его подвига оно не умаляет.
Уловив краем глаза какое-то движение, он невольно попятился. Он перевел взгляд влево и убедился, что внизу, у берега, в самом деле копошится что-то серое. Сарга Вейс облизнул сухие губы. Человек... нет, двое людей. Один лежит на льду, другой стоит над ним на коленях. У Вейса свело желудок. Плащ на втором не серый, а черный, кожаный, вывалянный в снегу. Плащ Рубаки. А он-то думал, что избавился от них.
Вейс прикинул, крепок ли лед у берега и хватит ли там воды, чтобы утопить двух человек. Но в тайнах льда он разбирался плохо и отвел мысль об убийстве, не дав ей созреть до конца.
— Эй, Женомуж! Сюда!
Вейс, вздрогнув, сосредоточил взгляд на коленопреклоненном человеке. Тот призывно махал рукой, и Вейс сразу заметил, что с ней что-то не так. На месте двух пальцев торчали кровавые обрубки. Увидев, что гвардеец тяжело ранен, Вейс немного успокоился и вышел из тени на свет.
Бредя по снегу к берегу, он вспомнил имя этого человека: Ход. Грязный редкозубый солдафон с черной каймой под ногтями, который хвастался своим родством с владетелем Соломенных Земель и в доказательство носил на груди его эмблему — две руки, сложенные крестом. Вейс его терпеть не мог. Все шестеро гвардейцев были прихлебателями Марафиса Глазастого, но этот и среди них выделялся своим рвением. И рта не мог раскрыть, чтобы не изрыгнуть какую-нибудь пакость.
— Помоги мне дотащить его до хижины. Он себе ногу отморозил.
Вейс, почти не слушая Хода, пробирался через изрытый замерзший ил у берега. Теперь тот, что лежал, стал ему лучше виден, и это снова вызвало у него учащенное сердцебиение. Огромная голова с шапкой светло-каштановых волос и широченные плечи: Марафис Глазастый. Сарга Вейс побледнел. Он думал, что Нож погиб в черных водах Лохани.
— Да, Женомуж. Ты бросил меня в зубах у черта, а он выплюнул меня назад. — Маленький ярко-голубой глаз смотрел на Вейса с чем-то вроде удовлетворения. Нож лежал на боку — половина тела на берегу, половина на льду. Его лицо приобрело восковую желтизну, сосуды на носу и щеках полопались. С маленького рта свисали ошметки кожи, шевелящиеся от дыхания, один глаз заплыл. Рука, желтая, чешуйчатая и скрюченная, как птичья лапа, подергивалась. Обмороженная нога в сапоге лежала на льду, как колода.
Марафис ощерился в улыбке, жуткой на тронутом морозом лице.
— Правильно боишься, Женомуж. Я видел, что ты сотворил с конем Стагро, я барахтался в воде позади тебя и видел, как ты вылез на лед.
— Я искал тебя, но в той ледяной каше...
— Прибереги вранье-то — пригодится. — Ход стал резать сапог на ноге Марафиса, и тот сморщился. — Мне одно хотелось бы знать: из трусости ты так себя вел или по злобе. Смерти моей хотел, а? Или так уж старался спасти собственную шкуру, что обо мне и моих людях и думать забыл?
Ход медлил убирать нож, ожидая ответа Вейса, Марафис стиснул в кулак здоровую руку, превозмогая боль. Оба, хоть и покалеченные, были все еще опасны. Проглотив желчь, Вейс сказал:
— Я не желал твоей смерти, Нож. Можешь в этом не сомневаться. Лед треснул не по моей воле, а из-за девушки. Она завела нас слишком далеко, ее конь был нагружен легче наших и умел танцевать на льду. Когда я упал в воду, у меня осталась только одна мысль: выбраться. Конь Стагро оказался близко, и я воспользовался им. А когда я вылез из воды, у меня уже не было сил ни на что другое.
— Однако до хижины ты все-таки дополз, — заметил Нож.
— И мокрую одежду скинул, — добавил Ход.
— Все это я сделал безотчетно. Я...
— Заткнись. Надоел пуще блох в мотне. Ты хочешь сказать, что ты трус, а не убийца, — ну так докажи это с помощью своей паскудной магии. Я не хочу потерять ногу и руку. Ты должен их спасти.
