— сообразил Птенчиков. — Жену смолил тот, что живет неподалеку от Буяна, а внутреннюю политику налаживал турок, Магмет. Толковый был мужик!
— Слушай, — Грозный приподнялся на локте, — а давай — за Родину!
— За Россию! — воодушевленно подхватил Птенчиков.
— За будущее!
— Э-э-э... — Птенчиков поморщился, вспомнив, что в недалеком будущем его собеседник соберется порадовать любимую Родину опричниной. — Нет, за будущее не пьют. Давай лучше... за литературу!
— Ох, хорошо говоришь, — выдохнул Грозный, вновь наполняя опустевший подсвечник. — Хороший ты человек, Ивашка Птенчиков. Только одежка у тебя какая-то... срамная.
— Это греческий хитон! — обиделся Птенчиков. — Концертный костюм, ношу с собой специально для выступлений.
— ...Да фамилия несолидная, — продолжал Грозный, не обращая внимания на его возражения. — Нет, я все понимаю: родовые корни, Большое Гнездо... Но признайся: грустно всю жизнь оставаться Птенчиковым?
Иван задумался.
— Ну, Василич, даже не знаю, что тебе и сказать.
— А давай мы тебе другое прозвище дадим. Благозвучное. — Грозный вдохновенно зашевелил бровями. — Вот бродишь ты по свету, мудрость по крупицам собираешь да людям несешь. По свету... Светоч... Слушай, мудрец, мое решение: быть тебе отныне Пересветовым! — Иоанн довольно улыбнулся. — Благодари.
— Кланяюсь тебе земно, Василич, — пошатнулся переименованный Птенчиков. — Слушай, давай-ка по последней да пойдем читать Аристотеля!
— Черпай. — Грозный милостиво протянул учителю подсвечник.
Грозный мирно похрапывал, подложив под голову объемистый труд Тацита. Иван перевел дух:
— Вот ведь, ненасытная жажда знаний! Едва угомонился. Хорошо, что взяли с собой алкогольный нейтрализатор, не то б я уже давно валялся между сундуков.
Егор присел рядом с учителем:
— Я отсканировал больше половины библиотеки. Если Грозный поспит подольше, можем все закончить.
— Было бы неплохо. У Иоанна характер непредсказуемый. Кто знает, что взбредет ему в голову поутру? Еще пожалеет, что показал нам Либерею, да велит вырвать языки, чтоб не проболтались. А заодно отрубить руки, чтоб записать ничего не смогли.
— Что же мы сидим! — подскочил Егор.
Посмеиваясь, Иван достал из «шарманки» второй сканер и прикрепил на ладонь. Вопреки собственным мрачным предсказаниям настроение было отличным. Он пощупал зажигалку. Ай да мы, ай да молодцы! Благодарные потомки не забудут скромного учителя литературы и его помощника, сумевших вырвать из пасти Времени библиотеку Ивана Грозного.
Он нежно погладил кожаный переплет книги. «Подожди, вот вернусь в свою избушку, сяду в плетеное кресло, возьму тебя в руки...» — Птенчиков вдруг запнулся. Что он возьмет в руки? Блестящую таблетку в растворимой оболочке? «Благодарные потомки» расфасуют Либерею по капсулам. Тацит, Аристотель, Коммодиан лягут в алфавитном порядке на аптечные полки, и капризные покупатели будут расспрашивать продавца, не начнется ли изжога, если употребить их одновременно с утренней газетой и яичницей. Нет, никогда Иван не станет глотать стертые в порошок литературные шедевры! Вся надежда на книгопечку.
Он с трудом вытащил из сундука тяжелый том в дорогом окладе. Надо ж было столько камней на обложку налепить — и не поднимешь! Хорошо, что книгопечка не во всем придерживается оригинала: на ее продукции камни будут изображены фотографически.
«Подскажи мне, где искать Соню!» — мысленно попросил книгу Птенчиков и раскрыл ее наугад.
Батюшки... Ну и порнография! С нарастающим изумлением Иван стал листать страницы написанного на санскрите фолианта. Да это же «Камасутра»! Ну и приданое везла Софья Палеолог русскому царю — Птенчиков расхохотался, представив Иоанна Третьего в «поворачивающейся позиции».
