Кицура низко поклонилась и, пожав руку сестры, удалилась.
Нисима поднялась и прошла на балкон. Облокотилась о перила, глядя на лагерь, но потом вернулась к рабочему столику. Опустив перо в чернильницу, Нисима начала ритмично дышать.
Когда Сёкан услышал, что она отдала чернильницу своей матери Комаваре, он прислал Нисиме чернильницу, принадлежавшую господину Сёнто. Нисима сразу узнала ее. Она была очень старой, выглядела потрепанной, но девушка обожала ее.
Нисима добавила несколько капель воды. Суйюн придет через несколько часов. Раз она не получила поэму от господина Комавары, то, пожалуй, заставит его ответить на ее письмо.
Ближе к сумеркам Нисиму удовлетворила поэма, которую она сочинила. Из нескольких вариантов девушка выбрала один, который был менее искусен, чем окончательная версия. Она не хотела пугать Комавару. Потом Нисима рассмеялась над собственным тщеславием. Спустя некоторое время она убедила себя, что будет снисходительной к состоянию Комавары. В будущем, когда он начнет выздоравливать, этого от нее не потребуется.
Нисима прочитала поэму в последний раз. Она надеялась, что ее память правильно воспроизвела стихи, которые Комавара сочинил так давно в саду ее отца.
Далекие звезды в осеннем саду,
Блики древних монет
Среди туманных лилий и новых друзей.
Корабль летит вперед
Под неизвестными ветрами,
Не отступая ни на шаг от ритма сердца.
Прекрасный веер искушений
Раскрыл свой мир перед тобой
На белом фоне неба?
Мы все глядим в зеленую воду,
Ищем летящее мимо облако,
Зная, что лишь спокойная душа увидит его.
Попросив лампу и воск, Нисима свернула письмо, поколебавшись минуту, поставила печать расплавленным воском. Она выбрала цветы синто, отказавшись от пятилапого дракона в круге солнца, — девушка просила Комавару сохранить часть ее прежней жизни.
Солнце спряталось за облаками над далекими горами, на мгновение появилась яркая вспышка между вершинами, потом растворилась, оставив тлеющий след. Нисима повернулась и посмотрела, как картина медленно исчезала в воздухе. В дверь постучали.
— Да, — сказала Нисима.
— Брат Суйюн, Императрица, — объявила служанка. Нисима немедленно вернулась в настоящее, пытаясь не выдать свою радость.
— Пожалуйста, я встречусь с ним здесь.
Она быстро перебралась на подушку, где раньше сидела Кицура.
Нисима не могла заставить себя не смотреть на дверь в ожидании монаха. Она просто хотела увидеть его лицо, словно по нему можно было угадать ответ на мучивший ее вопрос.
Суйюн поклонился, пряча лицо. Последние лучи дня осветили комнату, наполняя ее теплом. Когда монах поднялся, его лицо оказалось менее суровым, чем Нисима ожидала. Казалось, он светится изнутри.
«Что-то случилось, — подумала Нисима, — посмотри на него, ему было откровение».
Нечто, близкое к панике, стало подниматься у нее в груди, и Императрица пыталась побороть это.
— Суйюн-сум, — вымолвила Нисима, пытаясь придать голосу теплоту, но слова не шли из пересохшего горла. — Пожалуйста, присоединяйся ко мне.
Суйюн прошел вперед с грацией, которая всегда восхищала ее. Хотя поведение его было строже, чем обычно, она ощущала просветленность в нем, невиданную прежде. К удивлению Нисимы, Суйюн взял ее за руку. На девушку смотрели мудрые и одновременно невинные глаза.
— С вами все в порядке, моя госпожа?
Нисима кивнула. Голос неожиданно отказал ей. Она не могла отвести от Суйюна глаз, все еще ища ответа на вопрос.
Суйюн держал ее руку в своих, она почувствовала тепло энергии Ши.
— Что-то расстроило тебя? Нисиме удалось восстановить голос.
— Все в порядке, правда. Возможно, обучение искусству управлять отняло силы, — промолвила она. — Варваров спасли?
— Лечение требует времени, Ниси-сум. Еще немного. Но не так быстро, а то у нас не будет возможности подумать, что делать с ними дальше.
Хотя разговор был далек от того, что волновало ее, Нисима почувствовала облегчение: новость, которой она боялась, откладывалась.
— Каму-сум начал подготовку. Он отправит варваров на север по каналу.
Суйюн кивнул.
— Простите меня за мои слова, но, я думаю, нам следует сделать больше. Мы должны организовать постоянную торговлю с кочевниками, восстановить хорошие отношения. Нам надо отправить послов и подарки, когда будут объявлены вожди, и позволить варварам торговать за границей более свободно. Если мы не… — Суйюн кивнул на варварскую армию, быстро исчезающую в темноте. — Когда-нибудь появится другой хан.