— Но...
Нож стукнул здоровой рукой по льду.
— Я видел, что ты сделал с лошадью — ты ее поджарил. Вот так ты должен согреть и меня, только осторожно, не обжигая. Ход присмотрит за тем, чтобы ты мне не навредил.
Ход ласково улыбнулся, показав застрявшие в зубах волокна вяленого мяса.
— Пусть дьявол тебе поможет, если навредишь, Женомуж.
Вейс попятился. Врачевать, и кого — Ножа! Его обуял ужас. Он не врач и не обучен, как некоторые чародеи, обращению с кровью и внутренностями. К болезням он питал отвращение, и желтая распухшая плоть Марафиса была ему противна, как вид кишащих на трупе червей. Да и сил у него нет. Как может он чародействовать после того, что случилось вчера? Он должен отдохнуть и выспаться.
— Давай помоги Ходу отнести меня в хижину.
— Я не могу тебя вылечить. Это просто невозможно.
Марафис тряхнул головой и сморщился, поплатившись за это усилие.
— У тебя нет выбора, Женомуж. Четверо лучших моих людей мертвы. Один получил стрелу в печень, другому продырявили грудь мечом, еще двое погибли в Лохани. Будь ты мужиком, а не полубабой, ты бы их спас. Я хорошо знаю твою черную душонку, Сарга Вейс. Ты хотел убраться отсюда подобру-поздорову, вернуться к своему хозяину и сплести ему сказочку о том, какой ты герой и какая злосчастная судьба постигла нас, остальных. Так вот, этому не бывать. Ход лишился двух пальцев, но он и с восемью с тобой справится. Он убьет тебя по одному моему слову, и у меня язык чешется это слово сказать. Ты мне нужен только как лекарь — вот и лечи меня. Может, тогда Ход забудет о потере своих братьев и оставит тебе жизнь.
Вейс смотрел в одинокий глаз Ножа. Даже простертый на льду, тот оставался опасным. Вейс верил, что он способен на все: стоит только вспомнить, что он выжил, провалившись под лед на морозе, чтобы убедиться в силе его воли.
— Никак слезу собрался пустить, Женомуж?
Вейс злобно посмотрел на Хода и с удовлетворением увидел, как эта толстошеяя скотина отвела взгляд. Гвардейцы уже не впервые прохаживались по поводу красных, воспаленных глаз Вейса. Сердито смахнув с них слезы, маг сказал:
— Отнесем его в хижину.
Марафис молчал, пока они поднимались с ним на берег. Основную тяжесть Ход принял на себя — Вейс держал Ножа за ноги. Они продвигались с трудом, и Нож, должно быть, сильно страдал, но ни разу не вскрикнул и не выругался. Кто-то возможно, восхитился бы подобной стойкостью, но Вейсу было не до того: страх перед тем, что ему предстояло, давил на грудь, как свинец.
Добравшись наконец до хижины, он ощутил новую боль, дергавшую в голове, как больной зуб.
— Втащи его в дом и раздень, — сказал он Ходу. — И выломай пару половиц. Нужно будет быстро развести огонь.
— Тебе тоже нечего топтаться на пороге, Женомуж. Пойдешь с нами. — Ход перетащил Марафиса через порог. Сам Нож молчал — возможно, впал в беспамятство.
— Мой господин вызывает меня. Я должен поговорить с ним.
Эти слова возымели ожидаемое действие: Ход, как и все невежественные Рубаки, боялся колдовства, как самого Ободранного. Он потрогал эмблему у себя на груди и произнес вполголоса имя Создателя.
— Ступай, — прошипел Вейс, довольный его суеверным страхом, на котором легко было сыграть. — Лучше тебе не оставаться здесь, когда мне явится его двойник.
Ход запер дверь очень проворно для человека с восемью пальцами и при этом прищемил полу своего плаща. Он оторвал застрявший кусок, не открывая двери, — решил, видно, пожертвовать ошметком кожи, лишь бы не увидеть, чего доброго, призрак.
Вейс ехидно улыбнулся. Двойниками и призраками очень удобно пугать детей и таких вот полудурков. Но улыбка тут же погасла, и он, прислонившись к стене хижины, открылся тому, кто вызывал его.