— Что тут у вас? — подошел к учителю Гвидонов.
Птенчиков смутился, но предпринимать что-либо было поздно: его ученик с расширившимися от изумления глазами разглядывал обнаженную девицу, призывно помахивающую цветком лотоса.
— Иван Иванович... Мэтр...
Птенчиков смутился еще сильнее и хотел захлопнуть фолиант, но тут Гвидонов заорал, приплясывая от восторга:
— Вы ее нашли!!!
— В принципе, я искал совсем не эту книгу, — начал было Иван, но вдруг замер, не веря собственным глазам: с искусно выполненной иллюстрации нахально ухмылялась Сонька!
— Она?! — Птенчиков поднес страницу ближе к свету.
— Она!!! — захлебывался от восторга Егор.
— Ну... я и не сомневался в успехе, — рассудительно изрек мэтр.
— А что это вы тут делаете? — раздался над ухом голос Грозного. — Подай-ка, Ивашка, мне эту книжицу.
— Ох, Васи... в смысле пресветлый князь! А мы думали, ты почивать изволишь... — Птенчиков сделал попытку спрятать «Камасутру» за спиной.
— Довольно уж почивать. Я смотрю, темные дела тут затеваются. Измена?! — Грозный угрожающе навис над учителем. — А ну, показывай, что таишь?
Иван беспрекословно протянул ему «Камасутру». Наморщив чело, Грозный уставился на фривольно раскинувшуюся Соньку. Повисло напряженное Молчание.
— Срамная книга, — наконец констатировал Грозный и потянул «Камасутру» к себе.
— Ага, — кивнул Птенчиков, оказывая упорное сопротивление.
— Ты что, сдурел? — с изумлением воззрился на него Грозный. — Дай сюда!
— Не могу, Иоанн свет Васильевич! — с отчаянной отвагой пропыхтел Птенчиков. — Мы ее еще не отсканировали. Ты уж не серчай, погоди маленько...
— Ты мне еще присоветуй на голову встать! — вспылил Грозный, резко дергая из рук Птенчикова «Камасутру». — Пусти, пес смердящий!
Однако будущий царь не знал, с кем связался. Напрасно, что ли, Иван Птенчиков осваивал секреты ушу, кун-фу, тай-бо и карате-до? Решив не сдаваться, учитель литературы использовал инерцию рывка своего противника и боднул Грозного прямо в яремную впадину. Задохнувшись и теряя равновесие, тот беспомощно взмахнул руками и задел пылающий факел. Зловещим всполохом огонь метнулся к сундуку, в мгновение ока заглотнул Тацита и начал разрастаться, угрожающе потрескивая и брызгаясь искрами.
— Бежим! — закричал Птенчиков, хватая Грозного за шиворот и таща к выходу из подвала.
— Ни за что! — вырывался тот, вращая безумными глазами. — Я не брошу мою Либерею!
— За вином бежим, огонь заливать! — пихал его Птенчиков сзади. Иоанн наконец уловил идею и бросился к двери, обгоняя учителя. Егор, с риском для жизни выхвативший из огня «Камасутру», поспешно оглаживал ее сканером.
Иван с Иоанном ухватили тяжелую бочку и с трудом поволокли к библиотеке.
— Скорее, скорее! — подвывал Грозный. — Где же твой Егорка, почему не бежит на подмогу?
Из подвала, пошатываясь и отчаянно кашляя, появился Гвидонов. На спине — шарманка, под мышкой — «Камасутра».
— Бросай шарманку, дурачина, там сокровища горят! — заорал Грозный.
— Не шуми, княже, эта шарманка подороже, твоей Либереи будет, — огрызнулся Егор, ставя машину времени в уголок. Втроем они, наконец, сумели одолеть бочку и принялись поливать набирающий силу огонь. Захлебнувшись вином, тот поник, и спасатели затоптали последние язычки.
