И Тераи вскоре смог вернуться домой.
4
На этой деревенской улице ему было на редкость одиноко. Очаровательное селение, каркасные дома с крышами из цветущего дерна отступали от мостовой; окруженные лужайками и садами, они были ярко покрашены; двери, коньки крыш и торцы балок украшали искусные резные узоры.
Позади них вздымался еловый лес; аромат его нес весеннюю свежесть. К югу небеса заслонял своей чистотою заснеженный пик Ренье.
И все же иноземец Тераи был окружен отчуждением. Светлокожие норри и изредка попадавшиеся навстречу приземистые смуглокожие инжуны застывали, заметив его; дети прекращали игры; псы, ощущая неладное, щерились и рычали. Игноривали его разве что кошка, гревшаяся на крыльце, и ворон, отрывисто выкрикнувший что-то над головой.
«Ну а на что ты рассчитывал? Наверное, не следовало бы приезжать сюда, – устало подумал он. – Но я же обещал Лауни до конца выполнить свой долг друга».
Он нашел нужный дом, поднялся на ступени, взялся за деревянный молоток. Дверь открыла Аннес Биркен… высокая, хорошо сложенная, каштановые локоны опускались к плечам, в длинном – до лодыжек – платье, обычном для Союза.
– Добрый день, – проговорила она и, узнав его, отступила назад. Глаза ее расширились, так что зрачки охватил белый ободок. – Ух!..
Выполняя местный обычай, он прикоснулся к козырьку. В тот день Тераи надел парадный мундир: белую рубаху, куртку и брюки, но обошелся без украшений.
– Добрый день, миз-за Биркен, – проговорил он. Познакомившись почти четыре года назад, они обращались друг к другу по имени. – Надеюсь, я не помешал вам. Если я не вовремя, то немедленно покину ваш дом. – Она не ответила. – Я писал вам, но, должно быть, вы не получили моего письма, – продолжил он. – Почта до сих пор работает с перебоями. Я узнал, что радиофон в вашем селении неисправен. Другого случая посетить вас мне не представится: на следующей неделе я возвращаюсь в Нозеланн.
Ощутив прилив смелости, она спросила:
– Чего же вам от меня нужно?
Он смиренно стоял – слугою или подчиненным – а потом ответил:
– Я приехал, чтобы повидаться с вами ради памяти о прошлом и выяснить, нельзя ли вам чем-нибудь помочь. И… э… если вы хотите… могу рассказать вам о последних днях Лауни и его смерти. Я был рядом с ним.
Над головой старательно каркал ворон, а женщина все стояла будто немая, и не сразу проговорила «входите», отступая в сторону.
Сумрачный и уютный дом, как везде на северо-западе, был полон всяких реликвий. Она отвела его в гостиную, предложила сесть в кресло – добротное, прочное, как и вся остальная мебель. Над очагом прикреплена была дубовая панель с резной эмблемой Ложи, к которой принадлежал Лауни, а значит, и его жена: бегущий волк со свисающей с шеи порванной цепью, под изображением значился девиз: «Вольному – воля».
– Пожалуйста, усаживайтесь, майор Лоханнасо, – проговорила Анисе. – Я не напутала в знаках различия? Теперь вы майор? Не хотите ли перекусить? Увы, ни кофе, ни хорошего чая у нас нет, но есть травяные настои, молоко, пиво; может быть, вы хотите сидра?
– Лишь в том случае, если вы составитемне компанию, – ответил он, осознавая, каких усилий стоило ей это гостеприимство и какие объяснения придется потом давать соседям. Ему хотелось закурить, но Тераи помнил по прежним временам, что она не предавалась этому пороку, вновь распространенному в Союзе, когда ожила торговля с юго-востоком, а потому решил не извлекать свою трубку.
Аннес встала возле него с крепко сжатыми губами, ноздри раздувались и побелели.
– Вы хотите рассказать мне, как Лауни встретил свой конец? – сказала она ровным голосом. – Не сомневаюсь – самым достойным образом. Однако мне об этом ничего неизвестно, кроме самого факта. Все произошло год назад, так?
Тераи кивнул:
– Он попал в плен на мое судно. И был убит на месте при разрыве снаряда, посланного с одного из ваших кораблей. Он даже на миг не проявил слабости, и в тот день просто стоял наготове, чтобы оказать первую помощь в случае необходимости.
– Понимаю. Тогда мне хотелось бы, чтобы наша дочь услышала об этом… и сыновья тоже. Но они старше и уже ушли в школу. – Она вышла в коридор и позвала, обращаясь наверх:
– Роника! Спустись сюда!