От боли и потрясения у него захватило дух. Пентеро Исс ожил в нем, как второе сердце. Все волосы на теле Вейса встали дыбом, все поры раскрылись, источая пот. Как Исс это делает? На таком расстоянии для этого требуется невероятная сила. Он ведь не просто говорит издали, а входит в чужое тело, подвергая себя опасности обратного удара. Вейс, конечно, сам впустил Исса в себя, но разум и тело не всегда действуют заодно, и самосохранение может оказаться сильнее мысли. Что, если нить порвется?
«Успокойся, Сарга Вейс. Я ведь говорил тебе, что свяжусь с тобой в пути».
Вейс передернулся так, что позвонки захрустели, и страх объял его чистым спиртовым огнем.
«Что вы хотите от меня?»
«Асария с вами?»
«Нет. Она едет на север, в Иль-Глэйв. Нож попытался взять ее вчера на озере, но лед проломился, и она убежала».
«А что семерка?»
«Семерки больше нет. Нож обморожен, Ходу обрубили пальцы, остальные мертвы». Вейсу даже в голову не пришло солгать — ведь Исс был внутри него.
«Я пошлю к вам другую семерку. Ступайте в Иль-Глэйв и ждите их там».
«Но нам придется вернуться в Венис. Нож нуждается...»
«Позаботься о нем, Сарга Вейс, — для этого ты ему и придан. Вы должны следовать за Асарией на Север и вернуть ее назад. Семья Ангуса Лока живет около Иль-Глэйва, и он непременно заедет к своим. Найди и их заодно».
Спорить Вейс не мог. Сила Пентеро Исса намного превышала его собственную — от нее веяло чем-то чуждым, потусторонним.
«И не вздумай надуть меня», — прозвучало уже издали — это Исс удалялся на юг, в Венис, в уютное тепло своего тела.
Вейс обмяк, привалившись к обледенелой бревенчатой стене. Последствия разговора с Иссом чувствовались, как песок на губах, но Вейс не любил плеваться и вместо этого сглотнул. Откуда Исс получил такую силищу? Ведь он слаб — Вейс прощупал правителя на этот предмет еще в их первую встречу. И вдруг такое.
Пытаясь успокоиться, Вейс провел рукой по лицу и скривил рот, уколовшись об однодневную щетину.
— Входи, Женомуж!
Вздрогнув от голоса Хода, Вейс сделал несколько вдохов и выдохов, оторвался от стены и вошел. Марафис лежал с разутой желтой ногой, и кожа слезала с его обмороженного лица клочьями. Вейс собрал свои силы в кулак. Его страх уже проходил, как бывает всегда, когда человек в гневе желает доказать свое превосходство тем, кто считает себя сильнее его. Так, значит, Ход убьет его в случае неудачи? А кто сказал, что Ход, проснувшись, не увидит, что его оставшиеся восемь пальцев отвалились так же, как первые два? И что Пентеро Исс не почувствует, что кто-то вторгся в его собственное тело и что источник его тайной силы перешел в другие, более искусные руки?
Вейс потешил себя этими мыслями ровно столько, чтобы успокоиться. Его ждала работа, и гордость, при всей его ненависти к Марафису Глазастому, не позволяла ему оплошать.
Подавив дрожь отвращения, он вошел в каналы обмороженной плоти Ножа.
31
ИЛЬ-ГЛЭЙВ
Райф узнал дхунитов еще за пятьсот шагов. В синих с медью военных цветах Дхуна, на тяжело нагруженных битюгах, с блестящими, как стекло, начищенными копьями, они ехали на юг по Глэйвской дороге, заставляя сторониться повозки и ручные тачки. Их было всего двое, но они бросались в глаза, словно стальная гора. Они сидели прямо, смотрели вперед, держа руки на древках притороченных к седлам копий, и синие татуировки, как вены, змеились под их дхунскими шлемами.
Ангус сказал что-то — предупредил, кажется, что на них лучше не пялить глаза, — но Райф не обратил на это внимания.