— Вот беда, — прошептал Птенчиков, оглядывая картину разорения. Часть книг была испорчена пламенем, на других расплывались винные пятна. Со щемящим чувством Птенчиков поднял с пола промокшего насквозь Аристотеля. Хорошо хоть, копию уже успели отправить в ИИИ... Все же большая часть библиотеки уцелела. Нет, не ляжет тяжким бременем на душу учителя литературы ответственность за гибель Иоанновой Либереи!
Иоанн был грязен и мрачен, однако с репрессиями не спешил. Может, притомился от переживаний, а может, решил обдумать на досуге наиболее изощренное наказание для святотатцев, испортивших его сокровища. Взор его уперся в «Камасутру», положенную Егором на оставшийся сухим сундук. Перешагнув липкую лужу, он взял книгу и вызывающе обернулся к Птенчикову:
— Сей манускрипт я забираю.
— Воля твоя, — пожал плечами учитель.
Грозный с подозрением оглядел недавнего противника, но решил не дознаваться, отчего тот вдруг стал таким покладистым.
— Приведите Либерею в божеский вид. Поутру проверю, — велел Иоанн, собираясь запереть подвал. Егор поспешно юркнул за дверь. — Куда?! — взревел грозный хозяин.
— За шарманкой. — Егор вновь появился на пороге. — Хорошая музыка, знаешь ли, в труде помогает.
Иоанн хмыкнул, но препятствовать не стал. Достал резной ключ и запер железную дверь, оставив «мудрых странников» в неверном свете свечей.
Просидев остаток ночи над отвоеванной в честном бою «Камасутрой», поутру шестнадцатилетний Великий князь Иоанн Васильевич призвал митрополита Макария и объявил свою волю: безотлагательно жениться, а заодно и венчаться на царство. Митрополит прослезился и дал свое благословение. Быстро завершив аудиенцию, Иоанн проигнорировал завтрак и устремился во сыры подвалы. Отпер железную дверь и остановился на пороге, в глубоком недоумении освещая помещение принесенным факелом. Промокшие книги были аккуратно разложены для просушки на кованых сундуках. Отдельной горкой возвышались тома, испорченные огнем. Свечи давно потухли. Запах гари слился с терпким ароматом вина, заставляя морщиться ястребиный нос Иоанна в нестерпимом желании чихнуть. Мудрецов не было.
Не понимая, каким образом они могли одолеть задвинутый снаружи засов, Грозный принялся заглядывать в сундуки в смутной надежде где-нибудь обнаружить своевольных странников. С окладов книг ему игриво подмигивали самоцветы. Люди будто испарились, не оставив по себе и следа. Грозный присел на массивную крышку и вдруг заметил на стене выведенные углем слова. Стремительно вскочив, он поднес факел ближе и с негодованием прочел:
«Прощай, Иоанн свет Васильевич! Не поминай лихом. Всяческих тебе благ, трудись на пользу Родине.
С горячим приветом — мудрые странники».
В немом изумлении Грозный снова и снова перечитывал надпись. Тело его сотрясала крупная дрожь. Вдруг он развернулся и бросился к выходу, но, споткнувшись в узком проходе, растянулся на полу, больно ударившись о кованый угол сундука. Укрепив факел во избежание нового пожара, Иоанн сел, потирая ссадину. Его внимание привлекла валяющаяся поодаль престранная вещица. Небольшая, прямоугольная, изготовленная из неизвестного материала, с лаконичной надписью на незнакомом языке.
Дотянувшись, Иоанн взял в руки непонятный предмет и долго крутил, ковырял, встряхивал да обнюхивал, гадая о его предназначении. Мысли будущего самодержца неотступно вертелись вокруг «мудрых странников», непостижимым образом исчезнувших из запертого снаружи помещения.
«Кто ты, Ивашка Пересветов? Пришел невесть откуда с чудной музыкой в диковинном ящике, разбередил душу вдохновенным сказанием и сгинул, будто никогда и не бывал... Полно, да человек ли ты?».
Взгляд Иоанна вернулся к надписи на стене: «Не поминай лихом... Трудись на пользу Родине...» Что ж, таинственные странники, русский царь не уступит разумением вашему сказочному султану, Вот она, Либерея. В распахнутых сундуках.
Иоанн сжал в ладони найденную вещицу. Прощайте, мудрые странники! Может, еще увидимся...
