Два ряда! Это ей недешево станет. — Кровельщик осклабился. — А кто ж знает, что там, за первым рядом?
— Да, — шепотом произнесла Дева. Она не любила мелких преступлений и людей, совершавших их. Она не принадлежала к женщинам, ищущим себе оправданий. Она была убийцей и знала, что место в аду ей обеспечено, но знала также, что убить человека честнее, чем дурачить его, улыбаясь ему в лицо.
В этом мире полно Турло Пайков, и Магдалена всегда полагалась на них. Жадность делала их легкой добычей. Глядя кровельщику прямо в глаза, она спросила:
— Где в точности стоит этот дом?
Турло потер один большой палец о другой, не снимая рукавиц.
— Плата вперед, Магги.
Она достала замшевый мешочек с солью, которую сама смолола в мелкий порошок, развязала тесемки и показала, что внутри. Турло полез туда рукой, но Магдалена отдернула мешочек.
— Так где же?
Глаза Турло потемнели.
— Почем мне знать, что все будет, как ты говоришь?
— Почем мне знать, что ты говоришь правду?
На это у Турло ответа не было. Пожав плечами, он нехотя рассказал, как найти усадьбу. Магдалена следила за его глазами, пока он говорил.
Выслушав его, она взвесила в руке мешочек с солью:
— Иди за мной. Уговор есть уговор, — и двинулась в глубину закоулка.
— Эй, ты что это? Отдавай прямо здесь. — Турло хотел схватить ее за руку, но поймал только воздух.
Магдалена уходила все дальше, ускоряя шаг. В этот миг любая другая убийца женского пола прибегла бы к любовной игре. Потупленные глаза, язычок, облизнувший губы... «Уйдем куда-нибудь с глаз долой. Отец побьет меня, если увидит». Магдалена провела языком по совершенно сухим губам. Она к таким штучкам не привыкла.
— Хочу показать тебе, как это зелье действует, а для этого нужна вода.
Ее слова вызвали у него интерес — она почувствовала это по легкой перемене его дыхания.
— Подожди меня тут. Я захвачу кувшин из «Копытца».
Магдалена кивнула. Она уже вышла на место, прежде служившее «Копытцу» двором, а теперь просто ставшее мощеной площадкой с разрушенными стенами, где валялись пустые бочонки, железные обручи, стулья без ножек, рваное женское белье и несколько дохлых ворон. Здесь воняло мужским семенем и прокисшим пивом. Магдалена направилась к пролому в стене.
— Куда ты? Там никакой воды нет.
— Есть — в пруду за липовой рощей.
— Эта-то вонючая дыра? Да она замерзла, как медные яйца.
— А вот и нет. Я там сегодня проходила. — Она перелезла через обломки стены, и Турло оставалось только последовать за ней, чтобы быть услышанным.
— Чего это тебя туда занесло? — с явным подозрением спросил он.
— Из-за детей. Услышала, как кто-то кричит, и что есть духу побежала туда. Они играли на льду, а он треснул, и один мальчик провалился.
— Паршивая мелюзга! — с чувством произнес Турло. Дева, не глядя на него, шла в сторону старых лип, и он не видел, как изменился цвет ее глаз. Никаких детей не было, и если бы у Турло хватило ума поглядеть на снег, он не увидел бы никаких следов между двором и прудом. Магдалена действительно побывала на пруду час назад, но шла туда и обратно другой дорогой. Никто не должен был увидеть ее с пешней и молотком, которыми она долбила лед.
Работа была не из легких. Ей пришлось лечь ничком на берег и наполовину высунуться на лед, чтобы пробить первую трещину.
Пруд был мал, и вода в нем промерзла на полфута. У Магдалены костяшки на руках почернели, пока она трудилась. Проделав дырку, она выбралась на берег и стала обрабатывать ледяную кромку. Когда она закончила, подмышки ее хорошего вдовьего платья превратились в кашу из шерсти и пота. Пешню и молоток она кинула в полынью, стряхнула лед с плаща и капюшона и ушла тем же путем, что пришла.