Кланники на Глэйвской дороге! Райф невольно ощупал кожаную ленту, связывающую его волосы. Черноградского серебряного обруча давно уже нет, а черные прошвы на его тулупе под грязью можно и не разглядеть. Все, что осталось у него от клана, — это серебряный колпачок на тавлинке со священным камнем да серебряная проволока на рукояти Темова меча. Даже волосы у него скоро станут длиннее, чем носят в Черном Граде. У них стригутся короче, чем во всех других кланах, презирая всяческие косы, хвосты и бритые макушки, столь же обычные в клановых землях, как белый вереск, расцветающий по весне на заливных лугах.
— Посторонись, Райф. Дай им проехать.
Краем глаза он увидел, как Ангус сворачивает на обочину. Даже он уступает дорогу дхунитам! От этой мысли у Райфа что-то заныло в груди.
Наезженная дорога звенела под тяжкими подковами битюгов. Послеполуденное солнце светило прямо в лицо дхунитам, неспешно едущим навстречу. Они метнули быстрый взгляд на Райфа и столь же быстро отвели глаза. Он по-прежнему держался на середине дороги, но они даже не подумали свернуть и продолжали ехать прямо на него, словно он был какой-нибудь кучкой пыли.
Райф ударил Лося каблуками и съехал с дороги. Дхуниты проследовали по освобожденному им месту, едва он успел свернуть в канаву. Гордо вскинув голову, они, ни разу не оглянувшись, продолжили путь на юг.
Через несколько минут комья грязного снега, потревоженного дхунитами, снова осели в колеях. Райф чувствовал, что Ангус смотрит на него, но не обернулся, даже когда дядя сказал:
— Давай-ка опять выбираться на дорогу. Я хочу поспеть в Глэйв дотемна.
Райф, отдышавшись, кивнул. Выкарабкавшись из канавы, он занял на дороге место впереди Ангуса и нарочно поехал скоро, чтобы несущий двойную ношу гнедой его не догнал.
Итак, в глазах дхунитов он ничто.
Намотав поводья на кулак, он ехал по буграм и ухабам Глэйвской дороги. Масляная поверхность Лохани внизу приобрела цвет птичьей крови при свете солнца, проглянувшего впервые за несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Уловив краем глаза какое-то движение, он невольно попятился. Он перевел взгляд влево и убедился, что внизу, у берега, в самом деле копошится что-то серое. Сарга Вейс облизнул сухие губы. Человек... нет, двое людей. Один лежит на льду, другой стоит над ним на коленях. У Вейса свело желудок. Плащ на втором не серый, а черный, кожаный, вывалянный в снегу. Плащ Рубаки. А он-то думал, что избавился от них.
Вейс прикинул, крепок ли лед у берега и хватит ли там воды, чтобы утопить двух человек. Но в тайнах льда он разбирался плохо и отвел мысль об убийстве, не дав ей созреть до конца.
— Эй, Женомуж! Сюда!
Вейс, вздрогнув, сосредоточил взгляд на коленопреклоненном человеке. Тот призывно махал рукой, и Вейс сразу заметил, что с ней что-то не так. На месте двух пальцев торчали кровавые обрубки. Увидев, что гвардеец тяжело ранен, Вейс немного успокоился и вышел из тени на свет.
Бредя по снегу к берегу, он вспомнил имя этого человека: Ход. Грязный редкозубый солдафон с черной каймой под ногтями, который хвастался своим родством с владетелем Соломенных Земель и в доказательство носил на груди его эмблему — две руки, сложенные крестом. Вейс его терпеть не мог. Все шестеро гвардейцев были прихлебателями Марафиса Глазастого, но этот и среди них выделялся своим рвением. И рта не мог раскрыть, чтобы не изрыгнуть какую-нибудь пакость.
— Помоги мне дотащить его до хижины. Он себе ногу отморозил.
Вейс, почти не слушая Хода, пробирался через изрытый замерзший ил у берега. Теперь тот, что лежал, стал ему лучше виден, и это снова вызвало у него учащенное сердцебиение. Огромная голова с шапкой светло-каштановых волос и широченные плечи: Марафис Глазастый. Сарга Вейс побледнел. Он думал, что Нож погиб в черных водах Лохани.