ГЛАВА 4
— ...И тут вдруг Грозный заявляет: «Надоели мне эти минотавры, расскажите-ка что-нибудь поприкольнее!» — Егор хлебнул музейного кофе, которым потчевал вернувшихся из экспедиции героев гурман Аркадий. — Я с дуру-то и шепнул Ивану Ивановичу: расскажите, мол, им «Сказку о царе Салтане». А Грозный с лица перекосился да как заорет: «Это тот самый турок, что завоевал славный град Константинополь?!».
— Ну, не преувеличивай, не так уж он и орал, — поморщился Птенчиков.
— Когда на тебя сам Грозный голос повышает, мало не покажется, — сочувственно заметил Олег.
— Вот именно, — кивнул Егор. — Ну, думаю, все, пришел конец нашей исторической миссии. А Иван Иванович невозмутимо так говорит: «Да, турок. Да, захватил. А потом начитался трофейных книг из знаменитой Либереи, и до того его проняла чужая мудрость, что решил он всю жизнь в своем государстве обновить да коммунизм построить».
— Не морочь людям голову, мой Магмет-салтан никакого отношения к коммунизму не имеет, — строго возразил Птенчиков.
— Магмет-салтан? — напрягся Олег.
— Между прочим, Иоанну пришлись по душе идеи переустройства общества, которые я высказывал от лица своего героя. А сюжетный ход с прочтением захваченной библиотеки был вообще гениален — юный князь буквально выскочил из-за стола и повел нас прямиком к тайному подвалу. — Птенчиков улыбнулся, вспомнив, как они с Иоанном черпали мальвазию тяжелым подсвечником. — Кстати, я был удостоен великой чести. Будущий государь всея Руси одарил меня новой фамилией, более, так сказать, благозвучной. Знайте же, смерды: отныне я зовусь Пересветовым!
— Пересветов? Ты?! — Олег схватился за сердце.
— Спокойнее, спокойнее, — забормотал Аркадий, рассеянно шаря вокруг себя руками. — Где-то у нас был пустырничек? — Он неожиданно закатил глаза и начал грузно оседать на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Слушай, — Грозный приподнялся на локте, — а давай — за Родину!
— За Россию! — воодушевленно подхватил Птенчиков.
— За будущее!
— Э-э-э... — Птенчиков поморщился, вспомнив, что в недалеком будущем его собеседник соберется порадовать любимую Родину опричниной. — Нет, за будущее не пьют. Давай лучше... за литературу!
— Ох, хорошо говоришь, — выдохнул Грозный, вновь наполняя опустевший подсвечник. — Хороший ты человек, Ивашка Птенчиков. Только одежка у тебя какая-то... срамная.
— Это греческий хитон! — обиделся Птенчиков. — Концертный костюм, ношу с собой специально для выступлений.
— ...Да фамилия несолидная, — продолжал Грозный, не обращая внимания на его возражения. — Нет, я все понимаю: родовые корни, Большое Гнездо... Но признайся: грустно всю жизнь оставаться Птенчиковым?
Иван задумался.
— Ну, Василич, даже не знаю, что тебе и сказать.
— А давай мы тебе другое прозвище дадим. Благозвучное. — Грозный вдохновенно зашевелил бровями. — Вот бродишь ты по свету, мудрость по крупицам собираешь да людям несешь. По свету... Светоч... Слушай, мудрец, мое решение: быть тебе отныне Пересветовым! — Иоанн довольно улыбнулся. — Благодари.
— Кланяюсь тебе земно, Василич, — пошатнулся переименованный Птенчиков. — Слушай, давай-ка по последней да пойдем читать Аристотеля!
— Черпай. — Грозный милостиво протянул учителю подсвечник.
Грозный мирно похрапывал, подложив под голову объемистый труд Тацита. Иван перевел дух:
— Вот ведь, ненасытная жажда знаний! Едва угомонился. Хорошо, что взяли с собой алкогольный нейтрализатор, не то б я уже давно валялся между сундуков.
Егор присел рядом с учителем:
— Я отсканировал больше половины библиотеки. Если Грозный поспит подольше, можем все закончить.
