..
– А ты не можешь сделать меня невидимой?
– Нет. Только себя.
– Понятно... А убить огненной струей ты их тоже не хочешь?
– Нет, – твердо отрезал царевич. – Никого и никак я убивать не хочу.
– Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться?
– А что вы умеете? – парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. – Или вас сюда по ошибке заточили?
– Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь... – брюзгливо огрызнулась Вахуна. Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так.
Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.
– Мы глубоко под землей? – наконец спросил он.
– А что? – заинтересовалась колдунья.
– Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли... Тут не очень высокие потолки, я заметил...
– Постой, – тут осенило и Вахуну. – Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы... Стена, к которой я была прикована – не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы... Если бы ты мог прожечь ее насквозь... Хотя бы небольшой проход... Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, – усмехнулась она.
На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.
Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.
Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.
Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать – мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.
Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь.
– Вот мы и на белом свете снова... – некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. – Уж не чаяла я увидеть его вот так... Одна... Без охраны и зевак... Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам?
– Иван, – с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности.
– Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю?
– Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут – я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса.
– Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? – хихикнула Вахуна. – Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды...
– Но ты поможешь им? – услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич.
– Я же пообещала тебе, что помогу – значит, помогу, – отмахнулась от него ведьма. – Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану – я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут – час, шесть часов, или до следующего утра.
– Как туда поскорее пройти? – заволновался Иванушка.
– Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх.
– Извините, можно я задам вам один вопрос? – отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть.
Он должен был знать.
– Ну, задай, – милостиво разрешила ведьма.
– А вот... То, что говорят про вас... То, что вы в змей умеете превращаться... Мор насылаете... Порчу... Сглаз... Болезни всякие... Это правда?
– А ты сам-то как думаешь? – спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза.
Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу.
– Ты думаешь, это правда? – настойчиво, но мягко повторила колдунья.
– Нет... Наверное... – наконец проговорил он.
– Вот видишь... Ты сам ответил на свой вопрос, – ласково улыбнулась она.
Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась.
Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она.
Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!..
Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!..
Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!..
И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране.
В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев.
Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю.
И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии.
Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни.
Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие...
Только редкая жертва доживала до этого.
Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования.
Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения.
И, тем более – вот и оно, самое главное везение – если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван...
* * *
...Со дня этой несостоявшейся казни прошло пятьдесят лет.
Что-то с тех пор изменилось.
Что-то осталось прежним.
И, возможно, только для историков Агассы теперь будет представлять интерес этот небольшой отрывок из путевого журнала путешественника по мирам Железного Роджера: "Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место..."
* * *
Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.
Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух .
Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он – ёж.
– Что... ты... опять... натворил... сын... верблюда?!.. – через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.
– Тысамсказал... броситьперья... вкаменнуюкислоту... – умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.
– Какие... перья... бросить...
– ПтицыРух...
– Идиот!.. И этот... репоголовый... мой брат... Дайте... мне... стакан окрошки... Я отравлюсь...
Иудав уже хотел, было, возмутиться и отреагировать адекватно, но ассиметрично, на пассаж о "сыне верблюда", осложненный "идиотом" и "репоголовым", но любопытство пересилило, и демарш оскорбленного достоинства был оставлен на потом.
– Чтотакое... "окрошка"?..
Блеснуть непонятным, но зловещим словечком Гагат умел и любил ровно настолько же, насколько ненавидел признаваться, что чего-то не знает.
– Сложносоставный... быстродействующий яд... избирательного действия... изобретенный... в незапамятные времена... какими-то дикими... северными... племенами... – авторитетно откашливаясь в процессе, пояснил он. – Поражает все... системы... организма... но только пришельцев... Для местных он безвреден... Они даже сложили... поговорку... "Что местному... хорошо... то пришельцу... полный... распад... телесной оболочки..."
– Откуда... тыэтознаешь... – озадаченно прохрипел Иудав.
– Помнишь... в седьмом классе... меня заставили... изображать ковер... на слете магов Сулеймании... и дружественных государств... за то, что я настоящий ковер... нечаянно превратил... в скорпиона... и он убежал... ужалив декана... и растоптав по дороге несколько верблюдов...
Задыхающийся от первых симптомов аллергии на жженые перья Рух Иудав прерывисто хихикнул.
– Оннаступилмненаногу... и я... месяц... неходилвшколу... Иподарил... тебезаэто... свой... перочинный... йэ-кхэ-кхэ-кхэй!.. Охй...
– Чтоб ты сдох... – автоматически произнес Гагат эквивалент Шатт-аль-Шейхских черных магов общечеловеческому "Будь здоров".