В комнате появилась девочка лет как будто пяти. Высокая для своего возраста, она все равно утопала в бесформенном подростковом свитере и джинсах… Подумалось – наверное, возилась с плюшевым мишкой в своей комнате. Когда мать представила дочку Тераи, девочка застыла, не проронив ни словечка – прямо котенок рыси.
– Садись, Роника, – проговорила Анисе и, убедившись в том, что ребенок сел, продолжила беседу:
– Вы так добры, капитан Лоханнасо… потратили на нас свое свободное время. Нам просто повезло в том, что вы успели вовремя: через месяц мы переезжаем в… – Она запнулась. – Это не важно. Пожалуйста, расскажите еще раз все, что вы знаете.
Тераи уже не раз прикидывал этот разговор в своем уме… Но тем не менее, приступив к воспоминаниям, ощущал известную нелоркость.
Зеленые глаза Роники то сужались, то расширялись, по щекам безмолвно текли слезы, лишь изредка прерывалось дыхание, но светлая головка ни разу не склонилась.
Неужели она забыла своего отца? Скорее всего – нет, ведь родня и Ложа Волка, собравшись, прочли похоронную службу… Да, она его помнила.
Хотя Тераи и старался смягчить свое повествование, девочка наконец вскочила на ноги и, стиснув кулаки, разразилась бурей яростных рыданий:
– Это ты убил его! Это ты убил его, старый злой маурай! Но мы убьем тебя! Орион взойдет!
– Роника, – вскочив с места. Анисе прижала девочку к себе.
– Орион взойдет!
Аннес посмотрела на Тераи суровым взглядом.
– Простите нас, майор, – проговорила она. – Я этого не ожидала. Если можете – подождите, а я отведу ее наверх и успокою.
– Я вполне понимаю вас, миз-за Биркен, – ответил он, вставая. – Как вам будет угодно. Я снял комнату в гостинице и взял билет на завтрашний поезд до Сиэттла. Поговорим о Лауни… Или о чем-то другом, если хотите. – И неловко добавил:
– Но если вы не против, можно побродить по вашим лесам, быть может, послушать птиц.
– Спасибо вам, майор, – проговорила она голосом, по крайней мере, менее ледяным, чем прежде. И поспешила со своей дочерью наверх.
Он опустился в кресло. «Какие странные слова для ребенка, – подумал он. – Наверное, она слышала их от взрослых, и фраза имеет какой-то смысл… Какой же? Лозунг, наверное. Орион здесь – охотник, в других частях света – это гигант в цепях. Но в этих краях так называлось зимнее созвездие, а территория Северо-западного Союза простирается и за Полярный круг. Тем не менее… это следует выяснить».
И последующие двадцать лет он выяснял – в меру своих возможностей.

Глава 3

Выдриный ручей забрал меня и тело мое поволок,
Тихо-тихо,
Через тот летний день -
От тростников, шелестевших у Проваленного Моста,
В лес Идриса,
Где сплелись солнце и тень.
Заросли расступились только у фермы Арви,
Там под яблоней старой
Впервые девчонку я целовал.
А потом, рука в руке, мы стояли на холме медовом
И дивились кружению мира,
Пестрой бурей, дурманящей глаз.
Позади оставив Алфентон, скромный поселок,
И, все мечты отбросив,
Тот мальчик – я прежний -
Стремился вместе с потоком
В бухту Пробуждения,
И там увидел он море.
А над Выдриным Перекатом
Седой вздымался пик,
Тысячелетья видавший,
Ведет туда торговая дорога,
И с времен незапамятных
Гостиницы манят прохожих.
Но далее текла река до Типтона, где прежде
Под листвою ивовой
Учился делу я.
Была на месте вывеска, и, неудачника приветствуя,
Она глядела на меня и дальше -
На всех незримых здесь друзей.
А в Харпфорде все знали – я гуляка,
Пьянчуга и игрок,
И не люблю работать.
А женщин обожаю и шарю по садам -
Никто меня там не увидел,
Лишь галки да вороны.
Не так уж далеко от моего поселка
Закончилось скитание мое;
Под крышей ив на отмели
Безвестные мои белеют кости…
Но ветер и течение уносят
Те имена, что наполняли душу.
Закончив петь, Плик тренькнул по струнам лютни, положил инструмент на стол, возле которого сидел на скамье, схватил стакан вина и единым глотком наполовину осушил его.
– Что это? – спросила Сеси.
Плик пожал плечами:
– Кажется, я зову эту песню «Имена».
Встав перед ним, барменша укоризненно погрозила пальцем. Движение это заставило ее бедра дрогнуть… очаровательные округлости, как и все остальное. Облегающее – по щиколотки – платье самым лучшим образом подчеркивало все ее достоинства. Хорошенькая: темные колечки рамкой вокруг карих глаз, курносый нос, полные губы, чистая кожа.