— Было бы неплохо. У Иоанна характер непредсказуемый. Кто знает, что взбредет ему в голову поутру? Еще пожалеет, что показал нам Либерею, да велит вырвать языки, чтоб не проболтались. А заодно отрубить руки, чтоб записать ничего не смогли.
— Что же мы сидим! — подскочил Егор.
Посмеиваясь, Иван достал из «шарманки» второй сканер и прикрепил на ладонь. Вопреки собственным мрачным предсказаниям настроение было отличным. Он пощупал зажигалку. Ай да мы, ай да молодцы! Благодарные потомки не забудут скромного учителя литературы и его помощника, сумевших вырвать из пасти Времени библиотеку Ивана Грозного.
Он нежно погладил кожаный переплет книги. «Подожди, вот вернусь в свою избушку, сяду в плетеное кресло, возьму тебя в руки...» — Птенчиков вдруг запнулся. Что он возьмет в руки? Блестящую таблетку в растворимой оболочке? «Благодарные потомки» расфасуют Либерею по капсулам. Тацит, Аристотель, Коммодиан лягут в алфавитном порядке на аптечные полки, и капризные покупатели будут расспрашивать продавца, не начнется ли изжога, если употребить их одновременно с утренней газетой и яичницей. Нет, никогда Иван не станет глотать стертые в порошок литературные шедевры! Вся надежда на книгопечку.
Он с трудом вытащил из сундука тяжелый том в дорогом окладе. Надо ж было столько камней на обложку налепить — и не поднимешь! Хорошо, что книгопечка не во всем придерживается оригинала: на ее продукции камни будут изображены фотографически.
«Подскажи мне, где искать Соню!» — мысленно попросил книгу Птенчиков и раскрыл ее наугад.
Батюшки... Ну и порнография! С нарастающим изумлением Иван стал листать страницы написанного на санскрите фолианта. Да это же «Камасутра»! Ну и приданое везла Софья Палеолог русскому царю — Птенчиков расхохотался, представив Иоанна Третьего в «поворачивающейся позиции».
— Что тут у вас? — подошел к учителю Гвидонов.
Птенчиков смутился, но предпринимать что-либо было поздно: его ученик с расширившимися от изумления глазами разглядывал обнаженную девицу, призывно помахивающую цветком лотоса.
— Иван Иванович... Мэтр...
Птенчиков смутился еще сильнее и хотел захлопнуть фолиант, но тут Гвидонов заорал, приплясывая от восторга:
— Вы ее нашли!!!
— В принципе, я искал совсем не эту книгу, — начал было Иван, но вдруг замер, не веря собственным глазам: с искусно выполненной иллюстрации нахально ухмылялась Сонька!
— Она?! — Птенчиков поднес страницу ближе к свету.
— Она!!! — захлебывался от восторга Егор.
— Ну... я и не сомневался в успехе, — рассудительно изрек мэтр.
— А что это вы тут делаете? — раздался над ухом голос Грозного. — Подай-ка, Ивашка, мне эту книжицу.
— Ох, Васи... в смысле пресветлый князь! А мы думали, ты почивать изволишь... — Птенчиков сделал попытку спрятать «Камасутру» за спиной.
— Довольно уж почивать. Я смотрю, темные дела тут затеваются. Измена?! — Грозный угрожающе навис над учителем. — А ну, показывай, что таишь?
Иван беспрекословно протянул ему «Камасутру». Наморщив чело, Грозный уставился на фривольно раскинувшуюся Соньку. Повисло напряженное Молчание.
— Срамная книга, — наконец констатировал Грозный и потянул «Камасутру» к себе.
— Ага, — кивнул Птенчиков, оказывая упорное сопротивление.
— Ты что, сдурел? — с изумлением воззрился на него Грозный. — Дай сюда!
— Не могу, Иоанн свет Васильевич! — с отчаянной отвагой пропыхтел Птенчиков. — Мы ее еще не отсканировали. Ты уж не серчай, погоди маленько...
— Ты мне еще присоветуй на голову встать! — вспылил Грозный, резко дергая из рук Птенчикова «Камасутру». — Пусти, пес смердящий!
