Тут его бери и неси куда хочешь. Принес, распаковал, как положено, он и стал нормальным шкафом. Понимаешь, голубчик?
— Понимаю, — сказал я, хотя сам пока ничего не понимал. — А он не пробовал с этим куда-нибудь обращаться?
— Говорит, что пробовал. В какую-то транспортную контору. Да его назад отослали, потому что там у шоферов зарплата с тонно-километров идет, а что они заработают, если по паре спичечных коробков начнут перевозить?
— Так, так… И что же дальше?
— А нынче весной Колька, сын его, приехал и крупно поспорил с отцом. Сноха рассказывала. Вроде как отец бесполезную жизнь прожил. Обидел он Феню. Рассорились окончательно. Феня что-то с месяц делал, никому не показывал, а потом и задурил. Вот я к нему и приезжала. «Эти два чемодана, — говорит, — Кольке увезите, и рюкзак. Пусть посмотрит. В одном — поезд для его сына, в другом — магазин для жены и дочери, а в третьем — пасека для всего семейства». Вот и везу. Только зачем правнучке магазин? У них и так в семье мать да дочь на тряпки молятся. Обойдутся и без магазина. Игрушки, а как взаправду. Хочешь, голубчик, взглянуть?
— Интересно. С удовольствием.
Бабуся привстала с полки, я приподнял сиденье, и вдвоем мы, хоть и с трудом, вытащили чемодан. Бабуся открыла его прямо на полу. Сначала я ничего не увидел, тьма в чемодане, и только. Потом вроде бы перестук какой-то послышался. Но грохот нашего поезда все заглушал.
— Ночь там сейчас, — сказала бабуся. — А может быть, и день.
Я нагнул голову и присмотрелся. В темноте ночи на дне чемодана мчался поезд. И электровоз и вагончики — все было сделано очень тщательно, как взаправдашнее, только малюсеньких размеров. Я хотел потрогать игрушку, но, как только коснулся одного из вагончиков пальцем, что-то дернуло наш вагон, да уж что-то очень сильно. Я чуть не упал, а Семен едва не свалился с полки.
— Стрелки! — чертыхнулся я и даже вспомнил анекдот про стрелочника.
Поезд-игрушка стоял на месте, но у меня возникло ощущение, что он движется. А в чем тут дело, понять никак не мог. Да-а… Занятная игрушка.
— А в рюкзаке пасека, — сказала бабуся. — Ульи стоят, избушка, лес. Речка есть, ручеек. И пчелы летают, медок собирают. Им, городским-то, пасека в диковинку. И не видели ведь никогда. А вот барахолку эту, магазин, и везти не хочу. Хватит у них и без того магазинов, да и всякого барахла. И девушку тревожить не хочется. Ишь как разметалась…
Я взглянул на Тосю. Лицо ее сейчас было очень красиво, руки действительно разметались, а одна свесилась к полу. Бабуся взяла ее и осторожно положила на простыню. Тося даже не пошевелилась. Я выпрямился, машинально оглянулся. Парень из соседнего купе на своей верхней боковой не спал, а как только я оглянулся, сразу отвел свой взгляд. Ясно, он все это время смотрел на Тосю. Ну и тип. Надо утром поговорить: чего ему пялиться на замужнюю женщину?
Я закрыл чемодан и защелкнул замки.
— И как это вы, бабуся, с такой тяжестью управляетесь?
— Ой, и не говори, голубчик. Еле запрыгнула. Поезд-то уже тронулся.
— Да я бы и с одним чемоданом не запрыгнул.
— А получилось. Как не запрыгнешь, когда Фенька орет: «Везите скорее игрушки Кольке! Пусть меры примет!» Не помню, как и заскочила. А тут вы с молодым человеком… Ох, дела, наши дела… Заговорила я тебя своими разговорами. Ты уж извини. Этот молодой человек в шляпе, конечно, интереснее рассказывал. На то он и пришелец… Но ведь хочется с кем-нибудь поговорить.
Да. Я знал это. В поездах люди знакомятся очень быстро и рассказывают порой друг другу про себя такие истории, которые и самым близким не осмелились бы поведать.
— Ты спи, голубчик, спи. Пусть моя скучная старушечья история поможет тебе заснуть.
— Да нет. История очень интересная. Что-то в ней есть.
— Лезь, лезь на полку, голубчик. А я подремлю сидя. Часа два уже осталось.
Я оглядел коридор. Теперь уже наверняка все спали, кроме, нас. Даже тот парень из соседнего купе, что засматривался на Тосю.
— Подремлю, пожалуй, — сказал я и как есть, не раздеваясь, улегся на полке.
Покачивало. Раньше меня в поездах всегда здорово убаюкивало.