– Тебетогоже... – вежливо прокашлял в ответ его брат.
– Так я тебе сказал... какие перья... положить... – вернулся к больной теме Гагат.
– Какие?..
– Заморской птицы "вора бей", бестолковый!.. Они же... в рецептуре... нахождения вора... ясно прописаны... Мы же их вместе... утром покупали... Забыл?..
– Незабыл... Асколькоони... стоят... забыл?.. Ияподумал... Перо... оноиесть... перо...
– Болван... он и есть... болван... – раздраженно прошипел себе под нос Гагат.
А вслух сказал:
– Пока ты приходишь в себя... я спущусь вниз и посмотрю... может, что-нибудь все-таки... получилось... – и, набрав полную, еще саднившую и горевшую от пережитой газовой атаки, грудь воздуха, старший брат нырнул в подвал.
Через пять минут из подполья донесся его ворчливый, но довольный голос:
– Кончай чихать! Спускайся! По-моему, результаты есть!..
Осадок на дне реторт был, кажется, правильного цвета и консистенции, сама жидкость – приблизительно нужного запаха; кости, камни и пуговицы из пульсирующего сторожевого тридцатисемигранника разлетелись с каким-то значением, пусть пока и не очень понятным; жертвенные существа положили свои жизни на алтарь оккультных наук в почти нужном порядке, что доказали их селезенки... И если пренебречь небольшой погрешностью, встречающейся при каждой магической операции, как, вроде бы, учили их когда-то преподаватели, не к ночи будет помянуто... Словом, из тех данных, что им удалось получить за сегодняшнее гадание, вполне можно было определить, где находятся и куда движутся и кувшин, и похититель кувшина.
И братья, шумно примирившись, и поклявшись, что следующее гадание они уже будут проводить на внутренностях злосчастного вора, бросились наверх собираться в путь.
* * *
Вздохнув в последний раз ускользающей прохладой, ушло на покой утро, уступив место разгоряченному самодовольному дню, а Фарух все спал, и не подозревал, какие пронзительные краски и красоты рассвета он не увидел, какие чистые, радостные и звонкие птичьи голоса не услышал, какие головокружительные, пьянящие запахи моря, горных трав и цветов он пропустил, и приближение какого большого и хорошо вооруженного конного патруля он прозевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– А ты не можешь сделать меня невидимой?
– Нет. Только себя.
– Понятно... А убить огненной струей ты их тоже не хочешь?
– Нет, – твердо отрезал царевич. – Никого и никак я убивать не хочу.
– Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться?
– А что вы умеете? – парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. – Или вас сюда по ошибке заточили?
– Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь... – брюзгливо огрызнулась Вахуна. Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так.
Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.
– Мы глубоко под землей? – наконец спросил он.
– А что? – заинтересовалась колдунья.
– Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли... Тут не очень высокие потолки, я заметил...
– Постой, – тут осенило и Вахуну. – Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы... Стена, к которой я была прикована – не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы... Если бы ты мог прожечь ее насквозь... Хотя бы небольшой проход... Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, – усмехнулась она.
На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.
Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.
Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.
Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать – мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.
Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь.
– Вот мы и на белом свете снова... – некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. – Уж не чаяла я увидеть его вот так... Одна... Без охраны и зевак... Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам?
– Иван, – с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности.
– Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю?
– Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут – я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса.
– Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? – хихикнула Вахуна. – Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды...
– Но ты поможешь им? – услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич.
– Я же пообещала тебе, что помогу – значит, помогу, – отмахнулась от него ведьма. – Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану – я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут – час, шесть часов, или до следующего утра.
– Как туда поскорее пройти? – заволновался Иванушка.
– Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх.
– Извините, можно я задам вам один вопрос? – отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть.
Он должен был знать.
– Ну, задай, – милостиво разрешила ведьма.
– А вот... То, что говорят про вас... То, что вы в змей умеете превращаться... Мор насылаете... Порчу... Сглаз... Болезни всякие... Это правда?
– А ты сам-то как думаешь? – спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза.
Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу.
– Ты думаешь, это правда? – настойчиво, но мягко повторила колдунья.
– Нет... Наверное... – наконец проговорил он.
– Вот видишь... Ты сам ответил на свой вопрос, – ласково улыбнулась она.
Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась.
Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она.
Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!..
Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!..
Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!..
И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране.
В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев.
Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю.
И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии.
Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни.
Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие...
Только редкая жертва доживала до этого.
Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования.
Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения.
И, тем более – вот и оно, самое главное везение – если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван...