Приготовления всегда были главной частью ее работы.
— Ох доиграешься ты, Магги Море.
Она оглянулась. Турло крабом сползал по склону, прижимая локти к бокам. Магдалена, чтобы поднять ему настроение, притворилась, будто спотыкается.
— Держись, мы почти пришли, — сказала она и многозначительно похлопала по мешочку.
Выбравшись наконец из-за деревьев, он запыхался и раскраснелся. Магдалена уже стояла на берегу пруда, прямо перед прорубью, которая уже подернулась ледком.
Кровельщик вытер нос рукавом.
— Ладно, давай показывай, и мотаем отсюда, пока буря не задрала подол тебе на голову.
Магдалена достала из-под плаща складную кожаную чашку. Та не слишком хорошо держала воду, поскольку навощена была наспех, а просмолена только по шву, но Магдалену это не беспокоило. Нагнувшись, она зачерпнула серую ледяную шугу и достала из-под плаща еще два предмета, одним из которых был замшевый мешочек. Пальцем в перчатке она поворошила воду.
— Видишь — воду надо размешать, прежде чем сыпать порошок. И она должна быть очень холодной, вот как эта. — Магдалена не смотрела на кровельщика, но чувствовала всеми фибрами своего существа, что он подошел поближе к берегу. — А теперь добавляешь маленькую щепотку, будто жаркое солишь. Если переберешь, женщины у тебя впадут в спячку на несколько дней.
— Им это вредно?
Магдалена едва сдержала улыбку.
— Нет, но сон тоже разный бывает. Тебе ведь все семейство усыпить надо, так? — Опять-таки не глядя на Турло, она почувствовала его кивок. — Вот и будь осторожен, потому что доза, которая усыпит взрослую женщину, может оказаться слишком велика для малых детей. Ты ведь не хочешь, чтобы две младшие девочки продолжали беспробудно спать, когда мать и старшая сестра уже проснутся?
Турло пробурчал что-то неразборчивое. Он стоял теперь так близко, что Магдалена слышала его возбужденное дыхание.
— Я хочу, чтобы все они спали, пока я не сделаю свое дело и не уйду.
— Выльешь чашку в колодец, покуда они еще не встали и не наносили воды, — и будет в самый раз. — Магдалена добавила в чашку шепотку соли. — Тебе понадобится не меньше трех часов, чтобы исполнить задуманное. Раньше припрятанное золото и драгоценности не отыщешь.
Турло переступил с ноги на ногу и ответил тихо и напряженно:
— Да.
Неприязнь Магдалены к нему усилилась. Он хотел усыпить этих живущих на отшибе женщин не для того, чтобы ограбить их, хотя между делом и не прочь был пошарить по чайникам и ящикам. Он задумал не грабеж, а насилие. Магдалена угадала это его желание еще три ночи назад, в таверне «У погонщика Джека», когда он рассказывал об этом доме с горящими глазами и ртом, мокрым от слюны и пива. Тогда она и предложила ему сонное зелье в обмен на сведения, а теперь, когда сделка почти состоялась, ей не терпелось избавиться от этого человека.
Она протянула ему чашку.
— Попробуй, чтобы самому узнать силу снадобья.
Турло Пайк полагал, что надуть его невозможно.
— Сперва ты попробуй.
Магдалена охотно исполнила требуемое. Вкус соли не был ей противен, однако она скорчила гримасу.
— Держи. Это не материнское молоко, врать не стану.
Турло Пайк сделал свой последний шаг. Пока он принюхивался к содержимому в чашке, Крадущаяся Дева грела в руке нож.
Все было кончено в одно мгновение. Лезвие прошло сквозь ребра, пронзив легкие и сердце, — Магдалена предпочитала наносить свой удар сзади. Спина дает гораздо меньше крови, чем мягкие ткани живота и груди. Чашка плюхнулась в воду, и налетевший ветер взъерошил меховой воротник кровельщика. Магдалена поддерживала тело, пока душа не вышла из него, а потом выдернула нож и предоставила Турло отправиться за чашкой. Прорубь, сделанная Магдаленой во льду, пришлась ему как по мерке, и он погрузился в холодную черную воду.