— Да, Женомуж. Ты бросил меня в зубах у черта, а он выплюнул меня назад. — Маленький ярко-голубой глаз смотрел на Вейса с чем-то вроде удовлетворения. Нож лежал на боку — половина тела на берегу, половина на льду. Его лицо приобрело восковую желтизну, сосуды на носу и щеках полопались. С маленького рта свисали ошметки кожи, шевелящиеся от дыхания, один глаз заплыл. Рука, желтая, чешуйчатая и скрюченная, как птичья лапа, подергивалась. Обмороженная нога в сапоге лежала на льду, как колода.
Марафис ощерился в улыбке, жуткой на тронутом морозом лице.
— Правильно боишься, Женомуж. Я видел, что ты сотворил с конем Стагро, я барахтался в воде позади тебя и видел, как ты вылез на лед.
— Я искал тебя, но в той ледяной каше...
— Прибереги вранье-то — пригодится. — Ход стал резать сапог на ноге Марафиса, и тот сморщился. — Мне одно хотелось бы знать: из трусости ты так себя вел или по злобе. Смерти моей хотел, а? Или так уж старался спасти собственную шкуру, что обо мне и моих людях и думать забыл?
Ход медлил убирать нож, ожидая ответа Вейса, Марафис стиснул в кулак здоровую руку, превозмогая боль. Оба, хоть и покалеченные, были все еще опасны. Проглотив желчь, Вейс сказал:
— Я не желал твоей смерти, Нож. Можешь в этом не сомневаться. Лед треснул не по моей воле, а из-за девушки. Она завела нас слишком далеко, ее конь был нагружен легче наших и умел танцевать на льду. Когда я упал в воду, у меня осталась только одна мысль: выбраться. Конь Стагро оказался близко, и я воспользовался им. А когда я вылез из воды, у меня уже не было сил ни на что другое.
— Однако до хижины ты все-таки дополз, — заметил Нож.
— И мокрую одежду скинул, — добавил Ход.
— Все это я сделал безотчетно. Я...
— Заткнись. Надоел пуще блох в мотне. Ты хочешь сказать, что ты трус, а не убийца, — ну так докажи это с помощью своей паскудной магии. Я не хочу потерять ногу и руку. Ты должен их спасти.
— Но...
Нож стукнул здоровой рукой по льду.
— Я видел, что ты сделал с лошадью — ты ее поджарил. Вот так ты должен согреть и меня, только осторожно, не обжигая. Ход присмотрит за тем, чтобы ты мне не навредил.
Ход ласково улыбнулся, показав застрявшие в зубах волокна вяленого мяса.
— Пусть дьявол тебе поможет, если навредишь, Женомуж.
Вейс попятился. Врачевать, и кого — Ножа! Его обуял ужас. Он не врач и не обучен, как некоторые чародеи, обращению с кровью и внутренностями. К болезням он питал отвращение, и желтая распухшая плоть Марафиса была ему противна, как вид кишащих на трупе червей. Да и сил у него нет. Как может он чародействовать после того, что случилось вчера? Он должен отдохнуть и выспаться.
— Давай помоги Ходу отнести меня в хижину.
— Я не могу тебя вылечить. Это просто невозможно.
Марафис тряхнул головой и сморщился, поплатившись за это усилие.
— У тебя нет выбора, Женомуж. Четверо лучших моих людей мертвы. Один получил стрелу в печень, другому продырявили грудь мечом, еще двое погибли в Лохани. Будь ты мужиком, а не полубабой, ты бы их спас. Я хорошо знаю твою черную душонку, Сарга Вейс. Ты хотел убраться отсюда подобру-поздорову, вернуться к своему хозяину и сплести ему сказочку о том, какой ты герой и какая злосчастная судьба постигла нас, остальных. Так вот, этому не бывать. Ход лишился двух пальцев, но он и с восемью с тобой справится. Он убьет тебя по одному моему слову, и у меня язык чешется это слово сказать. Ты мне нужен только как лекарь — вот и лечи меня. Может, тогда Ход забудет о потере своих братьев и оставит тебе жизнь.
Вейс смотрел в одинокий глаз Ножа. Даже простертый на льду, тот оставался опасным. Вейс верил, что он способен на все: стоит только вспомнить, что он выжил, провалившись под лед на морозе, чтобы убедиться в силе его воли.