* * *
...Со дня этой несостоявшейся казни прошло пятьдесят лет.
Что-то с тех пор изменилось.
Что-то осталось прежним.
И, возможно, только для историков Агассы теперь будет представлять интерес этот небольшой отрывок из путевого журнала путешественника по мирам Железного Роджера: "Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место..."
* * *
Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.
Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух .
Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он – ёж.
– Что... ты... опять... натворил... сын... верблюда?!.. – через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.
– Тысамсказал... броситьперья... вкаменнуюкислоту... – умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.
– Какие... перья... бросить...
– ПтицыРух...
– Идиот!.. И этот... репоголовый... мой брат... Дайте... мне... стакан окрошки... Я отравлюсь...
Иудав уже хотел, было, возмутиться и отреагировать адекватно, но ассиметрично, на пассаж о "сыне верблюда", осложненный "идиотом" и "репоголовым", но любопытство пересилило, и демарш оскорбленного достоинства был оставлен на потом.
– Чтотакое... "окрошка"?..
Блеснуть непонятным, но зловещим словечком Гагат умел и любил ровно настолько же, насколько ненавидел признаваться, что чего-то не знает.
– Сложносоставный... быстродействующий яд... избирательного действия... изобретенный... в незапамятные времена... какими-то дикими... северными... племенами... – авторитетно откашливаясь в процессе, пояснил он. – Поражает все... системы... организма... но только пришельцев... Для местных он безвреден... Они даже сложили... поговорку... "Что местному... хорошо... то пришельцу... полный... распад... телесной оболочки..."
– Откуда... тыэтознаешь... – озадаченно прохрипел Иудав.
– Помнишь... в седьмом классе... меня заставили... изображать ковер... на слете магов Сулеймании... и дружественных государств... за то, что я настоящий ковер... нечаянно превратил... в скорпиона... и он убежал... ужалив декана... и растоптав по дороге несколько верблюдов...
Задыхающийся от первых симптомов аллергии на жженые перья Рух Иудав прерывисто хихикнул.
– Оннаступилмненаногу... и я... месяц... неходилвшколу... Иподарил... тебезаэто... свой... перочинный... йэ-кхэ-кхэ-кхэй!.. Охй...
– Чтоб ты сдох... – автоматически произнес Гагат эквивалент Шатт-аль-Шейхских черных магов общечеловеческому "Будь здоров".
– Тебетогоже... – вежливо прокашлял в ответ его брат.
– Так я тебе сказал... какие перья... положить... – вернулся к больной теме Гагат.
– Какие?..
– Заморской птицы "вора бей", бестолковый!.. Они же... в рецептуре... нахождения вора... ясно прописаны... Мы же их вместе... утром покупали... Забыл?..
– Незабыл... Асколькоони... стоят... забыл?.. Ияподумал... Перо... оноиесть... перо...
– Болван... он и есть... болван... – раздраженно прошипел себе под нос Гагат.
А вслух сказал:
– Пока ты приходишь в себя... я спущусь вниз и посмотрю... может, что-нибудь все-таки... получилось... – и, набрав полную, еще саднившую и горевшую от пережитой газовой атаки, грудь воздуха, старший брат нырнул в подвал.
Через пять минут из подполья донесся его ворчливый, но довольный голос:
– Кончай чихать! Спускайся! По-моему, результаты есть!..
Осадок на дне реторт был, кажется, правильного цвета и консистенции, сама жидкость – приблизительно нужного запаха; кости, камни и пуговицы из пульсирующего сторожевого тридцатисемигранника разлетелись с каким-то значением, пусть пока и не очень понятным; жертвенные существа положили свои жизни на алтарь оккультных наук в почти нужном порядке, что доказали их селезенки... И если пренебречь небольшой погрешностью, встречающейся при каждой магической операции, как, вроде бы, учили их когда-то преподаватели, не к ночи будет помянуто... Словом, из тех данных, что им удалось получить за сегодняшнее гадание, вполне можно было определить, где находятся и куда движутся и кувшин, и похититель кувшина.
И братья, шумно примирившись, и поклявшись, что следующее гадание они уже будут проводить на внутренностях злосчастного вора, бросились наверх собираться в путь.
* * *
Вздохнув в последний раз ускользающей прохладой, ушло на покой утро, уступив место разгоряченному самодовольному дню, а Фарух все спал, и не подозревал, какие пронзительные краски и красоты рассвета он не увидел, какие чистые, радостные и звонкие птичьи голоса не услышал, какие головокружительные, пьянящие запахи моря, горных трав и цветов он пропустил, и приближение какого большого и хорошо вооруженного конного патруля он прозевал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116