку на Берии очки уже были, и мы убежали...
- Понятно, - вздохнул Карасев, соображая, что разговор с художником насчет убийства не прояснил ничего.
- Где сейчас Алла Григорьевна?
- Она очень напугана. Прячется у меня в мастерской. Как мужчина мужчину прошу вас не придавать широкой огласке нашу тайну.
Карасев, подумав немного, пообещал, что эту историю он не станет рассказывать прессе. Тарас отпустил художника на все четыре стороны с подпиской о невыезде и впал в депрессию.
Все, что рассказывал художник, было похоже на правду. Вряд ли он мог убить Локридского из мести. Однако он мог пристукнуть его за то, что тот взялся их шантажировать. Почему бы нет! Обычная житейская ситуация.
Тогда зачем понадобилась вся эта чехарда с магнитом? Тихо грохнули бы сторожа, подтерли следы и культурно исчезли. Так нет! Мажут руки Берии кровью Локридского, затем в карман фигуры суют магнит. Ради чего?
Карасев немного поразмыслил и решил, что, возможно, для того, чтобы сбить с панталыку следствие. Действительно, наутро Петрова является на работу самой первой, снимает магнит, стирает с него отпечатки и прячет его в карман Берии. Потом она нагло врет, что видела открытой дверь отдела Гончарова и валит все на Александрову с вытекающими отсюда последствиями.
В этом случае некая логика присутствует. Однако если все так, то дальнейшие их действия совсем не логичны: они аккуратно стирают отпечатки с разводного ключа, с ручек дверей в вестибюле, с крючка, но оставляют кучу следов со стороны черного хода...
На этих размышлениях в кабинет влетел Саша и взволнованно поведал, что отпечатки пальцев Сафронова идентичны с отпечатками пальцев на ручке запасной двери. Также они идентичны с отпечатками на очках Берии. Следы ботинок тоже совпадали один к одному.
- Усекаешь? - спросил эксперт.
- Усекаю. Что еще?
- На входной двери остался отпечаток носка кроссовок приблизительно сорок второго размера. Входную дверь открывал кто-то ступней правой ноги.
Карасев подпрыгнул.
- Совпадает с теми следами кроссовок, которые вы обнаружили в предбаннике?
- Откуда я знаю. Ты же велел... игнорировать?.
Карасев тут же набрал сотовый Берестова и спросил:
- Леня, вспомни, перед тем как выйти из музея, ты пинал центральную входную дверь?
- Ты с ума сошел! Я же был с дамой! Джентльмены открывают перед дамами дверь исключительно тремя пальцами левой руки.
- Ах да. Извини! Я забыл, что ты джентльмен! У тебя же жена в Лондоне.
- Хорошо, что напомнил. Ей нужно послать валюту. А ты все выводишь на чистую воду Берию? Кстати, знаешь, что я сейчас подумал? Мне кажется, душа Берии здесь ни при чем. Когда я заснул в музее, мне почему-то Берия не снился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25