– Я хотела спросить, о чем эта песня, – сказала она. – Ты же знаешь – я не говорю на англее.
Плик пригубил питье, но уже медленнее.
– Нечто автобиографическое. Не то чтобы чистая правда, но там есть про мои родные места.
Она соблазнительно повела плечами.
– Хватит, все поняла. Кое-что разобрала и уже струхнула. Честно скажу тебе, Плик, когда ты впадаешь в это странное настроение, я всегда пугаюсь.
– Я не хотел тебя волновать, драгоценнейшая моя винная Лозочка. – Улыбка тронула его губы. – Приношу извинения. Следующую песню сложу на франсее в твою честь. Кстати, я уже скоро освою брежанегский… только не разговорный, а литературный. И сразу же сложу на нем балладу, воспевая тебя и все твои достоинства.
Пригнувшись, она одарила его быстрым поцелуем. Плик потянулся к ней, но она отскочила назад с заученной легкостью.
– Ты такой милый, – хихикнула она. – Только давай не все обо мне.
– Ах, что ты, – скрежетнул Плик. – Если честно, конкуренция слишком велика. – Опустошив свой бокал, он полез в кисет на поясе и извлек из него железную монетку. – Еще один, если ты не против.
Она взяла деньги и опустевший стакан и поглядела через стол.
– А вам, сэр?
Иерн мотнул головой:
– Пока повременю.
Мужчины проводили ее глазами, пока она подходила к бочонку возле бара.
Полдень еще начинался, и в «Золотом петушке» они были втроем. Таверну эту в основном посещали рабочие и рыбаки. Почерневшие от дыма невысокие балки возносили дощатый потолок над утоптанным глиняным полом. Вокруг четырех столов стояли скамьи, окна были у самого потолка, и в подвальной комнате уже темнело.
– Экое приятное зрелище, – пробормотал на англее Иерн. – По правде сказать, я мог бы и повторить заказ, но лучше все-таки подождать, чтобы Сеси повторила прогулку: она так зазывно виляет задком.
Плик вздрогнул.
– Что? – спросил он на диалекте того же самого языка. – Вы говорите… как один из аэрогенов?
Иерн кивнул.
– Только не шуми об этом. Мне весьма понравилась твоя песня. Конечно, странная, но мне понравилась, и ты очень хорошо подогнал слова к старинной народной мелодии. – Он протянул руку. – Таленс Иерн Ферлей.
– Тот самый… Буревестник?.. Это честь для меня, сэр. – Поэт ответил рукопожатием. – А я Пейт Ренсун из Девона, что за Каналом. Впрочем, здесь все зовут меня Плик.
Они оглядели друг друга. Англеман был высок, худощав и неловок в движениях. Узкая голова, тонкое лицо с глубокими морщинами, выступающий нос, длинный подбородок, бледно-голубые глаза. Алкоголь и табак заставили охрипнуть некогда мелодичный голос. Подобно Иерну, он был чисто выбрит, коротко стриг уже редеющие светлые волосы. Но одежда его: куртка, брюки и ботинки – была куда хуже простых вещей человека из Клана.
– Могу я поинтересоваться, что занесло вас сюда? – спросил он.
– А я навещал в Карнаке
свою мать и отчима. Его старший сын недавно стал шкипером на небольшой грузовой шхуне, из тех немногих, что принадлежат его отцу. Он отправился по заливу в порт Бордо и зашел в Кемпер, чтобы взять груз. В ожидании я решил забежать сюда. Я бывал в Кемпере кадетом – в увольнении, в этом самом погребке. Но уже столько лет не видел города. Он не слишком переменился, не так ли? За исключением нашей очаровательной серветрисы.
Плик скривился:
– Да, подобные города не меняются быстро: слишком много здесь всяких призраков.
Удивленный Иерн несколько секунд обдумывал слова поэта. Слишком много призраков? Ну что ж, Кемпер был самым большим городом Брежа, его главным морским портом, столицей Ар-Мора. Кстати, его узкие улочки помнили не только исто-рио и предысторию. В средние века здесь был выстроен Кафедральный собор в честь святого Корентина, прославившегося среди бретонцев, что пришли сюда из провинции Британия, когда Рим утратил ее; с тех пор ветшающее величие собора изведало обряды трех различных исповеданий… Музей, построенный через века после того, как время источило бывший его предшественником епископский дворец, хранил реликвии более древние, чем бретонские, римские или галльские – мегалиты, подобные тем, что стояли рядами возле Карнака…
Иерн подумал, что Плик, должно быть, имеет в виду призраки менее древние – всего лишь старинные к нынешним временам. Своим значением Кемпер был обязан тому, что избежал разрушения, поразившего великие города Брежа во время Судного Дня;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84