Через час прорубь застынет, а спустя еще час буря занесет ее снегом. До весны Турло Пайка никто не найдет.
Магдалена искренне сомневалась, что его исчезновение кого-то опечалит.
Повернувшись к пруду спиной, она вытерла нож, пользуясь не водой и не снегом, а тряпочкой, смоченной тунговым маслом. Она всегда придавала значение таким вот мелочам, и хотя нож у нее был простой и стоил недорого, менять его она не собиралась. За ним числилось немало отнятых жизней.
Она быстро убрала клинок, чтобы не увидеть в нем своего отражения, и стала подниматься вверх по склону. Если ей повезет, она вернется в таверну еще до наступления бури.
* * *
Волков привлекал запах болезни. Райф слышал, как они перекликаются: долгие ноты звучали во тьме, как крики потерявшихся детей, а после утихли вместе с ветром. Однажды, оглянувшись, Райф увидел одного — высоко на базальтовом хребте, с горящими синим огнем глазами. Белый волк.
Они чуяли Аш, ее слабость, ее кровь, текущую из носа и засыхающую черной коркой на губах. Вот так же чуют они хромого оленя, престарелого лося или пораженного глистами горного барана. Этот запах сулил легкую добычу. Райф, стараясь не думать об этом, вкладывал остаток сил в то, чтобы пронести Аш через голую заснеженную долину, но волчий вой лишил его и этого остатка. Переступая с камня на камень, он увидел еще одну пару горящих синих глаз и понял, что волки изучают свою добычу.
Он мог делать только одно: продолжать свой путь. «Волки на взрослых мужчин не нападают, — несчетное количество раз говорил ему Тем. — Они знают человека по запаху, который тот оставляет на падали и капканах, и быстро приучаются связывать этот запах со смертью». Райф держался за эти слова, бредя сквозь падающий снег и шевеля губами, повторяя их про себя.
Аш лежала без движения у него на груди, и только еле заметное дыхание показывало, что она еще жива. Ее лицо становилось все белее, как губы. Именно это побуждало Райфа идти. Он не знал, сколько часов уже прошло или что он видел вокруг с тех пор, как Аш лишилась чувств. Он знал одно: останавливаться нельзя. На холод он больше не обращал внимания. Его руки в перчатках совсем онемели, а тяжесть Аш еще больше затрудняла кровообращение. В другое время он непременно сделал бы передышку, чтобы обмотать их тряпками или погреть у себя под мышками. Теперь у него на уме было одно: идти, пока он еще может.
Он нарушил свою первую клятву и подвел своего брата. Второй клятвы он не нарушит и Аш не подведет.
Он не мог поддаться изнеможению. Он держал спину прямо, и боль, вызываемая этим, не давала ему терять сознание. Ног он не чувствовал и не помнил, когда в последний раз ощущал снег через сапоги. Губы пересохли так, что от улыбки из них брызнула бы кровь. Впрочем, ему было не до улыбок.
Хорошо было и то, что ему не встретилось ни дерево, ни скала, чтобы укрыться от бури. Он не знал, как поступит, оказавшись перед выбором: идти дальше или остаться на долгую ночь. Ему отдых пошел бы на пользу, но Аш?
Райф отогнал от себя эту мысль. Тучи над головой приобрели цвет расплавленного металла. Это хорошо. Значит, впереди еще час дневного света, подумал он, позволив себе эту маленькую ложь.
Он шел и шел, налегая всем телом на ветер. Часто он оступался в сугробы, чью истинную глубину скрывали тени или неровности почвы, или опрометчиво полагался на поваленный ствол, который оказывался трухлявым. Лед тоже был не менее опасен. В клане об этой долине ничего не знали, и под снегом могло скрываться все что угодно: замерзшие ручьи, озерца и пруды. Порой Райф замечал ивы, растущие на дне выемки вдоль долины, и с некоторым удовлетворением осознавал, что там протекает ручей. Это было все, что он мог разглядеть. Он старался держаться на базальтовых плато, скалах и моренах, что тяжело сказывалось на его ногах.