Однако будущий царь не знал, с кем связался. Напрасно, что ли, Иван Птенчиков осваивал секреты ушу, кун-фу, тай-бо и карате-до? Решив не сдаваться, учитель литературы использовал инерцию рывка своего противника и боднул Грозного прямо в яремную впадину. Задохнувшись и теряя равновесие, тот беспомощно взмахнул руками и задел пылающий факел. Зловещим всполохом огонь метнулся к сундуку, в мгновение ока заглотнул Тацита и начал разрастаться, угрожающе потрескивая и брызгаясь искрами.
— Бежим! — закричал Птенчиков, хватая Грозного за шиворот и таща к выходу из подвала.
— Ни за что! — вырывался тот, вращая безумными глазами. — Я не брошу мою Либерею!
— За вином бежим, огонь заливать! — пихал его Птенчиков сзади. Иоанн наконец уловил идею и бросился к двери, обгоняя учителя. Егор, с риском для жизни выхвативший из огня «Камасутру», поспешно оглаживал ее сканером.
Иван с Иоанном ухватили тяжелую бочку и с трудом поволокли к библиотеке.
— Скорее, скорее! — подвывал Грозный. — Где же твой Егорка, почему не бежит на подмогу?
Из подвала, пошатываясь и отчаянно кашляя, появился Гвидонов. На спине — шарманка, под мышкой — «Камасутра».
— Бросай шарманку, дурачина, там сокровища горят! — заорал Грозный.
— Не шуми, княже, эта шарманка подороже, твоей Либереи будет, — огрызнулся Егор, ставя машину времени в уголок. Втроем они, наконец, сумели одолеть бочку и принялись поливать набирающий силу огонь. Захлебнувшись вином, тот поник, и спасатели затоптали последние язычки.
— Вот беда, — прошептал Птенчиков, оглядывая картину разорения. Часть книг была испорчена пламенем, на других расплывались винные пятна. Со щемящим чувством Птенчиков поднял с пола промокшего насквозь Аристотеля. Хорошо хоть, копию уже успели отправить в ИИИ... Все же большая часть библиотеки уцелела. Нет, не ляжет тяжким бременем на душу учителя литературы ответственность за гибель Иоанновой Либереи!
Иоанн был грязен и мрачен, однако с репрессиями не спешил. Может, притомился от переживаний, а может, решил обдумать на досуге наиболее изощренное наказание для святотатцев, испортивших его сокровища. Взор его уперся в «Камасутру», положенную Егором на оставшийся сухим сундук. Перешагнув липкую лужу, он взял книгу и вызывающе обернулся к Птенчикову:
— Сей манускрипт я забираю.
— Воля твоя, — пожал плечами учитель.
Грозный с подозрением оглядел недавнего противника, но решил не дознаваться, отчего тот вдруг стал таким покладистым.
— Приведите Либерею в божеский вид. Поутру проверю, — велел Иоанн, собираясь запереть подвал. Егор поспешно юркнул за дверь. — Куда?! — взревел грозный хозяин.
— За шарманкой. — Егор вновь появился на пороге. — Хорошая музыка, знаешь ли, в труде помогает.
Иоанн хмыкнул, но препятствовать не стал. Достал резной ключ и запер железную дверь, оставив «мудрых странников» в неверном свете свечей.
Просидев остаток ночи над отвоеванной в честном бою «Камасутрой», поутру шестнадцатилетний Великий князь Иоанн Васильевич призвал митрополита Макария и объявил свою волю: безотлагательно жениться, а заодно и венчаться на царство. Митрополит прослезился и дал свое благословение. Быстро завершив аудиенцию, Иоанн проигнорировал завтрак и устремился во сыры подвалы. Отпер железную дверь и остановился на пороге, в глубоком недоумении освещая помещение принесенным факелом. Промокшие книги были аккуратно разложены для просушки на кованых сундуках. Отдельной горкой возвышались тома, испорченные огнем. Свечи давно потухли. Запах гари слился с терпким ароматом вина, заставляя морщиться ястребиный нос Иоанна в нестерпимом желании чихнуть. Мудрецов не было.