5
Неясный полусумрак вагона начал рассеиваться, всхрапывания и сонное сопение отдалились куда-то за горизонт, в бесконечность. А сам горизонт оказался вдруг резко очерченным. Вокруг, насколько хватал глаз, желтая стерня. Лишь здесь, возле озера, зеленели низкорослые кусты, да противоположный край темнел камышами. Метрах в ста от берега стоял вагончик и палатка на десять человек. Там варили ужин. Я только что приехал на тракторе ДТ-54, и теперь надо было искупаться. Я задержался на поле, дискуя стерню, хотелось добить этот участок, чтобы завтра начать новый. Я сбросил с себя промасленную рубаху и брюки, постоял немного и зашел в воду. Теплая, она была приятна и ласкова. Я заплыл на середину этого искусственного озера, образованного запрудой в овраге, полежал немного на спине, потом доплыл до противоположного берега и двинулся вдоль камышей. Здесь уже все было исследовано за полтора месяца работы. И все же я нашел просвет, с метр шириной, извилистый, может, потому и не замеченный никем. Плыть здесь можно было только брассом, тихонечко, да я и не торопился, не хотелось вылезать из воды. Таинственный ход в камышах закончился маленьким пятачком песка, метра два на три, а дальше шли заросли кустов. Этот пятачок нельзя было заметить и с берега. Я покрутил головой по сторонам: никого. Вылез, стряхнул воду, потянулся… на плечи мне легли чьи-то руки, нагретые солнцем, и горячее тело прижалось к спине. Я вздрогнул и чуть было не заорал: «Кто это?!» — но лишь замер. Потом руки опустились, меня резко повернули… Та самая студентка из последнего купе. Беззвучно смеется, и солнечные зайчики прыгают в ее глазах. «Что же ты так долго не приплывал?» — «Только что пригнал трактор… А ты…» — «Тс-с… Наговоримся еще… Ага?» — «Да». Ее лицо уткнулось мне в грудь, и я потрогал черные распущенные по спине волосы. Они были сухими.
— Эй, голубчик! — закричали с того берега. Но мне не хотелось уплывать отсюда.
— Голубчик, ишь заснул как крепко. Вставай. Старотайгинск.
Это был сон. Но какой сон!
— А как ты сладко спал, голубчик… Зря я тебя разбудила.
— Нет, нет, бабуся. В самый раз. Все равно бы эти через пять минут приперлись.
— Кто же?
— А-а… Фу! Во сне это. Хорошо, бабуся, что разбудили.
— Ну и ладно. Ты, поди, умываться будешь?
— Потом. Провожу вас, пробегусь по вокзалу. Не был здесь ни разу.
— Ну и хорошо. Пробегись. Разомнешься немного.
— Еще один безбилетный пассажир, — сказала проводница, выходя из последнего купе. — Вот чудит молодежь!
— Серьезная женщина, — заметил я, когда она прошла.
— Работа ответственная, будешь серьезным, — сказала бабуся.
За окнами в мутном еще рассвете мелькали огни, поезд вздрагивал на стрелках и замедлял ход.
Я взял рюкзак за лямку, рванул, толку пока никакого не вышло. С верхней полки соседнего купе соскочил парень, молча ухватил рюкзак. С помощью бабуси он нацепил на меня эту самую пасеку. Стоять еще было можно, но как сделать шаг, я не представлял. Рискнуть, что ли? Я рискнул, но, чтобы не упасть, обеими руками ухватился за стойки по бокам коридора. А как же бабуся с ним? Я сделал еще шаг. Теперь нужно было сделать два без всякой опоры для рук. Это мне удалось только с помощью волевого усилия. Ну а теперь снова есть за что уцепиться. Сзади пыхтел парень с чемоданом, ему приходилось не легче, да еще и руки заняты. Поезд притормаживал, а когда толчком остановился, я по инерции понесся вперед, чуть не раздавив трех пассажиров с полотенцами в руках. Парень загремел чемоданом, зацепился за что-то. Меня здорово тряхнуло, да и весь поезд тоже.
Вот и тамбур. Теперь бы только шагнуть на платформу.
— Пропустите, — прохрипел я проводнице.
Вид у меня, наверное, был страшен, потому что тетя Маша резко отскочила в сторону. И я вывалился на перрон.
— Бабуся у вас в вагоне есть? — спросил меня черноволосый гигант.
— Во… Вот рюкзак. — Я и снять-то его не мог. — Помогите.
Гигант мигом высвободил мои плечи из лямок. Я тяжело дышал. Надо было помочь парню. Но гигант сообразил сам. А тут уж и бабуся осторожно выходила из вагона.
— Бабуся, родненькая!
— Коленька! Голубчик!
Пока они целовались, я отдышался. Тот парень тоже.
— Вот спасибо за помощь, голубчики. Теперь уж я доберусь. Внучек вот меня встретил. Извини, голубчик, за ночной разговор.
— Да что вы! Спасибо вам за него, а вы — извините. А второй чемодан? Может, заберете?
— Да ну его к лешему!
— Что за чемодан? — загремел внучек Коля.