Пройдя половину долины, он впервые услышал шаги волчьих лап по снегу. Уже настали серебристые сумерки, и от сосен и скал ползли синие тени. Снег все еще падал, но ветер немного поутих, и осевшие наземь хлопья превращались в ледяные кристаллы. Волк, ступая по свежему насту, приближался к Райфу с подветренной стороны. Райф на миг замер и пошел дальше. Желание прибавить шагу обдавало его жаром, и Райфу стоило большого труда сдержать его. Резня на Дороге Бладдов научила его всему, что следовало знать о хищниках и добыче. Волки, как люди, любят, когда дичь убегает от них.
Он, однако, не устоял перед тем, чтобы оглянуться. Позади во мраке светились три пары синих глаз. Еще две тени маячили сбоку — длинноногие, с лохматыми, шире голов, шеями. Заметив, что дичь смотрит на них, волки замешкались, подтянули к себе передние лапы и опустили головы. Им хотелось, чтобы он побежал.
Кровоточащие губы Райфа сложились в угрюмую улыбку. Бежать он не мог при всем желании, хотя бы и трусцой, даже если бы сам дьявол гнался за ним.
Он повернул голову и пошел дальше. Впереди торчала куча камней, сглаженных ветром и наполовину засыпанных снегом. Самый высокий был Райфу по грудь. Ладно, сойдет.
Стая начала сокращать расстояние.
Райф думал только об одном: добраться до скал. Он слишком изнемог, чтобы бояться. Руки у него онемели по локоть, ломоту в ногах мог излечить только сон. Приближаясь к камням, он готовил себя к встрече со стаей. Медленно, ценой многих шагов, он совершил на снегу полукруг, чтобы оказаться спиной к скалам и лицом к волкам. Они подошли совсем близко, и Райф уже различал их морды, покрытые более темной шерстью, и белые, как снег, шеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Да, — шепотом произнесла Дева. Она не любила мелких преступлений и людей, совершавших их. Она не принадлежала к женщинам, ищущим себе оправданий. Она была убийцей и знала, что место в аду ей обеспечено, но знала также, что убить человека честнее, чем дурачить его, улыбаясь ему в лицо.
В этом мире полно Турло Пайков, и Магдалена всегда полагалась на них. Жадность делала их легкой добычей. Глядя кровельщику прямо в глаза, она спросила:
— Где в точности стоит этот дом?
Турло потер один большой палец о другой, не снимая рукавиц.
— Плата вперед, Магги.
Она достала замшевый мешочек с солью, которую сама смолола в мелкий порошок, развязала тесемки и показала, что внутри. Турло полез туда рукой, но Магдалена отдернула мешочек.
— Так где же?
Глаза Турло потемнели.
— Почем мне знать, что все будет, как ты говоришь?
— Почем мне знать, что ты говоришь правду?
На это у Турло ответа не было. Пожав плечами, он нехотя рассказал, как найти усадьбу. Магдалена следила за его глазами, пока он говорил.
Выслушав его, она взвесила в руке мешочек с солью:
— Иди за мной. Уговор есть уговор, — и двинулась в глубину закоулка.
— Эй, ты что это? Отдавай прямо здесь. — Турло хотел схватить ее за руку, но поймал только воздух.
Магдалена уходила все дальше, ускоряя шаг. В этот миг любая другая убийца женского пола прибегла бы к любовной игре. Потупленные глаза, язычок, облизнувший губы... «Уйдем куда-нибудь с глаз долой. Отец побьет меня, если увидит». Магдалена провела языком по совершенно сухим губам. Она к таким штучкам не привыкла.
— Хочу показать тебе, как это зелье действует, а для этого нужна вода.
Ее слова вызвали у него интерес — она почувствовала это по легкой перемене его дыхания.
— Подожди меня тут. Я захвачу кувшин из «Копытца».