— Никак слезу собрался пустить, Женомуж?
Вейс злобно посмотрел на Хода и с удовлетворением увидел, как эта толстошеяя скотина отвела взгляд. Гвардейцы уже не впервые прохаживались по поводу красных, воспаленных глаз Вейса. Сердито смахнув с них слезы, маг сказал:
— Отнесем его в хижину.
Марафис молчал, пока они поднимались с ним на берег. Основную тяжесть Ход принял на себя — Вейс держал Ножа за ноги. Они продвигались с трудом, и Нож, должно быть, сильно страдал, но ни разу не вскрикнул и не выругался. Кто-то возможно, восхитился бы подобной стойкостью, но Вейсу было не до того: страх перед тем, что ему предстояло, давил на грудь, как свинец.
Добравшись наконец до хижины, он ощутил новую боль, дергавшую в голове, как больной зуб.
— Втащи его в дом и раздень, — сказал он Ходу. — И выломай пару половиц. Нужно будет быстро развести огонь.
— Тебе тоже нечего топтаться на пороге, Женомуж. Пойдешь с нами. — Ход перетащил Марафиса через порог. Сам Нож молчал — возможно, впал в беспамятство.
— Мой господин вызывает меня. Я должен поговорить с ним.
Эти слова возымели ожидаемое действие: Ход, как и все невежественные Рубаки, боялся колдовства, как самого Ободранного. Он потрогал эмблему у себя на груди и произнес вполголоса имя Создателя.
— Ступай, — прошипел Вейс, довольный его суеверным страхом, на котором легко было сыграть. — Лучше тебе не оставаться здесь, когда мне явится его двойник.
Ход запер дверь очень проворно для человека с восемью пальцами и при этом прищемил полу своего плаща. Он оторвал застрявший кусок, не открывая двери, — решил, видно, пожертвовать ошметком кожи, лишь бы не увидеть, чего доброго, призрак.
Вейс ехидно улыбнулся. Двойниками и призраками очень удобно пугать детей и таких вот полудурков. Но улыбка тут же погасла, и он, прислонившись к стене хижины, открылся тому, кто вызывал его.
От боли и потрясения у него захватило дух. Пентеро Исс ожил в нем, как второе сердце. Все волосы на теле Вейса встали дыбом, все поры раскрылись, источая пот. Как Исс это делает? На таком расстоянии для этого требуется невероятная сила. Он ведь не просто говорит издали, а входит в чужое тело, подвергая себя опасности обратного удара. Вейс, конечно, сам впустил Исса в себя, но разум и тело не всегда действуют заодно, и самосохранение может оказаться сильнее мысли. Что, если нить порвется?
«Успокойся, Сарга Вейс. Я ведь говорил тебе, что свяжусь с тобой в пути».
Вейс передернулся так, что позвонки захрустели, и страх объял его чистым спиртовым огнем.
«Что вы хотите от меня?»
«Асария с вами?»
«Нет. Она едет на север, в Иль-Глэйв. Нож попытался взять ее вчера на озере, но лед проломился, и она убежала».
«А что семерка?»
«Семерки больше нет. Нож обморожен, Ходу обрубили пальцы, остальные мертвы». Вейсу даже в голову не пришло солгать — ведь Исс был внутри него.
«Я пошлю к вам другую семерку. Ступайте в Иль-Глэйв и ждите их там».
«Но нам придется вернуться в Венис. Нож нуждается...»
«Позаботься о нем, Сарга Вейс, — для этого ты ему и придан. Вы должны следовать за Асарией на Север и вернуть ее назад. Семья Ангуса Лока живет около Иль-Глэйва, и он непременно заедет к своим. Найди и их заодно».
Спорить Вейс не мог. Сила Пентеро Исса намного превышала его собственную — от нее веяло чем-то чуждым, потусторонним.
«И не вздумай надуть меня», — прозвучало уже издали — это Исс удалялся на юг, в Венис, в уютное тепло своего тела.
Вейс обмяк, привалившись к обледенелой бревенчатой стене. Последствия разговора с Иссом чувствовались, как песок на губах, но Вейс не любил плеваться и вместо этого сглотнул. Откуда Исс получил такую силищу? Ведь он слаб — Вейс прощупал правителя на этот предмет еще в их первую встречу. И вдруг такое.