— Уверена, вы правы, брат, — ответила Нисима. — Будет трудно убедить Совет, что это мудрый путь — ненависть к варварам велика, — но я поговорю с моими советниками.
— Могу я также предложить, чтобы Калам стал послом между кочевниками и Ва?
Это удивило Нисиму. Она почувствовала, что уходит все дальше от вопроса, который должна задать.
— Разве он не должен остаться с тобой до смертного одра?
— Та-телор — строгий закон, но в теперешнем мире он сильно изменился. Я говорил Каламу об этом, и он согласился, если Императрица пожелает. — Очень тихо Суйюн продолжил: — Калам понимает, теперь он не сможет следовать за мной в путешествии.
Нисима издала громкий вздох, опустив глаза на руки монаха, обнявшие ее.
— В твоих глазах я вижу, что ты принял решение, Суйюн-сум, — тихо произнесла Нисима. — Ты продолжишь странствия?
Суйюн погладил ее руку.
— То, что ты видишь, Ниси-сум, — спокойствие намерений. Хотя мне предсказывали, что я буду искать его всю жизнь. Но уже сейчас я обрел смысл жизни — я буду искать Учителя. Мое призвание — служить ему, как ваше — править Империей.
Все чувства и мысли Нисимы смешались, словно бесчисленное множество иголок пронзило тело. Это не отсутствие чувств, а наоборот — избыток. Слишком много и сразу, она не могла разделить их и взять под контроль. Нисима не знала, что делать, будто ей сообщили еще об одной смерти.
— Мы никогда не встретимся? — заставила себя спросить Нисима.
— Не знаю, Ниси-сум, — ответил монах.
Нисима услышала, каким нежным стал его голос. Он взял ее на руки. У нее не было сил.
— Значит, ты не Учитель? Ты знаешь это наверняка? Суйюн кивнул.
— Когда я впервые встретил Кинту-ла, когда она распростерлась передо мной и стала молиться на своем языке. Позже я понял некоторые из ее слов: тот, кто несет Слово. Среди людей гор есть ясновидящая — старая женщина. Твой брат говорил с ней. Она спросила его обо мне. В древних свитках, говорящих о пришествии Учителя, также сказано, что один понесет Слово. Ботаистские ученые долго думали, что это другое имя Учителя. Но это не так. — Нисима услышала, как глубоко вздохнул монах. — Это мое имя, Нисима-сум. Я буду нести Слово Учителя. Он послал за мной. Он несколько раз посылал за мной, а я не понял.
Часть Нисимы хотела возразить, призвать на помощь логику, но другая верила, что он не может ошибиться в этом деле.
«Он один остановил варварское нашествие, — говорила она себе, — среди старших братьев он внушал благоговение и страх, сестры последовали за ним с того дня, как он прибыл в Ва. И теперь он идет, чтобы встретить того, кто достиг совершенства, — словно Ботахара переродился. Нет сомнений, что я не играю важной роли в его жизни. Как я могла думать, что он останется со мной?»
— Тогда нет сомнений, — промолвила Нисима, пытаясь справиться с эмоциями, вызванными ее мыслями. — Ты должен искать Учителя.
— Возможно, я еще не достиг совершенного спокойствия, — нежно сказал Суйюн. — ибо я не знаю, как уйти, если мое сердце здесь, с тобой.
Нисима обняла его, прижала к себе.
— Тогда ты должен остаться, пока не узнаешь. «Он хочет, чтобы я отпустила его», — подумала она.
Суйюн отвел локон с ее шеи. Он молчал. На небе стали появляться звезды, и даже на западе свет совсем исчез. Нисима почувствовала, как из всех смешавшихся чувств поднимается печаль, оставляя позади все остальное.
Уже почти стемнело, когда они снова заговорили. Молчание нарушил Суйюн.
— Я хочу взять подарок Учителю, но то, что я хочу подарить, не в моей власти.
— Если я могу помочь в этом, скажи, Суйюн-сум, — без колебаний ответила Нисима.
— Тогда я попрошу тебя написать стихотворение.
— Это то, что ты отдашь Учителю?
Нисима откинулась назад, чтобы увидеть его лицо. Он улыбнулся.
— Да. Этого он хочет, я уверен.
— Суйюн-сум, Учитель — живое свидетельство Пути. Он ближе к богу, чем кто-либо. Конечно, ему не нужно мое стихотворение.
Суйюн прижался к ее лбу своим.
— Стихотворение — то, чего он желает, — серьезно сказал монах.
— Но что я могу написать? Какие слова послать Учителю?
— Не важно. Напиши о закате или становлении Императрицы, о твоем садике. Важно, что это от тебя и подписано твоим именем.
— Суйюн-сум, это необычная просьба, если не сказать больше.
— Я прошу слишком много?