Магдалена кивнула. Она уже вышла на место, прежде служившее «Копытцу» двором, а теперь просто ставшее мощеной площадкой с разрушенными стенами, где валялись пустые бочонки, железные обручи, стулья без ножек, рваное женское белье и несколько дохлых ворон. Здесь воняло мужским семенем и прокисшим пивом. Магдалена направилась к пролому в стене.
— Куда ты? Там никакой воды нет.
— Есть — в пруду за липовой рощей.
— Эта-то вонючая дыра? Да она замерзла, как медные яйца.
— А вот и нет. Я там сегодня проходила. — Она перелезла через обломки стены, и Турло оставалось только последовать за ней, чтобы быть услышанным.
— Чего это тебя туда занесло? — с явным подозрением спросил он.
— Из-за детей. Услышала, как кто-то кричит, и что есть духу побежала туда. Они играли на льду, а он треснул, и один мальчик провалился.
— Паршивая мелюзга! — с чувством произнес Турло. Дева, не глядя на него, шла в сторону старых лип, и он не видел, как изменился цвет ее глаз. Никаких детей не было, и если бы у Турло хватило ума поглядеть на снег, он не увидел бы никаких следов между двором и прудом. Магдалена действительно побывала на пруду час назад, но шла туда и обратно другой дорогой. Никто не должен был увидеть ее с пешней и молотком, которыми она долбила лед.
Работа была не из легких. Ей пришлось лечь ничком на берег и наполовину высунуться на лед, чтобы пробить первую трещину.
Пруд был мал, и вода в нем промерзла на полфута. У Магдалены костяшки на руках почернели, пока она трудилась. Проделав дырку, она выбралась на берег и стала обрабатывать ледяную кромку. Когда она закончила, подмышки ее хорошего вдовьего платья превратились в кашу из шерсти и пота. Пешню и молоток она кинула в полынью, стряхнула лед с плаща и капюшона и ушла тем же путем, что пришла.
Приготовления всегда были главной частью ее работы.
— Ох доиграешься ты, Магги Море.
Она оглянулась. Турло крабом сползал по склону, прижимая локти к бокам. Магдалена, чтобы поднять ему настроение, притворилась, будто спотыкается.
— Держись, мы почти пришли, — сказала она и многозначительно похлопала по мешочку.
Выбравшись наконец из-за деревьев, он запыхался и раскраснелся. Магдалена уже стояла на берегу пруда, прямо перед прорубью, которая уже подернулась ледком.
Кровельщик вытер нос рукавом.
— Ладно, давай показывай, и мотаем отсюда, пока буря не задрала подол тебе на голову.
Магдалена достала из-под плаща складную кожаную чашку. Та не слишком хорошо держала воду, поскольку навощена была наспех, а просмолена только по шву, но Магдалену это не беспокоило. Нагнувшись, она зачерпнула серую ледяную шугу и достала из-под плаща еще два предмета, одним из которых был замшевый мешочек. Пальцем в перчатке она поворошила воду.
— Видишь — воду надо размешать, прежде чем сыпать порошок. И она должна быть очень холодной, вот как эта. — Магдалена не смотрела на кровельщика, но чувствовала всеми фибрами своего существа, что он подошел поближе к берегу. — А теперь добавляешь маленькую щепотку, будто жаркое солишь. Если переберешь, женщины у тебя впадут в спячку на несколько дней.
— Им это вредно?
Магдалена едва сдержала улыбку.
— Нет, но сон тоже разный бывает. Тебе ведь все семейство усыпить надо, так? — Опять-таки не глядя на Турло, она почувствовала его кивок. — Вот и будь осторожен, потому что доза, которая усыпит взрослую женщину, может оказаться слишком велика для малых детей. Ты ведь не хочешь, чтобы две младшие девочки продолжали беспробудно спать, когда мать и старшая сестра уже проснутся?
Турло пробурчал что-то неразборчивое. Он стоял теперь так близко, что Магдалена слышала его возбужденное дыхание.