Пытаясь успокоиться, Вейс провел рукой по лицу и скривил рот, уколовшись об однодневную щетину.
— Входи, Женомуж!
Вздрогнув от голоса Хода, Вейс сделал несколько вдохов и выдохов, оторвался от стены и вошел. Марафис лежал с разутой желтой ногой, и кожа слезала с его обмороженного лица клочьями. Вейс собрал свои силы в кулак. Его страх уже проходил, как бывает всегда, когда человек в гневе желает доказать свое превосходство тем, кто считает себя сильнее его. Так, значит, Ход убьет его в случае неудачи? А кто сказал, что Ход, проснувшись, не увидит, что его оставшиеся восемь пальцев отвалились так же, как первые два? И что Пентеро Исс не почувствует, что кто-то вторгся в его собственное тело и что источник его тайной силы перешел в другие, более искусные руки?
Вейс потешил себя этими мыслями ровно столько, чтобы успокоиться. Его ждала работа, и гордость, при всей его ненависти к Марафису Глазастому, не позволяла ему оплошать.
Подавив дрожь отвращения, он вошел в каналы обмороженной плоти Ножа.
31
ИЛЬ-ГЛЭЙВ
Райф узнал дхунитов еще за пятьсот шагов. В синих с медью военных цветах Дхуна, на тяжело нагруженных битюгах, с блестящими, как стекло, начищенными копьями, они ехали на юг по Глэйвской дороге, заставляя сторониться повозки и ручные тачки. Их было всего двое, но они бросались в глаза, словно стальная гора. Они сидели прямо, смотрели вперед, держа руки на древках притороченных к седлам копий, и синие татуировки, как вены, змеились под их дхунскими шлемами.
Ангус сказал что-то — предупредил, кажется, что на них лучше не пялить глаза, — но Райф не обратил на это внимания.
Кланники на Глэйвской дороге! Райф невольно ощупал кожаную ленту, связывающую его волосы. Черноградского серебряного обруча давно уже нет, а черные прошвы на его тулупе под грязью можно и не разглядеть. Все, что осталось у него от клана, — это серебряный колпачок на тавлинке со священным камнем да серебряная проволока на рукояти Темова меча. Даже волосы у него скоро станут длиннее, чем носят в Черном Граде. У них стригутся короче, чем во всех других кланах, презирая всяческие косы, хвосты и бритые макушки, столь же обычные в клановых землях, как белый вереск, расцветающий по весне на заливных лугах.
— Посторонись, Райф. Дай им проехать.
Краем глаза он увидел, как Ангус сворачивает на обочину. Даже он уступает дорогу дхунитам! От этой мысли у Райфа что-то заныло в груди.
Наезженная дорога звенела под тяжкими подковами битюгов. Послеполуденное солнце светило прямо в лицо дхунитам, неспешно едущим навстречу. Они метнули быстрый взгляд на Райфа и столь же быстро отвели глаза. Он по-прежнему держался на середине дороги, но они даже не подумали свернуть и продолжали ехать прямо на него, словно он был какой-нибудь кучкой пыли.
Райф ударил Лося каблуками и съехал с дороги. Дхуниты проследовали по освобожденному им месту, едва он успел свернуть в канаву. Гордо вскинув голову, они, ни разу не оглянувшись, продолжили путь на юг.
Через несколько минут комья грязного снега, потревоженного дхунитами, снова осели в колеях. Райф чувствовал, что Ангус смотрит на него, но не обернулся, даже когда дядя сказал:
— Давай-ка опять выбираться на дорогу. Я хочу поспеть в Глэйв дотемна.
Райф, отдышавшись, кивнул. Выкарабкавшись из канавы, он занял на дороге место впереди Ангуса и нарочно поехал скоро, чтобы несущий двойную ношу гнедой его не догнал.
Итак, в глазах дхунитов он ничто.
Намотав поводья на кулак, он ехал по буграм и ухабам Глэйвской дороги. Масляная поверхность Лохани внизу приобрела цвет птичьей крови при свете солнца, проглянувшего впервые за несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107