— Нет. Если стихотворение — то, чего ты желаешь, я попробую написать о том, кто достиг просветления.
Суйюн прижал Нисиму к себе, потом, к ее удивлению, отпустил, указав на рабочий столик.
— Ты же не ждешь, что я сейчас же начну? Ведь нет, Суйюн-сум, мне надо подумать.
— Тебе не нужно время думать. Трех строчек достаточно. Рискну предположить, что этого будет довольно.
Он снова улыбнулся, и Нисима начала сомневаться, серьезно ли Суйюн говорит.
Встряхнув руками, Нисима повернулась к столику и начала готовить чернила. Сделав это, почувствовала, как пальцы Суйюна начали исследовать заколки, державшие ее волосы. Хотя это не давало сосредоточиться, Нисима не просила его остановиться, ибо для нее это был знак близости, которую, она надеялась, Суйюн когда-нибудь почувствует.
Волосы упали на плечи и каскадом рассыпались по спине, вызвав у нее улыбку.
— Ты не сосредоточилась, — прошептал ей в ухо Суйюн. — Учитель будет разочарован.
— Должна сказать тебе, ты не помогаешь мне. Он рассмеялся:
— Я уйду и позволю тебе спокойно работать.
— Вот уж нет! Ты должен сидеть рядом и пытаться не слишком отвлекать меня.
— Я буду спокоен, как камень, — пообещал Суйюн, и Нисима поняла, что он улыбается.
— Лучше, если будет больше, чем три строки.
Она призвала всю силу воли, взяла мелованную бумагу и обмакнула кисть в чернила.
Немногие лета без перемен
Успокоили мысли.
И потом в один день
Мир перевернулся.
Появились герои,
И легенды ожили.
Все изменилось:
Война стала миром, отчаяние — радостью,
Живые умерли
И снова возродились.
— Ты закончила? — спросил Суйюн.
— Закончила? Я только с трудом начала.
— Дай посмотреть, — сказал монах и наклонился над ней, чтобы прочитать. — Ниси-сум, отлично.
— Это ужасно. Мне нужны часы, чтобы сделать это поэмой.
— Нет, не меняй ни слова. Стихотворение я отдам Учителю. Подпиши, как я просил.
— Но, Суйюн-сум, мне будет стыдно, если кто-то увидит это. А ты просишь подписать. Это невозможно.
Суйюн положил руку ей на плечо.
— Учитель — не кто-то. Не меряй его по стандартам Империи. Пожалуйста, подпиши.
Покачав головой, Нисима сделала как он просил.
— Теперь запечатай, — инструктировал Суйюн.
Не сопротивляясь, Нисима сделала так, как ее просили, и отдала свиток в руки Суйюну.
— Надеюсь, твой Учитель не подумает о бедной Императрице как о поэте.
Суйюн улыбнулся, пряча стихотворение в рукав.
Ночь становилась прохладной, как бывает поздней весной. Нисима подошла, прикоснулась к запястью Суйюна, потом провела рукой по рукаву, чувствуя и там тепло.
— Теперь ты должен проявить ко мне милость, — сказала она.
— Я твой слуга, — серьезно ответил он.
Поднимаясь, Нисима потянула его за собой и прошла во внутреннюю комнату. Отбросила штору и вошла в спальню. Здесь не было света, только звезды освещали полумрак.
Отпустив руку Суйюна, Нисима развязала пояс. Монах помог развернуть верхнюю мантию, пока она не осталась в легкой сорочке из шелка. Нисима почувствовала, что мучивший ее вопрос отступил под натиском желания. Когда она добралась до пояса Суйюна, пальцы ее не слушались, дыхание сбилось. Отбросив одеяла, они почти упали на кровать. Нисима скинула сорочку и прижалась к Суйюну.
— Если ночью ты перестанешь сопротивляться мне, — прошептала она, — уверена, ты не будешь так торопиться уехать. Ты должен провести здесь еще несколько дней.
— Боюсь, что так, — ответил Суйюн.
Они лежали близко еще мгновение, потом Нисима поняла, что не у нее одной перехватило дыхание. Она поцеловала Суйюна в уголок глаза, и его губы нашли ее. В первый раз он вернул ей поцелуй, Нисиме показалось, что она чувствует что-то необычное, словно ей открылось нечто неизведанное. Голова закружилась. Поцелуй длился вечность, а кожа оживала под прикосновениями юноши, чего раньше никогда не было. На нее словно обрушился сильный поток эмоций, энергии и Ши. На секунду Нисима запаниковала, но волна нежности заставила ее забыть об этом, и она целиком отдалась чувствам.
Много времени спустя Нисима лежала, греясь теплом своего возлюбленного.
— Я не хочу спать. Хочу говорить обо всем, что в моем сердце, хотя не знаю, с чего начать и где найти слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74