— Я хочу, чтобы все они спали, пока я не сделаю свое дело и не уйду.
— Выльешь чашку в колодец, покуда они еще не встали и не наносили воды, — и будет в самый раз. — Магдалена добавила в чашку шепотку соли. — Тебе понадобится не меньше трех часов, чтобы исполнить задуманное. Раньше припрятанное золото и драгоценности не отыщешь.
Турло переступил с ноги на ногу и ответил тихо и напряженно:
— Да.
Неприязнь Магдалены к нему усилилась. Он хотел усыпить этих живущих на отшибе женщин не для того, чтобы ограбить их, хотя между делом и не прочь был пошарить по чайникам и ящикам. Он задумал не грабеж, а насилие. Магдалена угадала это его желание еще три ночи назад, в таверне «У погонщика Джека», когда он рассказывал об этом доме с горящими глазами и ртом, мокрым от слюны и пива. Тогда она и предложила ему сонное зелье в обмен на сведения, а теперь, когда сделка почти состоялась, ей не терпелось избавиться от этого человека.
Она протянула ему чашку.
— Попробуй, чтобы самому узнать силу снадобья.
Турло Пайк полагал, что надуть его невозможно.
— Сперва ты попробуй.
Магдалена охотно исполнила требуемое. Вкус соли не был ей противен, однако она скорчила гримасу.
— Держи. Это не материнское молоко, врать не стану.
Турло Пайк сделал свой последний шаг. Пока он принюхивался к содержимому в чашке, Крадущаяся Дева грела в руке нож.
Все было кончено в одно мгновение. Лезвие прошло сквозь ребра, пронзив легкие и сердце, — Магдалена предпочитала наносить свой удар сзади. Спина дает гораздо меньше крови, чем мягкие ткани живота и груди. Чашка плюхнулась в воду, и налетевший ветер взъерошил меховой воротник кровельщика. Магдалена поддерживала тело, пока душа не вышла из него, а потом выдернула нож и предоставила Турло отправиться за чашкой. Прорубь, сделанная Магдаленой во льду, пришлась ему как по мерке, и он погрузился в холодную черную воду.
Через час прорубь застынет, а спустя еще час буря занесет ее снегом. До весны Турло Пайка никто не найдет.
Магдалена искренне сомневалась, что его исчезновение кого-то опечалит.
Повернувшись к пруду спиной, она вытерла нож, пользуясь не водой и не снегом, а тряпочкой, смоченной тунговым маслом. Она всегда придавала значение таким вот мелочам, и хотя нож у нее был простой и стоил недорого, менять его она не собиралась. За ним числилось немало отнятых жизней.
Она быстро убрала клинок, чтобы не увидеть в нем своего отражения, и стала подниматься вверх по склону. Если ей повезет, она вернется в таверну еще до наступления бури.
* * *
Волков привлекал запах болезни. Райф слышал, как они перекликаются: долгие ноты звучали во тьме, как крики потерявшихся детей, а после утихли вместе с ветром. Однажды, оглянувшись, Райф увидел одного — высоко на базальтовом хребте, с горящими синим огнем глазами. Белый волк.
Они чуяли Аш, ее слабость, ее кровь, текущую из носа и засыхающую черной коркой на губах. Вот так же чуют они хромого оленя, престарелого лося или пораженного глистами горного барана. Этот запах сулил легкую добычу. Райф, стараясь не думать об этом, вкладывал остаток сил в то, чтобы пронести Аш через голую заснеженную долину, но волчий вой лишил его и этого остатка. Переступая с камня на камень, он увидел еще одну пару горящих синих глаз и понял, что волки изучают свою добычу.
Он мог делать только одно: продолжать свой путь. «Волки на взрослых мужчин не нападают, — несчетное количество раз говорил ему Тем. — Они знают человека по запаху, который тот оставляет на падали и капканах, и быстро приучаются связывать этот запах со смертью». Райф держался за эти слова, бредя сквозь падающий снег и шевеля губами, повторяя их про себя.