Не понимая, каким образом они могли одолеть задвинутый снаружи засов, Грозный принялся заглядывать в сундуки в смутной надежде где-нибудь обнаружить своевольных странников. С окладов книг ему игриво подмигивали самоцветы. Люди будто испарились, не оставив по себе и следа. Грозный присел на массивную крышку и вдруг заметил на стене выведенные углем слова. Стремительно вскочив, он поднес факел ближе и с негодованием прочел:
«Прощай, Иоанн свет Васильевич! Не поминай лихом. Всяческих тебе благ, трудись на пользу Родине.
С горячим приветом — мудрые странники».
В немом изумлении Грозный снова и снова перечитывал надпись. Тело его сотрясала крупная дрожь. Вдруг он развернулся и бросился к выходу, но, споткнувшись в узком проходе, растянулся на полу, больно ударившись о кованый угол сундука. Укрепив факел во избежание нового пожара, Иоанн сел, потирая ссадину. Его внимание привлекла валяющаяся поодаль престранная вещица. Небольшая, прямоугольная, изготовленная из неизвестного материала, с лаконичной надписью на незнакомом языке.
Дотянувшись, Иоанн взял в руки непонятный предмет и долго крутил, ковырял, встряхивал да обнюхивал, гадая о его предназначении. Мысли будущего самодержца неотступно вертелись вокруг «мудрых странников», непостижимым образом исчезнувших из запертого снаружи помещения.
«Кто ты, Ивашка Пересветов? Пришел невесть откуда с чудной музыкой в диковинном ящике, разбередил душу вдохновенным сказанием и сгинул, будто никогда и не бывал... Полно, да человек ли ты?».
Взгляд Иоанна вернулся к надписи на стене: «Не поминай лихом... Трудись на пользу Родине...» Что ж, таинственные странники, русский царь не уступит разумением вашему сказочному султану, Вот она, Либерея. В распахнутых сундуках.
Иоанн сжал в ладони найденную вещицу. Прощайте, мудрые странники! Может, еще увидимся...
ГЛАВА 4
— ...И тут вдруг Грозный заявляет: «Надоели мне эти минотавры, расскажите-ка что-нибудь поприкольнее!» — Егор хлебнул музейного кофе, которым потчевал вернувшихся из экспедиции героев гурман Аркадий. — Я с дуру-то и шепнул Ивану Ивановичу: расскажите, мол, им «Сказку о царе Салтане». А Грозный с лица перекосился да как заорет: «Это тот самый турок, что завоевал славный град Константинополь?!».
— Ну, не преувеличивай, не так уж он и орал, — поморщился Птенчиков.
— Когда на тебя сам Грозный голос повышает, мало не покажется, — сочувственно заметил Олег.
— Вот именно, — кивнул Егор. — Ну, думаю, все, пришел конец нашей исторической миссии. А Иван Иванович невозмутимо так говорит: «Да, турок. Да, захватил. А потом начитался трофейных книг из знаменитой Либереи, и до того его проняла чужая мудрость, что решил он всю жизнь в своем государстве обновить да коммунизм построить».
— Не морочь людям голову, мой Магмет-салтан никакого отношения к коммунизму не имеет, — строго возразил Птенчиков.
— Магмет-салтан? — напрягся Олег.
— Между прочим, Иоанну пришлись по душе идеи переустройства общества, которые я высказывал от лица своего героя. А сюжетный ход с прочтением захваченной библиотеки был вообще гениален — юный князь буквально выскочил из-за стола и повел нас прямиком к тайному подвалу. — Птенчиков улыбнулся, вспомнив, как они с Иоанном черпали мальвазию тяжелым подсвечником. — Кстати, я был удостоен великой чести. Будущий государь всея Руси одарил меня новой фамилией, более, так сказать, благозвучной. Знайте же, смерды: отныне я зовусь Пересветовым!
— Пересветов? Ты?! — Олег схватился за сердце.
— Спокойнее, спокойнее, — забормотал Аркадий, рассеянно шаря вокруг себя руками. — Где-то у нас был пустырничек? — Он неожиданно закатил глаза и начал грузно оседать на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38