— Да отцов подарок. Магазин, вишь, состроил, чтобы внучка играла.
— Это он Анюте простить не может. И правильно. Пусть этот чемодан едет в Марград.
Он взвалил на плечо рюкзак, осел немного, но выстоял, подкинул его еще чуть-чуть, чтобы удобнее лежал, присел, не сгибая спины, за чемоданом, взял его за ручку, хрипло ухнул, приподнял и пошел ровно, не пошатываясь, хотя и медленно. Бабуся поспешила за ним, оглянулась и еще раз сказала на прощание:
— Спасибо, голубчики.
Бабуся с внуком скрылись в тоннеле. Поезд стоял, кажется, у четвертой платформы.
— Может, в буфет заглянем? — предложил парень. — Ресторан еще когда откроется.
— А что? Идея! — согласился я. — А где тут буфет?
— Найдем, не маленькие. Ты в Марград? — спросил он, когда мы уже шагали ко входу тоннеля.
— Ага. А ты?
— Я дальше, в Москву. А вообще-то я коренной фомич Иван. — И он на ходу протянул мне руку.
— Артем, — сказал я, пожимая его ладонь.
— Интересная бабуся, — сказал Иван. — Не спалось что-то сегодня. Я слышал, что она рассказывала. Извини, так получилось.
— За что же тут извиняться? Слышал да и слышал… История, конечно, интересная. И что-то в ней есть, а вот что, не могу сообразить.
— Ну, это самовнушение после рассказа товарища Обыкновеннова. Непробоистый, видно, мужик, раз с диссертацией у него туго.
Мы вышли из тоннеля в зал. Слева размещался буфет. Блестящий автомат для приготовления кофе периодически исторгал из себя клубы пара. Человек десять стояло в очереди. Я взглянул на часы. Фу, пропасть! Часы стояли.
— Послушай, Иван, сколько времени на твоих?
Иван взглянул на руку, потряс ею, поднес к уху.
— Стоят, — изумленно произнес он. — Невероятно!
— И у меня стоят. Скажите, пожалуйста, — обратился я к гражданину, последнему в очереди, — сколько сейчас времени?
У гражданина, оказывается, часы тоже стояли. Ну, у одного — понятное дело, у двух — куда ни шло, но чтобы сразу у троих! Гражданин заволновался, наверное, часы его никогда не подводили, и повторил мой вопрос стоящему впереди. Через десять секунд все трясли руками и прислушивались к ходу часов. Ни у кого из всей очереди часы не шли.
— Вам что? — кричала продавщица, но ее плохо слушали. — Вам что?! У нас только кофе и булочки! Кофе без сахара, булочки вчерашние. Выбирайте скорее. — В очереди обсуждали проблему точных часов. — Эй, Зина! — Это относилось к ее помощнице или сменщице. — Говорила я, что надо объявление повесить. Так сменную выручку не сделаешь! Граждане! Вам, гражданин, что? О господи! Да успокойтесь вы со своими часами! Раз вы в очереди стоите, значит, и часы стоят. Во всех буфетах это ввели. С сегодняшнего дня. Для экономии времени. Вам что?
— Позвольте, как это: мы стоим — часы стоят? Это что еще за издевательство! — Полная женщина всем своим видом как бы говорила, что уж над собой-то она издеваться не позволит.
— Товарищи, успокойтесь! — сказала сменщица или помощница Зина. — Я сейчас все объясню. С первого августа во всех буфетах на железной дороге ввели остановку времени. Это для вас же сделано. Время, время останавливается!
— Что-то непонятно, — сказал мужчина, стоявший передо мной.
— Ну, время останавливается, время! Сколько бы вы ни стояли в очереди, а времени на это не израсходуете ни секунды. Отстояли очередь — время снова пошло нормально.
— А-а… Замедление времени, — догадался кто-то.
— Правильное нововведение, — поддержали его. — Это только в буфетах?
— Пока только в буфетах. Чтобы пассажиры успевали перекусить. Но учтите, что как только вы взяли что вам хотелось, время для вас снова начинает идти нормально. Так что у кого скоро отправление, жуйте булочки побыстрее.
— Ну никогда ничего до конца не могут сделать! — возмутился гражданин передо мной. — Почему не замедлят время и на процесс еды?
— А столиков хватать не будет, — парировала Зина. — А так вы быстренько.
— А вот для них самих, интересно, как время движется? — спросил я. — Нормально, пожалуй.
— Должно быть, так, — согласился Иван. — Только объяснить себе не могу.
— А-а, — сказал я. — Подумаешь! Мы многого не можем объяснить, а принимаем как должное. Двойной кофе и булочку.
Мы отошли к столику.
Булочку я не доел, а кофе выпил с удовольствием.
— Газет бы купить, — сказал Иван.
Мы прошли вверх по лестнице. Иван хорошо знал этот вокзал. И пока я осматривался по сторонам, он сделал круг по всем залам и вернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32