Аш лежала без движения у него на груди, и только еле заметное дыхание показывало, что она еще жива. Ее лицо становилось все белее, как губы. Именно это побуждало Райфа идти. Он не знал, сколько часов уже прошло или что он видел вокруг с тех пор, как Аш лишилась чувств. Он знал одно: останавливаться нельзя. На холод он больше не обращал внимания. Его руки в перчатках совсем онемели, а тяжесть Аш еще больше затрудняла кровообращение. В другое время он непременно сделал бы передышку, чтобы обмотать их тряпками или погреть у себя под мышками. Теперь у него на уме было одно: идти, пока он еще может.
Он нарушил свою первую клятву и подвел своего брата. Второй клятвы он не нарушит и Аш не подведет.
Он не мог поддаться изнеможению. Он держал спину прямо, и боль, вызываемая этим, не давала ему терять сознание. Ног он не чувствовал и не помнил, когда в последний раз ощущал снег через сапоги. Губы пересохли так, что от улыбки из них брызнула бы кровь. Впрочем, ему было не до улыбок.
Хорошо было и то, что ему не встретилось ни дерево, ни скала, чтобы укрыться от бури. Он не знал, как поступит, оказавшись перед выбором: идти дальше или остаться на долгую ночь. Ему отдых пошел бы на пользу, но Аш?
Райф отогнал от себя эту мысль. Тучи над головой приобрели цвет расплавленного металла. Это хорошо. Значит, впереди еще час дневного света, подумал он, позволив себе эту маленькую ложь.
Он шел и шел, налегая всем телом на ветер. Часто он оступался в сугробы, чью истинную глубину скрывали тени или неровности почвы, или опрометчиво полагался на поваленный ствол, который оказывался трухлявым. Лед тоже был не менее опасен. В клане об этой долине ничего не знали, и под снегом могло скрываться все что угодно: замерзшие ручьи, озерца и пруды. Порой Райф замечал ивы, растущие на дне выемки вдоль долины, и с некоторым удовлетворением осознавал, что там протекает ручей. Это было все, что он мог разглядеть. Он старался держаться на базальтовых плато, скалах и моренах, что тяжело сказывалось на его ногах.
Пройдя половину долины, он впервые услышал шаги волчьих лап по снегу. Уже настали серебристые сумерки, и от сосен и скал ползли синие тени. Снег все еще падал, но ветер немного поутих, и осевшие наземь хлопья превращались в ледяные кристаллы. Волк, ступая по свежему насту, приближался к Райфу с подветренной стороны. Райф на миг замер и пошел дальше. Желание прибавить шагу обдавало его жаром, и Райфу стоило большого труда сдержать его. Резня на Дороге Бладдов научила его всему, что следовало знать о хищниках и добыче. Волки, как люди, любят, когда дичь убегает от них.
Он, однако, не устоял перед тем, чтобы оглянуться. Позади во мраке светились три пары синих глаз. Еще две тени маячили сбоку — длинноногие, с лохматыми, шире голов, шеями. Заметив, что дичь смотрит на них, волки замешкались, подтянули к себе передние лапы и опустили головы. Им хотелось, чтобы он побежал.
Кровоточащие губы Райфа сложились в угрюмую улыбку. Бежать он не мог при всем желании, хотя бы и трусцой, даже если бы сам дьявол гнался за ним.
Он повернул голову и пошел дальше. Впереди торчала куча камней, сглаженных ветром и наполовину засыпанных снегом. Самый высокий был Райфу по грудь. Ладно, сойдет.
Стая начала сокращать расстояние.
Райф думал только об одном: добраться до скал. Он слишком изнемог, чтобы бояться. Руки у него онемели по локоть, ломоту в ногах мог излечить только сон. Приближаясь к камням, он готовил себя к встрече со стаей. Медленно, ценой многих шагов, он совершил на снегу полукруг, чтобы оказаться спиной к скалам и лицом к волкам. Они подошли совсем близко, и Райф уже различал их морды, покрытые более темной шерстью, и белые, как снег, шеи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107